Глава 5

Милана согласилась идти со мной на бал.

Я уж было решил, что не стоит появляться на этой тусовке. Очень мне не нравится весь пафос, с каким ведут себя некоторые захаживающие туда литераторы. Эти непризнанные поэты, считающие себя неимоверно талантливыми, а всех остальных — глупым стадом, ничего не смыслящим в высокой литературе. Эти прозаики, по большей части — обычные графоманы, чьи тексты из-за стилистической аритмии невозможно не то что читать, но даже слушать. Я не имею в виду, что все писатели Града — бездари. Знаю много горожан, кто действительно хорошо пишет и может заткнуть за пояс мэтров. Но они, уже пробившиеся в топовые издательства, появляются на таких собраниях лишь в качестве звёзд вечера.

Как-то раз уже был на этом бале. В то время я учился на первом курсе и метил в поэты. Моя тогдашняя спутница тоже писала стихи. Она была очень талантлива, и когда седовласый старик — неизменный ведущий бала — позволил ей выступить перед собравшейся публикой, я услышал ласковый ручей, летнюю рощу, яркие звёзды ночного неба и себя с ней, лежащих на росистой траве… всем этим дышали её строки, и моё подготовленное к тому вечеру стихотворение показалось ужасно жалким. Я не смог его прочитать, хоть и готовился, и ждал этого вечера целый месяц. Всё ради того, чтобы красиво признаться в любви моей поэтессе…

И под этой волной воспоминаний я позвонил Милане. Её голос в трубке… такой нежный, ласковый… словно у моей поэтессы… уже давно не моей поэтессы…

Зал библиотеки был полон. Литераторы стояли по двое, по трое или же целыми кружкаАми и что-то обсуждали. Над этим культурным гомоном вальяжно парили звуки скрипки.

Я поправил воротник фрака и глянул на часы. Была уже половина седьмого, а Милана так и не появилась. Но я не переживал. Понимал, что пригласил её довольно поздно, а ведь девушке требуется время, чтобы собраться.

Рядом со мной трое мужчин и одна пожилая дама обсуждали состояние современной литературы.

— Сейчас всё покупается, — говорил один из мужчин. — Раньше такого не было. Если талантливый писатель, то его издавали, а теперь что угодно печатают, лишь заплати.

— Ну, уж не скажи, — возразил на это второй мужчина. — За денежки тексты принимают любые, но печатают далеко не в таком виде, в каком они были изначально. Редактируют, и порой до неузнаваемости.

— Полностью с вами согласен,— вступил в разговор третий. — Мой роман, над коим я усердно, не покладая рук трудился больше года, изувечили до неузнаваемости. И вы знаете что: я отказался от публикации!

— Господа, — сказала дама. — Не вижу смысла печататься за свой счёт. Ведь если текст действительно хороший, издательство рано или поздно примет его, да ещё и гонорар заплатит и роялти. А так можно спокойно выложить книгу в сети. Там и покритикуют, и на ошибки укажут…

— А возможно, и с публикацией на бумаге помогут, если, конечно, текст понравится. — Это сказал седовласый мужчина в возрасте, проходивший мимо литераторов.

Одет он был во всё белое: белый костюм-тройка, белый галстук на белой же рубахе и даже белые классические туфли. Лицо его казалось мне знакомо, но имя этого джентльмена никак не хотело вспоминаться.

— Я вижу, вы здесь впервые? — осведомился он, подойдя ко мне.

— Роман Снеговой, — представился я, не став возражать. — А вы, должно быть…

— А я здесь всего лишь конферансье, — с улыбкой на благородном морщинистом лице проговорил мужчина. — Вы хотите сегодня выступить?

Имя собеседника напрочь вылетело из головы, из-за чего стало неловко. Ведь передо мной стоял видный Градской писатель, мастер пера, лауреат многих литературных премий… Леонид, кажется…

На его вопрос я ответил уклончиво и пообещал сообщить, если решусь поделиться с собравшейся публикой своим творчеством.

И вдруг я увидел то, что заставило меня остолбенеть. В зал, заводя ногу за ногу, медленно вошла Катерина. Её безупречное алое платье идеально сидело на фигуре, большой вырез декольте притягивал восхищённые взгляды мужчин, а блистающее колье — завистливые взгляды женщин. Вместе с ней был низкорослый тучный господин, в своём фраке похожий на пингвина. Господин держал Катерину за талию и кивал то в одну, то в другую сторону, приветствуя знакомых, и когда подошёл ближе, я узнал в нём того толстяка из «Авеню» — он вчера зашёл в ресторан вместе с телохранителем.

Сердце моё упало. Я заметил, что эта парочка идёт в мою сторону, и совсем скоро мы окажемся на расстоянии приветствия. Я не думая согласился с Леонидом, спросившим меня что-то, извинился и поспешил ретироваться в противоположный угол зала. И тут услышал, как меня окликнули.

Я обернулся и увидел Милану. Девушка шла ко мне, ступая аккуратно, словно боялась оступиться. Её кремовое бальное платье открывало хрупкие плечи и полностью скрывало ноги. Длинные шёлковые перчатки обтягивали тонкие руки, кисти их были грациозно приподняты.

— Я повсюду вас ищу, — сказала Милана, остановившись передо мной. Она казалась выше обычного (на шпильках, понял я), но всё равно смотрела, чуть подняв глаза. — И как секьюрити пропустили вас одного? Мне вот пришлось объяснять, что мой кавалер уже внутри…

— Очень рад видеть вас, Милана, — сказал я, глядя поверх её головы на вновь идущую в мою сторону Катерину и на семенящего рядом с ней Пингвина. Да она издевается… — Вы выглядите великолепно.

Милана действительно сногсшибательна. Её угольно-чёрные локоны были убраны назад в замысловатой причёске, умело нанесённый макияж подчёркивал и без того привлекательные черты лица, а голубые глаза — теперь без очков — сияли ангельской чистотой и добротой.

— Роман, всё в порядке? — спросила девушка, чуть дёрнув бровью.

И тогда мой взгляд встретился со взглядом Катерины.

— Да-да, — заторопился я, повернулся и положил ладонь Милане на поясницу. — Давайте отойдём. Вот сюда, прошу…

Я чувствовал, как скользит по коже девушки шёлковая ткань платья, как легко изгибается её спина под моей рукой.

Мы прошли мимо высокой, под потолок, богато наряженной ёлки. Та стояла в центре зала, и возле неё расположился оркестр со скрипками, флейтами, виолончелью и контрабасом.

Оркестр засуетился — заиграла музыка. Я сразу узнал мелодию и даже вспомнил название: «Однажды в декабре».

— Вы ведёте меня танцевать? — с улыбкой осведомилась Милана.

— Да, — ответил я, повернувшись к ней и взяв за руку. Только тогда заметил, что на её предплечьях, пропущенный за спиной, лежит тонкий полупрозрачный палантин.

Зазвучали первые аккорды, и я, прижав к себе Милану, сделал шаг ей на встречу. Девушка, серьёзно подняв на меня глаза, отступила. Тогда я шагнул в сторону, и мы закружились в вальсе.

Вокруг нас появилось несколько пар. Среди них я увидел Егора — без пиджака, но в жилетке на сияющей белизной сорочке — и Андромеду — в пышном платье цвета неба. Егор, держа Андромеду за пухленькую талию, озорно подмигнул мне. Я, улыбнувшись краешком губ, кивнул.

— Кто там? — спросила Милана, заметившая мой кивок.

Я повернулся вместе с ней, и она тоже увидела наших коллег.

— Такие красивые, — сказала Милана, подняв на меня сияющие глаза. Я улыбнулся и начал смотреть в сторону.

И тогда снова увидел Катерину с Пингвином. Они не танцевали — всего лишь стояли в толпе и наблюдали. Я решился подойти поближе и, вальсируя, повёл Милану в их сторону.

Певица держала руки так, словно бы мёрзла, и я приметил странное отрешение на её лице. Взгляд был опущен, она не смотрела на танцующих. А Пингвин, в отличие от своей спутницы, был весел и вёл активную беседу с белоснежным Леонидом, не забывая обнимать пассию толстой рукой. Его бульдожьи брыли энергично тряслись, и казалось странным, что с них не капает на пол тягучая слюна.

Когда мы были уже шагах в пяти от них, я спросил Милану:

— Ты не знаешь, что за господин вместе с… дамой в красном?

Мы сделали оборот, так что Милана смогла разглядеть тех, о ком я говорил.

— Это же Магомедов, — ответила девушка. — Наш заказчик. — Она хихикнула. — Для него ты пишешь «Басню стужи и зноя».

— Серьёзно? Магомедов? — удивился я. — Мне всегда думалось, что он выше.

Музыка закончилась. Кавалеры и их дамы остановились, отступили друг от друга и начали раскланиваться рукоплещущей публике.

Катерина смотрела на меня с Миланой и, гордо подняв подбородок, медленно аплодировала. Я улыбнулся ей и благодарно наклонил голову. В ответ — лишь холодная полуулыбка.

Где же та блистающая певица, одним взглядом зажигающая сердца мужчин, сводящая с ума знойной красотой и пленяющая дивным голосом?.. Что с ней случилось? Я терялся в догадках.

Милана потянулась к моему уху и горячо, коснувшись влажными губами мочка, прошептала:

— Там моя однокурсница стоит, сто лет не виделись, скоро вернусь…

Не успел я ответить, как она уже упорхнула в толпу, где только что стояла Катерина. Поискав глазами красное платье певицы и удивившись, когда это она успела уйти, я медленно пошёл меж вновь собравшихся в кружкИ литераторов.

Здесь было много незнакомых — молодых — и знакомых — знатных — писателей. Вот этот тучный мужчина написал «Край» — грустную сказку о будущем Града. А вот писатель и редактор журнала «Югра» с просветлённым взглядом православного христианина. И рядом с ним — тот самый прозаик, написавший книгу о президенте-стерхе…

— Прошу внимания! — раздался голос Леонида. Ведущий стоял у кафедры на небольшой сцене и смотрел на собравшихся. — Сегодняшний литературный вечер, — обратился он к публике, — посвящён наступающему две тысячи тридцать шестому году — году, когда наш прекрасный город отпразднует большой юбилей: четыреста пятьдесят лет!

Раздались аплодисменты. После того, как они стихли, Леонид продолжил:

— Сегодня авторы представят публике произведения, посвящённые родному краю. С этой кафедры прозвучат стихи и проза о жизни как в городе, так и на селе; о давно минувших временах и о настоящем; о людях — простых людях, живущих с нами рядом, об их переживаниях, страстях, любви…

Леонид глянул в листок и объявил первого выступающего. К кафедре поднялся сухой низенький старичок, благодарно принял из рук ведущего микрофон, поприветствовал собравшихся и неожиданно крепким звучным голосом начал:

— Эх, Страна! Моя родная! Здесь я рос, здесь проросту…

Прислонившись к одной из колонн, я смотрел на агонизирующего руками старичка на сцене, как вдруг услышал рядом с собой:

— Сегодня мы с Катюшей едем ко мне. Ты всё сделал, как я сказал?

— Да, Вергилий Асамбекович.

Второй голос показался смутно знакомым. Я выглянул из-за колонны и прямо за ней увидел Магомедова, разговаривающего с бритым налысо долговязым типом.

— Хмыря этого, — проговорил Магомедов, — на ламборгини, мажорик… отшил его?

— Пришлось повозиться, — отвечал лысый, — но к мисс Катрин он больше не сунется.

— А стихоплёт этот… Поэтишка, с ним как?

На говоривших шикнули. Они помолчали, затем лысый на тон ниже произнёс:

— Прокатил его. Тоже должен отвять.

— Хорошо, хвалю. — Магомедов похлопал лысого по плечу и с ворчливым «Да что там можно так долго пудрить» поковылял к выходу из зала.

Оставшись один, лысый начал растеряно озираться, будто чувствуя себя не на своём месте. И вот его взгляд наткнулся на меня. Улыбка с половиной золотых зубов растянулась на нахальном лице. Узнал.

Я пересилил себя и не стал прятать глаза, улыбнулся в ответ. Постарался сделать это как можно агрессивнее, но почувствовал, что мышцы лица свело, и получается лишь жалкая гримаса.

Старичок закончил и под аплодисменты спустился в зал. Раздался голос Леонида:

— Один из участников, ввиду обстоятельств, не смог сегодня у нас появиться. Но его заменит замечательная поэтесса, только что попросившая меня дать ей слово.

На сцену поднялась Милана.

Удивление заставило меня забыть о лысом нахале. Теперь я следил за тем, как девушка берёт микрофон у Леонида, как стеснительно смотрит в зал, одной рукой поглаживая платье, как улыбается, найдя меня взглядом, и как начинает говорить.

Её стихотворение было… очень нежным. Я чувствовал эти аккуратные прикосновения слов, этот загадочный, тёплый шёпот рифмы. Голос медленно плыл под сводами зала, и казалось невероятным то, что эту чудесную музыку слышат лишь те немногие, кто пришёл на бал, а не весь Град. Град, утопавший в пушистом снегопаде и равнодушный к любым признаниям.

Она читала для любимого. Каждая строчка была проникнута чистейшим чувством, переживаемым всей душой, всем существом её хрупкого чистого голоса. Она рассказывала всю себя, и это отражалось в океане её блестящих глаз.

Но вот Милана замолчала. Ослеплённая публика не откликнулась аплодисментами. Публика заворожено продолжала слушать каждый вдох влюблённой девушки, так искренне, до слёз излившей свои чувства, и в этом поэзия продолжалась.

— Эм… да, — сказал Леонид, взяв микрофон. — Поблагодарим прелестную мисс за столь лиричные стихи. А сейчас выступит…

Милана быстро спустилась со сцены и скрылась в толпе. Я рванулся к ней на встречу, но мой взгляд не смог вновь поймать её кремовое платье, и я остановился, глупо вытягивая шею и смотря поверх голов.

— А ничего такая, м? — раздался рядом голос лысого.

Я обернулся и хотел сказать что-то резкое, но моя челюсть затряслась от негодования.

— Ну чего ты всё дрожишь, — сказал лысый. — Что тогда в машине дрожал, что сейчас… Врага, что ли, во мне увидел? Так не враг я тебе, а совсем наоборот.

— Что вам от меня нужно?! — громко прошипел я, заставив стоящих рядом литераторов встревожено обернуться.

— Да не ори ты, — сказал лысый и быстро, одними глазами посмотрел по сторонам. — Отойдём. В спокойной обстановке расскажу тебе всё, что…

Он взял меня за предплечье. Я тут же вырвался и начал проделывать себе дорогу к выходу. Лысый за мной не пошёл — обернувшись, я на один миг, до того, как толпа перед ним стянулась, увидел его стоящим и всё ухмыляющимся золотыми блестящими зубами.

Я не мог просто взять и сбежать — по законам приличия должен был ещё проводить Милану до дома. Потому в фойе, оказавшемся пустым, остановился, переведя дух, подошёл к окну и начал смотреть на снегопад, плотной завесой скрывавший город. Моё сердце бешено колотилось, и пришлось дышать глубже, чтобы унять волнение.

Почему этот тип преследует меня? Если он работает на Магомедова, то это может быть связано либо с сагой, что пишу, либо с…

— Здравствуйте, Роман. — Катерина встала рядом, уперев подушечки пальцев в подоконник. Цвет её длинных ноготков напомнил мне раритетную новогоднюю звезду из детства, надеваемую на макушку искусственной ёлки — он был таким же глянцево-алым.

— Добрый вечер, — сказал я, подняв взгляд. Мелькнула мысль прямо сейчас рассказать ей всё: и о наглом лысом водителе прошлым вечером, и о встрече с ним только что, и о лжеписателе Магомедове, и о моей любви…

— Вы хорошо танцуете, — сказала Катерина, смотря в окно. — А я хотела познакомить вас с Вергилием, рассказала ему о вашем чудесном стихотворении. Но вы, похоже, были заняты той девушкой.

— Её зовут Милана, — сказал я. — Мы коллеги. И… спасибо за комплимент.

— Просто коллеги… — Катерина отвернулась от окна. — Знаете, Роман, мне совсем не по душе балы. Сюда я попала совершенно случайно — моё выступление отменили, а Вергилий был так любезен, что я не устояла и согласилась сопровождать его на это мероприятие. Здесь сто-олько писателей… — Она обвела глазами, показывая, как много здесь писателей.

— Да, — сказал я, тоже вставая спиной к окну. — Талант на таланте.

— Ну, не ёрничайте, — улыбнулась Катерина. — Я читала книги Вергилия. Они и вправду хороши.

— Книги Магомедова? — Я вспомнил его прошлогодний заказ. Да-а, тогда наша редакция постаралась на славу и выпустила настоящий бестселлер, принёсший заказчику солидную прибыль. — Очень интересно, о чём же он пишет?

Катерина задумалась.

— О жизни, о людях, о любви, — проговорила она. — В общем, обо всём понемногу.

— Кажется, он вас искал.

— Вергилий? Ах, он, наверное, не слышал. Я сказала ему, что ухожу, но в зале было так шумно…

— Уходите? — Я засунул руки в карманы брюк. — Что ж…

Повисло молчание. Катерина не уходила.

— Мне бы не хотелось провести этот вечер одной, — сказала она, смотря на украшенный узорами потолок. — Составите мне компанию?

С удовольствием! Только об этом и мечтаю! Но как же Милана? Будет некрасиво бросить её здесь.

— Я… я не могу…

— Ну что вы, Роман. — Катерина улыбнулась. — Не разочаровывайте меня.

Она взяла меня за руку, и слабохарактерный Роман Снеговой, забыв обо всём, поддался этим воспетым в веках женским чарам.

Со мной никогда такого не было. То ни одной, а тут — сразу две. Первая умная и скромная, а вторая… с выдающимися способностями.

Конечно, я и раньше не был обделён вниманием со стороны женского пола, но считал, что закон «девушка намекает, а мужчина действует» незыблем и изменению не подлежит. Что сама девушка никогда первой не подойдёт, не заговорит, не позовёт на свидание. Тем более если она очень красива, горда и высоко ценит свои достоинства. Нет, я не верю, это сон.

Девушка — такая, как Катерина, — просто обязана сначала принимать ухаживания, на первое предложение не ответить взаимностью или даже отправить во френдзону, тем самым отшив слабака или наоборот — ещё сильнее заведя сердце «достойного» (этакий любовный дарвинизм), принимать дорогие подарки и, наконец, согласиться на свидание в шикарном ресторане, а после ещё на одно шикарное свидание, и ещё на одно и только потом, влюбившись во все эти ухаживания и сюрпризы, отдаться в объятья измучившемуся «достойному» на всю ночь. Ибо «мужчина должен соответствовать», а женщине достаточно просто быть… и быть красивой.

Так почему же у меня всё так легко получилось? Неужели шикарная Катерина, в чьей власти выбрать в спутники самого богатого, красивого и вообще породистого мужчину Града, влюбилась в Романа Снегового? Нет, я не верю. Такие не влюбляются.

Да она сама мне об этом сказала: «Я никогда не влюблялась»… Но обо всём по порядку.

С бала мы ушли в девятом часу вечера. Снег запорошил электромобиль Катерины, но по приближении хозяйки машина вздрогнула, будто отряхиваясь. Снежинки мягко попадали с её корпуса, открывая белую глянцевую поверхность.

— Надеюсь, сегодня мне удастся вас прокатить, — с улыбкой сказала Катерина, открывая водительскую дверь.

Я, смутившись, обернулся — не летит ли очередной шар? — и, пригнув голову, сел в машину. Девушка насмешливо проследила за мной.

— В прошлый раз всё было настолько плохо?.. — проговорил я, пристёгиваясь.

— Ах, Роман, вы ни в чём не виноваты, — сказала Катерина, сделав серьёзное лицо, но смех в глазах выдавал. И вдруг, будто невзначай, бросила: — На Александра порой находит такое.

— А причём здесь Александр? — после секундного замешательства спросил я.

Катерина тем временем, словно не слыша меня, говорила с Малышкой — электронными мозгами машины. Просила отвезти домой (после этой просьбы я отвернулся к окну и сам себе сделал поражённое лицо. Еду к ней! Не может быть!)

— Вы разве не знакомы с моим телохранителем? — Спросила певица, по-женски смотря на капот через лобовое стекло и наблюдая за тем, как автопилот поднимает машину над землёй, разворачивает её и, всё ускоряясь, ведёт к трассе.

— Знаком, — сказал я, наблюдая профиль девушки. — Но…

— Я думала, тогда вы и узнали друг о друге. — Катерина повернулась ко мне и обворожительно улыбнулась. Затем вытянула шею, будто желая увидеть мой затылок.

— Когда? — Я всё ещё искренне не понимал, о чём она говорит.

— Ну, когда он вас ударил. По голове. Вот сюда. Вы ещё упали, а я кричала на него. Не помните? Ах, вы же, вероятно, были без сознания… Роман, не смотрите на меня так! — Девушка весело рассмеялась.

— Так это был не шар! — Воскликнул я, осознавая, каким же всё это время был дураком.

— Вы простите, что я вас тогда бросила. — Лицо Катерины вновь стало серьёзным. — Из «Авеню» начали выходить люди, а мне не нужны скандалы. Расскажите, что было после того, как я уехала?

— Потом? Ну… — Я был в замешательстве. Неужели Александр… Сашка, с кем мы почти всё студенчество провели вместе, мог меня ударить? Да ещё и так подло — со спины… И зачем? За что?

Катерина смотрела на меня, наклонив голову и ожидая продолжения моего «Ну…». Пришлось рассказать ей ту версию, что поведал мне хозяин ресторана.

— Да вы шутите?! — Катерина просто заливалась смехом. — И вы так легко в это поверили?! Шар! Бильярдный! Боже мой!..

Ситуация совсем не казалась мне забавной, но я всё же похихикивал под заразительный смех девушки.

Электромобиль, пронёсшись в потоке машин по магистрали, свернул в сторону элитного района «Машаров». Дома стали заметно выше, их фасад приобрёл футуристичные формы. Возле одного из таких домов машина взмыла вверх, к крыше, где находится парковка.

— Ох, — выдохнула Катерина, унимая смех. — А я всё гадала: как же вы, после драки, так мужественно явились к врагу, а он ещё и пустил вас ко мне читать стихи. Удивительно!

— Похоже, он знал, что я не знаю, — сконфуженно проговорил я, — и не подал виду.

Электромобиль аккуратно припарковался и сообщил, что прибыл в пункт назначения.

— Идёмте. — Катерина открыла дверцу и, элегантно заведя ногу, вышла на улицу. Я последовал за ней.

Вопреки ожиданию, девушка свернула от выхода с парковки, подошла к краю крыши и поставила локти на перила. Ветер качал её волнистые каштановые волосы, снежинки застряли в пушистом воротнике лисьей шубки.

— Очень красиво, — сказала Катерина и, чуть обернувшись на меня, стоящего на безопасном расстоянии от края, добавила: — Посмотрите.

Я, снисходительно вздохнув, подошёл, крепко взялся за перила и, стараясь не смотреть вниз, окинул взглядом город.

С такой высоты было видно очень далеко: до самой реки — её мосты перемигивались разноцветными огнями. Улицы Града ветвились, переплетались, исчезали друг в друге. Электромобили неслась от центра и к центру. Центр этот пульсировал, вдыхая жизнь в мегаполис. Отсюда была видна и перспектива города: дома росли от сердца к периферии, и далеко — за рекой, на самом горизонте — терялись в снегопаде уже стоэтажные гиганты.

— Когда я только переехала сюда, — сказала Катерина, — даже не представляла, насколько это волшебный город.

Не услышав ответа, она посмотрела на меня, на мои побелевшие костяшки пальцев вцепившихся в перила рук, улыбнулась, ещё раз окинула взглядом Град и, цокая каблучками, направилась к лифту.

Таких красивых квартир я никогда не видел. Высокие потолки, украшенные ажурными завитками растений — словно морозный узор на стекле; стены увешаны огромными полотнами современного искусства, а мозаичатые полы, в свете невидимых глазу бра, блестели так, что, казалось, можно поскользнуться.

В огромной прихожей с гардеробом под стать тому, что я видел в гримёрной певицы, Роман Снеговой встретился с собой лицом к лицу — зеркало в полный рост было окаймлено резной рамой — и подивился тому, как же всё-таки он растерян. (Заметил особенность писать о себе в третьем лице. Что это могло бы значить?)

Катерина, после того, как я помог ей снять шубку, провела меня в гостиную, а сама, загадочно подмигнув, удалилась. Я сел на кожаный диванчик и попытался устроиться поудобнее, закинув ногу на ногу.

Небольшой столик без углов и с покрытой белой глазурью столешницей был пуст. Низко над ним висела одинокая лампочка с диодом в виде скрипичного ключа. Свет лампочки был несильным, и в полумраке гостиная выглядела очень даже романтично, что подходило бы к настроению, что ждал я сейчас, но вместо него ощущал волнение и мандраж. Тогда я ещё не верил, что всё это взаправду.

Но вот послышался цокот каблуков, и певица вошла в гостиную. На ней больше не было вечернего платья — чёрные брюки-клёш и жёлтая полупрозрачная блуза придали ей стиля и гармонии с интерьером. В одной руке девушка несла два пузатых бокала, в другой — бутылку чего-то багрового.

— Не заскучали? — спросила Катерина, подходя и ставя бокалы с бутылкой на столик.

— Совсем нет, — ответил я, пододвинувшись вправо, но Катерина не села рядом — взяла стул, повернула спинкой ко мне и устроилась на нём, словно наездница на рысаке.

Наши взгляды встретились, и по моей спине — от лопаток к пояснице — пробежал сноп мурашек. До чего же горяч её хитрый прищур!.. Я, как ни старался держать себя в руках, всё же почувствовал, что жар наполняет лицо, и смущенно отвел глаза. Увидел лежащую на кушетке гитару. Она была так же грациозна, как её хозяйка и, казалось, элегантно положила руку вдоль всего изгиба «тела».

— Вы играете? — спросил я.

— Если только чуть-чуть.

Катерина жестом попросила подать ей гитару. Я повиновался. Девушка развернулась на стуле, устроила музыкальный инструмент на коленях и провела ноготком по струнам — они отозвались нежным аккордом. Тем временем мне наконец пришло в голову разлить вино по бокалам.

— Ну здравствуй Питер, и прощай, — запела Катерина, — меня обидел ты невзначай…

Я пригубил вино, наблюдая за грацией певицы. Вино оказалось душистым и явно породистым.

— Зачем? Зачем по Невскому я шла? Зачем? Зачем я встретила тебя? Зачем тогда все развели мосты? Зачем с тобой столкнулась я, зачем со мной столкнулся ты?..

И как она играет с таким маникюром? Просто удивительно. Перебирает пальчиками, ставя то один, то другой аккорд. А мягкие губы всё обнажают ровные белые зубы, и слышен голос, приводящий в трепет сердце. Я залюбовался игрой Катерины и совсем не заметил, как мой бокал опустел.

Певица закончила и отложила инструмент.

— Как вам? — поинтересовалась она, беря бокал.

— Превосходно, — ответил я не понимая, говорит ли она о своей игре или о вине. А вино в свою очередь уже начало кружить мне голову (признаться, я очень быстро пьянею).

Она отпила немного, смотря на меня. Я улыбался краешком губ.

— У вас такая большая квартира, — заметил я. — Неужели вы живёте одна?

— Да, одна, — подтвердила Катерина. — Порой здесь так холодно… Вы читали Кастанеду?

Этот неожиданный вопрос чуть не выбил меня из колеи.

— Нет, — ответил я, наполняя опустевшие бокалы.

— Ах, тогда вы понятия не имеете, что такое управляемая глупость…

— Простите?

Девушка озорно хихикнула. Её глаза загорелись каким-то хулиганским огнём.

— Я всё гадала, специально ли вы себя так ведёте, или…

— Как веду? — Я сдвинул брови, не понимая, что она имеет в виду.

— Ну… — Она изобразила ступор. Получилось комично. И немного обидно.

— Я так себя веду? — переспросил я, чем вызвал всплеск смеха Катерины.

— Мне казалось, что вы специально, — отсмеявшись, сказала она. — Управляемая глупость. А оказывается…

— Вы так и будете продолжать смеяться надо мной?

— Ну что вы, Роман, как мальчик. — Девушка сделала наигранно-серьёзное лицо и посмотрела исподлобья. Я понял, что она пародирует меня. — Расскажите лучше, — вновь перескочила она на другую тему, — вы когда-нибудь любили по-настоящему?

Эти её вопросы начали мне досаждать. Но вот я подумал: а что, собственно, в этом плохого? Она просто играет со мной. Нужно так же начать играть в ответ.

— Любил, — ответил я и допил второй бокал. — Её звали Анна. Анна Ди. Мы учились вместе в литературном на одном факультете. Я называл её «Моя поэтесса». Ах, как она была прекрасна в те чудесные мгновения, когда я читал ей любовные стихи… До сих пор я не встретил девушку, что была бы под стать ей…

И моя игра удалась на славу. Взгляд Катерины стал холодным. Её королевское достоинство явно кольнули мои слова. Но через мгновенье она пришла в себя и весело спросила:

— А та девушка на балу?

— Ах, Милана? — Я откинулся на спинку, беззаботно поведя рукой. — Я вам уже говорил: мы с ней всего лишь коллеги.

— А я видела, как она на вас смотрела.

— Как вы на меня сейчас?

— Совсем нет. — Катерина хихикнула и дёрнула бровью. Вино оказалось действительно хорошим и придало без того горячей девушке дьявольской знойности: взгляд стал пламенным, грудь часто вздымалась, а осанка стала как у самой настоящей хищницы-пантеры.

Я понял, что волна страсти обрушивается на нас, и что совсем скоро захлестнёт океаном любви под шелковистым покрывалом…

Но нет. Так не бывает. Это неправильно.

— Почему же? — спросила Катерина, поднимаясь. Похоже, я случайно выразил свои мысли вслух.

— Я, наверное, пойду, — сказал я, тоже поднимаясь. — Уже поздно, завтра на работу, а я ещё…

— Ну, куда же вы, — сказала Катерина, приближаясь. — Вы пьяны, а в таком виде велик риск попасться патрулю и напороться на штраф. — Она положила мне руку на грудь. — Оставайтесь.

Я сглотнул. Мой взгляд скакал от горящих глаз девушки к её пламенным губам, от глаз к губам, от глаз к…

— Идёмте, — сказала она, отдалившись и отобрав у меня такой близкий поцелуй.

Судорожно вздохнув, я направился за девушкой. Каждый её шаг был шедевром. Брюки обтягивали стройные ноги и прочие формы, их линии были достойны пера поэтов золотого века; а неизменные каблуки мерно стучали по паркету, и с каждым стуком, приближавшим нас к точке невозврата, моё сердце начинало колотиться всё сильнее.

— Эта квартира досталась мне по наследству, — сказала Катерина, обводя рукой и демонстрируя модный интерьер. — Мой отец… — Тут она запнулась, но продолжила: — Мой отец ещё недавно был владельцем практически всей книжной индустрии этого города. — Она бросила взгляд в окно. — В последнее время у нас были не очень гладкие отношения, в основном из-за моей работы. Он хотел, чтобы я была вместе с ним, была его партнёром, топ-менеджерем его империи.

Мы зашли в лоджии. Из них открывался удивительный вид на ночной город. Друг напротив друга здесь стояли два высоких стула.

— Присаживайтесь, — попросила Катерина, садясь на один из стульев и кладя ногу на ногу. Откуда-то у неё в руке появилась длинная курительная трубочка. Девушка затянулась и, отведя руку, выпустила вверх пар.

Я похлопал себя по карманам и с досадой обнаружил, что трубка осталась в пальто.

— Хотите? — Катерина протянула свою. Немного помешкав, я принял предложение, взяв трубочку и обхватив мундштук губами. Тот оказался вишнёво-сладким.

— Приятный вкус, — сказал я, смотря сквозь пар в улыбающиеся глаза, и вернул трубочку.

— Бесполезная привычка, — сказала Катерина, поднося мундштук ко рту.

— А почему вы не приняли предложение отца? — спросил я, даже не успев подумать об этической стороне вопроса.

Девушка отреагировала более чем спокойно. Я бы даже добавил — равнодушно.

— Быть топ-менеджером и петь по ресторанам? Смешно. Я выбрала второе лишь потому, что мне это нравится. — Она замолчала, глубоко затягиваясь. Да, привычка действительно бесполезная, но сколько в ней эстетики… — А отец, — Катерина отвернулась и начала смотреть в окно. Через какое-то время она продолжила: — Отец был одержим расширением своей компании. И о внезапных случайностях он даже не думал.

— О каких случайностях?

Катерина бросила на меня взгляд.

— И представить себе не могла, что буду изливать душу едва знакомому мне человеку. — Произнесла она и вновь отвела глаза к окну. Меня, признаться, это кольнуло, ведь я полагал, что знаю Катерину достаточно хорошо, и что она, пригласив в свой дом, не считает меня чужим.

— Иногда стоит выговориться, — промолвил я, но девушка будто даже не заметила брошенных мною слов.

— До трагедии он жил здесь, — сказала она, — а я жила в студенческом общежитии. Тогда ещё училась, подрабатывала выступлениями в дешёвеньких ресторанчиках и даже не подозревала, что происходит с моим единственным родным человеком. А он был совсем не такой, как я: никогда никому не говорил о своих проблемах.

Она замолчала. Спустя минуту я (в трезвом состоянии никогда бы себе не позволил) спросил:

— Что же с ним случилось?

— Убийство, — сказала Катерина и посмотрела мне в глаза. Я не выдержал её взгляда и заморгал. — В нашем раю не всё так гладко, как кажется на первый взгляд… Мафия. Преступников так и не нашли… Вы же наверняка слышали об этом?

Да. Я вспомнил, как ещё летом в ленте проскакивало сообщение об убийстве одного книжного барона. Тогда СМИ окрестили это преступление «Зверским посягательством на мир и порядок». Было громкое расследование, но… убийство оказалось тщательно спланировано и замаскировано под несчастный случай.

В офис к книжному барону, заседавшему на верхнем этаже делового центра, пришёл человек. Он занял очередь ещё неделю назад и появлялся каждый день осведомиться у секретаря, насколько приблизился к попаданию в заветный кабинет. Этого человека запомнили все, вплоть до стажёров. Топорная походка, топорная же улыбочка… Его лицо до сих пор вызывает гнев и негодование у горожан, ведь оно изо дня в день появлялось в сводках расследования.

Приём был обычный, рядовой. Человек якобы хотел заключить контракт на поставку научно-фантастических романов в один из магазинов. Он сел напротив книжного барона, представился, изложил своё дело. Затем оставил контакты, попрощался и ушёл. На следующий же день барон — скончался. Внезапная остановка сердца.

Всё бы свелось к вердикту «естественная смерть», если бы за дело не взялся известный сетевой детектив Николай Знойный. Он определил, что остановка сердца была вызвана неким внешним воздействием, и всё указывало на странного человека, посетившего книжного барона практически перед самой смертью. Его нашли быстро: снимал квартиру неподалёку от офиса компании покойного. И оказался он… никем. Человек без прошлого, выращенный в лаборатории и запрограммированный специально для выполнения поставленной цели. Биоробот, в чьём организме нашли вещество. Это вещество и могло вызвать остановку сердца барона. И след обрывался. Как ни старался детектив, выйти на «заказчиков» ему так и не удалось.

Я смотрел на Катерину с неподдельным состраданием. Даже представить себе не мог, что она — дочь того самого книжного барона, с кем так бесчеловечно расправились. И кто? Кому перешёл дорогу владелец книжной империи города? До сих пор загадка.

— Компания осталась на плечах совета директоров, — продолжила Катерина. — Я не стала ввязываться… Мне достаточно этой квартиры и её пустоты.

Она говорила совершенно спокойно, и я поражался выдержке и силе этой девушки. В её прекрасных глазах не было даже намёка на слёзы. Все мои проблемы теперь казались глупыми в сравнении с трагедией певицы.

— Простите… Мне так жаль…

— Я пережила. — Катерина встала.

— Мне не хочется оставлять вас одну. — Я тоже встал. Мы оказались очень близко друг к другу.

Катерина грустно улыбнулась.

— Я постелю вам в спальне для гостей, — сказала она. — Моя комната рядом. Так что вы, практически, составите мне компанию на эту ночь.

Загрузка...