Райский Град

Глава 6

Под утро Катерина всё же пришла ко мне. И была она совсем не той властной роковой девушкой. Её хрупкость вызвала во мне неподдельную нежность, и даже низменные желания уступили место искренним жарким объятиям. Мы лежали на узкой кровати для гостей, и я гладил её по голой шёлковой спине, прижимал к себе, чувствуя тепло её тела, а она вздрагивала от слёз, уткнувшись в моё плечо и обвив меня ногами. В эту ночь я почувствовал всю полноту любви к этой девушке, всегда находящейся в центре внимания, но такой одинокой и так нуждающейся в поддержке. И любовь эта была… странная. Нет, не такое я испытывал вначале нашего общения. И даже с первой — с Анной Ди — было по-другому… Что же это? Может, то, что я искал всю жизнь? О чём так мечтал? То самое, настоящее чувство?

Всё это, начиная с бала литераторов, я записал утром, пока Катерина спала. Утомлённая ночными слезами, она крепко уснула и даже не заметила, как я переложил её голову с моей груди на подушку и тихо удалился в гостиную, чтобы заняться своими записями.

Всё это было в пятницу, 28 декабря. Сейчас, когда пишу, уже суббота. За этот небольшой промежуток времени произошло столько событий, что возникает сомнение в том, вместятся ли все они в мой новый блокнот.

Когда закончил с записями, до подъёма на работу оставался ещё час, и я решил хотя бы немного поспать. Оставив блокнот на столе, прошёл, прилипая голыми ступнями к полу, в спальню и аккуратно лёг рядом с Катериной. Мне показалось, что не разбудил её, но вдруг до меня донеслись слова:

— Расскажи мне что-нибудь.

— Что же? — Я повернулся к ней. Она смотрела на меня с улыбкой. Её тело было прикрыто тонкой простынёй, и был виден каждый нежный изгиб.

— Хотя бы про Анну, твою поэтессу.

Я вздохнул. Не хотелось вспоминать прошлое.

— Мы встретились на первом курсе, — всё же сказал я, отведя взгляд к потолку. — Тогда она была в отношениях, но я надеялся, что поверит в мои чувства и станет встречаться со мной. Писал ей стихи и любовные письма, отправлял через соцсеть, но получал в ответ лишь скобку-улыбку. Она не верила в мою любовь, говорила, что такое бывает только в глупых фильмах. Я искал с ней встречи, и когда она рассталась со своим парнем, всё же согласилась, чтобы я увиделся с ней на перроне — тогда она приехала от родителей, живущих в другом городе. Мы прогуливались под январским снегопадом, я ощущал аромат её духов и был по-настоящему счастлив…

Я замолчал. Было слышно, как тихо дышит Катерина. Спустя минуту она спросила:

— И что же?

— Мы остались просто друзьями. Вскоре узнал, что она вновь с тем парнем, с кем была до меня. Анна расставалась и сходилась с ним по крайней мере четыре раза. Наверное, это и есть настоящая любовь.

Катерина усмехнулась и провела ладонью по моей груди — я ощутил её прохладу, пробежавшую мурашками по всему телу.

— Мне кажется, — сказала девушка, — ты не любил её, иначе она была бы с тобой.

— Да, не любил, — согласился я. — То было совсем не таким чувством, что сейчас испытываю к тебе.

Катерина пристально посмотрела на меня.

— Ты и меня не любишь, — сказала она, продолжая улыбаться. — Просто сочувствуешь мне.

Я промолчал, не зная, что ответить.

— Мне самой не знакомо это чувство, — продолжила девушка. — Я никого никогда не любила. Но встречала тех, — она положила голову мне на плечо, — кого стоит полюбить.

По моим жилам будто разлился мёд. Но вдруг я спросил:

— А как же Магомедов?

Катерина подняла голову.

— Вергилий? — Она внимательно смотрела на меня. — Он тоже достоин.

Меня кольнули эти слова, и я, поддавшись порыву, обнял девушку и прильнул к ней в поцелуе, лишь бы не продолжала говорить. Она не хотела размыкать губы, и мне пришлось легонько укусить её за верхнюю. Тогда Катерина сдалась и, подавшись вперёд, ответила жарким поцелуем.

Не отвлекаясь, я сорвал покрывало, мешавшее чувствовать нежное тело певицы. Я прижал это тело к себе совсем не так, как в первый раз: не ласково, а страстно. Я обладал им. Этим утром оно полностью принадлежало мне.

После мы лежали и, в перерывах смеха, тяжело дышали, как после бега. Нам было хорошо, но мы не любили друг друга. Не любили взаимно.

— Как жаль, — сказала Катерина и прерывисто продолжила: — что принц… и белый конь… так часто… живут порознь.

Я не понял и попросил объяснить. Она отдышалась и начала:

— У Магомедова есть перспективы, связи, положение в обществе, капитал, в конце концов. Это он подарил мне «Малышку», позволил петь и не нуждаться в средствах, взял под контроль империю отца… Всё это — его белый конь. А принц… — Она взглянула на меня. — Мой принц оказался обычным никому не известным писателем.

Первый раз за всю трудовую деятельность я опоздал на работу. Демьян Алексеевич, от чьего внимания не ускользает ни одна мелочь, сразу вызвал меня на ковёр. Миланы в кабинете не было.

— Ну, Снеговой, — сурово произнёс он, скрестив пальцы на столе, — будешь писать объяснительную или так всё расскажешь?

Я решил, что лучше сразу во всём признаться.

— Понима-аю, — протянул Демьян Алексеевич. — Сам был таким же. — В его взгляде появился огонёк, до этого мне не знакомый. — Стоит любить, пока ещё можешь, пока сердце не очерствело от предательств и обид.

Я сдержанно улыбнулся, наблюдая за шевелением усов начальника.

— Итак, — продолжил он после небольшой паузы. — Я не стану тебя штрафовать. Иди и продолжай свою работу.

В дверях директорского кабинета я столкнулся с Миланой. Девушка явно не ожидала меня увидеть и испуганно вздохнула. Я, испытывая ужасную неловкость, путано извинился и постарался как можно быстрее исчезнуть к рабочему месту.

Нужно объясниться с ней… Она, скорее всего, в обиде из-за моего гадкого поступка. Кавалер, и бросил даму на балу, сбежав с другой. Гадко. В этот миг я по-настоящему ненавидел себя и считал самым последним мерзавцем.

— Роман, что с вами? — Этот голос я ожидал услышать меньше всего. Рядом с моим столом стояла Алла, наш взбалмошный корректор. Каким-то чудом она оказалась в рабочем зале, изменив обыкновению постоянно находиться в своём кабинете. От того, что я давно не видел Аллу, даже позабыл о её существовании.

— Ничего, — ответил я, двинув локтем по столу и опрокинув кружку с кофе. Кофе стремительно направилось на мои брюки. — Чёрт! — воскликнул я, вскакивая.

Алла опешила, но вдруг улыбнулась и, пообещав принести салфетки, ненадолго удалилась.

— Вам, похоже, стоит выспаться, — сказала Алла, скрестив руки на груди и наблюдая за тем, как я вытираю стол.

— Спасибо, — буркнул я. — Ваши советы всегда как нельзя кстати.

Она фыркнула.

— Вы всегда такой грубиян? Я хотела поговорить с вами. Мне зайти, когда вы придёте в норму?

— Большое спасибо! — сказал я.

Алла презрительно глянула, развернулась и, демонстративно цокая каблуками, ушла в свой кабинет.

Я заметил взгляды коллег, оторвавшихся от работы, чтобы поглазеть на «экшн».

— Извините, — сказал я и сел, надеясь, что никто не станет приставать ко мне с расспросами.

История Гордомунда, принявшая неожиданный вид, висела передо мной на мониторе. Осталось добить всего пару предложений, и можно было нести работу Демьяну Алексеевичу.

6 августа 1585 Гордомунд, Ермак и 50 воинов встали на ночлег у реки Иртыш. Уже легли спать, как вдруг напал Кучум. В неравном бою погиб почти весь отряд, остались только Ермак и Гордомунд. ГГ пытался призвать силы природы на защиту, но духи предательски хранили молчание. Раненый Ермак бросился в реку и попытался доплыть до стругов, но утонул под тяжестью доспехов. Гордомунда захватили в плен, где он провёл почти год, но бежал и примкнул к русскому отряду воевод Василия Сукина и Ивана Мясного. Они направились к городу Чинги-Тура и обнаружили его заброшенным. 29 июля 1586 года основали на его месте Град.

Гордомунд лежит и смотрит в звёздное небо, но обнаруживает, что вокруг, как грибы, вырастают одно-, двух- и трёхэтажные дома. Он переместился в 1917 год. Конец четвёртой книги.

Я следил за ней в вагоне метро, сдвинув шляпу так, чтобы поля касались переносицы. А до этого шёл, паря трубкой, от самой работы до станции. Девушка шла впереди по тротуару, и огромные хлопья снега садились на её шляпку, на пушистый воротник, на сумочку, висевшую на согнутой руке… А те снежинки, каким не посчастливилось зацепиться за прекрасную леди, падали на тротуар и испарялись, встретившись с антигололёдным покрытием…

Она сидела и что-то читала, порой поглядывая в окно на новогоднее сияние ночного города. С моей позиции — среди стоящих с суровыми лицами мужчин — не было видно, какую книгу она держит в руках. Я решил рискнуть и подойти чуть ближе. Свернув газету и засунув за пазуху, двинулся вперёд. Но чтобы буквы стали различимы, нужно было подойти почти вплотную, чего я не мог себе позволить. Пришлось уповать на то, что увижу обложку, когда закроет книгу перед тем, как выйти на своей станции… И точно: Достоевский, «Идиот». Издание ещё советское, раритетное и увесистое. И как оно влезло в её сумочку?

Держась за шляпу, вышел следом за ней. Поток людей подхватил нас и неторопливо повёл к спуску с эстакады.

На улице она зачем-то обернулась и скользнула взглядом по мне и идущим рядом людям. Неужели заметила преследование? Нет, темп её шага не изменился, значит, всё в порядке. Но когда мы свернули в пустой переулок около «Муравейника», она вновь обернулась и сказала:

— Роман, вы за мной шпионите? Прошу, перестаньте, мне от этого не по себе.

Сгорая от стыда, я вышел из тени.

— Милана, прошу, простите меня.

— За это? — Она с улыбкой указала на меня подбородком. — Прощаю. Но могли быть и посмелее. У нас всё-таки уже было свидание. Бал прошёл замечательно…

— Но мы ушли порознь, — вставил я, медленно приближаясь и волнуясь, как мальчишка. — Я бы хотел извиниться…

Милана двинула плечами.

— Вновь извинения? — спросила она, делая шаг навстречу. — Это мне нужно извиняться, ведь я сбежала от вас…

Такого я точно не ожидал услышать. Нет-нет, не может быть, я, наверное, сплю. Вот стою перед ней, и она вместо того, чтобы отвесить мне пощёчину, извиняется?.. Перед тем, кто её бросил, кто провёл ночь с другой?

— Милана, вы не должны… — Я не знал, что сказать. Совесть сжигала меня изнутри. Я выпалил первое, что пришло в голову: — Ваше стихотворение было прелестным!..

— Спасибо, Роман, — сказала она. — Мы ведь уже перешли на «ты»? Подними шляпу, мне хочется видеть твои глаза.

Чуть сдвинул назад.

— Так лучше. — Девушка улыбнулась. — Идём, я расскажу, почему ушла с бала так рано.

— Куда мы… пойдём?.. — Я тупо повернулся за ней, тронувшей меня плечом и прошедшей мимо.

— В «Авеню», конечно же, — ответила она, показав свой профиль. — Ты же любишь этот ресторан, правда?

Она всё решила за меня, и я не смел противиться — Роман Снеговой понимал, что виноват, хоть Милана и думала по-другому. Этот вечер, однозначно, он должен провести с ней.

Но в «Авеню»? Ведь Катерина может быть там. Стоит ли так рисковать?

По пути к ресторану я пытался узнать, какое из заведений Града любимое у Миланы и, может, не пойти ли лучше туда? Но девушка была непоколебима. Её будто тянуло к месту, где мне вместе с ней не хотелось появляться ни в коем случае. Но в голову не приходило ничего, что могло бы изменить наш маршрут, а мои редкие предложения по этому поводу уже начинали казаться подозрительными.

Павел встретил как всегда радушно: горячо пожал мне руку, а Милане помог снять шубку. Но когда мы прошли в зал, он взял меня за локоть и, дотянувшись до моего уха, сказал:

— Роман, к сожалению, ваш столик занят. Я его всегда держу свободным в это время для вас, но сегодня…

Он указал подбородком в «мой» угол. На стуле, где обычно сижу я, восседал господин в коричневой жилетке, белоснежной рубахе и шляпе. Его лицо было в тени, и мне удалось разглядеть лишь щетинистый подбородок и гаденькую полуулыбку. Что-то знакомое? Вроде, нет.

— Прошу, — сказал Павел, провожая нас к столику в другом конце зала.

Я бросил торопливый взгляд на сцену — квартет играл спокойную джазовую мелодию.

— Уютно тут, — сказала Милана, садясь напротив. — И часто ты здесь отдыхаешь?

— По возможности — каждый день, — ответил я, пододвигая к себе журнал-меню.

Я чувствовал напряжение. Меня всё одолевала мысль, что Катерина вот-вот выйдет на сцену и увидит меня с Миланой.

Девушка, посмотрев в сторону, опёрлась локтями о стол и потянулась ко мне. Сначала подумал, что хочет поцеловать и уже подставил щёку, но тут услышал:

— Этот тип всё пялится на нас.

Я посмотрел на свой столик, занятый чужаком, но так и не увидел глаз. Почему Милана решила, что он смотрит именно в нашу сторону, осталось загадкой.

— Не обращай внимания, — успокоил я, улыбнувшись. — Просто мы ему нравимся.

Милана, наклонив голову набок, задумчиво подняла глаза. Этот жест показался мне кошачьим. И только сейчас я заметил её обтягивающую чёрную блузу. Ну, женщина-кошка.

— И ты сидишь здесь один? — спросила она.

Я сначала не понял, к чему этот вопрос, но быстро уловил нить.

— Да, — ответил я. — Мне нравится в одиночестве сидеть за моим столиком, потягивать что-нибудь крепкое и парить трубкой, слушая музыку.

— Разве у тебя нет тех, кто рад составить компанию? — Милана замолчала, ожидая ответа, но тут добавила: — Я имею в виду друзей.

Ещё одна тема, что мне не хотелось касаться. Когда-то у меня были друзья. Волчья стая, всегда неразлучны. Неразлучны… Жизнь раскидала нас по разным углам, как глупых щенят. Каждый тянул одеяло на себя. И эта ревность… Тупая, безобоснованная ревность. К деньгам, к положению, к девушкам. Нет, мы совсем не были теми товарищами Ремарка. Мы были друзьями. Друзьями с самого детства. Но вот уже третий год не собираемся вместе.

Н-нет, не жизнь нас разлучила, эта старушка здесь не причём. Нас разлучила гордыня и глупость. А когда-то мы встречались в квартире одного из друзей, смотрели американские фильмы 80-х, играли в приставку и курили на балконе купленные на чёрном рынке сигареты. И совсем не боялись, что соседи учуют табачный дым и вызовут полицию нравов.

— Нет, — отрезал я и, ведя пальцем по меню, сделал заказ.

— Ты такой неразговорчивый, — сказала Милана, откидываясь на спинку стула.

И тут я услышал голос:

— Та-да-да-та-та, та-та-да-та, та-та-да-та…

Почувствовал, как по виску стекает холодная капля, а по спине разбегаются мурашки.

— В конце тоннеля яркий свет слепой звезды,

Подошвы на сухой листве оставят следы…

Я начал медленно поворачивать голову к сцене.

— Ещё под кожей бьётся пульс, и надо жить,

Я больше, может, не вернусь, а, может, я с тобой останусь…

Струны гитары перебирали нежные пальцы, совсем недавно гладившие меня по груди.

— Останусь пеплом на губах,

Останусь пламенем в глазах,

В твоих руках дыханьем ветра.

Останусь снегом на щеке,

Останусь светом вдалеке,

Я для тебя останусь светом…

(Город 312 )

Она сидела на высоком стуле в своём самом шикарном платье алого цвета, держа на коленях изящную гитару. Я в очередной раз поразился тому, как она умудряется играть с таким маникюром.

— Ты слушаешь меня или смотришь на даму в красном? — донеслось будто из-под воды. Я медленно, как во сне, повернулся к недоумённо смотрящей Милане.

— Что?..

— Я только что рассказала, — натянуто-терпеливо проговорила девушка, — почему ушла с бала литераторов. Тебе это совсем не интересно?..

— Прости, — пробормотал я. — Мне… нужно выйти. Сейчас.

Сделав глупый неопределённый жест рукой, я встал и неровным шагом направился в уборную. Там умылся, тщательно протирая глаза.

— Что за чёрт, — сказал сам себе, смотря в зеркало и массируя виски.

Пришла мысль, что всё происходящее — сон. Я похлопал себя по щекам, почувствовал жжение. Уже убрал руки от лица, но всё ещё продолжал слышать хлопки — овации в зале. Катерина как всегда всех поразила.

Послышался приглушённый голос из кабинки рядом:

— Кажется, он ушёл.

Голос оказался женским. Я сразу же насторожился: не перепутал ли уборные?

— Настюша, пожалуйста, продолжай, — раздался голос с придыханием из той же кабинки. Говорил Павел.

Я, запнувшись о собственную ногу, поспешил убраться к своему месту в зале.

— Всё в порядке? — спросила Милана, наблюдая за тем, как я с размаху приземляюсь на стул (приземляюсь — пристуляюсь).

— Всё прекрасно, — сказал я после паузы и вдруг рассмеялся, вызвав этим улыбку девушки. — Ну, Паша! И как всё успевает!..

— Прости?..

Я, всё ещё хихикая, взял вилку с ножом и приступил к уже поданному ужину.

— Павел — хозяин сего заведения — замечательный человек! — объявил я, пережёвывая и позабыв о приличиях. — В школе вместе учились. Уже тогда был предприимчивым. А Кат… эта девушка в красном, она уже ушла? Как жаль, очень красиво поёт. А ты, Милана, поёшь? Нет? Ну, не столь важно. У каждого свои склонности и наклонности…

— Роман? — удивлённо произнесла Милана. — С тобой точно всё в порядке? — она озорно хихикнула. — Тот тип, что смотрел на нас — похоже, дама в красном предпочла его.

Я повернул голову — наверное, слишком резко, чтобы не вызвать подозрений — и увидел, что тип в шляпе галантно целует ручку Катерине.

— Вот же хамло!.. — вырвалось у меня.

Моя реакция, похоже, не на шутку развеселила Милану.

— Простите, — сказала она из-за прикрывающей рот руки.

Катерина села напротив хамла, совсем так же, как тогда передо мной. Меня так и подмывало соскочить и подойти. Ревность?

Хамло достал блокнот и начал записывать — певица что-то диктовала ему.

— Ты так и будешь смотреть на них? — спросила Милана.

Я очнулся и глянул на неё.

— Нет, не буду. Теперь — только на тебя. — Я улыбнулся и подмигнул девушке, не отрывая от её ангельски-голубых глаз своего взгляда. Она тут же зарделась, ей явно понравился мой ответ.

— Так… эм… — Милана поправила очки. Смущение придало её красивому лицу некоторую детскую непосредственность. Было очень тяжело смотреть только на это лицо, зная, что в то же мгновенье хамло бегает глазами по телу Катерины и говорит слащавые фразочки. — Как продвигается работа над сагой? — наконец, осведомилась Милана.

— Неплохо, — ответил я, не глядя потроша ножом свой ужин.

Вдруг боковым зрением заметил мелькнувшее красное платье. Катерина и хамло уходили из «Авеню».

— Может, прогуляемся? — Я засуетился, убирая вилку с ножом, совсем не элегантно хватая стоящую пирамидкой салфетку и наскоро вытирая рот.

— Но мы же здесь совсем недолго… — растеряно сказала Милана, откладывая приборы.

Я поднялся и подал руку даме. Она мягко взялась за неё и встала.

Подходя к выходу из зала, я понял, что совершил ошибку и слишком поспешно решил уйти — с большой вероятностью мы могли встретиться с Катериной в гардеробе. Я обернулся и, к счастью, увидел идущего в мою сторону Павла, резкими движениями поправляющего фрак. На его лице были написаны блаженство и уверенность в себе.

— Уже покидаете нас? — спросил он чуть грустно, подходя и протягивая руку для прощания.

Что же, что сказать, чтобы потянуть время?

— У вас замечательный ресторан! — провозгласил я так, что посетители, сидевшие за ближайшими к нам столиками, обернулись.

Павел смущённо поблагодарил.

— Вам всё понравилось? — обратился он к Милане. Милане, несомненно, всё понравилось.

— Ну, — сказал я, хлопая себя по ляжкам и надеясь, что Катерина и хамло уже вышли. — Мы пойдём.

— Всего хорошего! — сказал Павел, ещё раз пожав мне руку и поцеловав запястье Миланы.

На ресепшне у дверей выхода я заметил человека в шляпе — того самого, сидевшего за столиком с певицей. Похоже, он уже выпустил даму на улицу, а сам ещё не успел выйти и бросал последний взгляд на покидаемое помещение. Взгляд скользнул по мне, полуулыбка размазалась при повороте головы. И я узнал этого мужчину, хоть и не успел разглядеть лицо — тот самый курильщик, следивший за мной после работы…

Не успел я опомниться, как он, вильнув подолом пальто, скрылся за дверью.

Я почувствовал, как кровь в жилах похолодела. Этот тип сейчас шёл куда-то с Катериной. Возникла мысль выбежать следом в чём есть, но я сдержался: всё-таки Милана стояла рядом и ждала, когда же наконец помогу ей надеть шубку.

Меня буквально трясло от ощущения опасности. Я понимал, что ввязываюсь в игру, и из неё вряд ли выйду победителем, но не мог поступить иначе. На кону стояла небезразличная мне девушка, и так просто отдать её в грязные лапы каких-то людей, играющих в мафиози, виделось мне невозможным. Я догадывался, что мужчина в шляпе и лысый водила — один и тот же человек, работающий на Магомедова. Очевидно, что Магомедов не собирается отпускать Катерину без боя. И его главное оружие — пресловутый «белый конь». Его он выпускает из стойла при каждом удобном случае.

Мы с Миланой вышли из «Авеню» около шести вечера. Снег перестал, и теперь ровным слоем лежал на ажурных ограждениях, тянущихся вдоль тротуара. Я вертел головой, высматривая Катерину с хамлом, но их нигде не было. «Малышки» на парковке не было.

Моя тревога нарастала с каждым шагом. Всю дорогу до дома Миланы отвлекался на беспокоящие мысли, так что нормального разговора с девушкой не получилось.

— Когда мы увидимся в следующий раз? — спросила она. В этот момент уже подошли к «Муравейнику».

— Вероятнее всего, завтра, — ответил я, смотря в сияющие глаза спутницы. — На работе.

Она хихикнула и сказала:

— Завтра ведь суббота, выходной.

— Ах, точно. — Я потёр пальцем переносицу, почувствовав шершавую кожу перчатки.

Девушка промолчала, смотря на меня снизу вверх.

— Ну, пока? — сказал я, сдерживая нетерпение в голосе.

— Пока, — ответила она и поцеловала меня в щёку, долго прижимаясь губами.

Только дверь подъезда за её спиной закрылась, я сорвался к ближайшей станции метро. Не имея ни малейшего представления, где искать Катерину, я всё же направился к ней домой.

Я стоял у домофона и слушал симфонию №6 Моцарта. Мелодия успокаивающая, но чем дольше она играла, тем отчётливее я слышал, как колотится моё сердце. Катерина не отвечала. Я простоял так около пятнадцати минут (за это время, как назло, ни один жилец не вошёл в дом и не вышел из него), затем полез в карман за телефоном, надеясь найти в нём ответ, где же Катерина и всё ли с ней в порядке. Хоть мы и провели вместе ночь, номер девушки у меня так и не появился, а в соцсети она оказалась оффлайн. Не зная, что предпринять, я, глубоко засунув руки в карманы, побрёл прочь.

Мимо меня по двухъярусной трассе проносились электромобили. Их поток напоминал огромную гирлянду, чьи огни меняют цвет без какой-либо системы: красный, синий, кислотный, розовый, снова красный, фиолетовый… Цвета видел как отражение на граните мостовой. Я наступал на них, и они, пропадая из поля зрения, словно исчезали за моей спиной, на самом же деле продолжая плясать свой бешенный неоновый танец.

И что я о ней так переживаю? Ведь мы не любим друг друга — выяснили это ещё в постели. Влюблён в неё? Нет. В Анну Ди был влюблён, это точно, но не любил. Не любил… Я вообще испытывал когда-нибудь это чувство? А может быть действительно — сейчас? Когда готов бросить всё ради неё, умчаться куда угодно, лишь бы увидеть, лишь бы узнать, что всё в порядке… рвать на себе волосы из-за собственной беспомощности что-либо изменить, из-за неизвестности, из-за ревности…

Почувствовал вибрацию в кармане: телефон! Выхватил и посмотрел на дисплей — незнакомый номер. Катерина?!

— Алло!

— Снеговой? Роман Снеговой?

Голос оказался мужским. Моё сердце упало. Неужели из полиции? Катерина попала в аварию, и теперь они звонят мне, чтобы…

— Я слушаю, говорите!

Телефон прижимался к уху так, будто хотел пройти сквозь него.

— Разрешите представиться: Вергилий Асамбекович. Магомедов.

Я тупо уставился на разукрашенную мишурой ель: оказывается, я уже был в каком-то парке, сплошь усаженном елями.

— Я хотел бы встретиться с вами, — продолжал Магомедов. Из трубки донеслось странное побулькивание. — Насчёт моей саги. Ведь вы занимаетесь её сюжетом?

Где Катерина?! Что ты с ней сделал, жирный подонок?!

— Да, — ответил я.

— Вот и замечательно! — Вновь побулькиванеие. — Чудесно! Не сочтите за труд: подойдите в «Корлеоне», это через дорогу в паре кварталов от вас. Нужно обсудить кое-какие детали.

Я недоумённо посмотрел на дисплей телефона (ухо как будто расправилось после перенесённой тяжести) — откуда Магомедов знает моё местоположение?

— До встречи! — донеслось из динамика и вызов завершился.

— Чёрта с два! — сказал я телефону и набрал номер Магомедова, сохранившийся в памяти мобильника.

Теперь я был полон решимости высказать и выяснить всё, но ответом мне было: «Извините, номер не существует…»

— Что такое, — пробормотал я, бессмысленно водя пальцем по дисплею.

Повторив вызов ещё несколько раз и окончательно убедившись в невозможности дозвониться Магомедову, я огляделся. Какой-то парк. Украшенные ёлки. И как я здесь оказался?

А что, если Катерина — с ним? Зачем тогда мне идти туда, буду только выглядеть идиотом… А может, Магомедов держит её насильно? Запер где-нибудь, и пока я не приду, не выпустит? Узнал о том, что мы с ней ночевали?..

— Классический сюжет, — нервно пробормотал я, быстро шагая по направлению к дороге и набирая в телефоне месторасположение «Корлеоне». — Любовники, а злой визирь хочет всё расстроить…

Перейдя по подземному переходу на другую сторону улицы, пошёл налево. Магомедов не обманул — эта кальянная находилась совсем рядом со мной.

У входа стояли девушки в коротких вечерних платьях, сетчатых чулках, коротких шубах и с длинными курительными трубочками в руках. Они о чём-то оживлённо разговаривали, но когда я подошёл, замолчали. Я прошёл мимо них внутрь заведения — девушки проводили меня оценивающими взглядами.

В помещении было дымно: кальянные — единственные заведения, где разрешено употреблять табачные курительные смеси. Почти все столики оказались заняты. Играла джазовая мелодия, и на её фоне раздавалось бульканье кальянов.

Передо мной появился хостес — одна из тех девушек, что встретил у входа.

— Здравствуйте, — сказала она, обворожительно улыбаясь. — Вы бронировали столик?

— Добрый вечер, нет, — ответил я, пытаясь высмотреть среди дыма и посетителей крупную фигуру Магомедова. — Но меня здесь ждут.

Девушка кивнула и ушла, качая бёдрами. Сразу после этого я почувствовал руку на плече.

— Рома-ан, — раздался знакомый голос — от него мерзко запершило в горле.

Я повернулся и увидел лысого.

— А мы вас и правда ждём, — сказал он, не отпуская плеча, и показал свои золотые зубы.

— Где Катерина?! — всполошился я, скидывая его руку.

— Ну-ну, — прохрипел лысый. — Не буянь, заведение приличное. На нас и так уже смотрят.

Я действительно заметил настороженные взгляды посетителей.

— Пойдём, — сказал лысый и за плечо повёл меня вглубь зала.

В дальнем углу я заметил Магомедова. Он сидел на большом кожаном диване, курил кальян и разговаривал с кем-то по телефону.

— Разберись с ним, сделай предложение, — донеслось до меня, когда мы уже подходили. — Какое?! Такое, Валера, такое! По-классике, ну?! От которого не сможет…

Магомедов заметил нас.

— О-о, ну здрасьте! — сказал он, откидывая телефон на столик и вставая. — Ждали, ждали.

Я пожал его вялую руку.

— Прошу. — Магомедов указал на диван перед собой.

Лысый пропустил меня вперёд, так что я оказался зажат между ним и стеной. Перекрыл путь к отступлению? Думаешь, я так прост?

— Где Катерина? — прорычал я, исподлобья смотря на Магомедова.

— Что? — Он явно не расслышал вопрос.

— Где Ка… Кат… — пытался я повторить вопрос, но начал заикаться и от этого пришёл в ещё большую ярость — Катр… Катерина! — наконец, выговорил я.

Магомедов пристально посмотрел мне в лицо и откинулся назад.

— Давайте без истерик, — попросил он и затянулся. Затем, выпуская дым, глухим голосом произнёс: — С ней всё в порядке. Но я пригласил вас не для обсуждения личной жизни.

— А я хочу обсу… судить! Где она?!

Музыка как будто стала громче, и мои восклицания не особо привлекали внимание посетителей.

— Господи, да что вы заладили? — Магомедов начал раздражаться. — Не знаю я, где она сейчас. Наверное, на свидании с кем-то. Что вас это так волнует? Ну, провели вы с ней ночь — это ничего не значит. У неё таких, как вы…

Что? Откуда он?..

— Это з… это много значит! Для меня! И для неё! А вот вы…

— Так. — Магомедов привстал, явно не желая вести дальнейшую беседу, но вот по-пингвиньи покачал головой и снова сел. — Если вы не прекратите…

Я заметил движение со стороны лысого.

— То что?! Что вы мне сделаете?! В лес увезёте?! Да не то уже время! Хватит строить из себя гангстеров! Мафиози, чёрт бы вас!..

Сзади на моей шее будто сжались тиски.

— Заткнись, кролик, — спокойно просипел лысый. И я заткнулся.

Магомедов затянулся несколько раз подряд. После этого, смотря на меня с презрением, начал:

— Иногда я люблю пофилософствовать. Вот и сейчас: ради чего вы живёте? Я имею в виду ваше поколение. Ради любви. Вас так воспитали родители, кино и книги. Но что такое ваша любовь? В большинстве случаев — обычный эгоизм. С любовью вы путаете страсть, плотское желание… Или же просто потребность не быть одинокими. Или находите себе пару лишь потому, что это нужно — общество негодует на вас, осуждает ваше одиночество, и вам некомфортно от этого, вы чувствуете себя обделёнными. Вы ищите объект любви для утоления собственных желаний — разве это не эгоизм?..

Он замолчал и начал затягиваться — кальян забулькал. Я тупо уставился на колбу и на бурление воды в ней.

— Кстати, вы читали «Преступление и наказание»? — неожиданно спросил Магомедов.

— Я?.. Да…

— Послушайте, Роман, — он отложил шланг кальяна, — порой я испытываю угрызения совести…

Его телефон толчками поехал по столику.

— О, — Магомедов взял его в пухлую руку, — Вот и Катрин… Алло, милая?

Я весь напрягся.

— Да, конечно, — продолжал разговор Магомедов. — Зайка, это ничего не… Что? — Он украдкой глянул на меня и лысого, будто опасаясь, что мы услышим голос, доносящийся из динамика. В этот момент я заметил, что его лицо побледнело. — Это для твоего же блага, дорогая. Я не допущу, чтобы… Какой принц? Что?! — Он вдруг подскочил, ударив стол коленями — кальян зашатался, но не упал — лишь уголь чуть съехал с середины колодки.

Магомедов отнял телефон от уха. Его бледнота стремительно наливалась краской.

— Я почти освободил Катерину от этих предрассудков, — гулко проговорил он, с каждым словом повышая громкость, — но вот появился ты, слащавый ублюдок, и всё испортил!

— Она… она с вами толь… только рад…ди белого коня… — с трудом выговорил я.

— Принц, ха! — бесновался Магомедов, по-видимому, пропустивший мой комментарий мимо ушей. — Да вы посмотрите на него! Тварь дрожащая! Кролик! Да я таких, как ты…

— Прошу прощения, — раздался незнакомый вежливый голос. — Полиция нравов.

Мы все устремили взор на человека, подошедшего к нашему столу. Это был молодой гладковыбритый мужчина в строгой форме и с нашивкой «ПН» на рукаве. Кавказской национальности. Он показывал удостоверение на имя: Ваган-Абдулгаиз-Алмаз Алибабаевич Жи (чудом запомнил и передаю дословно).

— Извольте Ваши документы, господа, — произнёс он на чистейшем русском языке без капли акцента. — На Вас поступила жалоба.

— Пожалуйста. — Магомедов вынул из внутреннего кармана пиджака паспорт и протянул полицейскому.

Лысый молча достал свой документ из кармана брюк и также протянул стражу нравственности.

Я хлопал себя по бокам и с каждым хлопком всё больше напрягался.

— Сейчас, — пробормотал я, поочерёдно запуская руку в каждый карман и не находя удостоверение личности.

Ваган Алибабаевич, внимательно изучив поданные ему документы, сообщил, что всё в порядке, вернул их владельцам и выжидающе посмотрел на меня.

— Кажется, — сконфуженно пробормотал я, — забыл на работе… или дома.

— Какое несчастье! — Было похоже, что полицейский действительно искренне мне сочувствует. — Как ни прискорбно это говорить, но Вам придётся пройти со мной для уточнения личности. Не беспокойтесь, это не отнимет много времени.

Первый порыв, что испытал: возмутиться, ведь не я здесь преступник, а вот, они!.. Но тут понял всё преимущество своего положения.

— Простите, господа, — сказал, вставая, — но закон есть закон.

Лысый глянул снизу вверх, лениво поднялся и пропустил.

— Одну секунду, — остановил меня Магомедов, также вставший. — Мы так и не приступили к обсуждению нашего дела. Вот, — он протянул белую карточку. Похоже, понял, что я сегодня сюда не вернусь. — Свяжитесь со мной.

Я принял карту и утопил в кармане пальто, зная, что никогда больше на неё не взгляну.

— Прошу, — сказал полицейский, и я с гордо поднятой головой направился к выходу из «Корлеоне». Было около девяти часов вечера.

Прокручивая в голове встречу с Магомедовым, я удивлялся: его не возмутил тот факт, что я и Катерина провели ночь вместе, но он пришёл в бешенство, когда узнал, что девушка назвала меня принцем. Вопрос: кем же она на самом деле приходится Магомедову? Разве любовницей? Нет… но и других вариантов не приходит на ум. Однозначно стоит встретиться с певицей и всё выяснить.

После уточнения личности, прошедшей в патрульном автомобиле полицейского, я отправился обратно к дому Катерины. Несмотря на то, что имел намерение рассказать стражу нравственности всю правду о лысом и Магомедове, не сделал этого: тогда, в полицейской машине, я решил, что эта «криминальная» история покажется Вагану Алибабаевичу моей собственной фантазией, построенной на домыслах. Нужно больше информации и доказательств, чтобы выдвигать какие-либо обвинения. И было у меня предчувствие, что в этой истории не всё так просто, торопиться с выводами не стоит.

Домофон вновь играл мне Моцарта вплоть до того, как вызов не прервался автоматически. Я не стал повторять звонок и отошёл в тень крыльца, твёрдо решив дождаться Катерину. Вставив трубку в уголок рта, погрузился в раздумья.

Стоило сложить все имеющиеся детали пазла, и я начал вспоминать.

1) Александр, телохранитель Катерины, ударил меня по голове на парковке ресторана «Авеню». Из ревности?

2) Павел, директор заведения, явно покрывал его, рассказав историю про бильярдный шар. Дружба?

3) Лысый требовал больше не общаться с Катрин и лихо прокатил меня, показывая всю серьёзность своих намерений. После делал отчёт Магомедову на балу литераторов.

Также я заметил слежку за собой: тип в шляпе с сигаретой на работе и хамло в «Авеню», занявший моё место и ушедший с певицей. Всё это — один и тот же человек? Лысый? Более чем уверен. Логично, что он работает на Магомедова…

Вспомнились слова Вергилия на балу: «Мы с Катюшей едем сегодня ко мне». Но тогда она сбежала со мной. А он следит за каждым её шагом и знал об этом, но не остановил… Что же за отношения между ними?..

Вдруг меня осенило: если Катерина и вернётся домой, то через крышу, ведь парковка там. Я, чертыхаясь от собственной глупости, вновь подошёл к домофону и набрал номер квартиры.

— Кто там? — почти сразу отозвался голос, и от него вздрогнуло в груди.

— Катерина! — вскрикнул я, но одёрнул себя и спокойнее произнёс: — Это Роман. Нам нужно поговорить.

Молчание. Но вот раздался гудок, и заветная дверь подъезда приотворилась. Я схватился за ручку и шмыгнул внутрь, глупо опасаясь, что дверь передумает и закроется.

Лифт примчал меня наверх, и я вылетел из него, как только створки раздвинулись. Дверь в квартиру Катерины оказалась приоткрыта. Не колеблясь, зашёл и тут же наткнулся на полумрак прихожей.

— Роман? — донеслось откуда-то из комнат. — Подожди в гостиной, я сейчас выйду.

Мне хотелось ответить, что зашёл ненадолго, что только спросить кое о чём (крайне для меня важном)… а ноги уже сами понесли по знакомому коридору. До слуха донёсся шум воды, и я понял, что Катерина принимает душ.

Нещадно отгоняя навязчивые фантазии, я зашёл в гостиную. Поколебавшись, снял пальто и шляпу, кинул их на диван. Намеревался присесть, но понял, что стоя комфортнее. Подошёл к окну. Город, безмолвный, словно в немом кино, блистал праздничными огнями. То тут, то там распускались лепестки ранних салютов. В окнах дома напротив кто-то жёг бенгальские огни. Далеко внизу, во дворе — тоже. Захотелось открыть окно и впустить предпраздничные взрывы, радостные вскрики и хлопки, и рука уже потянулась…

— Теперь не страшит высота?

Я обернулся и увидел Катерину. На ней был шёлковый банный халат, похожий на кимоно гейши. Волосы оказались гладко уложены, так что от былой пышности не осталось и следа. Макияжа не было, и девушка будто открылась мне заново: лицо показалось моложе, его чистота, искренняя улыбка и сияющие зелёные глаза напомнили до боли знакомые черты моей поэтессы…

— Я рада, что ты здесь, — сказала Катерина, мягко ступая босыми ногами.

Я сделал пару шагов, и мы оказались друг напротив друга.

— Я хочу… — Но она не дала мне договорить: порывисто обняла и прильнула к губам. Я видел её прикрытые веки с длинными ресницами, чувствовал изгиб талии под ладонью и считал секунды: один, два, три, четыре… Почувствовал, как её зубки обхватили моё губу, но, вопреки желанию, не поддался. Сначала нужно всё выяснить.

Она наконец отпрянула (очень, очень медленно), пристально посмотрела на меня, затем спросила:

— Что с тобой сегодня?

— Я хочу спросить кое о чём, — проговорил я как можно твёрже, но её губы уже разогрели воск, и Роман Снеговой начал потихоньку таять. — О Магомедове.

Выражение глаз Катерины стало серьёзным. Она отвернулась, прошла и села на диван рядом с моим всё ещё холодным пальто.

— О том, — продолжил я, наблюдая за нечаянно оголившейся, розовой после горячего душа коленкой певицы, — какие между вами отношения.

— Не всё ли равно? — резко сказала она, стрельнув в меня взглядом.

Настала гнетущая тишина. Она длилась около минуты, и я понял, что больше никогда не буду употреблять выражение «минутное молчание» в обозначении чего-то непродолжительного.

— Раньше я думала, — начала Катерина, смотря в сторону, — что отношения — это рынок… или аукцион. Расположение девушки получает самый достойный: самый привлекательный, самый щедрый, самый богатый, самый сильный… самый настойчивый. Романтичный. У меня в голове был некий образ идеального мужчины — с ним я сравнивала каждого кандидата. Порой случались совпадения, и у меня появлялся «любимый» человек… ненадолго. Разочарование, несоответствие моим ожиданиям возникало уже после нескольких свиданий. Не знаю, сколько было этих «кандидатов»… Порой, находясь среди поклонников, я так остро чувствовала одиночество, что…

Она замолчала. Я знал: нужно подойти и обнять её, дать понять, что не одна, что есть тот, кто всегда поддержит… но стоял, как манекен, и лишь хлопал глазами.

— И после смерти отца… — Она запнулась. — Появился он. Вергилий. Явно не идеал… но к тому времени я уже разочаровалась в своём вымышленном принце. А Вергилий был… просто рядом. Только позже я начала догадываться, что ему нужно от меня.

Я наконец сумел подойти. Встал перед Катериной на колени и взял её руки в свои. Они оказались холодными.

— И вот теперь ты, — сказала она, грустно улыбнувшись. — Ты ведь ничего не знаешь… Помнишь нашу первую встречу?

— Никогда не забуду. — Я поднял её руки ко рту и начал согревать дыханием. Она грустно улыбалась.

— Я действительно спутала тебя с детективом… Он должен был сидеть именно в том углу, где я встретила тебя.

— Судьбоносно, — сказал я. Воск почти растаял.

— И Александр тоже подумал, что ты — тот самый детектив… стукнул тебя. — Катерина высвободила одну руку и провела по моим волосам. Я опустил голову и поцеловал девушку чуть выше колена. — Глупый. — Она приложила ладони к моим вискам. — Ты ведь меня не любишь…

— Люблю. — Я поцеловал коленку.

— Нет. — Она соскользнула с дивана и оказалась со мной лицом к лицу, повернула мою голову и прошептала в ухо: — И я тебя — нет.

— Не говори. — Я поцеловал её.

Мы стояли на коленях, прижавшись друг к другу так, словно хотели слиться в целое. И мне было абсолютно плевать на Магомедова, на Александра и на детектива. Я. Её. Любил.