35

Я был холодным, холодным как лед… холодным как камень в Северных горах, треснувший от Северного ветра. Воздух, острый как нож, омывал беззащитное тело, покрытое мурашками. Я поежился, поплотнее укутался в потертое одеяло…

…и понял, что проснулся. На Юге, весь мокрый от жары.

Сонно выругавшись, я откинул одеяло и понял, что Дел рядом нет.

Невероятным усилием разодрав веки, я обнаружил ее в другом конце комнаты, сидящей у стены напротив кровати. Она сидела и рассматривала свое отражение в стали яватмы, которую держала двумя руками на уровне лица.

Мне даже в голову не пришло, что Дел могла избрать такую позу, чтобы отдохнуть. Она не пела, выполняя какой-нибудь загадочный Северный ритуал, не затачивала сталь. Она просто сидела и смотрела. С моего места широкий клинок закрывал ее глаза. Я видел только подбородок, рот, нос и верхнюю часть лба.

Я приподнялся на локте.

— Что ты делаешь?

— Смотрю на свое отражение, — тихо сообщила Дел и положила клинок на бедра. Пальцы одной руки зарылись в черные волосы, высохшие и потускневшие. Смотрела она, спокойно и сосредоточенно, в никуда. Взгляд был жуткий, отрешенный. Потом пальцы выскользнули из волос и безвольно упали на покрытое туникой бедро. — Ты знаешь, что я сделала? — прошептала она.

Я насторожился.

— Ты о чем? О краске? Но ты же сама говорила, что ее можно смыть.

Дел смотрела сквозь меня.

— Что я сделала, — повторила она и тяжело прижалась к стене, не спуская с бедер меч. На ее лице появилась странная смесь внезапного осознания и облегчения; усталое понимание и неясное открытие, которые, как она надеялась, могли принести ей покой. Она закрыла глаза, поежилась, и тихо засмеялась своим мыслям, бормоча на Высокогорном что-то непереводимое.

Я сел, свесил ноги с края кровати, почувствовал прохладу земляного пола.

— Дел…

Голубые глаза открылись и Дел наконец-то увидела меня.

— Все кончилось, — сказала она. — Ты не понимаешь?

— Что кончилось?

Она расхохоталась, потом замолчала, потом начала задыхаться и снова засмеялась, прижимая ладони ко рту тем особым, уязвимым, только женским жестом.

— Аджани, — прошептала она через пальцы.

Я моргнул.

— Дел, прошло почти две недели. Ты только сейчас поняла, что он мертв?

Остекленевшие голубые глаза смотрели на меня поверх потемневших ладоней.

— Мертв, — повторила она. А потом захохотала, торопливо вытирая мокрые от слез щеки.

Я затих, и только смотрел на нее, не понимая, что же делать. Я видел, что она плакала не от горя, от горя женщины плачут по-другому, а она сидела в углу, плакала и смеялась, и прижимала меч к груди как прижимают ребенка.

— Кончилось, — сипло сказала она и смех затих. — Моя песня наконец-то закончена.

Слезы ручьями текли по лицу, смывая все ее старания казаться Южанкой, но я подумал об этом и забыл.

— Баска…

— Я не позволяла себе задуматься об этом, — прошептала она. — Понимаешь? Не было времени. За нами гнались…

— И до сих пор гонятся.

— …и не было времени остановиться…

— Сейчас тоже нет. Мы должны ехать дальше.

— …не было времени подумать, а что же мне делать теперь?

Я похолодел.

— И что же тебе делать теперь? — аиды, что она сейчас скажет?

Дел печально улыбнулась.

— Заняться собой.

Я не сводил с нее глаз.

— Ты спрашивал меня столько раз, Тигр… и каждый раз я не давала тебе ответа, обещая подумать потом…

— Дел…

— Не понимаешь? Я наконец-то дошла до себя. Я знаю, что я сделала… но еще не знаю, что буду делать, — она криво улыбнулась. — Ты говорил, что наступит момент, когда я об этом задумаюсь, а я тебя не слушала.

Как мне показалось, момент этот наступил не вовремя. Я попробовал отвлечь ее другой темой, бесконечно более важной.

— Ну, знаешь, мы сейчас попали в такую историю…

Но Дел меня не слушала.

— Столько лет, — задумчиво продолжила она, — я отдала ему столько лет, не забрав для себя ни минуты.

Я понял, что она не ждет от меня никаких высказываний, и решил терпеливо выслушать.

— За одно утро он забрал все, что у меня было — близких мне людей, привычную жизнь, невинность. Сталью и плотью он изрезал меня изнутри и снаружи… — она опустила лоб на ладонь и тускло-черные пряди запутались в разведенных пальцах. — И знаешь, что я сделала?

— Спаслась, — тихо сказал я. — А потом собрала кровный долг за твою родню согласно Северному обычаю.

Дел улыбнулась мудрой, печальной улыбкой человека, завершившего важное дело и опустошившего себя ради него.

— Больше, — прошептала она. — И я отдала ему все это добровольно, годы в Стаал-Уста, потом годы поисков. Я отдала их ему — хотя Аджани ни о чем меня не просил, ни на чем не настаивал, — она прижала голову к стене, расчесывая черные волосы темными пальцами. — Я сделала то, что большинство людей, даже мужчин, сочли бы невозможным, или начали бы, но сдались по пути, узнав на какие жертвы придется пойти.

— Ты с честью выполнила данные тобою клятвы.

— Клятвы, — устало повторила она. — Клятвы могут изувечить душу.

— Но мы живем клятвами, — возразил я. — Клятвы заменяют пищу и воду когда пустой желудок сводит, а рот сухой как кость.

Дел посмотрела на меня.

— Убедительно, — пробормотала она и, помолчав, мрачно добавила: — Мы, ты и я, слишком хорошо это знаем, потому что мы позволили нашим клятвам поглотить нас.

Я едва дышал. Она говорила о себе, но все сказанное относилось и ко мне. Я верил, что исполню данные клятвы и эта вера заставляла меня прожить ночь и день. У чулы нет будущего, но клятвы создавали его.

— Все кончилось, — сказал я. — Аджани мертв. И если ты будешь терять дыхание на сожаления…

— Нет, — вмешалась она, не позволив мне закончить. — Я ни о чем не жалею… я правильно спела свою песню и дело наконец-то закончено. Я сохранила честь… — короткая сияющая улыбка осветила ее лицо. — Понимаешь, я только что — сейчас, в этот момент — поняла, что я наконец-то действительно свободна. Впервые с момента рождения я совершенно свободна делать то, что захочу, а не то, что выберут за меня другие.

— Нет, — тихо сказал я. — Пока ты остаешься со мной, пока за мою голову назначена награда, ты не свободна.

Она долго сидела у стены, баюкая меч, который был сладким избавлением и жестоким надсмотрщиком, потом улыбнулась, потянулась за перевязью и спрятала клинок в ножны.

— Этот выбор был сделан очень давно.

— Был?

— Да. Когда ты пошел со мной в Стаал-Уста. Когда, в своей одержимости, я заплатила тобой как монетой, чтобы рассчитаться с вока.

Я пожал плечами.

— У тебя были причины.

— Они меня не оправдывают, — отрезала Дел, — и ты долго пытался мне это объяснить, — она поднялась, начала собирать разбросанные по комнате вещи. — После всего, что ты дал мне, пока я никак не могла закончить свою песню, ты думаешь, что я могла бы оставить тебя?

— Теперь ты свободна делать все, что пожелаешь, — сказал я.

Дел засмеялась.

— И это лучшая свобода.

— Которую ты так и не познала бы, не убей ты Аджани.

Она подумала и повернулась ко мне.

— Ты придумываешь для меня извинения?

Я небрежно пожал плечами.

— Если б я начал придумывать для тебя извинения, ни на что другое времени у меня бы не хватило.

— Ну да, — буркнула Дел, но приняла отговорку с благодарностью. Она, как и я, чувствовала себя неловко, если правда касалась душевных ран.


Неприятности начались когда я посоветовал Дел отдать мне ее меч.

— Зачем? — резко спросила она.

— Ты же сама говорила: ты приличная женщина с Границы, которая наняла танцора меча, чтобы он проводил ее в Джулу.

— Но это не значит, что ты должен нести мою яватму.

— Это значит, что нести ее должен кто угодно, только не ты. А кто, в аиды, еще может?

Мы стояли у гостиницы рядом с лошадьми. Сумки и фляги висели у седел. Оставалось только сесть и ехать — но Дел не торопилась.

— Нет, — отрезала она.

Я подарил ей возмущенный взгляд.

— Значит ты мне не доверяешь.

— Тебе я доверяю. Я не доверяю твоему мечу.

— Это МОЙ меч… Ты думаешь я не могу держать его под контролем?

— Нет.

В ответ я выругался, поддал ногой камень, яростно скрипнул зубами, посмотрел на землю, на лошадей, на горизонт, на все, кроме Дел. И наконец решительно кивнул.

— Хорошо. Тогда можешь идти смывать краску.

— Почему?

— Потому что ты в обнимку с этим мечом будешь привлекать к себе внимание независимо от цвета кожи и волос.

— Я повезу его на лошади, — предложила она. — Вот… я заверну его в одеяло и привяжу к седлу… и никто не поймет, что это.

Я молча смотрел, как она снимает с кобылы свернутое одеяло, раскладывает его на земле, укладывает в его складки яватму. Она аккуратно подогнула концы, завернула одеяло и привязала сверток к задней луке седла.

— Ты до него не доберешься, — заметил я.

— Ты же должен защищать меня.

— А ты мне это когда-нибудь позволяла?

Белые зубы сверкнули на запачканном лице.

— Что ж, думаю нам обоим будет чем поучиться.

Я хмыкнул.

— Похоже, ты права, — признал я и вскочил на жеребца.


Чем ближе подъезжали мы к Южным горам, поднимавшимся за Джулой, тем слабее становилась Пенджа. В песке появились обломки Южного скелета: темные, крошащиеся камни. Мир оживал, мы проезжали мимо тонких, остроконечных деревьев-мечей, росших по соседству растениями, похожими на тигровые клыки. Воздух начал меняться. Едкая вонь пыли и песка Пенджи растворялась в горьком запахе растений и металлическом привкусе пористого дымного камня, тяжелого на вид и легкого в руке. Цвета тоже изменялись. Вместо светлых, кристаллических песков, богатых оттенками желтого, шафранного и серебряного, появлялись глубокие темные переходы коричневого, охрового, темно-золотого. К ним примешивались изюмно-черный цвет дымного камня и оливково-охровый цвет растений. От прохладных красок и мир казался прохладнее.

— Так что мы будем делать когда доберемся до Джулы? — поинтересовалась Дел.

Я молчал.

Она подождала, покосилась на меня и повторила:

— Так что?

— Я не знаю, — пробормотал я.

— Ты… не знаешь? — кобыла с широкой рыси перешла на шаг и Дел повернулась ко мне. — Ведь это ты говорил, что нам нужно ехать в Джулу?

— Нужно.

— Но… — она нахмурилась. — У тебя есть причина? Или тебя туда потянуло по старой памяти?

— Нам нужно добраться до Джулы.

— Где-то там живет Шака Обре?

— Не знаю.

Дел долго молчала.

— Тигр, я не хочу критиковать твои решения…

— Хочешь.

— …но если нам снова придется влезать в утробу дракона, мне было бы приятнее, если бы я знала, с какой целью я это делаю.

— Цель есть, — сказал я и пришлепнул назойливого паразита, решившего попировать на шее жеребца. — Цель — найти Шака Обре.

— Но ты не знаешь…

— Узнаю, — решительно заявил я.

— Ты уверен, что узнаешь?

— Узнаю.

— Тигр…

— Не спрашивай как и откуда, Дел. Я не смогу тебе ответить. Я уверен только в одном: пока мы делаем то, что нужно.

— Несмотря на опасность.

— Может из-за опасности. Что еще ты от меня хочешь?

— Тебе не кажется странным, что мы проделали весь этот путь так и не выяснив, ради чего?

— Мне многое кажется странным, баска. Думаю последние два годы мы все время совершали странные поступки. Я не знаю, почему мы это делали и делаем до сих пор… но мы должны, — я помолчал и добавил: — Я должен.

Она задумалась.

— Ты видел это, когда старый хустафа бросал песок?

— И это тоже, — уклончиво ответил я.

— А что еще?

— Ты не поймешь.

— А вдруг?

— Не поймешь.

— Почему мы так уверен?

— Я просто… уверен.

— Как и «просто уверен», что нам нужно в Джулу.

— Тебе не обязательно, — отрезал я, подарив Дел мрачный взгляд.

Дел поморщилась.

— Я не это имела в виду, я ведь тебя не бросаю, правильно? Я просто хочу знать, что может ждать нас впереди. Разве это плохо? Разве это не нормально? В конце концов, я танцор меча…

— Ладно, Дел, давай на этом закончим. Я не могу удовлетворить твое любопытство потому что сам не знаю ответы на эти вопросы. Я могу сказать тебе только одно: мы должны ехать в Джулу.

— А что потом?

— Откуда, в аиды, мне знать?

— А-а, понятно, — побормотала Дел.

Мой ответ не удовлетворил ни ее, ни меня, но добавить мне было ничего.


Темные скалы, изрезанные трещинами и проломами, на выступах сверкает ледяная корка. Холодный воздух омывал беззащитную плоть; окутывал покрытую рунами яватму; вытекал из узкого горла в рот и уносился теплым дыханием. Сначала я подумал, что вернулся в глубины Дракона недалеко от Ясаа-Ден, но потом понял, что ошибся. Это место было старше, пещера меньше, стены потрескались, темные впадины окаймляла изморозь…

— Тигр?

Я вздрогнул.

— Что?

— С тобой все в порядке?

— Просто задумался. Или я не имею права?

Она выразительно изогнула одну потемневшую бровь.

— Прости мне мое несвоевременное вторжение, но солнце почти скрылось за горизонтом и я подумала, не пора ли нам остановиться на ночь.

Я махнул рукой:

— Хорошо, остановимся здесь.

— Последние несколько часов ты слишком тихий, — сообщила Дел, подозрительно покосившись на меня.

— Я же сказал, я думал.

Она вздохнула и, не задавая больше вопросов, направила кобылу к зарослям тигриных когтей. Я ехал за ней, злясь на свою раздражительность и ее любопытство. У кустов я соскочил с жеребца и начал расстегивать пряжки и ремни.

И застыл, тупо глядя на свои руки: руки с широкими ладонями, покрытые шрамами по которым можно было прочитать всю историю жизни чулы, ставшего танцором меча. Я смотрел на руки, а шрамы на глазах пропадали. Ладони сужались, кожа темнела, пальцы вытягивались, приобретая аристократическую форму…

— Тигр?

Я поднял голову. Я знал, что рядом стояла Дел, но не видел ее. Передо мной раскинулась страна, волнистая от холмов, на которых под ветром клонились густые травы.

— Я переделаю все, что ты сделал, и докажу, что я сильнее тебя…

— Тигр, — Дел набросила повод кобылы на ближайший куст и подошла ко мне, — с тобой все в порядке?

— Я уничтожу зеленое плодородие этого мира и превращу его в аиды, чтобы доказать, что я могу это сделать…

Рука Дел опустилась на мое плечо.

— Ти…

— Я превращу траву в песок…

Я дернулся, ощутив ее прикосновение, непроизвольно сделал шаг в сторону, потряс головой и потер место, которого она коснулась. Мои руки снова стали грубыми и знакомыми.

Совсем не похожими на те, что я видел.

С темного лица на меня внимательно смотрели голубые глаза Дел.

— Где искать Шака Обре? — спросила она.

Даже не задумавшись, я уверенно показал.

Она повернулась, посмотрела и снова взглянула на меня.

— Ты уверен?

— Да… нет, — я нахмурился и медленно опустил руку. — Когда ты спросила, я знал, но сейчас… — я покачал головой, отгоняя растерянность.

— Все прошло. Я не знаю, почему я это сделал.

— Ты показал туда, на горы за Джулой.

Я пожал плечами.

— Не знаю, баска. Все прошло.

Она пожевала губу.

— Возможно… — начала она, но не стала заканчивать и только вздохнула. — Может ты попробуешь спросить Чоса Деи?

— Чоса Деи и без моих просьб стал слишком разговорчив, спасибо. Пусть лучше помолчит.

— Но он должен знать, где его брат. Он сам выбрал для него тюрьму, — Дел замолчала и тревожно посмотрела на меня. — Так ты от него узнал, что мы должны ехать в Джулу? Он сказал?

Я только пожал плечами.

— Не знаю. Я это просто почувствовал.

Дел мрачно кивнула.

— Значит это часть его в тебе…

Я повернулся к жеребцу и снова занялся пряжками.

— Пока он затих.

— Ты уверен?

— Он не пытается переделать меня, если ты об этом. Я бы об этом знал,

— я снял сумки, седло, разложил на земле мокрый потник. — Послушай, баска, я обещаю: если у него снова кончится терпение, я тебе об этом скажу.

— Обязательно скажи, — кивнула Дел и повернулась к своей кобыле.


В середине ночи я резко сел, потом вскочил и сделал два неверных шага, прежде чем понял, где нахожусь и остановился, ругаясь и стирая по со лба. Дел спит чутко, и когда я повернулся к одеялам, она уже сидела, ожидая объяснений.

Презирая себя за страх, я тяжело вздохнул, подошел к Дел и несколько секунд бесцельно стоял, чувствуя под ногами прохладу песка. Потом в полутьме сверкнула яватма: три фута отточенной стали.

Я махнул рукой.

— Нет.

Секунду помедлив, она убрала меч в ножны и снова выжидательно посмотрела на меня.

Я присел на корточки, подобрал кусок дымного камня, бросил его в темноту и потянулся за следующим.

— Мне было холодно, — сказал я, — и я снова оказался в замкнутом пространстве.

— Это воспоминания Чоса?

— И мои. Они путаются, накладываются друг на друга. Я видел шахту Аладара и Гору Дракона. И странную холодную пещеру. Я уверен, что должен знать, что это за место.

— Это Чоса, — мрачно пробормотала она.

Я поежился, опустился на одеяло, прикрыл бурнусом голые ноги.

— Ты знаешь, что со мной было. Ты видела. После того, как я выбрался из шахты Аладара.

— Я помню.

— И этот кошмар меня преследует.

— Пройдет время и тебе станет легче.

— Мне было очень плохо, когда приходилось забираться в жилища Кантеада, в их каньоне… — я поежился. — Потом была Гора Дракона, но там было легче, я не думал о себе. В любую минуту Чоса мог отдать тебя на растерзание гончим и я заставил себя забыть о страхе. Я должен был спасти тебя любой ценой.

Ее рука опустилась на мою правую ногу. Сквозь тонкую ткань бурнуса я ощущал нежные прикосновения.

— Что было сегодня?

— Холодная маленькая пещера. Стены в трещинах, узкие проходы… — я поморщился. — Я был в ней.

— Может это просто сон. Ночной кошмар.

— Мне больше не снятся сны.

— Что? — испуганно переспросила она.

— Мне не снятся сны. Уже несколько недель.

— Как это? Всем снятся сны. И тебе раньше снились.

Я пожал плечами.

— Теперь все по-другому. Когда я сплю, я вижу не сны, а воспоминания. Шака и Чоса, но Шака я вижу четко, а Чоса всегда неясен, как будто… — так и не закончив, я махнул рукой.

— Как будто ты это он?

Я поморщился.

— Не совсем. Чоса это Чоса, а я это я, но воспоминания путаются. Я вижу мои, и вижу его — и иногда не вижу разницу.

Пальцы Дел на моей ноге сжались.

— Ничего, скоро все закончится. Мы найдем Шака и освободим и меч, и твои воспоминания.

— Может быть. Но если мы счистим с моей души Чоса, какая часть меня уйдет вместе с ним?

Загрузка...