Я сидел в монтажной, уставившись на монтажный стол. Щёлканье склеек стало для меня уже почти колыбельной — я столько времени проводил здесь, что, наверное, даже стал пахнуть ацетоном, как сама монтажная.
— Ну что, товарищ режиссёр, — спросил Лёва, наш монтажёр, худощавый парень в вельветовом пиджаке, — очередной дубль режем?
— Очередной, — вздохнул я и взял ножницы. — Но этот уже точно последний.
Картина складывалась по кусочкам, словно огромный паззл. На студию свалили километры плёнки — все дубли, все планы, всё подряд. Теперь наша задача была из этого хаоса собрать стройный фильм. Я наизусть знал, где наш «советский Терминатор» — «Железный Юрий» — моргнул не в такт, а где Катя так натурально выругалась в порыве отчаяния, что цензура бы даже с нашим зелёным светом на всё не простила бы.
— Так, — я хлопал по столу и говорил, — вот это оставляем, это выкидываем, это под вопросом, оставляем на всякий случай, а здесь склейка.
Лёва кивал и ловко резал плёнку, соединяя её концы клеем, который так вонял, что у меня иногда кружилась голова. Мы шутили, что если так пойдёт дальше, то мы оба надышимся и снимем «Терминатора-3» уже в стиле сюрреализма Сальвадора Дали.
Когда картина, наконец, приобрела более-менее связный вид, пришло время озвучки.
— Ну вот, теперь будет веселее, — сказал я, входя в звукозаписывающую студию. — Где наш киборг?
Юрий Петрович был уже в студии.
— Не переживайте, — сказал я ему. — Говорить вам много, как вы понимаете, не придётся. Вы уже при съёмке сделали для фильма практически всё, что нужно. Сейчас же нам предстоит записать только несколько ключевых фраз. И в первую очередь — «Я вернусь».
— Это я помню, — кивнул силач, держа в огромных руках сценарий, и предложил: — А может быть, немного изменить и мне произнести что-то вроде: «Я приду вновь»?
— Нет! — я аж подпрыгнул. — Должно звучать кратко, но так, чтобы мурашки по коже бегали! «Я вернусь» — и точка! Так было, так есть и так будет.
Тот спорить не стал и с первого же дубля выдал именно то, что нужно и как нужно: ровно, хладнокровно и с металлическим оттенком.
— Вот! — показал я рукой на магнитофон звукозаписи. — Вот это и оставляем!
Следом пришла Катя, и тут звукорежиссёр схватился за голову. Она орала в микрофон так, что стрелка на пульте зашкаливала.
— Котёнок, ну не кричи ты! — засмеялся я, показывая, что нужно вновь переписать дубль. — Это не рынок и не соседка по подъезду, которая ремонт третий год делает и перфоратор с утра и до ночи не выключает. Твоя героиня хоть и мужественная, но далеко не горлопанка. Говори спокойно и уверенно.
— Саша, но я не кричу! Я играю! — обиделась она.
— Вот и играй, только на два тона тише, а то у нас магнитофон расплавится. Я, конечно, понимаю, что у тебя это уже профессиональное, ибо ты на сцене уже привыкла петь, раскрыв на всю катушку диафрагму, но всё же постарайся уменьшить громкость. Готова? Мотор! Э-э, в смысле — пишем!
Так как музыку из фильма я прекрасно помнил, с её записью почти не возникло никаких трудностей. Занимались ей до глубокой ночи. Сначала барабаны — мощные, ритмичные, как грохот танков. Потом гитары на перегрузке — зловещие аккорды, от которых пробегал мороз по коже. Потом синтезаторы. Саундтрек был точной копией фильма оригинала. Прослушав его, посчитал, что он более чем достаточен и никаких новых композиций решил не вставлять.
Звукорежиссура была отдельной песней. Мы с инженерами сводили шумы, подкладывали звуки шагов, выстрелов, визг тормозов. Происходила полная переозвучка всего фильма.
— Слушай, — сказал я звукачу, — а давай, когда киборг выходит из огня, поставим звук паровозного гудка?
— Но это же не поезд, а огонь, — возразил инженер.
— Зато страшно будет! Страшно и громко! — отрезал я и скомандовал. — Короче, ищи этот звук, и наложим! А там видно будет.
Мы сидели над фильмом днями и ночами, пока, наконец, не сложили его воедино.
И вот однажды утром, в который уж раз отсмотрев картину целиком, я понял: всё — фильм готов.
— Ну что, товарищи, — сказал я себе, глядя на погасший монитор, — задание партии выполнено.
Немедля дал распоряжение, и мы в копировальном цехе сделали десять копий. Подошедшие Лебедев и Кравцов тут же настояли, чтобы каждая бобина получила надпись «СОВ. СЕКРЕТНО» и отныне имела соответствующее грифу отношение к себе.
Возражать не стал и, оставив коллег заниматься засекречиванием, поднялся к себе в кабинет, взял трубку телефона и набрал нужный номер.
— Алло, — раздался строгий голос на том конце провода.
— Товарищ Суслов? — я автоматически выпрямился. — Докладываю: фильм про робота-убийцу готов.
— Э-э, — растерянно произнесли в трубке. А потом, вероятно, вспомнив, кто звонит и о чём вообще идёт речь, собравшись с мыслями, уточнили: — Что, полностью?
— Да.
— Но, Васин! — воскликнули на том конце провода. — Прошло же меньше недели! Ты что, за неделю снял тот фильм, о котором мы говорили многие месяцы⁈
— Понимаю, что долго, но спецэффекты заняли много времени. А так бы, думаю, дня на два бы раньше закончили, — виновато пояснил я.
В трубке чуть помолчали, а потом сказали:
— Тогда так, бери копию и езжай на Старую площадь. Посмотрим, что там у тебя получилось.
Я положил трубку и, посмотрев на телефон, стал ждать.
Минута… другая… третья… пятая…
Аппарат молчал.
— Ну почему же так получается? Почему никто не звонит⁈ — совершенно расстроившись, громко вскрикнул я.
И тут произошло чудо!
Раздалась долгожданная трель.
Я подождал ещё пару секунд и, сняв трубку, сказал:
— У аппарата.
— Товарищ Васин, — произнесла секретарша, — вам звонят из Министерства культуры и из МИД. Соединить?
— Нет! — ответил я и выдал то, чего так долго ждал и всегда хотел сказать: — Скажите, что я уехал на доклад на Старую площа… гм, или нет, скажите лучше, что уехал на доклад в Кремль — так солидней звучит! — а потом чуть подумал и добавил: — И если мама позвонит, то передайте, что я, как и обещал, картошки и хлеба куплю по дороге.
Когда после просмотра в кабинете у Секретаря ЦК зажёгся свет, тот долгое время молчал, а затем повернулся ко мне и произнёс:
— Это превосходно!
— Неужели вам понравилось? — удивился я.
— А разве могло быть по-другому? Ты, Саша, снял отличный фильм, и, я уверен, нашему труженику он обязательно понравится. Ты просто молодец!
И тут я понял, что действительно смог добиться уважения у одного из старейших руководителей страны. И выражалось это не в том, что он меня похвалил, а в том, что впервые за всё время назвал не Васиным, а по имени. А такое в любые времена чего-то да стоит.
Когда вечером мне сообщили дату премьеры, сердце у меня ёкнуло. Конечно же, я знал, что когда-нибудь это произойдёт, но всё равно оказалось для меня неожиданностью.
И вот этот заветный октябрьский день настал. Кремлёвский Дворец съездов, красная дорожка, приглашены министры, послы, артисты, военные, писатели и даже иностранные журналисты — казалось, долгожданную картину пришёл посмотреть весь город.
У входа толпились зрители. Некоторые держали в руках афиши, где огромными буквами было написано: «Фантастический фильм Саши Васина… „Терминатор-2“». Пришедшие на премьеру люди, с большим трудом достав билеты, были в предвкушении увидеть так ожидаемую ими картину. Зал шумел. Я шёл по ковровой дорожке вместе с Мартой. Маленький Вася был для подобных церемоний ещё мал и оставался в доме под присмотром нанятой сиделки. Ну а мы были вынуждены не только быть в зале, но и улыбаться при этом вспышкам фотоаппаратов. За нами следовали актёры — Света Конорова, её киношный сын, наш «киборг-защитник» и даже «киборг-убийца» в строгом костюме, чтобы никто не догадался, что он на экране будет абсолютно безжалостен.
Вскоре зал заполнился. Огни погасли.
И вот на экране — первая сцена: ВДНХ, ночь, золотые статуи, вспышка, туман… Появляется киборг…
В зале раздался лёгкий шум. Некоторые зрители ахнули.
Я, вновь сидя, по своей традиции почти не смотрел на экран, а наблюдал за публикой. А публике было очень даже интересно… Дамы прикрывали рот руками, студенты прижались к креслам, военные хмурили брови.
— Ох ты ж… — выдохнули на первом ряду. — Это ж наши фонтаны!
— Наши! И снято красиво, — согласился мужчина с каменным лицом в военной генеральской форме.
Когда появился защитник в метро «Комсомольская», зал впервые зашумел сильнее.
— Вот это да, — пробормотал кто-то. — Власов ещё больше и мощнее стал, чем прежде.
— Как живой, — вздохнули рядом со мной.
— Так он и есть живой! — не выдержал я, но на меня тут же шикнули.
Когда защитник прошёл по залу станции, две женщины на втором ряду одновременно вздрогнули. Шаги гулко отдавались в колоннах, что означало — звукорежиссура вышла на славу.
Погоня по Москве началась с резкой смены темпа. Защитник вытаскивает Свету из психбольницы, сирены, топот сапог, выстрелы.
В зале стало шумно: люди ёрзали, шептались.
— Ничего себе, едрить её в качель, вот теперь интересно, — услышал я мужские голоса, доносящиеся со всех сторон.
Когда защитник вышиб дверь плечом, зал дружно вздрогнул, а одна дама даже закрыла глаза и прижалась к соседке.
Просмотр фильма шёл на ура.
Смех, аплодисменты, кто-то даже встал, когда защитник сказал: «Со мной ты выживешь».
Далее был бой со спецназом. И тут случился первый курьёз. Когда на экране появился вращающийся пулемёт, публика ахнула, а какой-то чиновник вскочил и выкрикнул:
— Кто разрешил такое оружие показывать? Оно наверняка секретное!
В зале послышался вначале робкий смех, а затем полный ржач с криками:
— Да его уже давно в «Хищнике» рассекретили! Вы спали, что ль, и тот фильм не видели⁈
Чиновник хотел было что-то ещё сказать, но на него шикнули со всех сторон. Машинально отметил, что подобное оружие вообще человеку не под силу, его и таскать-то тяжело, а уж после начала стрельбы любого культуриста, даже Железного Юрия, просто отбросит чудовищной отдачей назад. Только с помощью магии кино такое реально провернуть, ну а пока публика от души потешалась над ляпнувшим несуразицу замшелым бюрократом.
Веселье быстро сошло на нет, тем более что киборг уже шёл с этим миниганом по коридору к оконному порталу.
— Тра-та-та-та-та! — из колонок раздались звуки бесконечной пулемётной очереди, тут же переросшей в рёв безжалостного скорострельного орудия. Аудитория вжалась в кресла, затаив дыхание.
Защитник поливал свинцом всё вокруг. Гильзы сыпались градом, дёргались как в припадке корпуса разносимых в клочья машин, пули вырывали куски из асфальта, но при этом ни один милиционер даже ранения не получил.
— Вот это молодец! — восхищённо сказал генерал. — Всех перепугал, а жертв нет!
— Такого б в армию, — хмыкнул другой.
Зал дружно засмеялся, напряжение немного спало.
А потом — Арбат, погоня. Толпы простых людей, паника, музыка.
Погоня на мотоцикле вызвала настоящие аплодисменты. Особенно когда мотоцикл вылетает на Садовое кольцо и уходит от грузовика.
— Как они это сняли? — поражённо спросил чей-то голос.
— На самом деле гоняли? — удивлённо вторил ему другой.
— И как только в живых после такого остались? Особенно при взрыве вертолёта⁈ Или всё же были трупы⁈ — недоверчиво пробурчал третий.
Я сидел и ухмылялся: ну да, гоняли и выжили.
Финальная битва в Мытищах своей масштабностью и эпичностью сцен поразила сердца всех. Пар, искры, огонь, грохот и безудержный бой. Зал, в который уже раз за сегодня, буквально замер, подавшись телами вперёд. Когда хороший киборг пожертвовал собой, женщина в первом ряду всхлипнула, да и молодой парень рядом с ней тоже не удержался и шмыгнул носом.
Люди молчали и смотрели не мигая. И в тот момент, когда прозвучала последняя фраза: «Я вернусь», — по залу пронёсся гул трогательных вздохов.
— Вот это кино, — сказал генерал, вставая. — Вот это мощь. Где тот, кто это сделал? Где режиссёр! Браво!
И тут — как будто кто-то сорвал стоп-кран: аплодисменты, крики людей. Буря оваций накрыла весь зал.
Я поднялся на сцену, и меня ослепил свет софитов. Люди аплодировали стоя. В это время на сцену уже поднялись актёры и все причастные к производству фильма. Иностранные журналисты махали руками, послы хлопали так, будто это был их собственный фильм.
Улыбаясь и кланяясь направо и налево, я краем уха услышал, как один из чиновников Минкульт СССР сказал кому-то из коллег.
— Это не советское кино — точно вам говорю… но, чёрт возьми, это великое кино.
И он был кое в чём одновременно и прав, и не прав. Мне перед собой оправдываться было не надо. Уж кто-кто, а я-то знал правду — оригинальный фильм был действительно снят не у нас. Но теперь, когда я появился в этом времени и вывернул прошлую историю наизнанку, всё стало совершенно по-другому. Отныне и на века фильмы серии «Терминатор» стали неотъемлемой частью кинематографа страны советов, и другому уже быть не дано.
Фойе шумело, как растревоженный улей. Восторженные зрители вопреки всему по домам не расходились, а обсуждали последние кадры, спорили, смеялись. Кто-то неистово доказывал всем, что хороший киборг всё-таки выжил, ибо не мог умереть столь нужный людям экземпляр. Ему громогласно поясняли со всех сторон, дескать, чан с расплавленным металлом не пожалеет никого — ни хорошего, ни плохого. Но он стоял на своём, обосновывая чудесное спасение тем, что добрый киборг провёл в чане совсем немного времени и выпрыгнул через расплавившееся дно этого самого чана. «Просто режиссёр это решил не показывать сейчас, а приберечь для третьей части».
Разумеется, я в спор вступать не стал, да и некогда было. Ко мне подошёл Лебедев. Его лицо было довольное и хитрое.
— Ну что, Саша, сейчас пойдём к репортёрам. Надо будет дать небольшое интервью и ответить на несколько вопросов.
— Может, потом? — вздохнул я.
— Надо, Саша, надо, — похлопал он меня по плечу. — Это важно.
Я не стал спорить, просто кивнул, расправил плечи и пошёл туда, где уже толпились журналисты. Камеры щёлкали, диктофоны выскакивали из карманов, микрофоны тянулись в мою сторону.
Первый вопрос был ожидаемым:
— Скажите, как вам удалось добиться такой реалистичности сцен погони?
— Секрет прост, — улыбнулся я. — Мы всё делали по-настоящему. Настоящие машины, настоящая Москва, настоящие нервы.
Репортёры дружно закивали и записали.
Второй вопрос был уже с подвохом:
— Правда ли, что в одной из сцен использовались настоящие милиционеры?
— Конечно, — ответил я. — Мы их просто не предупреждали, что идёт съёмка. Поэтому эффект паники был стопроцентно достоверный. — Тут я покосился на Лебедева, который широко открыл глаза и, хохотнув, произнёс: — Шутка! Все, кто был в кадре — были актёрами второго плана.
Толпа разразилась смехом, кто-то даже захлопал.
И тут пошёл третий вопрос, длинный и какой-то замысловатый — про философский подтекст фильма. Мол, о чём он на самом деле?
Я только начал отвечать, как заметил боковым зрением, что один из иностранных фотографов подбирается ближе, и ещё ближе.
— … Ну, понимаете, если смотреть шире, то фильм — это не столько о роботе, сколько о человеке и его месте… — начал я, но тут прямо перед лицом произошла вспышка.
— Эй! — успел крикнуть я.
И тут раздался треск, хлопок, и что-то горячее и острое ударило меня по лицу, как молотком.
«Что за фигня⁈ — пронеслись мысли в голове, и я схватился за лицо, ощущая, как по щеке скатывается горячая слеза. — Или это кровь?»
Репортёры вскрикнули, кто-то подбежал, кто-то выхватил носовой платок и протянул мне, суя в руку.
— Осторожно, не трите! — стали кричать суетившиеся вокруг люди.
Раздались крики:
— Позовите врача! Скорее!
— Глаза! Что у него с глазами⁈
Я только моргал и пытался понять, увижу ли я теперь хоть что-то. Мир вокруг был красный, расплывчатый и какой-то нереальный.
«Вот тебе и на, — горестно думал я. — Премьера, блин… Вышел, называется, к людям. Неужели это конец⁈»