Разрушитель меча

34

Вокруг был только лед. Ледяные гирлянды свисали с каменных уступов, сверкая в шафрановом солнечном свете, в тепле Южного дня…

Южного дня? Я удивился. Лед? На Юге?

Даже глубоко во сне я понял, что это невозможно.

И от этого, конечно, проснулся.

Дел перекатилась на бок, когда я резко сел и мрачно уставился на светлеющее небо. Растрепав рукой спутавшиеся за ночь волосы, я не избавился от отчетливой картины, застывшей перед моими прищуренными сонными глазами. Я видел очень ясно: лед на Юге.

— Должно быть у меня песчаная болезнь, — пробормотал я и потянулся к ближайшей фляге.

Дел зевнула, потянулась, сморщилась, когда лучи восходящего солнца осветили ее лицо, и посмотрела на меня одним глазом.

— Почему?

Я пожал плечами, жадно глотая воду.

Открылся второй голубой глаз.

— Скорее всего я не буду возражать, но мне любопытно, как ты пришел к такому выводу.

Напившись, я опустил флягу.

— Человек не обязан разъяснять всему миру содержание своих снов.

— А-а, — она тоже потянулась за флягой. — Если это не сны джихади.

— Джихади не обязан их и себе разъяснять. Джихади, он просто… джихади.

— Как и Песчаный Тигр.

— Вот и еще одно доказательство, — я откинул одеяла и поднялся. Чувствовал я себя удивительно хорошо для человека сначала избитого, а потом оставленного умирать посредине Пенджи. Мне было СВЕРХ хорошо.

Я наслаждался этим ощущением пока не вспомнил, как излечился или переделал себя, называйте как хотите.

А значит реальный я был таким же больным и уставшим, и не помолодевшим ни на год.

Сколько бы лет мне ни было.

Я мрачно посмотрел вниз, на завернутую в одеяло Дел.

— Как я был прошлой ночью?

Светлые брови взлетели до волос. Дел прищурилась, разглядывая меня в притворном изумлении. Я запоздало сообразил, что вопрос можно было отнести к нашей близости прошлой ночью, и Дел придумывала подходящий ответ.

Я торопливо махнул рукой.

— Я не об этом. В ЭТОМ меня успокаивать не надо. Я имел в виду… — я замялся. — Что-то у меня никак не получается.

Дел, безуспешно пытавшаяся скрыть свою растерянность, засунула одну ногу в сандалию и начала перевязывать шнурки до колена.

— Ты что-то пытаешься сказать? Или спросить? Или… что?

— Тебе я кажусь… реальным?

Вслед за моим вопросом последовала долгая смена выражений на ее лице: удивление, любопытство, смущение и неуверенность. Наконец она посмотрела вверх, на меня, с необычным спокойствием, словно понимала как много будет значить для меня ее ответ и радовалась, что могла быть предельно честной.

— Бесспорно, — объявила она.

Но я на этом не успокоился.

— И ты никогда не сомневалась, что я это я?

Она застыла, так и не завязав узел.

— А стоит?

— Нет. Можешь не волноваться. Я себя чувствую совсем как я, — я злобно поскреб щетину. — Ну ладно, все. Я просто… Забудь.

— Тигр, — Дел закончила узел, подняла голову и я увидел, что она улыбается. Густые шелковистые волосы лежали на плечах как покрывало. — Ты был таким же, как всегда. Мне не на что жаловаться. Так же, как, наверное, и Эламайн… и любой другой из тысяч женщин, с которыми ты проводил ночи.

Да, Эламайн не на что было пожаловаться до того момента, как меня решили кастрировать. И всем остальным женщинам (счет на тысячи, конечно, не шел, Дел преувеличила), но меня их мнение не беспокоило. Мне важно было знать, не казался ли я Дел необычным. Я боялся получить доказательство своей нереальности, признать себя существом, созданным Шака Обре и приютившим часть Чоса Деи.

Я чувствовал себя привычным собой. Но кто знает, кем был этот привычный человек?

— Песчаная болезнь, — убежденно заявил я и, погруженный в свои мысли, пошел поливать песок.

Заявление Дел, сделанное нарочито ленивым голосом, вывело меня из задумчивости.

— А еще мужчины говорят, что все женщины с причудами.

Потому что так оно и есть.

Но я был слишком занят, чтобы доказывать ей это.

Русали почти не изменился за тот год, что мы его не видели — типичный Южный город, типичный город Пенджи в типичном пустынном домейне — только когда мы покидали его, Русали лишился танзира, потому что Северный танцор меча убил его, чтобы напоить свою яватму.

Этим танцором была не Дел, а посланник Стаал-Уста, который пришел на Юг по ее следу, чтобы заставить ее заплатить за смерть ан-кайдина Балдура, чьей кровью напилась Бореал.

На первый взгляд казалось, что и Дел, и Терон совершили непростительные преступления, но ее можно было оправдать, а Терон повторно наполнил свою яватму, нарушив все Северные законы, чтобы иметь преимущество в танце с Дел. Лахаму, танзир Русали, увлекался магией и обладал некоторым опытом в Южной технике танцев мечей. Терон решил повторно напоить меч, чтобы овладеть Южным стилем, чужим для Дел, и этим повысить свои шансы на победу в круге.

Он едва не выиграл танец, но я вовремя заметил в нем перемену и насильно вытащил Дел из круга. Для обычного танца это означало бы признание поражения, но я рассказал о своих подозрениях и Дел быстро поняла, что случилось. Преступление Терона делало танец незаконным и позволяло Дел отклонить его вызов, чем я и воспользовался, решив преподать Терону урок.

И я это сделал. Я убил его.

При этом узнав, каково это — владеть яватмой, зная ее имя.

Его звали Терон. Брат Телека, сын старого Стиганда. И брат, и отец, узнав правду обо мне и Дел, сначала сговорились изгнать Дел, а потом решили убить нас обоих, заставив встретиться в самом яростном танце из всех, которые видела Обитель Мечей, потому что каждый из нас хотел — обязан был — выиграть. Дел — чтобы провести год со своей дочерью, я — чтобы вернуть себе свободу от клятвенной службы, удерживающей меня в Стаал-Уста, в которую обманом вовлекла меня Дел.

Аиды, сколько всего случилось. Посмотрите на нас сейчас.

Нет, посмотрите лучше на меня.

Или не надо. Вдруг увидите что-то, что никому из нас не понравится.

Русали. Без Лахаму, но теперь и без Алрика, танцора меча, перебравшегося на Юг с Севера, и Лены, его жены-Южанки, и всех их дочерей смешанной крови.

Мы проезжали лабиринт строений и лагерей, окружавших город. Дел оглядывалась по сторонам и выглядела смущенной.

— В чем дело? — удивился я.

— Вспоминаю. Тогда мы друг друга почти не знали… посмотри на нас сейчас.

Слова прозвучали эхом моих собственных мыслей. Я угрюмо признал:

— Теперь мы знаем друг друга слишком хорошо.

Она улыбнулась.

— Иногда.

— Но я по-прежнему не знаю многое о тебе, а ты обо мне.

Своим замечанием я заслужил косой взгляд.

— Может быть… но ты и сам о себе многого не знаешь.

Я хмыкнул.

— Я знаю достаточно.

— Тогда почему ты продолжаешь спрашивать меня реален ли ты?

Я заставил жеребца идти по краю узкой улицы, чтобы обойти перевернутую корзину и груду вывалившегося из нее мусора.

— А ты никогда не задумывалась, реальна ли ты?

— Нет.

Я пригнулся, проезжая под низко свисающим навесом, и ударился своим левым коленом о правое Дел, когда улица стала совсем узкой и заставила нас прижаться друг к другу.

— Ты никогда не задумывалась, не можешь ли ты быть каким-то… творением.

— Творением?

Я безуспешно пытался придумать, как сформулировать вопрос.

— Это личность, необходимая для чего-то и поэтому появившаяся. Магический человек, созданный колдовством для определенной цели. Например, превратить песок в траву.

Дел нахмурилась.

— Нет, мне такое даже в голову не приходило. А почему я должна была об этом думать?

Я мучительно выискивал самый простой способ объяснить ей свою теорию так, чтобы она не все поняла.

— Послушай, однажды ты почувствовала, что танцуешь гораздо лучше, чем твои ровесники и друзья по школе. Ты не думала, что это не совсем обычно?

Дел слабо улыбнулась.

— Мои родственники постоянно говорили мне, что я необычная.

Я помрачнел.

— Я не об этом. Я… Когда ты поняла, в душе, что ты лучше всех, ты не задумалась, что это неспроста?

Светлые брови взлетели высоко.

— Лучше всех? — недоверчиво переспросила она.

— Ну, себя я не включаю. Это мы так и не выяснили.

Она засмеялась.

— Нет, никогда не задумывалась. Когда я была маленькой, мои братья, дяди и отец учили меня владеть ножом и мечом, и ничего странного в этом не видели. Все в нашей семье этому учились. У моей матери было достаточно здравого смысла, чтобы не лишать меня шанса научиться постоять за себя, а у других женщин хватило ума не критиковать за это мою мать. А потом, в Стаал-Уста, я была уверена, что смогу научиться танцевать так хорошо, чтобы… — она надолго замолчала, а когда снова заговорила в голосе появилась мрачная решимость. — Тогда я хотела только одного: научиться танцевать так, чтобы исполнить все клятвы, чтобы уничтожить Аджани. Каждую минуту я думала об этом, мне некогда было задавать вопросы удачливой судьбе, которая подарила мне такой талант.

— А-а, — протянул я, завершая рассказ.

— Так что нет, я никогда не задумывалась, не могу ли я быть… творением, — она дождалась моего кивка. — Я всегда была сама собой. Какой должна была быть.

Больше я ничего не сказал. Мне такая мысль тоже не приходила в голову до тех пор, пока я не присел перед старым хустафой и впервые не задумался о легендах о джихади, песке и траве, которые вполне могли оказаться историей.

Я поежился и тут же почувствовал за спиной вес яватмы и волшебника, жившего в ней.

Мы нашли маленькую, почти пустую гостиницу, владелец которой так обрадовался посетителям, что поселил нас в лучшую комнату, которая в общем-то отличалась от остальных только тем, что кровать в ней была длиннее. Мои пятки упирались в конец шаткого сооружения вместо того, чтобы привычно свисать.

Дел опустилась на колени на утрамбованный пол и начала распутывать ремни фляг, пристегнутых к седельным сумкам.

— Мы не можем здесь задерживаться.

— Только одну ночь, — согласился я, ослабляя узел на шнурке одной сандалии. — Еду и воду можно купить сейчас или подождать до утра.

— Я все куплю, а ты за это время успеешь помыться, — она поднялась и положила сумы рядом со мной на кровать. — Если допустить, что у тебя есть такое желание.

— Судя по твоему тону, оно должно у меня быть.

— Совершенно верно, — с улыбкой подтвердила Дел и направилась к закрытой пологом двери.

— Куда ты идешь?

— Покупать воду и еду в дорогу, я же сказала, — терпеливо объяснила она.

— Мы можем пойти вместе.

Дел пожала плечами.

— А зачем? Когда я вернуть, ты закончишь мыться и я воспользуюсь твоей водой.

Вообще-то Дел вела себя подозрительно. Хотя она не хуже меня могла в одиночку купить все, что было нужно, мы предпочитали делать это вместе просто потому что так было легче. Но я решил не докапываться до причины. Может ей хотелось на какое-то время ускользнуть от мужского надзора; с женщинами такое бывает.

Особенно когда они тратят деньги.

Мне оставалось только пожать плечами.

— Хорошо. Если ты не найдешь меня здесь, значит я сижу в общей комнате.

— И пьешь акиви. Чем же еще ты можешь заниматься? — Дел откинула в сторону драную тряпку, закрывающую вход, и исчезла.

Я заявил владельцу гостиницы, что буду мыться, в комнату быстро прикатили бочку, вернее половину бочки, и ведрами залили в нее воду. Воды было немного, но и это было лучше чем ничего. В Русали работало много купален, но в них и сосчитать нельзя сколько тел мылись одной и той же водой. По крайней мере таким способом Дел доставалось то, что осталось от меня, а меня она знала.

С мылом хозяин тоже поскупился, но я сумел вымыться сам и оставить для Дел. Потом, влажный и чистый, я появился в общей комнате, заказал акиви и несколько минут наслаждался покоем.

Дел в конце концов вернулась, кивнула мне и исчезла в нашей комнате. Я подумал, не пойти ли посмотреть как она моется, но потом решил, что в этом случае Дел рисковала остаться грязной, ввиду того, что иногда случается, когда я вижу ее без одежды, и я не стал мешать. Я налил себе еще акиви.

Когда акиви кончился, я забеспокоился и отправился выяснять, что же, в аиды, могло задержать Дел так надолго.

Она сидела ко мне спиной, укутавшись в бурнус и накинув на голову капюшон. Я открыл рот, собираясь спросить чем, в аиды, она занимается, когда она испуганно вздрогнула, обернулась и взглянула на меня широко раскрытыми глазами.

Потеряв дар речи от изумления, я уставился на нее. Оба мы застыли как статуи.

Я видел только голубые глаза. Голубейшие, ярчайшие глаза. Они были теми же знакомыми глазами, того же цвета и чистоты, но все остальное изменилось.

Я долго не мог произнести ни звука, но потом умудрился выдавить:

— Что ты с собой сделала?

Она заговорила медленно и рассудительно, тем тоном, каким убеждают скорее себя, чем окружающих.

— Я сделала себя другим человеком.

Я наконец-то пошевелился, шагнул к кровати, неуверенно протянул руку и скинул капюшон на плечи.

— Все? — недоверчиво прошептал я.

Дел выгнула почерневшие брови.

— Женщина с черно-белыми волосами привлекала бы даже больше внимания, чем Северная баска.

— Но… мне нравятся светлые волосы.

Она помрачнела.

— Это краска, ее можно смыть.

— А это? — я коснулся одной смуглой щеки.

— Это тоже, — черноволосая смуглая Дел, сердившаяся на меня, совсем не напоминала обычный более светлый вариант, хотя выражение лица не изменилось. — Я похожа на Южанку?

— Нет. У них глаза черные или карие.

— Тогда я с Границы.

— Ха.

— Пусть все так думают.

Я внимательно рассматривал ее. Светлые волосы, выжженные солнцем, стали черными. Краска еще не успела высохнуть и гладкие пряди влажно блестели. Контур бровей стал четким, заостряя выражение лица. Дел покрасила даже ресницы. Смуглая кожа была светлее чем у большинства Южан и почти не отличалась от моей, не было только медного оттенка.

Я нахмурился, сделал шаг назад, пожевал губу, раздумывая.

Странное это было ощущение. Я знал только одну Дел: светловолосую, голубоглазую, выросшую под прохладным солнцем. Она всегда оставалась Северянкой, чужой для Юга и внешностью, и привычками. Теперь все изменилось — по цвету кожи и волос Дел можно было принять за настоящую Южанку. Став похожей на большинство женщин, Дел потеряла свою необычность, привлекавшую глаз любого мужчины, но осталась поразительно красивой, хотя уже другой красотой. Чужой и одновременно знакомой.

Сравнивая старую Дел с новой, я понял, что чувствует человек, когда знакомое становится необычным. Дразнящим.

Не это ли чувствовал Умир? Не потому ли его так привлекали отличия?

И в новом обличье Дел осталась прекрасной. Темная кожа и крашеные волосы не лишили ее чистоты линий, чувства собственного достоинства и физической силы, которые отличали ее от других.

Краска была плохой, кожа казалась грязной, но под этой кожей по-прежнему скрывался блеск великолепной стали.

— Зачем? — спросил я.

— Я Южная женщина… Я с Границы. Я еду в Джулу и для сопровождения наняла охранника.

— Зачем? — повторил я, чуть прищурившись.

— Потому что никто не ищет такую пару. А ты как думаешь?

— А-а. Значит я тоже должен перекрасить волосы?

Она пожала плечами.

— Не обязательно. Из нас двоих больше внимания обращают на меня. — Я задумчиво кивнул.

— Кажется мы уже говорили, что кое-кто на Юге меня знает. Видишь ли, некоторые физические отличия позволяют узнать меня даже тем, кто меня никогда не видел.

— О тебе, конечно, тоже будут расспрашивать… но Песчаный Тигр путешествует со светловолосой Северной баской, которая носит меч — и умеет им пользоваться, — Дел запальчиво пыталась меня убедить. — А кого заинтересует пристойная женщина с Границы, которая никогда не держала в руках яватму и поэтому наняла танцора меча для защиты?

— И ты думаешь, что это собьет их со следа.

— Либо собьет, либо они просто разделятся.

— Не выйдет, — отрезал я не раздумывая. — Конечно они будут расспрашивать и о Северной баске… и может быть ее отсутствие их смутит. Но не заставит свернуть.

— Пусть не свернуть, но если за то время, пока они будут раздумывать, мы успеем добраться до Джулы — или куда там еще придется идти — ловушка сработает.

Я выдавил вялую улыбку, все еще прицениваясь к черноволосой и темнокожей Дел.

— А может этим ты решили проверить мой… интерес к тебе?

— Нет, — сухо ответила она. — Я не знаю, что женщина должна сделать с собой, чтобы ты потерял к ней интерес. Думаю, даже если бы я была лысой, ты и тогда не остановился бы.

Я несогласно заворчал.

— Лысые женщины меня не возбуждают.

Дел задумчиво осмотрела меня.

— А вот тебе стоит состричь волосы.

— Зачем? — испугался я.

— Чтобы проверить, возбуждают ли меня лысые мужчины.

— А ты закрой глаза, — предложил я, — и представь все, что захочешь.

Улыбка Дел осталась улыбкой Дел, несмотря на краску. Не изменился и мой ответ.