Разрушитель меча

9

Один из наиболее легких — и наиболее действенных — способов расправиться с верховым врагом это подрезать его лошадь. Конечно способ не честный и не красивый, зато быстрый. В некоторых случаях этот прием может даже избавить вас от дальнейшей работы: я неоднократно видел как всадники, падая, оказывались придавленными своими лошадьми, а иногда и разбивались насмерть. Это экономит время и силы. И хотя каждый раз надеяться на такой удачный исход нельзя, остается шанс, что те несколько секунд, пока человек будет пребывать в состоянии шока после падения, он не сможет защищаться. И разобраться с ним окончательно будет легко.

Когда я дерусь, в пределах круга или за его границами, в беззаконном мире, я всегда ощущаю странное замедление времени. Хотя мир и не застывает, тем не менее замедляется так, что я легко успеваю рассмотреть каждое движение.

Я думал, что подобное происходит с каждым во время танца или в бою, пока однажды не упомянул об этом в разговоре с моим шодо. На другой день он решил проверить правдивость моего заявления и подсунул меня хорошо известному, обученному танцору меча по имени Аббу Бенсир. Я не только победил его, но и оставил ему метку на всю жизнь, едва не раздробив его горло.

Я объяснил моему шодо, как только оправился от шока после выигрыша тренировочного танца, что атаки Аббу было относительно легко блокировать, частично потому что он ленив и самодоволен, но по большей части потому что я видел каждое изменение движения, повороты меча и выпады ДО ТОГО, как это движение начиналось. Я смотрел на противника и перед моими глазами проносились все возможные варианты боя. От меня требовалось всего лишь быстро разобраться в стиле, оценить привычки и подвести свой меч к нужному месту, чтобы встретить удар.

Я думал, что все люди танцевали так. А разве без этого можно выиграть танец? В конце концов мне объяснили, что я ошибаюсь, что не каждый имеет возможность видеть движение до того, как оно начнется, или может с большой вероятностью определить, каким будет следующий удар противника, чтобы успеть выставить защиту. Такое предвидение и умение противостоять, как объяснил мой шодо, было самым лучшим даром, на какой мог рассчитывать танцор меча. Еще шодо добавил, что я одарен более чем кто-либо из его учеников и смогу пользоваться своим талантом очень долго, наверное многие годы — если не разленюсь или не стану чересчур самодовольным.

Что ж, надменным я был всегда. Часто самоуверенным. Но самодовольным никогда.

Борджуни на лошадях приближались. Весь мир привычно замедлил движение, чтобы я мог успеть оценить все варианты и увидеть все самые быстрые движения. Я терпеливо ждал, с мечом наготове, а один борджуни с криком летел ко мне, обещая мою скорую смерть.

Ну смерть он может обещать сколько захочет. Только не мою.

Я подрезал под ним лошадь, а его проткнул в полете.

Одного нет: осталось семеро. Конечно кое с кем разберется Дел.

По инерции я развернулся на месте и увидел как рядом с криком бьется лошадь. На какой-то миг мне стало стыдно, но я успел привыкнуть к тому, что ради выживания приходится совершать много неприятных поступков. Позже, если меня не убьют, я избавлю ее от страданий. А сейчас…

Чувства обострились. Мои глаза видели каждое движение лошадиных копыт, прорывавших песок, я слышал клацанье украшений на удилах, тонкое пофыркивание лошади на слишком коротком поводе. Я пригнулся, нанес отвлекающий удар по передним ногам, позволил борджуни отдернуть лошадь в сторону и одновременно опустить вниз сверкающий клинок. Я встретил удар своей яватмой, сталь взвизгнула, я придержал меч, повернул его, выворачивая оружие из рук борджуни, потом резко освободил, откинулся в сторону и второй раз пригнулся. И снова ударил по передним ногам; борджуни снова дернул повод и в этом была его ошибка — он слишком дорожил своей лошадью и, спасая ее, отвлекся от меня.

Мой клинок ровно полоснул по его ноге. Я услышал, как он закричал от шока и ярости. Тут же на него должна была наброситься боль, но я не стал этого ждать. Как только он покачнулся в седле, бессильно поджимая почти отрубленную ногу, я потянулся, схватил его за руку, сорвал с лошади. И легко перерезал хрупкую глотку.

Двое.

Руны, покрывавшие клинок, наполнились новой кровью. В моей голове звучала песня, легкий шепот песни, вползающей в мои кости. Для этого она и была создана, моя благословенная богами яватма. Это и было ее предназначением: проливать кровь врага. Она обладала особым талантом: отделять плоть от костей точным разрезом и ПЕРЕДЕЛЫВАТЬ врага…

Ярость, сила и нужда.

Я смутно понял, что все эти чувства были рождены не мной, а чем-то — кем-то — другим.

Песня не затихала.

Я развернулся, сделал выпад, разрубил. Лошади были повсюду, они теснились в крошечном оазисе и зажимали меня в круг. Я слышал тяжелое дыхание Дел, обрывки Северной песни, приглушенные самоувещевания, прерываемые хрипами. Лошади были ВЕЗДЕ. Фыркающие, топающие копытами, визжащие, бьющиеся…

…клацанье зубов, удары копыт…

…дикие выкатившиеся глаза…

…Южные проклятья и угрозы разрезать на куски…

…тонкий, горячий запах крови, мешающийся с песком…

…Дел, сплетавшая солнечный свет движением магической стали…

…ярость… сила… и нужда…

Чоса Деи хотел освободиться.

День вокруг меня взорвался.

Враг кричал. Я не мог понять что, не мог распознать слова; я знал только, что врага нужно было переделать…

— Тигр… Тигр, нет!

Я поймал врага на конец клинка, и он побелел от ужаса: мне нужно было только вонзить острие в его горло, легким движением разрезать податливую плоть и враг будет переделан.

— Тигр… не заставляй меня делать это…

Она все время звучала в моей голове. Такая тихая, прекрасная песня.

«Возьми ее сейчас, — пела она. — Быстрее возьми ее и освободи меня.»

Так много лошадей убито… так много врагов…

Теперь ругань прозвучала на Северном. На какую-то секунду меня это смутило… но песня снова наполнила голову.

— …переделать… — вслух пробормотал я.

Мне нужно было только коснуться ее горла почерневшим кончиком клинка…

— Ты трижды проклятое козье отродье! — закричала она. — Что же ты за идиот? Хочешь танцевать, дурак? Ты действительно хочешь, чтобы мы сделали друг другу то, что никто больше нам сделать не может?

Никто больше?

Ярость.

И сила.

И нужда.

Кровь капала с клинка. Капли попадали на светлую Северную кожу и затекали под кремовую тунику.

Дел приподняла свой меч. Я увидел как отчаянный призыв в ее глазах сменился мрачной решимостью.

Что-то случилось со мной.

Я отпрыгнул в сторону, не обращая внимания на Дел, которая тут же приняла стойку, готовясь к бою. Я отпрыгнул, нырнул, упал и покатился по покрытому кровью песку. Сам не знаю как мне удалось избавиться от меча и я поднялся с пустыми руками…

…чтобы поцеловать сияющую Северную сталь, уткнувшуюся мне в рот.

Я стоял на коленях, тяжело дыша, и очень старался не дернуться, не вздрогнуть и не моргнуть, пока Дел смотрела на меня яростными глазами, за которыми бушевала баньши-буря.

Она долго изучала меня. Потом посмотрела на меч, лежавший в десяти футах в стороне. Снова внимательно вгляделась в меня.

Молчание тянулось бесконечность. Дел скрипнула зубами.

— Откуда, в аиды, мне знать, ты это или уже нет?

Потому что я мог, потому что я знал ее имя, я прижал палец к краю клинка Бореал и слегка отодвинул ее от моего рта.

— Ты могла бы спросить, — мягко предложил я.

— Спросить! Спросить! В разгар боя, не зная, проткнут меня клинком борджуни или твоим я должна спрашивать человека, с которым прожила столько месяцев, могу ли я доверять ему? — голубые глаза загорелись, когда она перешла на саркастический тон. — Извини, Песчаный Тигр, можно к тебе подойти или ты настроен сегодня враждебно? — Дел покачала головой. — Что же ты за дурак?

— Неудачная шутка, — пробормотал я. — Признай это, или я подумаю, что у тебя вообще нет чувства юмора.

— Я не нахожу ничего смешного в том, что случилось, — Дел совсем помрачнела. — Ты сам представляешь, что сейчас произошло?

— Кажется я убил несколько человек, — я быстро осмотрелся, рассеянно замечая тела. Я насчитал их восемь. — Ты не против, если я встану?

— Делай что хочешь, только близко не подходи к мечу.

Вот это да. До такой степени она была взволнована. Я глубоко вздохнул и заставил себя подняться, привычно отмечая где и насколько сильно болит — обычные последствия боя.

Я сделал шаг.

— Дел, я не… — но я не закончил, потому что понял, что случилось и только от души выругался. Потом я неуклюже сел на песок.

— В чем дело? — в Дел сразу проснулись подозрения.

Я был слишком занят руганью, чтобы отвечать. Одновременно я очень осторожно вытянул правую ногу, почувствовал неприятный щелчок и склонился в мольбе богам над больным коленом.

— Аиды, только не колено… пожалуйста, только не колено, — мне едва удалось вздохнуть, пот щипал царапины и порезы. — Только этого мне не хватало… вот только этого… аиды, ну не колено же.

Дел выслушала меня и заговорила поспокойнее.

— С тобой все в порядке?

— Нет, не все. А что, не похоже? Вот таким должен быть человек, у которого все в порядке? — я посмотрел на нее, стараясь не морщиться от боли. — Если бы не ты, мне не пришлось бы сейчас отпрыгивать и…

— Так это моя вина! Моя? Ты козье отродье… это к моему горлу ты прижимал меч!

— Я знаю, знаю… прости, — оправдания были и у Дел, и у меня, но сейчас было не до них; случилось нечто слишком важное, слишком угрожающее

— и кроме того, мое колено просто убивало меня и мне было легче сосредоточиться на нем, чем на том, что я сделал — или почти сделал — с Дел.

— Аиды, пусть все исправится… только бы это ненадолго.

— Да что случилось? — разозлилась она.

— Вывих, — рявкнул я, — Аиды, ненавижу колени… всегда подводят когда больше всего нужны или не дают спать всю ночь… — я стер пот, заливавший глаза. — У тебя, надо думать, таких проблем нет. В твои двадцать один.

— Двадцать два, — поправила она.

— Двадцать один, двадцать два, какая разница? Ты можешь делать все, что хочешь, не задумываясь о своем теле, и оно не возмущается… — я осторожно ощупал колено, обнаруживая припухлости и вздрагивая от боли. — Хотел бы я снова быть в твоем возрасте…

— Не стоит, — бросила она, наконец убирая в ножны меч и присаживаясь около меня, чтобы осмотреть мое колено. — Вряд ли найдется человек, который согласится променять обретенную за годы жизни мудрость на молодое, но невежественное тело, — она помолчала. — Конечно если у этого человека есть хоть немного мудрости.

Только тут я заметил кровь на ее руках и ногах, пятна на светлой тунике. Коса с красными лентами слиплась.

— А ты в порядке?

— Что бы ни случилось, один из нас должен быть в порядке, а ты уже заработал травму, — ее прохладная ладонь легла на мое колено. — Сможешь ехать?

— Нет, но выбора у нас тоже нет.

Губы Дел ехидно изогнулись.

— Ну почему же, — удивилась она. — Может ты хочешь подождать и выяснить, не приедут ли остальные борджуни, чтобы узнать, что помешало их приятелям вернуться к обеду.

Я оглянулся на тела. Восемь, я правильно насчитал. И несколько мертвых и умирающих лошадей. Мой жеребец стоял там, где я его оставил, привязанный к пальме. Кровавая бойня удовольствия ему не доставила и он заметно нервничал.

Я нахмурился.

— Четырех не хватает.

— Они убежали. Если действительно где-то есть лагерь, они направились туда.

— И сразу поднимут тревогу, — я снова вытянул ногу, проверяя колено.

— Ты права, выбора нет. Найди мне что-нибудь перетянуть его, и поедем. О телах заботиться некогда — пусть это сделают остальные борджуни, — Дел уже отошла, когда я вспомнил и крикнул ей в спину. — Не забудь наполнить фляги.

Она одарила меня выразительным взглядом, который яснее слов объяснил, что она отлично знала как в пустыне покидают оазис. Я уже приготовился к ехидной реплике, но она промолчала. С мрачным видом Дел подошла к ближайшему телу, отрезала большой кусок бурнуса и вернулась ко мне, по пути разрывая его на полосы.

— Вот. Я займусь флягами, а ты своим коленом, а потом мечом.

Этот меч.

Когда она отошла, я обернулся и увидел его. Он спокойно лежал на песке. Черный кончик и серебристый клинок покрывала алая кровь.

Меч, которым я убил несколько борджуни — без сомнения заслуживающих смерти… и которым пытался убить Дел. Аиды, я боялся, но сумел скрыть это от Дел, чтобы она не поняла, как близок я к тому моменту, когда уже не смогу справиться с яватмой и Чоса Деи. Я устало потер лицо и начал перевязывать ноющее колено.