Однако насладиться новым мышле́нием или даже мы́шленьем я толком не успел, потому что зазвонил селектор для совещаний.
Я нажал на самую левую кнопку.
— Александр Сергеевич, чайник пока не закипел, но вам звонят, — раздался голос личного (личного, ёлки-палки!) секретаря. — Будете отвечать?
Она была явно чем-то встревожена.
— Буду. А кто звонит-то?
— Звонят из приёмной товарища Суслова, — перешла она на шёпот. — Товарищ Суслов хочет с вами переговорить. Соединять?
— Соединяйте, — снизошёл с небес на землю я и, сняв трубку и нажав на соседнюю кнопку, сказал: — Алло! У аппарата.
— Васин! Ты почему опаздываешь на работу? Мне доложили, что ты только приехал. А уже как семь минут назад должен был быть на рабочем месте! Первый день и ты себе уже такое позволяешь! — тут же наехал на меня голос моего (судя по всему) нового суперкуратора.
Я хотел было сказать, что, согласно общему мнению, начальство не опаздывает, а задерживается, но благоразумно не стал перечить сильному мира сего. Всё же я сейчас вёл телефонную беседу не с кем-нибудь, а с одним из руководителей страны. А с такими товарищами лишний раз вступать в конфронтации уж точно не стоило, даже на уровне бытовых шуток.
Вот я и не стал, просто ответив:
— Пробки на дороге, Михаил Андреевич. И, кстати, здравствуйте.
— Здравствуй-здравствуй, — буркнул в трубке голос и тут же поинтересовался: — Что это там за пробки у тебя? Ты выпиваешь, что ль?
— Нет. Я говорю, автомобильные пробки на дорогах. А точнее на дороге — толпа соискателей перекрыла проезжую часть. Вот и задержался маленько.
— О жаждущих попасть к вам на работу тружениках мы знаем, — кашлянул он. — Все хотят в киноиндустрии работать. И всё это благодаря тебе, Васин. Так что ты давай — держи марку. Веди себя, как и положено советскому руководителю: сдержано, дружелюбно и профессионально. Не зазнавайся и со своими подчинёнными всегда находи общий язык.
— Буду!
— Вот и договорились. Я, собственно, позвонил тебе поздравить с первым рабочим днём и пожелать удачи и успехов. Кроме этого, хотел обратить твоё внимание на то, что новый фильм про киборга, о котором мы с тобой вчера не говорили, стоит и будет стоять в приоритете! Так что ответственность за его успех лежит полностью на тебе! Им тоже займись в кратчайший срок!
— Да откуда же у меня столько времени и сил найдётся? — опешил я.
— Васин, ты мне не фыркай, а вспомни, кто ты есть! А ты, Васин, теперь не просто режиссёр-самоучка, а большой начальник! В твоей власти потребовать людей и средств столько сколько нужно. И твоя задача в первую очередь не самому лезть в каждую бочку затычкой, а организовать работу, проследить за процессом исполнения и своевременно представить твоему руководству готовый результат. Ты начальник, и об этом не забывай, — наставнически произнёс Секретарь ЦК. Потом чуть помолчал, словно что-то вспоминая и выдал: — Кстати о пробках, о которых ты тут упоминал… Раз уж мы с тобой о них заговорили, то хочу вновь напомнить тебе о текущем твоём высоком положении. И поэтому ты обязан следить за собой не только на работе в киностудии, не только в обычной жизни, но и на сцене больше не хулиганить!
— Да я и не хулиганил, вроде бы…
— А я говорю — хулиганил! И не единожды! Я-то твои выступления и по телевизору видел, и в записи пересматривал. Поэтому могу судить — в твоих заграничных номерах было непростительно много хулиганства. Недопустимого разгула!
— Разве много? Да, вроде бы, не особо, — промямлил я, пытаясь вспомнить, чего я в разных там Германиях на сценах вытворял.
Вспомнил. Представил реакцию на эти исполнения товарищей из ЦК и тут же икнул.
— Нет — особо! Отвратительно себя вёл, позволяя себе слишком многое. Все эти сальто, разрывание на себе тельняшки, прыжки с шашкой, в бурке и в папахе — всё это не может быть истолковано никак иначе, как хулиганство! — продолжил меня пропесочивать собеседник. — Поэтому я тебе и повторяю — прекращай немедленно!
Я решил так просто не сдаваться и осторожно уточнил:
— Михаил Андреевич, скажите, а что вы имеете в виду под словом хулиганство? Это я спрашиваю, чтобы удостовериться, что мы имеем в виду под этим словом одно и то же.
— Тут и думать нечего! Всё запрещённое — уже хулиганство, а то и похуже! Ясно выражаюсь? — Холодно пояснил руководитель.
— Но курить, например, где-то разрешено, а где-то запрещено, — стал проводить логическую аналогию я.
— А ты, что, ещё и куришь? — как мне показалось, ошеломлённо произнёс Суслов.
— Нет, — ответил я, автоматически замотав головой, хоть собеседник этого видеть и не мог. — Просто я говорю, что правила везде разные. В некоторых местах нельзя курить, а в некоторых нельзя пить.
— А ты, что, ещё и пьёшь⁈ — ещё больше удивившись, произнесли в трубке и ту же забурчали: — Ну знаешь ли… Ну знаешь ли!..
— Да нет, конечно! Я в завязке! — сразу же успокоил я Секретаря ЦК. — Просто как пример привожу. Ведь не всё что запрещено, то разрешено. И наоборот.
Собеседник задумался над сказанным мной, а потом спросил:
— Ты чего, Васин, меня запутываешь? Что запрещено, то запрещено. И не надо мне тут зубы заговаривать. Ты не хулигань главное. И веди себя трезво. Это в первую очередь алкоголя касается. Он многих погубил. Так что не пей!
— Да не пью я! — заверил я и тут же на всякий случай добавил: — И не курю!
— Вот и молодец! — похвалил меня товарищ Суслов, а затем, чуть помолчав, произнёс: — А знаешь что?.. Раз уж ты не пьёшь и не куришь, то сделай-ка ты нам доклад для молодёжи об этих вредных привычках.
— Что? О чём вы говорите? Какой доклад? — обалдел я. — Где я его буду докладывать?
— На осенней сессии съезда ВЛКСМ и доложишь! Выступишь прямо на открытии! — назначили мне сроки в трубке, после чего явно радостным тоном добавили: — Всё! Работай! Конец связи!
— Охренеть можно! — только и прошептал я, поражаясь, как быстро и непринуждённо меня припахали к полезной социальной рекламе — причём бесплатно.
«Да, попал ты, Вася, как кур в ощип, — начало приходить понимание. — Теперь с живого с меня не слезут. Всю кровь выпьют коллеги-бюрократы, все соки выжмут. Эх, дела наши тяжкие… Из режиссёра в народные лекторы, и явно не обойдётся всё одним выступлением, по всей стране вести агитацию придётся, не меньше!».
Я встал, подошёл к окну и, откинув штору, замер на мгновение. Передо мной раскинулась вся территория студии — ухоженная, вылизанная, словно только что сошла со страниц журнала «Огонёк». Асфальтированные дорожки блестели после утренней росы, на газонах ровными квадратами зеленела свежая трава. Слева тянулись покрашенные в светлые тона цеха — бывшие кирпичные заводские корпуса, но теперь они выглядели как новые. Даже трубу, ещё недавно покрытую копотью, успели побелить — теперь она стояла белоснежная, словно памятник индустриальной эпохе, и совсем не портила вид.
Чуть дальше виднелись ангары и боксы бывшей автобазы — аккуратно покрашенные, с новыми воротами, блестящими на солнце. Между ними сновали люди: кто-то катил тележку с реквизитом, кто-то спешил с кипой бумаг и папок. В углу территории заметил небольшой скверик со скамейками и аккуратными цветниками — там сидели и беседовали какие-то работницы.
— Красота, — пробормотал я вслух и усмехнулся. — И это теперь мой рабочий двор. Кстати…
Тут мне вдруг вспомнилось кое-что, и стало очень интересно, где именно теперь располагается компьютерный цех, который, как мне недавно докладывали, был перенесён в более просторное здание.
Аппаратура, которую замечательный режиссёр Джордж Лукас любезно передал нам вместе со своими инженерами, уже давно была смонтирована, скоммутирована и готова выполнять свою главную миссию — создавать на экране то, что иначе либо невозможно было создать, либо обошлось бы в баснословные деньги.
В моём времени, в светлом будущем, мы настолько привыкли к спецэффектам, что не мыслили ни одного крупного фильма без них. А здесь, в конце 70-х, компьютерная графика — ещё новинка, не до конца осознанная большинством режиссёров. Одним из первых, если не самым первым, Лукас внедрил эту технологию в свою легендарную сагу «Звёздные войны». Без компьютерных моделей и комбинированных съёмок тот фильм просто не выглядел бы таким, каким мы его любим. Анимация, которая до этого момента превалировала в кинопроизводстве, конечно, вещь важная, но при грамотном сочетании её с компьютерными эффектами результат может быть по-настоящему впечатляющим.
Я нажал кнопку селектора.
— Регина Павловна, вы знаете, где сейчас располагается компьютерный цех студии? Насколько я слышал, он переезжал.
— Да, товарищ Васин, — немедленно откликнулась секретарша. — По решению директора, цеху выделили новое помещение, просторное. Там установлены как высокие, так и панорамные экраны хромакея.
— Ого, — удивился я. — А вы, смотрю, неплохо разбираетесь в кинотехнике.
— Я, как и многие сотрудники, прошла месячный усиленный курс кинопроизводства, — с явной гордостью ответила Регина Павловна.
— Тогда ведите меня туда. Хочу посмотреть на всё это своими глазами.
— А чай? Я его приготовила и уже собралась нести вам.
Я на секунду задумался и с сожалением произнёс:
— Чай попьём позже. Сейчас меня интересует будущее, а значит, пора заглянуть в приближающуюся компьютерную эру!
Цех впечатлял. Я ожидал что-то вроде скучной аппаратной, а попал в огромное, залитое светом помещение. По моим указаниям, экраны хромакея здесь сделали светло-зелёными — в отличие от светло-синих, которые использовали на студиях Лукаса. В будущем именно зелёный цвет стал стандартом, ведь на нём меньше всего шумят камеры, он не совпадает с цветом кожи актёров и для правильного освещения требуется меньше света, чем для синих тонов.
Навстречу мне вышел начальник цеха — очевидно, его предупредили о моём визите.
— Игнат Поваров, — представился он.
Мы познакомились, и он провёл для меня небольшую экскурсию: показал операторские, монтажные комнаты и серверные стойки. Сотрудники цеха знали о предстоящем запуске нового фильма и откровенно радовались, что им предстоит участвовать в чём-то масштабном.
— Ваш «Терминатор-1» мы смотрели десятки раз, — признался один из инженеров, худощавый парень по имени Эдик. — Мы все фанаты этого фильма.
— Вот и отлично, товарищи, — ответил я. — «Терм-1» был хорош, но «Терм-2» должен стать куда масштабнее и зрелищнее. Через пару дней утвердят график производства, и вы получите первое техзадание. Не переживайте, оно будет тщательно прописано и детально проработано. Вы скажите вот что: вы уже пробовали самостоятельно что-то создать?
— Само собой, — оживился Игнат. — На днях сделали несколько тестов. Хотите посмотреть?
— Конечно, — кивнул я.
На экране одного из множества мониторов мне показали короткий пролёт самолёта над лесом — деревья под крылом шевелились от ветра, а внизу пробегала речушка, блестя на солнце. Затем был показан парусник, идущий по широкой реке: белый парус колыхался, как живой, а на воде играли блики. И, наконец, была продемонстрирована драка двух космонавтов на астероиде — вокруг летали, медленно вращаясь в невесомости, обломки скал.
Я скрестил руки на груди, внимательно глядя на экран.
— Так… В общем, неплохо, но есть пара замечаний, — протянул я. — Первое: сглаживание контуров надо усиливать, особенно на самолёте — он сейчас слишком «зубчатый». Второе: воду анимируйте с удвоенной частотой кадров, она будет выглядеть более живой и естественной. И добавьте немного хаотичности в движение обломков на астероиде — сейчас они вращаются слишком синхронно, и от этого картинка выглядит искусственно.
Инженеры энергично закивали и начали что-то быстро записывать в блокноты.
— И ещё, — добавил я, — попробуйте поиграть с цветокоррекцией. Лучше всего слегка приглушать цвета в космических сценах — так они должны, по идее, выглядеть реалистичнее.
— Сделаем, товарищ Васин, — пообещал Игнат. — Спасибо за советы, это очень поможет.
Разумеется, при первом знакомстве я не мог вывалить на ребят все хитрости, которые хранил в своей голове благодаря знаниям из будущего.
Дело ведь вот в чём: чистая компьютерная графика, какую можно сделать в эти годы, как бы старательно ни трудились художники и программисты, всё равно будет выглядеть ненатурально. Нет ещё в мире ни таких программ, ни таких мощностей, чтобы изображение стало полностью фотореалистичным. Отличие от живой съёмки всегда будет бросаться в глаза — особенно на длинных статичных планах, снятых с одного ракурса.
Именно поэтому я знал: придётся хитрить. Постоянно менять ракурс, чередовать компьютерные сцены с декорациями, накладывать спецэффекты, смешивать всё это с живыми планами актёров и уменьшать длительность каждого кадра при монтаже. Кроме того, я прекрасно понимал, что ещё один мощный инструмент для маскировки слабого кадра — звук. Правильно подобранная музыка, разговоры персонажей или шумы, которые начинаются за пару секунд до конца одной сцены и плавно переходят в следующую, отлично помогают сделать монтажные склейки.
Одним словом, я знал, как всё это сделать, и был уверен, что если мне никто не будет мешать, то получившийся результат будет как минимум удовлетворительным, а как максимум — шедевральным.
Поблагодарив сотрудников за проделанную работу и пообещав, что техзадание будет в самое ближайшее время, я в сопровождении секретаря отправился к себе.
— Регина Павловна, не скажете, а тут у нас столовая или буфет есть? К чаю бы неплохо было бы добавить пару-тройку бутербродов, — поинтересовался я, уловив вкусный витающий в воздухе запах.
— Конечно, Александр Сергеевич, — с готовностью ответила она. — Столовая в корпусе № 9. — И, понимая, к чему я клоню, тут же уточнила: — Вы хотите позавтракать там или вам принести еду в комнату отдыха?
— А у меня что, и комната отдыха есть?
— Конечно! А как же! Вы ведь руководитель, — пояснила секретарша.
«Ну да, ну да, а как может быть иначе. Я ж начальство теперь, — вновь напомнило стуком в голове. — А значит, тот самый бюрократ, который с лёгкостью может воспользоваться служебным положением. Причём так, что даже никто не заподозрит неладное. А что тут такого? Это ж начальник, вот и ест на рабочем месте».
Однако отделяться от коллектива совершенно не хотел, ибо я был за равенство среди тружеников. Но дело в том, что именно сейчас мне необходимо было побыть одному и детально поработать над бумагами по поводу техзадания для только что увиденного мной цеха. Теперь я более-менее стал представлять мощности цеха графики, а потому в режиссёрский план необходимо было внести некоторые изменения, касающиеся спецэффектов. И сделать это нужно было в тихой, мирной обстановке, которую вполне могла обеспечить та самая комната отдыха руководителя.
Когда поднялись на этаж, я решил воспользоваться своим служебным положением на все сто и попросил Регину Павловну сегодня, в виде исключения, организовать доставку питания «на дом», после чего опустил от стыда глаза в пол. Мне было стыдно, но я ничего не мог с собой поделать. В голове уже стали появляться некоторые наработки, которые я собирался внедрить в процесс производства кинофильма. И все их, чтобы не забыть, необходимо было срочно записать, а уже потом тщательно обдумать.
Однако по всемирному закону подлости толком поработать мне не дали. Как только я сел на своё рабочее место, дверь кабинета распахнулась и тут же захлопнулась.
«Неужели тут доставка так быстро работает⁈ — восхитился я. — Курьерам из светлого будущего есть чему поучиться: ведь даже трёх минут не прошло».
Однако через мгновение раздавшийся бубнёж секретарши:
«Я же вам говорю, он очень занят и просил его не беспокоить», — показал ошибочность моей версии.
«Доставку бы она уж точно пропустила, — пронеслась очередная мысль в голове, за которой последовал закономерный вопрос: — А если это не доставка, то кто? Кто ко мне так настойчиво ломится?»
Ответ на это пришёл ровно через секунду.
Крик посетительницы:
«Мне срочно! Он должен мне помочь!» — сразу расставил все точки над «i».
Узнав этот женский голос, я тут же собрался спрятаться куда подальше, начав лихорадочно искать место укрытия. Но под спасительный стол залезть не успел, потому что дверь снова распахнулась, и в кабинет — мой личный кабинет руководителя! — без стука, без разрешения, без приглашения и приветствия влетел вихрь. Подбежав к столу и кинув на него жирную папку исписанной бумаги, она безапелляционно заявила:
— Саша, ты это должен снять!
— Здрасте, тётя Оля, — обалдев, произнёс я, глядя на растрёпанный вид ВРИО заместителя директора одного из журналов.
— Здравствуй, Васин, — произнесла тётя Золотова, глядя на меня уставшими глазами, под которыми залегли синяки. — Я не спала целую вечность, но сценарий сделала.
— Ага, понятно, — совершенно не понимая, что она имеет в виду, сказал я и знаком показал секретарше, что всё нормально. Когда дверь в кабинет закрылась, я предложил нежданной посетительнице не только присесть, но и налил стакан воды. После чего аккуратно осведомился: — Тёть Оль, а о чём вообще идёт речь?
Та аж поперхнулась, глотая воду прямо из графина, потом перевела на меня обалдевший взгляд и произнесла:
— Как это о чём? Я говорю о срочной экранизации самого лучшего романа на Земле!
— Ага… Опять понятно, — кивнул я на всякий случай и доверительным, дружеским тоном поинтересовался: — Так о каком, вы говорите, романе идёт речь?
— О романе «Гриша Ротор», конечно! — ещё больше распахнув глаза, завыла она. — Даже странно, что ты мог подумать о чём-то другом!
— Нет-нет, я просто на всякий случай уточнил, — не стал перечить я.
Женщина, сидевшая передо мной, явно была на взводе и явно не в себе. А значит, спорить с ней не было смысла. Поэтому я как бы между прочим спросил:
— А почему вы решили, что наша киностудия сможет снять этот фильм? У нас же тут новое предприятие и мы пока ещё толком фильмы не создавали.
— Тут работаешь ты. И этого достаточно. Ты мальчик гениальный, и кому-кому, как не тебе, снимать прекрасную историю о приключениях трёх друзей в магической школе города Мытищи. Поэтому снимать будем тут и только тут — на мытищине!