— У меня от него вся кожа болит, — сказала Дел.
Прошло несколько секунд прежде чем я проснулся.
— Что?
Мы ехали почти рядом. Дел взглянула на меня.
— Ты спишь?
— Нет.
— Значит спал.
— Нет. Я задумался.
— А-а, — глубокомысленно кивнула Дел. — Твоя глубокая задумчивость сильно напоминает сон обычных людей. Ну прости меня.
Мы по-прежнему были на лошадях, по-прежнему ехали на Юг из Кууми. Солнце уже начало спускаться к горизонту. Около часа назад мы перекусили и и я смыл свою порцию еды в желудок несколькими глотками вина. Монотонный шаг уставшего жеребца в сочетании с едой, вином и теплом дня — не говоря уже о скуке — одолели меня.
Значит я действительно уснул, хотя и ненадолго; что-то вроде секундной дремоты, когда моргая, не сразу открываешь глаза. Если приходится проводить много времени не слезая с лошади, привыкаешь спать где угодно — и когда угодно — как только появляется такая возможность.
Но Дел этого не объяснить.
Я нахмурился.
— Так от чего у тебя кожа болит?
— От Юга. От Солнца. От Пенджи, — Дел пожала плечами, заодно проверяя вес яватмы за спиной. — Я помню нашу прошлую поездку. Тогда солнце было просто ужасным и я заболела, — Дел провела ладонью по рукаву бурнуса. — Я все очень хорошо помню.
И я ничего не забыл. Дел была на грани жизни и смерти. Я вообще-то тоже, но моей медной шкуре проще было вынести жестокость Южного солнца. Оно, конечно, пыталось меня сжечь, но я выжил. А вот Дел почти умерла.
— Ну, в этот раз такого не случится, — успокаивающе пообещал я.
Она выгнула одну бровь.
— Ты так уверен? Ты уверен, что мы снова не налетим на Ханджи? И что они не бросят нас снова в пустыне, без лошадей и воды?
Все мое спокойствие испарилось, но я привел последний аргумент:
— Теперь, если они захватят нас, мы точно попадем в котел.
— А-а, я и забыла, — Дел, прищурившись, оглядела пески. — Ничего не изменилось.
— Жарко. Сухо. Вокруг один песок, — я кивнул. — Ничего и не могло измениться.
— Изменились мы, — она покосилась на меня. — Теперь у нас обоих чуть больше опыта.
Я понял, о чем она.
— И мы постарели? — я показал ей зубы в неискренней ухмылке. — Поверь, баска, теперь, когда мы снова вернулись в тепло, я чувствую себя ГОРАЗДО моложе.
По выражению лица Дел я понял, что она мне не поверила. В душе я, конечно, помолодел, хотя на внешности это могло и не отразиться. Вот только себя со стороны я не видел, а верить ли Дел, я не знал: она могла говорить искренне, а могла и насмехаться.
— Тридцать шесть это еще не старость, — мрачно пробурчал я.
Улыбка Дел была слишком жизнерадостной, а потому подозрительной.
— А вдруг тебе уже тридцать семь?
— Может тебе этот возраст и кажется старостью — ты совсем недавно вышла из младенчества — но для меня…
— Для танцора меча это уже годы, — добродушно поддразнила Дел. — Люди, проводящие свои жизни в круге, редко доживают до такого возраста, — Дел уже не шутила, глаза у нее были совершенно серьезные. — Пора бы задуматься, не стать ли тебе ан-кайдином… — она замолчала и нахмурилась.
— Как это по-Южному?
— Шодо, — кисло сказал я. — По-моему, я к этому еще не готов.
— Ты был профессионалом многие годы. Ты учился у лучших. Даже в Стаал-Уста оценили твое мастерство…
— В Стаал-Уста мое мастерство никого не интересовало. Им просто нужно было еще одно тело, — я отвел жеребца подальше от кобылы. — Это не для меня, Дел. Чтобы быть шодо, нужно гораздо больше терпения, чем я думал.
— А я уверена, что если бы у тебя был ученик, терпения нашлось бы в избытке. Если бы ты знал, что каждым своим уроком ты спасаешь жизнь истойя или приговариваешь его к смерти, ты бы понял, сколько всего можешь ему предложить.
— Ничего не могу, — мрачно сказал я. — Ну и каким шодо я был бы с Чоса Деи в своем мече?
— Когда ты его освободишь…
— Нет, баска. Я танцор меча. Я просто танцую, я не учу.
— Но ты учил меня, — настаивала она. — Ты очень многому меня научил.
— И чуть не убил. Этим я тебя тоже чему-то научил?
— Я узнала, что ты человек колоссальной силы воли.
Я изумленно уставился на нее.
— Ты всерьез!
— Конечно.
— Баска, я чуть не убил тебя. Первый раз в Стаал-Уста, второй раз в оазисе, после того, как я прикончил всех борджуни.
— Но каждый раз ты сдерживался, — она пожала плечами. — В Стаал-Уста ты победил пробужденную яватму, откликнувшуюся на первый призыв и дикую от вкуса первой крови и желания совершить убийство. В оазисе ты боролся с Чоса Деи. Человек слабее, с более слабой волей, сдался бы в обоих случаях. И я была бы уже мертва.
— Ну да… — я чувствовал себя неловко и пожал плечами. — Но это не делает меня шодо.
— Я не настаиваю, — спокойно сказала она. — Я только отмечаю, что у тебя есть такая возможность.
У меня в животе что-то дернулось.
— Слушай, а ты завела этот разговор не из-за того, что достигнув своей цели, убив Аджани, теперь просто хочешь поменять образ жизни?.. И в новой жизни забыть о старых знакомых?
Дел сжала губы.
— Мы это уже обсуждали. У меня ничего не осталось. Меня изгнали с Севера, а на Юге я никогда не смогу стать шодо. Кто придет учиться у женщины?
Я пожал плечами.
— Другие женщины.
Голубые глаза подернулись дымкой.
— А сколько Южных мужчин дадут своим женщинам такую свободу?
— Может это будут женщины, которых не интересует мнение мужчин?
В ответ я услышал смешок.
— На Юге не найдется ни одной женщины, которая согласилась бы рискнуть потерять мужчину или лишиться шанса завоевать его ради того, чтобы обучаться у меня.
Дел была права.
— И в итоге мы пришли к тому, с чего начали. Так что может согласимся оставаться такими, какие мы есть, и не будем беспокоиться о будущем?
Дел уставилась вдаль.
Я ждал.
— Согласна?
— Посмотри туда, — Дел показала. — Там что-то двигается.
Я проследил за ее пальцем и увидел. Черная точка на горизонте.
— Я не… подожди. Да, кажется ты права… — я привстал в стременах, разглядывая горизонт между ушами жеребца. — Похоже на человека.
— Без лошади, — объявила Дел. — Кто в здравом уме пойдет пешком через Пенджу?
— Мы шли, — напомнил я. — Конечно у тебя была песчаная болезнь и ты была далеко не в здравом уме…
— Брось, — сказала она. — Давай больше не будем тратить время на воспоминания. Его — или ее — каждая минута промедления может погубить.
Дел сжала колени и кобыла понеслась по пескам, поднимая в воздух облака пыли. Жеребец громко фыркнул и бросился за ней.
Мне выбирать не приходилось, и я не стал удерживать его.
Оказалось, что это он, а не она. И Дел была права: тут вопрос жизни и смерти решали минуты. Когда гнедой примчался к нему, Дел уже стояла около него на коленях и помогала держать одну из своих фляг.
Гнедой остановился, Дел обернулась и посмотрела на меня поверх плеча, покрытого пыльным бурнусом. Она ничего не сказала, но все ясно было и без слов. Дел хорошо умеет объясняться одними движениями, не говоря уже о выражении лица. Но на этот раз стыда под ее осуждающим взглядом я не почувствовал — я отстал от нее ненамного, хотя и не гнал жеребца — и сердито нахмурился, чтобы показать, что ее выговор не принят.
Как она к этому отнеслась, было ее делом.
На мужчине был простой бурнус из легкой ткани разорванный в нескольких местах и такой же хитон. Без меча. Похоже, что ему было чуть больше двадцати, но я мог и ошибаться — пыль на его лице запеклась плотной коркой и трудно было что-то рассмотреть. Пот — и может слезы? — оставили на щеках темные, извилистые канавки.
Он припал к фляге и застыл с закрытыми глазами в чисто физическом блаженстве получив то, чего требовал весь его организм. Вода стекала по его подбородку, капала на грязный поношенный бурнус и тут же высыхала; прежде чем Дел успела сказать хоть слово, он протянул руку к подбородку, чтобы подхватить стекающие капли.
Рожденный и выросший на Юге, это видно и по внешности, и по привычкам.
Мучившая его жажда наконец-то ослабла, он впервые открыл глаза и уставился поверх фляги на Дел. Пока он разглядывал спасшего его человека, в том числе и определял его пол, карие глаза все больше расширялись.
Он резко выпрямился и тут же увидел меня. Несколько секунд он раздумывал, потом снова взглянул на Дел, и снова на меня. В конце концов, он выдавил одно слово:
— Африт?
Я фыркнул. Дел покосилась на меня, не понимая причины моего веселья, потом отвернулась. Если бы Дел поняла язык, ей было бы что сказать, но Южанин говорил на архаичном диалекте пустыни, известном только тем, кто жил в Пендже. Я не слышал его уже много лет.
Я прикинул, не стоит ли подыграть — было бы весело признать, что Дел действительно была Южным духом — но потом решил не рисковать. Парень и без того был сухим как кость и почти обезумел; чтобы окончательно сойти с ума ему не хватало только моего подтверждения встречи с духом. После этого никто не смог бы разубедить его, что он еще не мертв.
— Нет, — сказал я ему. — Она Северянка.
Он сидел застыв, не сводя с нее глаз, выпивая ее как будто она была слаще, чем вода во фляге.
Глядя на него, я повеселился, а потом подумал, что мое веселье можно было принять и за оскорбление. На Дел стоило посмотреть. О Дел стоило мечтать. А для него Дел была и спасением: она дала ему воды.
Я усмехнулся.
— Ты произвела на него впечатление.
Она привычно дернула плечом; мужские взгляды Дел никогда не радовали и она не любила говорить о повышенном внимании к себе. На Юге подобные взгляды чаще всего доставляли одни неприятности, потому что осмотром дело не ограничивалось: каждому хотелось более тесного контакта.
— Еще? — спросила она, снова предлагая ему флягу.
Он взял ее машинально и неторопливо сделал несколько глотков, по-прежнему не сводя глаз с Дел. Организм уже получил необходимую воду. Теперь он пил для удовольствия.
И, как я подозревал, потому что не смел отказать ей.
Жеребец вытянул шею, пытаясь дотянуться до кобылы, стоявшей в шаге или двух от нас. Он шумно фыркнул и утробно заурчал. Хвост поднялся. Из-под верхней губы показались огромные зубы. Всем видом жеребец демонстрировал свой интерес к кобыле и огромное желание познакомиться поближе.
Вот только этого мне и не хватало — да и не только мне, любому человеку — жеребца, твердо решившего свести более близкое знакомство с кобылой. А поскольку в физическом плане лошадь во многом превосходит человека, разубеждать жеребца нужно было быстро и решительно. Пока кто-то не пострадал.
И я врезал ему кулаком по носу.
Медяшки упряжи зазвенели когда его голова взлетела к небу. Я сильнее сжал поводья, стараясь не выпустить их — стараясь не выпустить ЕГО — и при этом по возможности не подставить свои сандалии ему под копыта.
Дел, конечно, снова обернулась и подарила мне укоризненный взгляд, но я не отреагировал. Это не она висела на другом конце повода беснующегося жеребца, возжелавшего кобылу; ЕЕ кобылу, должен я заметить. Если бы в Кууми она купила мерина, таких проблем у нас бы не было.
Тем временем кобыла оценила страсть гнедого и издала застенчивое ржание, показывая, что она тоже не против.
В это же время молодой человек на песке решил наконец-то от этого песка оторваться. По крайней мере частично: он встал на колени, потом прижал одну ладонь с разведенными пальцами к сердцу и низко поклонился. Поклон сопровождался речью на языке, которого даже я не знал.
Закончив бормотать, он поднялся.
— Караван, — объявил он, махнув рукой в глубины Пенджи.
Я прищурился.
— Далеко отсюда?
Он объяснил.
Я перевел для Дел, которая весь разговор растерянно хмурилась. Потом попросил его объяснить поподробнее.
Он объяснил. Когда рассказ был завершен, я пригладил каштановые волосы и вяло пробормотал проклятье.
— В чем дело? — спросила Дел.
— Они направлялись в Искандар, — сказал я. — Он и еще несколько человек. Они наняли пару проводников, чтобы перейти через Пенджу, но эти так называемые проводники завели их сюда и бросили.
— Бросили, — повторила она.
Я махнул рукой.
— Они никого не убили, не ранили. Просто привели их сюда, отобрали все деньги и воду и оставили, — я махнул рукой. — Зачем тратить время на убийство если Пенджа сделает это за тебя?
— У него не было лошади? — спросила Дел.
— Был осел. Но он сбросил его и убежал, — я ухмыльнулся. — Обычное ослиное поведение.
Дел взглянула на Южанина.
— Значит он пошел за помощью.
— Из его слов я понял, что их заставили помучиться. Увели подальше от путей, подальше от знаков… — я пожал плечами. — Он надеялся, что найдет людей, которые помогут — покажут дорогу к поселению или оазису. Он хотел достать лошадь и воду, — я снова пожал плечами. — Остальные в пустыне, в фургонах.
Дел, прищурившись, посмотрела на небо.
— Нет воды, — задумчиво пробормотала она. Потом повернулась к Южанину и долго изучала его.
Я знал, что за этим последует.
И, честно говоря, возражать не собирался; она была права. Я тяжело вздохнул и предупредил ее слова, подняв руку.
— Я знаю, знаю. Ты хочешь поехать туда. Ты хочешь отвезти его к каравану, а потом довести их всех до Кууми.
— Это ближайшее поселение.
— Точно, — я посмотрел на запад. — Ну ладно. Вообще-то Салсет тоже подобрали нас в пустыне и только поэтому мы сейчас живы.
— В твоем голосе я не слышу благодарности.
— Я им очень благодарен. Я просто думаю, сколько времени мы потеряем и кого встретим в Кууми, когда туда вернемся.
Дел нахмурилась.
— А кого?
— Танцоров мечей, — ответил я. — И кроме того, толпу верующих идиотов, таких же как этот.
— Какое право ты имеешь называть его верующим идиотом? — возмутилась Дел. — Только из-за того, что он верит в то, во что не веришь ты…
Я прервал ее не дожидаясь конца речи о достоинствах религии.
— Он дурак, — отрезал я. — И у меня есть полное право называть его так.
Она ощетинилась.
— Почему? ЧТО дает тебе право…
— Потом что каждый человек, который поклоняется мне, может быть только дураком.
Не ожидавшая такого ответа Дел откровенно растерялась.
— Что? — наконец выдавила она. — А причем тут ты?
— Я — тот, ради кого он и другие идут в Искандар.
— Зачем? — она хлопнула ресницами.
— Кажется они услышали истории Оракула о джихади, — я пожал плечами.
— Они подхватились и поехали на Север.
Дел хотела мне еще что-то высказать, но промолчала. Она долго смотрела на верующего идиота, обдумывая мои слова и оценивая Южанина, и, наконец, вздохнув, провела рукой по лбу.
— Теперь ты понимаешь, что я имею в виду? — спросил я. — Ты ведь тоже думаешь, что он дурак.
Она поморщилась.
— Я готова признать, что убеждения могут заставить совершать нелепости, но то, что он верит в человека, который должен прийти, чтобы помочь его родине, не делает его дураком.
— Правильно, — согласился я. — Значит я должен хотя бы доставить его и его людей в Кууми. Думаю, что так полагалось бы поступить джихади, правильно?
— Ты скажешь ему? — спросила она.
Я усмехнулся.
— Что? Что я подделка?
— Может он сам догадается, — вздохнула Дел.
— Я был уверен, что ты меня поймешь, — я похлопал жеребца по шее. — Ну, старина, кажется тебе снова нести двоих.
Дел поправила ремень перевязи.
— А почему не посадить его со мной? Мы вместе будем весить меньше чем ты один.
Я посмотрел на верующего идиота, который не сводил с Дел восхищенных глаз.
— Да, — кисло согласился я. — Он, конечно, придет в восторг.
Дел нахмурилась и я заторопился.
— Ладно, все. Садись и поехали.