Райский Град

Глава 3

Весь рабочий день я, изменяя своим принципам, пил кофе — в обычное время не переношу даже его запаха, — и прятался от коллег за монитором, чтобы те не увидели моё понурое невыспавшееся лицо и не начали задавать вопросы. Есть у них такая черта: задавать вопросы и беспокоиться о ближнем. А я терпеть не могу, когда меня жалеют.

Всё пытался придумать сюжет второй книги о приключениях доблестного Гордомунда, но то, что удалось набросать, мне не нравилось. Привожу в кратком изложении:

Действие начинается с того, что главный герой просыпается в землянке. Он не знает, как в неё попал, помнит лишь последнюю битву и своё ранение — на этом закончилась первая книга. В землянку заходит девушка и садится рядом с ложем героя. Девушку зовут Амурдашаян, позже Гордомунд влюбляется в неё. Амурдашаян рассказывает главному герою о том, как его вынес с поля боя её дедушка, облачившись серым медведем. Дедушка — шаман (скачет вокруг костра, кряхтит и бьёт в бубен, взывая к духам). В следующих главах Гордомунд учится у него древней магии, проходит семь испытаний в лесной чаще (борьба с болотной нечестью, со злыми дУхами и даже с плотоядным дубом) и получает посох владыки огня. После прощается с Амурдашаян и уходит в тайгу, чтобы отшельникам познать свой дух (описание приключений, бла-бла), а через год возвращается и узнаёт, что у него родился сын. А ещё узнаёт о страданиях своего народа и о его мольбах к Гордомунду-освободителю — его все считают погибшим и живущим среди духов. И тут возникает дилемма: выбор между любимой семьёй и страдающим народом. И наш герой, скрепя сердце, естественно выбирает народ. На сей раз он не созывает войско, а в одиночку идёт в Город к местному владыке (заместителю Тайбуги), одолевает его силой духа и сам становится правителем. Конец второй книги.

Думаю, читатель согласится со мной в том, что сюжет получился банальным и похож на череду квестов. Но Валентину — он первый прочёл сей опус — как ни странно, понравилось. Во время чтения морды его драконов медленно выползали из-под манжет и скалились в довольной ухмылке. Только имя героини показалось ему каким-то грузинским и не подходящим по лору.

С Миланой я увиделся лишь раз. Так получилось, что после работы мы спускались в одном лифте. Девушка молчала, смотря в сторону. Я тоже молчал. Неловкость нарастала, и мне всё-таки пришлось выдавить пару слов. Не помню точно, вроде как о погоде. Милана не ответила, лишь вежливо улыбнулась и, не попрощавшись, вышла в раздвинувшиеся двери.

Я бы мог проводить её хотя бы до станции метро, но специально (не знаю, почему) задержался в холле у доски объявлений. По её поверхности ползла лента новостей. Я жестом придал ей ускорение, промотал туда-сюда, но ничего интересного не обнаружил, если только сообщение о грядущем «Бале литераторов».

Вдруг почувствовал взгляд. Меня всегда удивляли рассказы знакомых об этом ощущении, и я особо не верил, но вот сам испытал. В затылок будто начал ввинчиваться бур из мурашек, появилось непреодолимое желание обернуться. Естественно, я не стал впадать в истерику и резко крутить головой в поиске смотрящего. Я попятился от доски, надел шляпу и повернулся к выходу, лишь краем глаза захватив ту область, откуда, как мне казалось, шло наблюдение. И к удивлению заметил в тени одной из колонн силуэт человека.

Человек стоял, расставив ноги и спрятав руки в карманы длинного пальто. На голове у него была фетровая шляпа, поля скрывали половину лица — так низко она была сдвинута. Открытая же часть лица была погружена во мрак, и лишь у рта мерно разгорался и ослабевал огонёк.

По моей спине побежали мурашки, я поднял плечи к ушам и поспешно вышел из здания. До самой станции метро я шагал, будто во сне, и, несмотря на декабрьский холод, основательно пропотел. И только когда сел в состав и проехал пару кварталов, начал понимать, что же так насторожило меня в этом подозрительном силуэте. Мерно разгоравшийся огонёк. Человек курил настоящую сигарету, ещё и в помещении…

В социальных сетях Града давно ходит слух о так называемых «курильщиках» — банде неуловимых мафиози, уже несколько месяцев терроризирующих центр. Очевидцы в своих блогах рассказывали, как эти бандиты выслеживают неосторожные парочки в немногочисленных тёмных уголках парков и скверов, подходят и, попыхивая жертвам в лицо удушающим смрадом табака, вежливо просят расстаться с ценными вещами.

Конечно, сообщения очевидцев, да ещё из интернета, нельзя воспринимать всерьёз: каких только городских баек и легенд не ходит по сети. Да и официальные СМИ ни словом не обмолвилась об этих рэкетирах… Тем более на дворе — век высоких технологий, высокой же гуманности и воспитанности, и в существование бандитов верится с трудом. Тем не менее, доблестная полиция круглосуточно несёт стражу и патрулирует улицы Града, так что никакой злоумышленник не может угрожать честному горожанину!

Окончательно успокоившись и решив, что силуэт у колонны мне всего лишь привиделся после бессонной ночи и тяжёлого рабочего дня, я достал из портфеля покетбук со «Страной багровых туч» Стругацких и только погрузился в чтение, как услышал пронзительное:

— Проезд оплачиваем, молодые-интересные!

Я вопросительно поднял взгляд и увидел колоритного вида андроида. Он был похож на раздутую куклу, наряженную в старую форму кондуктора. Его розовое силиконовое лицо было выкрашено по последней моде, имевшей место двадцать лет назад, чуть ниже объёмного бюста болталась чёрная сумка, а в руках был ретро-терминал для пробивания проездных карт. Андроид шёл по вагону, покачиваясь из стороны в сторону и ловко лавируя меж стоящих пассажиров, и вот оказался совсем рядом, так что мне удалось прочитать имя на бейджике: «Зинаида Витальевна».

Естественно, Зинаида Витальевна, хоть и кричала во всё горло «Все обелечены?!», «Контроль на линии!» и «Зайцы — на выход!», ни с кого оплаты не брала. Ещё бы, в метро — в достоянии общественности — взимать плату!..

— Полная имитация! — донеслось до меня восхищённое восклицание старичка, сидящего справа через коридор. Под натиском воспоминаний он даже прослезился и теперь вытирал морщинистые щёки платком.

А Зинаида Витальевна, вертя вылезшими из орбит глазами, тем временем проковыляла мимо. Я проследил за её объёмным, вихляющим задом в обтягивающих чёрных лосинах. Улыбка так же, как и у всех пассажиров, не сходила с моего лица всю оставшуюся дорогу.

После бассейна я по обыкновению отправился в «Авеню». Уже наступил вечер, и в вагоне метро не было свободных мест. Всё оказалось занято девушками, женщинами и старушками, мужчины же благородно стояли, с каменным лицом читая обширные бумажные газеты.

«Литературная газета» в моих руках чуть подрагивала. Я пробегал глазами статью за статьёй, не понимая ни строчки. Мысли о Катерине вновь овладели сердцем. «Увидимся… увидимся на рассвете… обнимемся жарким взглядом…»

В голове начали появляться строчки, затем — рифма. Я убрал газету и достал блокнот с ручкой. Боясь забыть, судорожно начал записывать.

Вагон чуть тряхануло, так что мне пришлось ухватиться за поручень. Самопишущее перо выпало из моей руки, с щелчком стукнулось об пол и покатилось под ближайшее сидение. Тут же раздался электронный женский голос:

— Уважаемые пассажиры! Приносим извинения за доставленные неудобства и просим вас не терять предпраздничного настроения! С наступающим!

— Вы уронили, — донеслось до меня тихо и стеснительно. Девочка, под чьё сидение закатилась ручка, с виноватой улыбкой протягивала её мне.

— Большое спасибо, — сказал я, принимая ручку и благодарно наклоняя голову, отчего девочка смутилась ещё сильнее и спряталась в воротник шубы.

В «Авеню» как всегда людно. Как всегда посетители элегантны и утончённы. И как всегда между столиков по неизменной траектории ходил Павел и следил, чтобы всех всё устраивало.

На сцене парень в белом костюме играл на саксофоне известный шлягер из кинофильма «Ирония судьбы».

Я аккуратно, чтобы никому не помешать, пробрался к хозяину заведения и спросил, будет ли Катерина сегодня петь.

— Несомненно! — ответил Павел. — Катрин — наша прима! Многие здесь сидящие только и приходят ради того, чтобы послушать её божественный голос!.. Скажу по секрету: один из продюсеров заинтересовался нашей красоткой и зовёт её сниматься в новом блокбастере…

— Мне нужно её увидеть, — выпалил я, чувствуя свои горящие щёки. — Прямо сейчас.

Павел опешил.

— Ну как же, — сказал он, бросая взгляд на сцену. — Через пять минут она выйдет, и…

— Наедине, — сказал я и тихо продолжил, взяв Пашу за предплечье: — Ну чего ты, мы же с тобой столько лет знакомы… Помнишь молодость? А наши кутежи, помнишь?

Хозяин «Авеню» засуетился. Его обширный лоб вспотел, крохотные усики тоже. Он машинально достал платок и начал вытираться.

— Не знаю, — наконец, сказал он. — Если Александр пропустит тебя, то…

— Александр — это телохранитель, так? Я поговорю с ним. Скажи только, где её гримёрная?

Павел проглотил слюну. Видно, что он колеблется, и мне было непонятно, почему он так переживает из-за моей безобидной просьбы.

— Там, — указал он подбородком в сторону. — Только прошу… — Паша осёкся.

Его глаза округлились, испуганный взгляд перескочил на кого-то за моей спиной. Я обернулся и увидел тучного господина, заходящего в зал в сопровождении по-видимому, сотрудника безопасности — его чёрный костюм, чёрные же очки, бритая налысо голова и каменное выражение лица давали сделать лишь один вывод.

— Вергилий Асамбекович! — чуть ли не прокричал Павел и, забыв обо мне, подпорхнул к господину. — Пожалуйста, сэр, ваш столик уже готов!..

Я не стал наблюдать за этими любезностями и направился в сторону, куда указал хозяин ресторана.

Длинный коридор. Я пошёл вперёд, разглядывая таблички и надеясь обнаружить ту заветную, висевшую на гримёрной певицы. Саксофон гулко играл за спиной, становясь всё тише, и когда он почти смолк, я услышал кашель.

Этот кашель, судя по его басистому звучанию, принадлежал явно не хилому мужчине. Так кашлять мог позволить себе только обладатель огромной грудной клетки, вмещающей в себя литры воздуха. И что-то в этом кашле было очень знакомое.

Коридор закончился поворотом, из-за него доносился кашель. Я свернул и увидел широченную чёрную спину с белой надписью «SECURITY».

Охранник и правда оказался не дюжего роста и очень, просто неприлично широк в плечах. Те вздрагивали при каждом раскате кашля, а под натянутой тканью футболки напрягались тугие узлы мышц. Руки, согнутые в локтях, были размером с талию обычного человека. И я понял, что эти самые руки сейчас вышвырнут меня из ресторана.

Мой взгляд поднялся выше, к блестящей, потной лысине секьюрити. Складки прямо над шеей были похожи на сморщенную рожицу (будто Волан де Морт на голове профессора Квиррелла, подумалось мне тогда). Вдруг охранник, прекратив кашлять, начал медленно, словно айсберг, поворачиваться. Наконец, он вперился в меня красными слезящимися глазами.

— Сашка! — вскричал я, узнав сокурсника по литфакультету.

— О, Ромка, — мокро шмыгнув и утерев платком нос, сказал он грубым басом. — Чего это ты тут?

На первом и втором курсе института, вплоть до разделения по специальностям: поэт — прозаик, мы с Сашкой вместе зависали. Помню, как холодными вечерами, сидя перед одним ноутбуком, пытались писать в соавторстве рассказы. Некоторые из них, надо признаться, даже были напечатаны в университетском журнале. Но Сашка больше любил писать короткие лиричные стихи о родном крае, поэтому на третьем курсе ушёл в группу к поэтам. Потом мы ещё держали дружбу, но исконная институтская вражда поэтов и прозаиков нам всё-таки мешала. И после выпуска вовсе перестали общаться, даже по телефону или через сеть.

— А ты чего? — вопросом на вопрос ответил я, опешивший от неожиданной встречи.

— А я здесь работаю, — проговорил Сашка и шумно высморкался в платок.

— Болеешь? — сочувственно заметил я.

Секьюрити недовольно буркнул, как бульдог, и сказал:

— Подцепил сегодня какую-то дрянь, коронавирус что ли. Всю смену как этот… — Он яростно чихнул.

— Будь здоров, — сказал я. — Ты бы пилюлю принял, сразу помогает…

— Да не люблю я эту вашу химию, — простонал Сашка. — Не бывает так, чтобы р-раз — и здоров. За всё нужно платить. — Он пристально оглядел меня. — Так чего ты сюда припёрся, Ромка? Ни слуху от тебя, ни духу… Соскучился что ли?

И тогда я, вновь краснея, всё ему рассказал, чуть приукрасив, естественно, взаимные чувства Катерины и меня.

— Ну, ты даёшь, — удивлённо и как-то обиженно сказал Сашка. — Такую даму охмурил. А я всё думал, что после твоей несчастной любви на первом курсе ты зарёкся не связываться…

— Не будем о прошлом, — попросил я. — Так что? Пустишь меня?

Сашка вновь высморкался, пристально поглядел на наручные часы и серьёзно пробасил:

— Всего две минуты. Через две минуты я открою дверь и вышвырну тебя. Ничего личного, такая работа.

— Я понимаю, Саша, — радостно сказал я, поправляя галстук-бабочку. — Надеюсь, успею…

— Наш пострел везде скоростр…

— Но-но! — засмеялся я в хитрые глаза друга. — Ну, давай уже, пропусти меня к ней…

Катерина стояла у зеркала, окружённого круглыми белыми лампочками. Девушка, занятая своей красотой, не заметила меня, поэтому я решил немного оглядеться, чтобы оценить обстановку.

Мне ещё никогда не приходилось видеть таких больших гримёрных. Здесь была даже собственная сцена. И был огромный, просто гигантский гардероб. Его двери-купе оказались распахнуты, и я увидел ряды висящих платьев, будто в модном женском бутике. А у дальней стены гардероба навалены горы игрушек и всевозможных подарков.

— Роман? — удивилась Катерина, заметив моё отражение в зеркале, и, повернувшись, спросила: — Что вам нужно?

— Всего лишь хотел увидеть вас, — проговорил я, дрожащей рукой достал заветный листок и с трудом развернул его. — Я тут написал…

— Ах, вот в чём дело, — сказала девушка, покосившись на лист, и улыбнулась. — Ну, читайте!

Я прокашлялся, ещё немного помял лист и начал:

— Я буду писать для тебя

И в стихах, и в песнях, и в прозе.

Ты — муза, ты даришь слова,

Словно дождь поцелуи розе.

Я буду писать о том,

Как увидимся мы на рассвете.

Как прикрою тебя зонтом,

И минует нас зной и ветер…

Я на мгновение оторвал взгляд от листа и увидел задумчивое лицо Катерины. Она будто прикидывала, как мой главный редактор, сколько можно заплатить за этот стих.

— Как обнимемся жарким взглядом,

Жарче самого сильного лета!..

Как сладостным ароматом,

Зазвенит бутон…

— Ясно, — сказала певица и, не дослушав, отвернулась к зеркалу и начала поправлять причёску.

— Я написал это для вас… — растеряно проговорил я, так и не дочитав.

— Я понимаю, — сказала Катерина, нанося на губы алую помаду.

— Мне хотелось бы…

— В тот вечер я просто подумала, что вы детектив, — произнесла Катерина. Она так и не повернулась, но я всё равно видел её лицо, отражавшееся в гримёрном зеркале. — Я ошиблась, — продолжила девушка, подкрашивая тушью ресницы, — А всё остальное было обычной вежливостью. Простите.

— Но… — вырвалось у меня, а певица тем временем щёлкнула колпачком туши, завершая макияж.

— Но мне пора на сцену, — подхватила она, резко развернувшись, и направившись к двери. Ткань её алого платья чуть развевалась, высокие шпильки цокали по старому паркету. Вдруг она остановилась в двух шагах от меня, так что я ещё не успел отступить, освобождая ей путь к двери, и произнесла: — Следующую песню я посвящаю вам. Ещё никому не удавалось попасть ко мне в гримёрную. Надеюсь, с Александром всё в порядке? — Она рассмеялась, задрав голову и прикрыв рот рукой, и я всё-таки отступил, пропуская даму к двери — мимо пронёсся кружащий голову аромат духов. Когда дверь отворилась, я увидел взволнованное покрасневшее лицо Сашки и его больные, но всё же горящие глаза.

— Прошу, миледи, — просипел он, также отступая.

Девушка кивнула ему и (о, Господи!) обернулась и игриво подмигнула мне.

По коридору зацокали быстрые каблучки, из зала донёсся звон оваций.

— Вот это девушка… — сказал Сашка, всё смотря в коридор, где только что прошла певица. — Тебе крупно повезло, дружище.

— Если бы, — вздохнул я. — Ещё всё так смутно, так неизвестно…

Она обозналась. Перепутала меня с детективом. И почему я понял это только тогда, когда сказала мне всё прямо в глаза, ведь было известно с самого начала… Решил, что в тот вечер она хотела со мной познакомиться? Что заметила то, как смотрю на неё поющую, то, как лихорадочно что-то записываю, и влюбилась? Бред. Полный бред.

Почему меня всегда тянет к шикарным девушкам? Возле них мужчины — словно мотыльки вокруг лампочки… И на меня, мотылька, такие дамы естественно не обращают никакого внимания.

Из «Авеню» я вышел раньше обычного. Не стал слушать пение Катерины. Промозглый ветер сбил мои волосы, и я вспомнил о забытой в гардеробе шляпе. Решив не возвращаться, поднял воротник пальто, вставил в зубы трубку и, глубоко засунув руки в карманы, побрёл к ближайшей станции метро.

Мой путь из ресторана до дома всегда один: от станции «Площадь памяти» до «Первомайской» по фиолетовой ветке и далее до «Дома обороны» по зелёной. Всего четыре станции и десять минут пути, считая пересадку. Но сегодня на пересадочной станции я не дождался состава. Иногда бывает такое: появляется желание изменить что-то в привычном жизненном ритме. Особенно когда очарование чем-то прекрасным вдруг превращается в обычную глупость и недоразумение. И вот, поддавшись этому порыву, я шагнул к эскалатору, ведущему вниз на улицу.

По дороге к моему дому находятся самые живописные места города: площадь борцов революции, набережная, мост влюблённых, Архитектурно-строительный университет… Но я не успел отойти от станции и на сотню метров, как около меня, выскользнув из потока электромобилей, появилась машина. Сначала я не придал этому значения и продолжил свой путь, но вскоре заметил, что машина медленно катится рядом со мной.

Это был чёрный Cadillac V8 1932 года. Его колёса — с белой резиной и кроваво-красными дисками — были выдвинуты из пазов, будто для парковки, но всё же исполняли функцию передвижения и добросовестно вращались, что, нужно признать, удивило меня, привыкшего видеть отечественные автомобили, работающие на обычной магнитной подушке.

Тонированное стекло чуть опустилось, и из салона донеслось:

— Снеговой, нужно полагать?

— Да, — опешивши, ответил я и остановился.

— Садитесь, — сказали из затормозившего автомобиля.

Задняя дверь с щелчком приоткрылась.

— А кто вы, собственно, такой? — спросил я, смотря в щель приспущенного стекла и пытаясь через неё разглядеть водителя.

После небольшой заминки из щели проговорили:

— Это насчёт певицы.

— Какой? — тупо спросил я, ясно понимая, о ком говорит водитель, и чувствуя, как от этого понимания начинает холодеть внутри. Что с ней случилось?..

— Да садитесь же вы, — устало и чуть насмешливо протянул голос. — Не хочу вас уговаривать… но дело серьёзное.

Я посмотрел на серебристую дверную ручку и заметил отражение круглых фонарей. Поколебавшись, всё же взялся за неё, открыл дверцу и забрался в салон.

В машине было темно. Кожаное кресло скрипело, когда я устраивался поудобнее. Из динамиков сзади доносилось тихое женское пение.

— Не беспокойтесь вы так, — ободряюще сказал водитель, взглянув на меня через зеркало заднего вида чёрными линзами очков. — И прекратите ёрзать. Обивка новая.

Машина тронулась и сразу вклинилась в поток. Меня насторожила эта резкость манёвров, но её причину я понял не сразу.

— Куда мы едем? — спросил я после того, как электромобиль повернул на ближайшем перекрёстке.

Водитель пропустил мой вопрос и перешёл сразу к делу.

— Вам не стоит больше посещать «Авеню», — сказал он, снова резко выкрутив руль.

— Это ещё почему? — удивился я и заметил: — На автопилоте при таком движении безопасней…

— И с Катериной вы больше не увидитесь, — перебил водитель. Он явно не слушал, что я ему говорю.

— А это не вам решать, — буркнул я, поняв, что собеседник блефует и ничего серьёзного с Катериной не случилось. — Вы очередной её поклонник? Так знайте, что…

— А вам ведь уже намекали, но вы так и не поняли.

— Намекали?

— Голова уже не болит? — Водитель чуть обернулся на меня, поглядев над очками и сверкнув краем золотой улыбки из-за поднятого воротника. Шляпа его была сдвинута назад, виднелся широкий бритый лоб.

— Причём здесь?.. — Я машинально потянулся к недавно ушибленному затылку.

— Вы меня поняли, — проговорил водитель. — А если нет… моему боссу это не понравится. Учтите: будут последствия.

— Вы мне угрожаете? — Я, стиснув зубы, попытался унять дрожащий от негодования подбородок.

— Вы не против? — Водитель вставил между губ сигарету, прикурил и выдохнул вверх. В нос тут же ударил удушающий запах табака.

— Прекратите! — крикнул я, прерываемый собственным кашлем. — Остановите машину!..

— Да пожалуйста.

Электромобиль резко затормозил, так что я ударился щекой о подголовник переднего пассажирского. Дверь автоматически открылась.

Я выскочил на улицу. А чёрный Cadillac V8 уже сорвался с места, обдав дымом от покрышек.

— Негодяй, — сказал я вслед машине и огляделся.

Центральный вход в Александровский сад. Его арка с восемью белыми колоннами приветливо помигивала новогодними огнями. Рядом проходила улица Профсоюзная: двухъярусная, всегда оживлённая автомагистраль, а над ней — жёлтая ветка метрополитена.

Медленно, крупинка за крупинкой начал падать снег. Несмотря на близость дороги, вокруг было тихо и спокойно. Не было видно ни одной гуляющей пары, лишь далеко на пустом тротуаре шевелился золотистый силуэт андроида с метлой.

Я достал трубку и начал нервно втягивать и выдыхать пар. Произошедшее сильно взволновало и возмутило меня. Что ещё за бандит, сумасшедший поклонник Катерины? В порядке вещей: вызвать конкурента на риторический армрестлинг, виртуальную дуэль или в крайнем случае на фехтование, но чтобы такое… Следить за человеком от самой работы, затем обманом заманить в машину, рулить собственноручно без автопилота, угрожать и дышать табачным дымом прямо в лицо!.. Жаль, что я не запомнил номер его машины. О таких ненормальных просто необходимо сообщать в полицию нравов. Девианты, чтоб их…

Трубка не помогала отвлечься, и я, решив, что стоит прогуляться и подышать свежим воздухом, зашагал в сторону арки. В голове раз за разом прокручивалась ситуация в машине. Я представлял себе разные варианты: вот я вызываю мерзавца на дуэль, вот выхватываю у него сигарету и тушу о новую кожаную обивку, а затем мы стоим друг напротив друга в заснеженном лесу, словно Пушкин с Дантесом. Он стреляет и промахивается… стреляю я — и убиваю Дантеса…

— Эй, слышь.

Этот скрежещущий, хриплый голос раздался прямо за моей спиной. От неожиданности я вздрогнул и, недовольный тем, что кто-то отвлёк меня от мыслеубийства недруга, обернулся.

Картина, что я увидел, достойна кисти современного художника-постмодерниста. Или пера (карандаша, клавиатуры) Пелевина. Настолько она была невероятна и в то же время обыденна.

В свете фонаря, рядом с чугунной статуей двух дам девятнадцатого века, чуть запорошенные снегом стояли, ссутулившись и расставив руки синдромом «широкой спины», трое.

Они были одеты в старое трико с тремя полосками и в спортивные курточки с замком и резинкой снизу. На голове у одного была кепка-шестиклинка. Он же оказался обут в остроносые чёрные туфли, в то время как его товарищи щеголяли босоногостью. Их золотистые, однотипные лица не выражали ничего, а визоры были как будто затуманены.

— Слышь, ты, — сказал обутый. — Есть чо?

— Что?.. — только и смог выдавить я. Вид наряженных по моде 90-х андроидов вызывал чувство неловкости.

Андроиды переглянулись. Мой вопрос явно посеял в них смятение.

Вдруг один из босоногих, со скрипом повернув, а затем наклонив голову, со стоеросовой элегантностью взял одну из чугунных дам под руку и проговорил: «Девушка. а можно. с вами. познакомиться?»

— Это розыгрыш? — наконец, смог спросить я.

И тогда тот в шестиклинке со скоростью автомата начал выдавать:

— Ты с какого района есть мелочь а если найду дай позвонить сиги есть а это что? — Он резко замолчал и указал пальцем на мою трубку. Из его головы доносился скрежет будто заевших шестерёнок, а левый визор лихорадочно дёргался.

— Это не сигарета, — ответил я, убирая трубку в карман. — А что, собственно…

Один из босоногих, всё ещё держа даму под руку, очень настойчиво спросил: «Вашей. маме. зять. не нужен?» и с яростной учтивостью стал выдирать у дамы зонтик. Но чугун оказался крепок и никак не поддавался.

— Ты чего такой дерзкий, пацан? — ожил второй босоногий. — Не по понятиям живёшь. Кенты в ауте.

Даже не припомню, когда ещё до сегодняшнего дня я слышал такие древние жаргонизмы.

— Господа, — сказал я, примирительно показывая ладони и чуть отступая, — нам всем нужно успокоиться…

— Базар фильтруй, — выдал обутый, надвигаясь на меня. — Ты чо. такой умный? Под кем. ходишь? Кого. из паханов. знаешь?

Вопрос поставил меня в тупик.

— Чего затух? — сказал второй босоногий, приближаясь. — Язык что ли забыл в ж…

Раздался пронзительный свист.

— Шухер! — вскричал обутый, и вся братия сорвалась с места.

Андроиды, согнув руки в локтях, убегали. На их спинах подпрыгивали винтажные буквы «Russia».

— Стоять! — разнёсся по всему саду басистый голос.

Мимо меня, яростно дуя в свисток, пробежал атлетического вида полицейский. Он двигался быстро, но не настолько, чтобы настигнуть тройку удирающих на всех парах андроидов, поэтому вскоре, запыхавшийся и красный, вернулся ко мне.

— Перехватят… там… — сказал полицейский, махнув куда-то рукой. Отдышавшись, он вытянулся, приставил руку к козырьку фуражки и проговорил: — Майор Получайко! Приношу извинения за такое безобразие, гражданин…

— Снеговой, — представился я. — Роман Снеговой.

Полицейский свёл седые брови, словно пытаясь меня узнать. Или запомнить.

— Рад знакомству, гражданин Снеговой. — Он пожал мне руку. — Вы им ничего не отдали?

— Нет, — ответил я. — А что это… было?

Сухие потрескавшиеся губы полицейского дёрнулись ухмылкой.

— Кто-то взломал парковых дворников, — сказал он, кивнув в сторону, куда скрылись андроиды, — да так хитро, что наши айтишники до сих пор не могут даже просто отключить их. Приходится ловить по старинке.

— Надеюсь, злоумышленники будут наказаны, — сказал я, оправляясь.

— Несомненно, — сказал полицейский. — Во время последней кибератаки на дворников нашим удалось вычислить несколько айпи-адресов. А сегодня…

Рация на его поясе ожила:

— Получайко, приём! Взяли!

— Ну вот, видите — сказал он мне, и в рацию: — У меня тут свидетель…

— Отпусти человека, — разрешила рация и вдруг разразилась голосом обутого: — Повязали! Начальник! Не бей! Шиш мусарам — свободу пацана-ам!..

Голос затих.

— Безобразие, — процедил полицейский и увидел моё искажённое лицо. — Да, в лихие времена такое бывало, но чтобы сейчас… И лексикончик-то, и шмотки где-то взяли…

Я недовольно прокашлялся, намекая на то, что уже пора бы позволить мне, мирному горожанину, пойти по своим делам. Полицейский меня понял.

— Ещё раз приношу извинения за инцидент, — сказал он, откозыряв. — Если что, с вами свяжутся.

— До свидания, — сказал я и, озираясь, направился к выходу из сада.

Мысль рассказать стражу порядка о водителе-негодяе я отбросил сразу: день и так выдался не сахар, а перспектива провести полночи в отделении за выяснением обстоятельств, заполнением заявления и прочей волокиты мне не улыбалась. Хотелось лишь одного: наконец добраться до дома, принять горячий душ, лечь в мягкую тёплую постель и забыться.