Я был холодным, холодным как лед… холодным как камень в Северных горах, треснувший от Северного ветра. Воздух, острый как нож, омывал беззащитное тело, покрытое мурашками. Я поежился, поплотнее укутался в потертое одеяло…
…и понял, что проснулся. На Юге, весь мокрый от жары.
Сонно выругавшись, я откинул одеяло и понял, что Дел рядом нет.
Невероятным усилием разодрав веки, я обнаружил ее в другом конце комнаты, сидящей у стены напротив кровати. Она сидела и рассматривала свое отражение в стали яватмы, которую держала двумя руками на уровне лица.
Мне даже в голову не пришло, что Дел могла избрать такую позу, чтобы отдохнуть. Она не пела, выполняя какой-нибудь загадочный Северный ритуал, не затачивала сталь. Она просто сидела и смотрела. С моего места широкий клинок закрывал ее глаза. Я видел только подбородок, рот, нос и верхнюю часть лба.
Я приподнялся на локте.
— Что ты делаешь?
— Смотрю на свое отражение, — тихо сообщила Дел и положила клинок на бедра. Пальцы одной руки зарылись в черные волосы, высохшие и потускневшие. Смотрела она, спокойно и сосредоточенно, в никуда. Взгляд был жуткий, отрешенный. Потом пальцы выскользнули из волос и безвольно упали на покрытое туникой бедро. — Ты знаешь, что я сделала? — прошептала она.
Я насторожился.
— Ты о чем? О краске? Но ты же сама говорила, что ее можно смыть.
Дел смотрела сквозь меня.
— Что я сделала, — повторила она и тяжело прижалась к стене, не спуская с бедер меч. На ее лице появилась странная смесь внезапного осознания и облегчения; усталое понимание и неясное открытие, которые, как она надеялась, могли принести ей покой. Она закрыла глаза, поежилась, и тихо засмеялась своим мыслям, бормоча на Высокогорном что-то непереводимое.
Я сел, свесил ноги с края кровати, почувствовал прохладу земляного пола.
— Дел…
Голубые глаза открылись и Дел наконец-то увидела меня.
— Все кончилось, — сказала она. — Ты не понимаешь?
— Что кончилось?
Она расхохоталась, потом замолчала, потом начала задыхаться и снова засмеялась, прижимая ладони ко рту тем особым, уязвимым, только женским жестом.
— Аджани, — прошептала она через пальцы.
Я моргнул.
— Дел, прошло почти две недели. Ты только сейчас поняла, что он мертв?
Остекленевшие голубые глаза смотрели на меня поверх потемневших ладоней.
— Мертв, — повторила она. А потом захохотала, торопливо вытирая мокрые от слез щеки.
Я затих, и только смотрел на нее, не понимая, что же делать. Я видел, что она плакала не от горя, от горя женщины плачут по-другому, а она сидела в углу, плакала и смеялась, и прижимала меч к груди как прижимают ребенка.
— Кончилось, — сипло сказала она и смех затих. — Моя песня наконец-то закончена.
Слезы ручьями текли по лицу, смывая все ее старания казаться Южанкой, но я подумал об этом и забыл.
— Баска…
— Я не позволяла себе задуматься об этом, — прошептала она. — Понимаешь? Не было времени. За нами гнались…
— И до сих пор гонятся.
— …и не было времени остановиться…
— Сейчас тоже нет. Мы должны ехать дальше.
— …не было времени подумать, а что же мне делать теперь?
Я похолодел.
— И что же тебе делать теперь? — аиды, что она сейчас скажет?
Дел печально улыбнулась.
— Заняться собой.
Я не сводил с нее глаз.
— Ты спрашивал меня столько раз, Тигр… и каждый раз я не давала тебе ответа, обещая подумать потом…
— Дел…
— Не понимаешь? Я наконец-то дошла до себя. Я знаю, что я сделала… но еще не знаю, что буду делать, — она криво улыбнулась. — Ты говорил, что наступит момент, когда я об этом задумаюсь, а я тебя не слушала.
Как мне показалось, момент этот наступил не вовремя. Я попробовал отвлечь ее другой темой, бесконечно более важной.
— Ну, знаешь, мы сейчас попали в такую историю…
Но Дел меня не слушала.
— Столько лет, — задумчиво продолжила она, — я отдала ему столько лет, не забрав для себя ни минуты.
Я понял, что она не ждет от меня никаких высказываний, и решил терпеливо выслушать.
— За одно утро он забрал все, что у меня было — близких мне людей, привычную жизнь, невинность. Сталью и плотью он изрезал меня изнутри и снаружи… — она опустила лоб на ладонь и тускло-черные пряди запутались в разведенных пальцах. — И знаешь, что я сделала?
— Спаслась, — тихо сказал я. — А потом собрала кровный долг за твою родню согласно Северному обычаю.
Дел улыбнулась мудрой, печальной улыбкой человека, завершившего важное дело и опустошившего себя ради него.
— Больше, — прошептала она. — И я отдала ему все это добровольно, годы в Стаал-Уста, потом годы поисков. Я отдала их ему — хотя Аджани ни о чем меня не просил, ни на чем не настаивал, — она прижала голову к стене, расчесывая черные волосы темными пальцами. — Я сделала то, что большинство людей, даже мужчин, сочли бы невозможным, или начали бы, но сдались по пути, узнав на какие жертвы придется пойти.
— Ты с честью выполнила данные тобою клятвы.
— Клятвы, — устало повторила она. — Клятвы могут изувечить душу.
— Но мы живем клятвами, — возразил я. — Клятвы заменяют пищу и воду когда пустой желудок сводит, а рот сухой как кость.
Дел посмотрела на меня.
— Убедительно, — пробормотала она и, помолчав, мрачно добавила: — Мы, ты и я, слишком хорошо это знаем, потому что мы позволили нашим клятвам поглотить нас.
Я едва дышал. Она говорила о себе, но все сказанное относилось и ко мне. Я верил, что исполню данные клятвы и эта вера заставляла меня прожить ночь и день. У чулы нет будущего, но клятвы создавали его.
— Все кончилось, — сказал я. — Аджани мертв. И если ты будешь терять дыхание на сожаления…
— Нет, — вмешалась она, не позволив мне закончить. — Я ни о чем не жалею… я правильно спела свою песню и дело наконец-то закончено. Я сохранила честь… — короткая сияющая улыбка осветила ее лицо. — Понимаешь, я только что — сейчас, в этот момент — поняла, что я наконец-то действительно свободна. Впервые с момента рождения я совершенно свободна делать то, что захочу, а не то, что выберут за меня другие.
— Нет, — тихо сказал я. — Пока ты остаешься со мной, пока за мою голову назначена награда, ты не свободна.
Она долго сидела у стены, баюкая меч, который был сладким избавлением и жестоким надсмотрщиком, потом улыбнулась, потянулась за перевязью и спрятала клинок в ножны.
— Этот выбор был сделан очень давно.
— Был?
— Да. Когда ты пошел со мной в Стаал-Уста. Когда, в своей одержимости, я заплатила тобой как монетой, чтобы рассчитаться с вока.
Я пожал плечами.
— У тебя были причины.
— Они меня не оправдывают, — отрезала Дел, — и ты долго пытался мне это объяснить, — она поднялась, начала собирать разбросанные по комнате вещи. — После всего, что ты дал мне, пока я никак не могла закончить свою песню, ты думаешь, что я могла бы оставить тебя?
— Теперь ты свободна делать все, что пожелаешь, — сказал я.
Дел засмеялась.
— И это лучшая свобода.
— Которую ты так и не познала бы, не убей ты Аджани.
Она подумала и повернулась ко мне.
— Ты придумываешь для меня извинения?
Я небрежно пожал плечами.
— Если б я начал придумывать для тебя извинения, ни на что другое времени у меня бы не хватило.
— Ну да, — буркнула Дел, но приняла отговорку с благодарностью. Она, как и я, чувствовала себя неловко, если правда касалась душевных ран.
Неприятности начались когда я посоветовал Дел отдать мне ее меч.
— Зачем? — резко спросила она.
— Ты же сама говорила: ты приличная женщина с Границы, которая наняла танцора меча, чтобы он проводил ее в Джулу.
— Но это не значит, что ты должен нести мою яватму.
— Это значит, что нести ее должен кто угодно, только не ты. А кто, в аиды, еще может?
Мы стояли у гостиницы рядом с лошадьми. Сумки и фляги висели у седел. Оставалось только сесть и ехать — но Дел не торопилась.
— Нет, — отрезала она.
Я подарил ей возмущенный взгляд.
— Значит ты мне не доверяешь.
— Тебе я доверяю. Я не доверяю твоему мечу.
— Это МОЙ меч… Ты думаешь я не могу держать его под контролем?
— Нет.
В ответ я выругался, поддал ногой камень, яростно скрипнул зубами, посмотрел на землю, на лошадей, на горизонт, на все, кроме Дел. И наконец решительно кивнул.
— Хорошо. Тогда можешь идти смывать краску.
— Почему?
— Потому что ты в обнимку с этим мечом будешь привлекать к себе внимание независимо от цвета кожи и волос.
— Я повезу его на лошади, — предложила она. — Вот… я заверну его в одеяло и привяжу к седлу… и никто не поймет, что это.
Я молча смотрел, как она снимает с кобылы свернутое одеяло, раскладывает его на земле, укладывает в его складки яватму. Она аккуратно подогнула концы, завернула одеяло и привязала сверток к задней луке седла.
— Ты до него не доберешься, — заметил я.
— Ты же должен защищать меня.
— А ты мне это когда-нибудь позволяла?
Белые зубы сверкнули на запачканном лице.
— Что ж, думаю нам обоим будет чем поучиться.
Я хмыкнул.
— Похоже, ты права, — признал я и вскочил на жеребца.
Чем ближе подъезжали мы к Южным горам, поднимавшимся за Джулой, тем слабее становилась Пенджа. В песке появились обломки Южного скелета: темные, крошащиеся камни. Мир оживал, мы проезжали мимо тонких, остроконечных деревьев-мечей, росших по соседству растениями, похожими на тигровые клыки. Воздух начал меняться. Едкая вонь пыли и песка Пенджи растворялась в горьком запахе растений и металлическом привкусе пористого дымного камня, тяжелого на вид и легкого в руке. Цвета тоже изменялись. Вместо светлых, кристаллических песков, богатых оттенками желтого, шафранного и серебряного, появлялись глубокие темные переходы коричневого, охрового, темно-золотого. К ним примешивались изюмно-черный цвет дымного камня и оливково-охровый цвет растений. От прохладных красок и мир казался прохладнее.
— Так что мы будем делать когда доберемся до Джулы? — поинтересовалась Дел.
Я молчал.
Она подождала, покосилась на меня и повторила:
— Так что?
— Я не знаю, — пробормотал я.
— Ты… не знаешь? — кобыла с широкой рыси перешла на шаг и Дел повернулась ко мне. — Ведь это ты говорил, что нам нужно ехать в Джулу?
— Нужно.
— Но… — она нахмурилась. — У тебя есть причина? Или тебя туда потянуло по старой памяти?
— Нам нужно добраться до Джулы.
— Где-то там живет Шака Обре?
— Не знаю.
Дел долго молчала.
— Тигр, я не хочу критиковать твои решения…
— Хочешь.
— …но если нам снова придется влезать в утробу дракона, мне было бы приятнее, если бы я знала, с какой целью я это делаю.
— Цель есть, — сказал я и пришлепнул назойливого паразита, решившего попировать на шее жеребца. — Цель — найти Шака Обре.
— Но ты не знаешь…
— Узнаю, — решительно заявил я.
— Ты уверен, что узнаешь?
— Узнаю.
— Тигр…
— Не спрашивай как и откуда, Дел. Я не смогу тебе ответить. Я уверен только в одном: пока мы делаем то, что нужно.
— Несмотря на опасность.
— Может из-за опасности. Что еще ты от меня хочешь?
— Тебе не кажется странным, что мы проделали весь этот путь так и не выяснив, ради чего?
— Мне многое кажется странным, баска. Думаю последние два годы мы все время совершали странные поступки. Я не знаю, почему мы это делали и делаем до сих пор… но мы должны, — я помолчал и добавил: — Я должен.
Она задумалась.
— Ты видел это, когда старый хустафа бросал песок?
— И это тоже, — уклончиво ответил я.
— А что еще?
— Ты не поймешь.
— А вдруг?
— Не поймешь.
— Почему мы так уверен?
— Я просто… уверен.
— Как и «просто уверен», что нам нужно в Джулу.
— Тебе не обязательно, — отрезал я, подарив Дел мрачный взгляд.
Дел поморщилась.
— Я не это имела в виду, я ведь тебя не бросаю, правильно? Я просто хочу знать, что может ждать нас впереди. Разве это плохо? Разве это не нормально? В конце концов, я танцор меча…
— Ладно, Дел, давай на этом закончим. Я не могу удовлетворить твое любопытство потому что сам не знаю ответы на эти вопросы. Я могу сказать тебе только одно: мы должны ехать в Джулу.
— А что потом?
— Откуда, в аиды, мне знать?
— А-а, понятно, — побормотала Дел.
Мой ответ не удовлетворил ни ее, ни меня, но добавить мне было ничего.
Темные скалы, изрезанные трещинами и проломами, на выступах сверкает ледяная корка. Холодный воздух омывал беззащитную плоть; окутывал покрытую рунами яватму; вытекал из узкого горла в рот и уносился теплым дыханием. Сначала я подумал, что вернулся в глубины Дракона недалеко от Ясаа-Ден, но потом понял, что ошибся. Это место было старше, пещера меньше, стены потрескались, темные впадины окаймляла изморозь…
— Тигр?
Я вздрогнул.
— Что?
— С тобой все в порядке?
— Просто задумался. Или я не имею права?
Она выразительно изогнула одну потемневшую бровь.
— Прости мне мое несвоевременное вторжение, но солнце почти скрылось за горизонтом и я подумала, не пора ли нам остановиться на ночь.
Я махнул рукой:
— Хорошо, остановимся здесь.
— Последние несколько часов ты слишком тихий, — сообщила Дел, подозрительно покосившись на меня.
— Я же сказал, я думал.
Она вздохнула и, не задавая больше вопросов, направила кобылу к зарослям тигриных когтей. Я ехал за ней, злясь на свою раздражительность и ее любопытство. У кустов я соскочил с жеребца и начал расстегивать пряжки и ремни.
И застыл, тупо глядя на свои руки: руки с широкими ладонями, покрытые шрамами по которым можно было прочитать всю историю жизни чулы, ставшего танцором меча. Я смотрел на руки, а шрамы на глазах пропадали. Ладони сужались, кожа темнела, пальцы вытягивались, приобретая аристократическую форму…
— Тигр?
Я поднял голову. Я знал, что рядом стояла Дел, но не видел ее. Передо мной раскинулась страна, волнистая от холмов, на которых под ветром клонились густые травы.
— Я переделаю все, что ты сделал, и докажу, что я сильнее тебя…
— Тигр, — Дел набросила повод кобылы на ближайший куст и подошла ко мне, — с тобой все в порядке?
— Я уничтожу зеленое плодородие этого мира и превращу его в аиды, чтобы доказать, что я могу это сделать…
Рука Дел опустилась на мое плечо.
— Ти…
— Я превращу траву в песок…
Я дернулся, ощутив ее прикосновение, непроизвольно сделал шаг в сторону, потряс головой и потер место, которого она коснулась. Мои руки снова стали грубыми и знакомыми.
Совсем не похожими на те, что я видел.
С темного лица на меня внимательно смотрели голубые глаза Дел.
— Где искать Шака Обре? — спросила она.
Даже не задумавшись, я уверенно показал.
Она повернулась, посмотрела и снова взглянула на меня.
— Ты уверен?
— Да… нет, — я нахмурился и медленно опустил руку. — Когда ты спросила, я знал, но сейчас… — я покачал головой, отгоняя растерянность.
— Все прошло. Я не знаю, почему я это сделал.
— Ты показал туда, на горы за Джулой.
Я пожал плечами.
— Не знаю, баска. Все прошло.
Она пожевала губу.
— Возможно… — начала она, но не стала заканчивать и только вздохнула. — Может ты попробуешь спросить Чоса Деи?
— Чоса Деи и без моих просьб стал слишком разговорчив, спасибо. Пусть лучше помолчит.
— Но он должен знать, где его брат. Он сам выбрал для него тюрьму, — Дел замолчала и тревожно посмотрела на меня. — Так ты от него узнал, что мы должны ехать в Джулу? Он сказал?
Я только пожал плечами.
— Не знаю. Я это просто почувствовал.
Дел мрачно кивнула.
— Значит это часть его в тебе…
Я повернулся к жеребцу и снова занялся пряжками.
— Пока он затих.
— Ты уверен?
— Он не пытается переделать меня, если ты об этом. Я бы об этом знал,
— я снял сумки, седло, разложил на земле мокрый потник. — Послушай, баска, я обещаю: если у него снова кончится терпение, я тебе об этом скажу.
— Обязательно скажи, — кивнула Дел и повернулась к своей кобыле.
В середине ночи я резко сел, потом вскочил и сделал два неверных шага, прежде чем понял, где нахожусь и остановился, ругаясь и стирая по со лба. Дел спит чутко, и когда я повернулся к одеялам, она уже сидела, ожидая объяснений.
Презирая себя за страх, я тяжело вздохнул, подошел к Дел и несколько секунд бесцельно стоял, чувствуя под ногами прохладу песка. Потом в полутьме сверкнула яватма: три фута отточенной стали.
Я махнул рукой.
— Нет.
Секунду помедлив, она убрала меч в ножны и снова выжидательно посмотрела на меня.
Я присел на корточки, подобрал кусок дымного камня, бросил его в темноту и потянулся за следующим.
— Мне было холодно, — сказал я, — и я снова оказался в замкнутом пространстве.
— Это воспоминания Чоса?
— И мои. Они путаются, накладываются друг на друга. Я видел шахту Аладара и Гору Дракона. И странную холодную пещеру. Я уверен, что должен знать, что это за место.
— Это Чоса, — мрачно пробормотала она.
Я поежился, опустился на одеяло, прикрыл бурнусом голые ноги.
— Ты знаешь, что со мной было. Ты видела. После того, как я выбрался из шахты Аладара.
— Я помню.
— И этот кошмар меня преследует.
— Пройдет время и тебе станет легче.
— Мне было очень плохо, когда приходилось забираться в жилища Кантеада, в их каньоне… — я поежился. — Потом была Гора Дракона, но там было легче, я не думал о себе. В любую минуту Чоса мог отдать тебя на растерзание гончим и я заставил себя забыть о страхе. Я должен был спасти тебя любой ценой.
Ее рука опустилась на мою правую ногу. Сквозь тонкую ткань бурнуса я ощущал нежные прикосновения.
— Что было сегодня?
— Холодная маленькая пещера. Стены в трещинах, узкие проходы… — я поморщился. — Я был в ней.
— Может это просто сон. Ночной кошмар.
— Мне больше не снятся сны.
— Что? — испуганно переспросила она.
— Мне не снятся сны. Уже несколько недель.
— Как это? Всем снятся сны. И тебе раньше снились.
Я пожал плечами.
— Теперь все по-другому. Когда я сплю, я вижу не сны, а воспоминания. Шака и Чоса, но Шака я вижу четко, а Чоса всегда неясен, как будто… — так и не закончив, я махнул рукой.
— Как будто ты это он?
Я поморщился.
— Не совсем. Чоса это Чоса, а я это я, но воспоминания путаются. Я вижу мои, и вижу его — и иногда не вижу разницу.
Пальцы Дел на моей ноге сжались.
— Ничего, скоро все закончится. Мы найдем Шака и освободим и меч, и твои воспоминания.
— Может быть. Но если мы счистим с моей души Чоса, какая часть меня уйдет вместе с ним?