Чоса Деи кивает.
— Пройдут годы и ты устанешь. Тебе все надоест, как и мне. Ты
пресытишься этим миром, и в конце концов согласишься, что надо изменить его, начать все сначала.
Шака не согласен, он качает головой.
— Я не позволю тебе причинить вред людям.
— Они жалкие, смешные игрушки.
Шака в ярости разражается бранью.
— Ну тогда займись чем-нибудь! Если ты такой мастер, создай что-нибудь. Что-нибудь ДРУГОЕ, Чоса. Оставь мой мир в покое.
— Твой мир! ТВОЙ мир? Мы создавали его вместе, Шака.
— Теперь это не имеет значения. Тебе он больше не нужен. А мне нужен.
Чоса полон презрения и лицо его кривится.
— Ты сам не знаешь, что тебе нужно.
— Ты тоже, Чоса. И это одна из твоих проблем.
— У меня НЕТ проблем. А если и есть одна, единственная, то это ты.
Шака Обре вздыхает.
— Просто уходи. Ты вносишь беспорядок в мой мир.
— Тебе будет недоставать меня, если я уйду.
Шака пожимает плечами.
— Я знаю чем себя занять.
Снова Аббу:
— Так что ты сделала с ним, Дел?
— Ты не поймешь.
— Все равно расскажи.
— Это долгая история.
— Расскажи. У нас есть время.
— Придут другие и что тогда с нами будет? Я не могу танцевать против всех, а ты мне не поможешь.
Он удивился.
— Конечно нет. К тому же, ты ведь уверена, что я тоже за вами охочусь.
— А разве нет? Тогда зачем ты нас искал?
— Из любопытства.
— Скорее из жадности. Много она тебе предложила?
— Очень много. В конце концов, меня считают живой легендой.
— Шишка, — пробормотала она.
— И шишкой тоже, — согласился он. — Так вот, что касается Песчаного Тигра…
В голосе Дел тут же зазвенел лед.
— Сначала тебе придется танцевать со мной.
— Я знаю, баска. Ты мне это очень понятно объяснила, — поспешил он ее успокоить и тут же вернулся к вопросу, с которого все началось. — Так что ты с ним сделала? И что сделал он, что ты рискуешь ради него жизнью?
Я постарался открыть глаза. Я пытался заговорить. Пытался сделать хоть что-то, чтобы они поняли, что я жив, слышу их, понимаю.
Ничего не получилось.
Чоса Деи стоит на вершине башни, оглядывая травянистые долины и возвышающиеся над ними заросшие лесами холмы; солнце отражалось в озерах…
— Я сделал это, — говорит он. — Я мог бы это ПЕРЕДЕЛАТЬ..
Снова переход.
— Аиды, — высказывается Аббу. — И ты довела его до такого состояния просто выбив у него меч?
— Нет… не совсем, — в голосе Дел была и усталость, и тревога, и настороженность. — Я уже говорила тебе, все гораздо сложнее. Это долгая история.
— И я тоже уже говорил тебе, баска, у нас есть время.
Дел тяжело вздохнула.
— Я не понимаю, зачем тебе это надо.
— Помогать, а не мешать? — он засмеялся своим хриплым, дребезжащим смехом; это я сделал его таким. — Потому что не исключено, что я не согласился охотиться на вас. Тебе такое в голову не приходило? И даже если согласился, чего стоит захватить человека, когда он в таком состоянии? Я забочусь о своей репутации, а это все-таки Песчаный Тигр… — Аббу помолчал. — По крайней мере этот человек был им когда-то.
— И будет снова, — я почувствовал прикосновение прохладной ладони, она откинула полные песка волосы с моего лба и стерла капли пота. — Все дело в мече, — наконец решилась Дел. — В Северном мече. В яватме.
Аббу хмыкнул.
— Я о них знаю. Я видел твою, помнишь? Когда мы танцевали.
Ладонь, лежавшая у меня на лбу, напряглась, и я понял, что между рукой Дел и моей кожей что-то есть — повязка из влажной ткани.
— Это еще не все, — тихо сказала Дел. — Есть такой волшебник. Чоса Деи.
— Чоса Деи? — недоверчиво переспросил Аббу. — Но он же сказка.
— Охрана! — визжит Чоса. — Ты поставил охрану по всей стране!
— Конечно поставил, — спокойно признает Шака. — Я не хочу, чтобы однажды, устав от скуки до смерти, ты пришел и от злобы уничтожил все, что я создал.
— ТЫ создал! — Чоса скалит зубы. — МЫ создали, ты хочешь сказать. Мы оба, Шака — ты и я — и ты об этом знаешь не хуже меня!
— А уничтожить все это хочешь только ты.
— Не уничтожить. Переделать, — объясняет Чоса. — Если хочешь, ДОДЕЛАТЬ то, что мы когда-то создали, — с дружеской усмешкой он протягивает руку и сжимает плечо брата. — Ведь было бы очень интересно, так? Переделать то, что мы когда-то сделали. Потом опять все изменить, только к лучшему…
— Я не сниму охрану.
Пальцы Чоса сжимаются, впиваясь в плечо Шака.
— Снимешь. Тебе придется. Потому что если ты этого не сделаешь…
Продолжения не требуется. Но Шака качает головой.
Они снова стоят на вершине башни, оглядывая зелень лесов и лугов, которые они создали несколько веков назад на бесплодной пустынной земле. Уже пять поколений людей трудились на этой земле, позабыв о голодной жизни и засухах. Великодушное благословение Шака помогало всему живому процветать и каждый год люди собирали щедрые урожаи.
А теперь Чоса Деи хочет все переделать. От скуки.
— Нет, — говорит Шака. — Я не позволю тебе изменить землю.
— Давай поделим ее, — предлагает Чоса. — В конце концов, половина моя; ты бы не сумел создать все это в одиночку.
Шака смотрит на брата с отвращением.
— О тебе много говорят, Чоса. Ты только уничтожаешь, убиваешь, ты…
— Я переделываю, — поправляет Чоса. — И доделываю, так? — он улыбается. — Мы учимся на своих ошибках. Каждое следующее произведение лучше предыдущего; тебе не кажется, что на этот раз мы создали бы мир поудачнее?
Шака качает головой.
Ярость искажает лицо Чоса.
— Убери охрану, Шака. Хватит этих глупостей. Убери охрану, или я переделаю сначала ее, а потом ТЕБЯ.
Шака смеется.
— Боюсь, ты кое-что забываешь.
— Что?
— У меня тоже есть магия.
— Не такая, как у меня, — шепчет Чоса. — Нет, совсем не такая. Поверь мне, брат. А если хочешь, проверь. Попробуй мне помешать и сам же от этого пострадаешь.
Шака долго, внимательно разглядывает брата, потом очень печально качает головой.
— Ты не всегда был таким. В детстве ты был веселым, добрым и щедрым. Что с тобой случилось? Почему все так изменилось?
Чоса Деи смеется.
— Я постиг вкус магии.
— Тогда и оставайся с ней, — Шака уже не улыбается и не раздумывает. Он принял решение. — Попробуй пройти охрану, Чоса, и ты узнаешь насколько она могущественна. И на что способен я.
Чоса издевательски хохочет.
— Ты сидел здесь двести пятьдесят лет ничего не делая. А я был в мире, собирал магию, — он молчит. — Ты хотя бы представляешь себе, насколько возросли мои силы?
Шака печально улыбается.
— Да, думаю представляю. Поэтому я и не могу позволить тебе «переделать» то, что я так старался защитить.
— Ты обязан со мной поделиться, — возмущается обманутый Чоса, — так, как мы всегда и всем делились.
— Только не этим.
От ярости лицо Чоса кривится.
— Тогда ты меня еще узнаешь, так? Ты увидишь, что я могу сделать!
— Возможно, — соглашается Шака, — поскольку я не могу тебя переубедить.
— Ты об этом еще пожалеешь!
Шака смотрит вниз, на поля, густо заросшие сочной травой.
— Кто-то точно пожалеет, — печально говорит он. — Ты. Или я. Или они.
— ОНИ! — презрение переполняет Чоса. — Какое мне дело до них? Я могу создать их столько, сколько понадобится, — он скалит зубы. — Но они мне не нужны, так?
— Не так, — спокойно отвечает Шака. — Они тебе очень нужны. Просто пока у тебя не хватает ума, чтобы понять это.
Чоса Деи поднимает одну руку.
— Тогда пусть начнется испытание.
Шака Обре вздыхает.
— Оно уже началось. Но у тебя не хватило ума понять даже это.
Указательный палец Чоса Деи направлен на долину перед башней.
— Я превращу ее в аиды!
Шака пожимает плечами.
— А я восстановлю. Когда-нибудь.
— Нет, не получится. Потому что к тому времени ты будешь уничтожен. Ты будешь переделан!
— Кто-нибудь ее обязательно восстановит, — пожимает плечами Шака. — Если не я, то кто-то другой. Аиды не могут существовать вечно.
— Я все это уничтожу, — грозит Чоса.
Шака просто улыбается.
— Ну и попытайся, — предлагает он. — Пока ты всего лишь уничтожаешь редкостно прекрасный день своим ослиным визгом.
Лицо Чоса становится злобным.
— Вот увидишь, — шепчет он. — Ты еще УВИДИШЬ, на что я способен.
Шака Обре вяло проводит рукой по темным волосам.
— Я все еще жду.
Чоса Деи изумленно смотрит на него.
— Значит ты серьезно, — наконец понимает он.
— Да.
— Но ты мой брат.
— А ты не мой. Мой брат никогда бы не пошел на такое. Мой брат не может быть таким, — взгляд темных глаз Шака жесткий и холодный. — Ты, наверное, переделал себе мозги, когда играл в свои игры.
— Ты отправишься прямиком в аиды, — визжит Чоса.
Улыбка Шака неприветлива.
— Только после тебя.
— Шака! — закричал я. — Шака…
Кто-то схватил меня за запястья и прижал их к земле, заставляя снова опуститься на одеяло.
— Шака! — кричал я. Я умолял его, но понимал, что ничего уже не изменить.
Вторая пара рук присоединилась к первой, и я сдался.
— Аиды, — выдохнул Аббу.
— Видишь? — Дел положила ладонь мне на грудь и попыталась меня успокоить. — Лежи, Тигр. Шака здесь нет. Его здесь никогда не было.
— Охрана, — простонал я. — Разве ты не видишь? Чоса уничтожил ее. Ему это удалось. Магия Шака не удержалась… Сила Чоса была слишком велика…
— дрожь пробрала меня до костей. — Он переделал охрану…
— А потом попал в заточение, помнишь? — спросила Дел. — Так продолжается эта история.
Дышать было тяжело. Легкие не впускали воздух, мышцы живота болезненно сжимались, но я настойчиво пытался вдохнуть, а потом выдохнуть.
— Я не знаю эту историю. Я знаю только правду. Я был там…
— Там! — пальцы Дел напряглись.
— …баска… боги, Дел… — я прикусил язык и почувствовал вкус крови.
— У него бред, — объявил Аббу. — Помнишь какую чушь он нес, когда лошадь ударила его по голове?
— …баска, я ничего не вижу.
— Увидишь, — пообещала она. — Ты не ослеп. Просто слишком много песка попало в глаза… им нужно отдохнуть, вот и все.
— Мне нужно увидеть… — я попытался разжать хватку Аббу, но не смог.
— Отпусти, Аббу… убери от меня свои лапы!
Он отпустил. Я сорвал ткань с глаз и сразу понял, о чем говорила Дел. Во время бури грязь и песок немилосердно царапали зрачки, и теперь глаза болели. Я прищурился от солнца, и по щекам потекли слезы.
Но я тут же забыл о глазах. Мне нужно было увидеть руки.
Лежа на спине, я приподнял их и изучил каждый дюйм. Потом глубоко вздохнул от облегчения.
— Он ушел, — тупо пробормотал я. А мысленно добавил, совсем запутавшись и не решившись сказать это вслух: нет, не ушел. Он во мне. Я чувствую его.
С помощью Дел и Аббу я приподнялся, но больное колено подогнулось и я снова оказался на одеяле. Я лежал, дрожа от слабости.
— Аиды, — прохрипел я. — Я это все еще я, или это он?
Над верхней губой Дел выступили крошечные капли. Она смахнула их рукой.
— Но ты сам сказал, что он ушел, — Дел обменялась взглядами с Аббу Бенсиром. — Теперь ты мне веришь?
Лицо у него было мертвенно-бледное.
— Песчаный Тигр… — начал он, но не закончил, как будто не знал, что еще сказать.
— Я он? — не успокоился я, и тут же понял, что мне нужно увидеть. — А где мой меч?
Дел показала.
— Там.
Я посмотрел. «Там» было рядом. Обнаженный клинок лежал на песке, солнечный свет обмывал обожженную сталь.
— Черный, — выдохнул я с облегчением. — Теперь наполовину… но это лучше чем ничего. Лучше чем… — я не стал заканчивать, просто снова рухнул на одеяло и поднес к глазам руки, щурясь, чтобы разглядеть их против солнца, поворачивая их, чтобы увидеть со всех сторон. — Не черные,
— пробормотал я.
Нет. Совсем белые, словно они очень долго были в снегу. Все волоски на руках были выжжены, а кожа стала чешуйчатой и шелушилась. От локтей до кончиков пальцев. Ногти посинели, как будто замерзли.
Дел глубоко вздохнула.
— Ты просил меня убить тебя, — сказала она. — Ты умолял меня убить тебя.
Я рассматривал свои руки, шевеля пальцами с голубыми ногтями, с рассеянным наслаждением.
— Что-то мне подсказывает, что мою просьбу ты не выполнила.
— Нет. Я сделала кое-что другое. Я понимала, что это могло убить тебя, но поскольку ты все равно этого хотел… — она утомленно откинула волосы с лица. От напряжения и усталости Дел стала бесцветной, безжизненной. — Я запела песню, а потом выбила у тебя меч. Чоса не успел войти в тебя полностью, только часть. Я подумала, что стоит рискнуть.
Я нахмурился, кусая губы.
— И разделив нас с мечом…
Дел кивнула.
— Я надеялась, что поскольку часть Чоса осталась в мече, он отпустит тебя.
Я ушел от правды, отрицая ее публично.
— Все могло получиться иначе. Чоса мог прыгнуть в меня.
— Мог, — согласилась она. — И я решила, что в этом случае мне пришлось бы выполнить твою просьбу.
Воспоминания были смутными. Потому что они были не только моими. Они мешались с воспоминаниями Чоса.
— Так что случилось? — осторожно спросил я. — О чем я тебя просил?
— Отрубить тебе голову, — ответила она. — Как я отрубила ее Аджани.
— Аиды, — не выдержал Аббу.
Это меня отвлекло.
— А ты что здесь делаешь? — поинтересовался я. — Проводишь время с Дел? — обычно Аббу умел пользоваться случаем.
Он рассеянно улыбнулся.
— Нет. Но теперь, когда ты напомнил об этом… — многозначительно начал он, но не закончив махнул рукой. — Незбет появился у моего костра и долго нес какую-то неразбериху о светловолосой женщине танцоре меча, — Аббу пожал плечами. — Я сразу понял, о ком он говорит. А поскольку я намного опередил остальных, я послал мальчишку своей дорогой, а сам поехал к вам.
— А Незбет представляет себе кто я? — спросила Дел. — Судя по рассказам этого мальчика, можно подумать, что все сделал только Тигр.
«Этот мальчик» был, наверное, года на два или три моложе самой Дел.
И эта мысль тут же заставила меня почувствовать себя стариком.
— Незбет дурак, — Аббу провел рукой по седеющим волосам. — Как и большинство Южан, он не уважает женщин — разве только в постели. Хотя и я такой же, — он усмехнулся Дел. Она во многом перевернула мир привычных для него представлений, но он еще не собирался сдаваться. — Поэтому даже если он слышит, что в деле замешана женщина, он считает, что ничего серьезного она совершить не могла, — Аббу пожал плечами. — Следовательно вся вина за убийство Аджани ложится на Тигра.
— Но люди видели МЕНЯ, — воскликнула Дел. — Неужели у всех в Искандаре песчаная болезнь? Сотни человек видели как я отрубила ему голову.
— Да, но пошел слух, что ты — Северный африт, вызванный Тигром, чтобы отвлекать внимание Аджани, пока Тигр не подберется к нему и не убьет, — Аббу засмеялся. — Я же говорил, что по Искандару ходит много историй.
— Африт! — Дел не скрывала изумления. — Но я не дух!
Аббу хитро покосился на нее.
— В этом я уверен.
Я разозлился. Я приподнялся на одеяле, проклиная боль, стараясь не обращать внимания на протесты измученного тела, которое заставляли использовать последние резервы.
— Баска…
Но больше я ничего не сказал.
— Тигр? — спросила она.
Нет, баска.
Чоса.