Райский Град

Глава 9

Пришёл домой и сразу вызвал курьера: доставить подарок Катерине — то самое платье. Надеюсь, в полночь она вернётся к себе и получит его. Под бой курантов. В это же время за мной, скорее всего, придут полицейские. Удивительно, что не задержали ещё в больнице, ведь моя вина очевидна… Думаю, Майор Получайко просто пожалел и позволил последний раз насладиться свободой. Да-а, Магомедов прав: настоящий преступник практически пойман.

Я не собираюсь оправдываться. Да — держал пистолет. Да — стрелял. Да — в Магомедова. Да — хотел убить. И был мотив. И было намерение. И была цель. Может, прямо сейчас пойти в участок и сдаться?.. Ну уж нет. Этот новый год я отмечу на свободе. И так, как планировал: в любимом ресторане… Хе-х, а Достоевский прав: преступника всегда тянет к месту преступления.

Зашёл в соцсеть. Поздравления от нескольких «друзей», отправленные общей рассылкой. Ха! друзья. Их у меня больше сотни. Решил устроить предпраздничную чистку: удалить тех, с кем почти не общаюсь. И вот осталось всего четырнадцать человек, в основном — коллеги и несколько интересных или полезных мне людей. Удалённые «друзья» вскоре заметят пропажу и вероятнее всего сильно обидятся. Как же так! Снеговой удалил из «друзей» в интернете! Неблагодарный! А я ведь лайкал(а) его посты и фотки! Какое разочарование!..

Заметил, что Милана «онлайн». Решил написать ей: поблагодарить за теплоту и предложить… впрочем, вот наш диалог:

«Милана, меня отпустили домой. Спасибо тебе за заботу J.

Рада, что с тобой всё в порядке, Рома! Не за что). Плечо больше не болит?

Почти нет. Ты правда всю ночь провела в больнице?

Я сильно переживала за тебя…

Мне очень приятно;-).

J

Скажи, Милана… а какая у тебя любимая книга?)

Ой, сложно ответить). Их много. Наверное, даже не книга. Пьеса. Островский, «Гроза».

Хороший выбор;-).

Спасибо). А у тебя?..))

У меня «Идиот».

Читала. Очень понравилось)). Достоевский — гений J.

Без сомнения). Знаешь… у меня есть к тебе ещё один вопрос).

Какой?)

… Ты пойдёшь со мной на настоящее свидание?

Эм… очень неожиданно с твоей стороны).

Я уже давно хотел спросить.

Знаешь, в больнице… ты разговаривал во сне. Катерина?..

Ох, кого только не зовёшь в бреду после пулевого ранения.

Понимаю…

Так ты пойдёшь?..)

Роман, я не думала, что до этого дойдёт. Но мне правда очень приятно).

Ну?

Извини, я не могу.

Почему? Ты же хотела отметить новый год со мной в «Авеню».

Я хотела?..

Ну, да.

…

Рома, ты очень хороший, добрый, заботливый, наверное… Но ты мне как друг). Я беспокоюсь за тебя, за твоё здоровье… но ты просишь от меня того, чего я не могу дать L.

Я тебе не нравлюсь?

Странный вопрос.

Почему?

Извини, я не буду на него отвечать. Спокойной ночи и с наступающим! J»

Оффлайн.

После этого я понял, что ни черта не понимаю в девушках.

Было около половины двенадцатого. Передо мной ходили голуби. Я отщипывал от булки, кидал им крошки, и ещё до того, как те падали на брусчатку площади, птицы слетались в одну точку и с жадностью атаковали рассыпанное угощение.

На каждой лавке сидела шумная компания. Многим не хватало места: стояли рядом. Но со мной всё равно никто не садился. Будто толпа чувствовала, что в веселье, её окутывавшем, зияет пробоина грусти, и лучше не подходить близко, ведь есть риск заразиться.

От толпы молодых людей отделилась парочка. Я смотрел на приближающихся девушек — в ярких вязаных шапочках, пуховых развесёлых курточках и в неизменных джинсах с кедами. Они подошли и встали рядом, озорно улыбаясь. Им было лет по двадцать: их гладкие румяные лица ещё хранили отголоски той детской непосредственности, что пропадают ко второй половине третьего десятка. Я наблюдал, как они жмутся, хихикая, поглядывают на меня и на свободное место.

— Садитесь, пожалуйста, — Сказал я, указав глазами.

Девушки на секунду задумались, но всё же сделали шаг и сели, не отводя от меня заинтересованных глаз.

— Вы любите птиц? — спросила одна. На ней был оранжевый шарф.

— Не то что бы, — ответил я, швырнув остатки хлеба в ближайшего голубя — тот отскочил, возмущённо курлыкнув.

— А почему, — продолжила девушка, — вы здесь сидите? — и, поняв бестактность вопроса, добавила: — Один?

Я безразлично глянул на неё, отметив про себя симпатичность личика и блестящую черноту глаз, затем перевёл взгляд на компанию, откуда отделились подружки. Компания с интересом наблюдала за нами. И я тут же всё понял.

— У системы на меня иммунитет, — пробормотал я, встал и зашагал в сторону «Авеню». Оглянувшись, заметил, как компания уже подскочила к девушкам и радостно расселась на моём месте.

До нового года оставалось меньше двадцати минут. Я смотрел, как в сугробы, заботливо скрывающие клумбы с цветами, втыкаются коробки с салютами, что-то похожее на лунный «Аполлон» и своим видом обещающее разнести всё звёздное небо на атомы, голографические установки для лазерных эффектов: исполинских снежных баб, снеговиков, снегурочек, дедов Морозов и прочей новогодней белеберды.

А Катерина всё не выходила из моей головы. Может, она поёт сейчас в «Авеню»? Может, ждёт меня? Может, знает, что стрелял только ради неё?..

Она, конечно, лгала, говоря о том, что не любит меня; что всё произошедшее между нами — мимолётная увлечённость, страстная забава, райский сон. Я же видел её горящие глаза, чувствовал нежные прикосновения рук и губ, слышал удовольствие в дыхании, когда прижимался своим телом к её телу — бархатному, упругому, горячему… Я не хочу верить, что безразличен ей. Не хочу!

Очнулся от мыслей у самого входа в ресторан. Его вывеска сверкала неоном, зазывая прохожих отметить праздник именно здесь. Мои часы показывали без пятнадцати.

В кармане загудел телефон. Я, не доставая, отключил его, но он загудел снова. И снова. Я выхватил трубку и раздражённо крикнул в неё:

— Алло!

— Снеговой! — отозвалась трубка женским голосом. Голос не узнал. — Ты как там? Выписали?

— Выписали, — ответил я, всё не решаясь зайти в ресторан. — А кто это, позвольте узнать?

— Алла, — сказала она. — А ты паршивенько выглядишь…

— Не до шуток, — отрезал я, начав озираться. — Чего нужно?

— И снова грубишь, — обиделась Алла. — Я ведь с тобой по-хорошему.

Я помолчал, поджав губы. Вздохнул и проговорил:

— Прости, Алла. И за прошлые мои грубости тоже. Ты ни в чём не виновата, это всё я. С наступающим.

— И я тебя тоже поздравляю! — По теплоте в голосе стало понятно, что она улыбается. — И прощаю. Так вот, я на парковке у твоего любимого «Авеню». Не хочешь увидеться?

— Давай, — просто сказал я. Теперь уже ничему не удивлялся.

— Мигаю фарами, — сказала Алла, и я заметил жёлтый Volkswagen 1948 Beetle. Похоже, я один езжу на метро.

Алла приоткрыла дверь и выглянула — вместо «ванильной» шишечки у неё были пышные вьющиеся локоны.

— Садись, твоя певичка всё равно не здесь.

Я колебался. Вдруг она блефует? Откуда знает Катерину? И что ей нужно от меня?

— Ну?! — возмущённо — в своей манере — выкрикнула Алла. — Ты долго будешь меня морозить?

Я покачал головой, подошёл и сел на переднее пассажирское. Закрыв дверцу, посмотрел на автоледи. Она была превосходна: короткое фиолетовое платье открывало плечи и колени, на груди лежала золотая цепочка с кольцом, словно у властелина, рубиновые серьги, похожие на подвески, праздничный макияж… и волосы. Я никогда не видел так шикарно уложенных волос.

— Тебя не узнать.

Она польщено улыбнулась.

— Через десять минут новый год, — проговорила Алла сквозь улыбку. — Если ты хочешь встретить его со мной в машине, я не против. А если — с любимой, то…

Я понял намёк.

— Что ты знаешь о Катерине?

— Воу, давай всё обсудим по дороге. — Алла запустила автопилот, и машина взмыла в воздух.

— Куда мы? — Я посмотрел через стекло на стремительно удаляющуюся парковку.

— К Магомедову.

Я настороженно посмотрел на Аллу. Она улыбалась.

— И ты с ним?

— Что значит: «И ты»? — Она наигранно нахмурилась и вытянула губы. — Да не переживай так: лысого там не будет, слёг с пневмонией.

Я удручённо покачал головой и уже хотел попросить всадить меня, как услышал:

— Ты ведь хочешь увидеть Катерину? Помогаешь ему, значит, помогаешь, а он всё недоволен…

— Ну, ладно, — вздохнул я после недолгих колебаний и потянулся к ремню безопасности. — Ты знакома с ней?

— С твоей певичкой? — уточнила Алла и начала болтать: — Я увидела эту тэпэшку полгода назад у Вергилия. У них тогда, вроде как, только всё начиналось, но я не в курсе. Так, перекинулись с ней парочкой фраз, полюбезничали, натянуто лыбясь… короче, понимаешь, как бывает между двумя красивыми девушками, едва знакомыми друг с другом. А потом они ушли наверх — я имею в виду Вергилия с Катериной, — в спальню…

— Стоп, — попросил я. — Это можно пропустить!

— Она так стонала, так кричала…

— Прекрати! — рявкнул я, гневно воззрившись на Аллу. Она раскатисто захохотала. — Ненормальная, — буркнул и отвернулся к окну.

— Опять оскорбления, — сквозь слёзы смеха сказала она. — Уф, ладно. Не хотела тебя обидеть. Как говорит Магомедов: нужно освободиться от своих желаний. Это плен, где мы томимся. — Она помолчала пару секунд и подвела итог: — А самое верное средство избавиться от желания — утолить его. Я очень желала тебя подколоть!

Вновь по салону авто разнёсся пронзительный смех.

— Куда мы едем?

— Ой, сам увидишь, уже почти на месте, — прекратив хохотать, сказала Алла и посмотрела на тоненькую полоску часов на запястье. — Без пяти. Пять мину-ут, пять мину-ут…

И тут я догадался.

— Ты уже поддала что ли?

Она посмотрела на меня, вновь наигранно нахмурившись, но вот улыбнулась и сказала:

— Хорошо, что у меня есть автопилот!

Машина начала снижаться. До этого мы летели в густых облаках, и я не видел, куда направлен наш маршрут. Но вот облака расступились, и внизу золотыми огнями засиял Град.

— Отсюда классный вид, — заметила Алла. — Может, останемся и посмотрим салют? — Она прильнула к моему плечу и умоляюще подняла глаза. Но ещё до того, как я успел ответить, отпрянула и сказала: — Эх, ладно. И так опаздываем.

Теперь мы неслись по загородной трассе. Фонари, сливавшиеся в одну сплошную ленту, освещали запорошенные деревья вдоль дороги. От их бесконечности и от нашей высокой скорости казалось, что стоим на месте.

— Три минуты, — продекламировала Алла. — Сворачиваем.

Автомобиль действительно свернул в лес и спустя несколько секунд выехал в широкое заснеженное поле. Посреди поля стоял огромный дом.

Это был настоящий особняк. Его окружал высокий забор, так что видно было только второй и третий этажи вместе с пирамидой крыши. Жёлтый свет бил из продолговатых окон.

Мы остановились у открытых ворот. Только сейчас я увидел, что забор будто сшит из чугунных завитушек, имитирующих растения.

— Так, — сказала Алла, потянувшись к заднему сидению и что-то ища (я ненароком окинул взглядом её вытянувшуюся фигуру). — Времени мало. Вот, возьми.

— Маска зайца? — Я удивлённо крутил её в руках.

— Кролика. — Алла надевала маску девочки-арлекина. Та плотно прижималась к её лицу, превращаясь в грим. — Не важно, надевай. Где твоё приглашение?

— Какое приглашение?

Алла уставилась на меня. Её подведённые — как у жулика — глаза казались огромными на белом лице.

— У тебя нет приглашения на чаепитие?! — вскрикнула она, натягивая шубку, но тут же резко успокоилась. — Минута. Как-нибудь проскочим.

Мы вышли, и автопилот повёл машину на парковку. Алла схватила меня за руку и, таща за собой, понеслась ко входу в дом. У самой двери нас встретила пара секьюрити в чёрных очках.

— Ваши приглашения, — потребовал один из них.

Алла протянула своё и тут же залепетала:

— Кролик со мной. Спешили, и он забыл эту карточку… Ну ма-альчики, тридцать секунд же…

— Приглашение, — вновь потребовал секьюрити, теперь уже обращаясь непосредственно ко мне.

Я, насупившись, засунул руки в карманы. Под пальцы попалась какая-то карточка, её-то и начал нервно теребить.

Что я вообще здесь делаю? Зачем приехал сюда? К Магомедову? К Катерине?.. Что я им скажу? Поздравлю с новым годом? Как глупо…

Из-за двери донёсся шквал аплодисментов. Алла неистово дёрнула меня за рукав и потянула в направлении входа, но секьюрити преградил дорогу.

— Вы, мисс, можете проходить. А вот вас, сэр, я попрошу…

И тут меня осенило. Я извлёк из кармана карточку. Ту самую, что сунул мне в «Корлеоне» Магомедов.

Секьюрити принял её, внимательно рассмотрел и, кивнув, отступил от двери.

— Пять секунд… — шепнула Алла.

Дверь отворилась, и мы вошли в особняк Магомедова.

Бой часов разносился по огромному залу, плотно забитому гостями. Каждый господин был наряжен в строгий фрак; дамы — в великолепные карнавальные платья. На всех были маски — я не заметил ни одного открытого лица.

Моё пальто, шляпа и шубка Аллы куда-то подевались — когда мы зашли в особняк, юркие руки андроидов-лакеев опутали нас, профессионально освободили от верхней одежды и мягко подтолкнули ко входу в зал. Алла, держа меня под согнутый локоть, вела через толпу: медведи и волки, павлины и петухи, крокодилы, хамелеоны и бог весть кто ещё смотрели на нас человечьими глазами и учтиво (с поклоном) уступали дорогу. Я слышал шёпот спутницы — она отсчитывала удары.

— Девять. Десять. Одиннадцать…

Мы остановились, и вдруг Алла прижалась к моим губам своими. Я не смог отшатнуться — чувствовал давление её руки на затылок. Мог лишь, выпучив глаза, смотреть на хитрый, озорной прищур, окаймлённый черным знаком бесконечности.

Наконец Алла отпустила меня и начала пятиться. Смотря томно и с ухмылкой, она сделала прощальный жест ручкой и исчезла в ликующей толпе.

Бой часов перестал. Наступила оглушительная тишина. Ошеломлённый выходкой Аллы, я смотрел прямо перед собой на широкую мраморную лестницу, ведущую наверх, и не замечал, что взоры всех гостей направлены в ту же сторону.

По лестнице спускалась пара: невысокий тучный господин в смокинге и в маске пингвина и леди с шикарной фигурой, обтянутой белым платьем, и в маске полярной лисицы. Я узнал это платье. Похоже, Катерина получила мой подарок раньше намеченного курьеру времени.

Зал взорвался аплодисментами и возгласами ликования. Видно, гости очень любили хозяина особняка.

Магомедов остановился на середине лестницы; Катерина прижалась к нему бедром, взяв в руку что-то пушистое — свой лисий хвост, понял я.

Магомедов поднял руку, и толпа смолкла.

— Приветствую вас, дорогие гости, в своей скромной обители, — сказал хозяин дома. — Думаю, все ждут от меня новогодней речи. Но разочарую вас: я расскажу о том, что волнует больше всего меня.

Толпа молчала.

— Вы живёте в раю, — продолжил хозяин. — Вам не надо беспокоиться о завтрашнем дне. Поэтому все ваши проблемы концентрируются на одном: на поиске второй половинки, а затем на разборках с этой половинкой по поводу ваших выдуманных чувств к ней. На самом же деле никакой любви, никаких чувств не существует. Всё это — лишь в вашей голове.

В толпе произошло еле заметное движение, раздались корректные покашливания.

— Вы знаете моё жизненное кредо: освобождение. Но я не буду предлагать сразу освободиться от любви, хотя и подразумеваю это. Любовь, несомненно, нужна, чтобы род человеческий продолжал существовать. Природа, так сказать, не глупа. Но человек имеет право выбирать, что ставить целью жизни: её продолжение, или же что-то другое. Любовь навязана человеку. Природой, обществом, эгоистичным геном. Большинство людей, особенно в современном мире, живут только ради неё.

— Магомедов асексуал, — прошептала в моё ухо вдруг появившаяся рядом Алла. — Он освободился и от влечения, и от любви.

— Что?..

Меня поразила даже не сама откровенность, а то, с какой простотой Алла говорит о таких, казалось бы, стыдных вещах.

— Он у нас homo novus, — невозмутимо шептала она. — Не испытывает сексуального влечения ни к кому и ни к чему. Думаешь, с чего бы он стал отрицать любовь?..

— Мне кажется, — шепнул я в ответ, — его не любили девушки, коих он желал, вот и обозлился.

— Нет. — Алла хихикнула, прикрыв рот ладонью. — Просто ты дурачок и ничего не понимаешь.

— А что я должен понимать?

— Что ты — в плену своих страстей. — Алла вдруг стала серьёзной и во весь голос проговорила: — Освободись!

— Именно! — подтвердил её слова Магомедов, всё вещавший с лестницы. — Освободись! Вот, что мы должны сказать этому городу!..

— Но Катерина… — шепнул я Алле.

— С Катериной у него нет любви. Лишь привязанность, взаимовыручка, дружба, договор. — Она критически глянула на певицу. — Настоящей любви между мужчиной и женщиной без влечения не бывает. — Алла замолчала, но вот, приблизившись неприлично близко, так, что я почувствовал её грудь, прижавшуюся к моей руке, сказала: — А Магомедов почти освободил её из этого плена чувств, но…

— Но?..

— Появился ты.

На нас уже смотрели стоящие рядом гости — их маски застыли, через щели блестели глаза.

— И что она в тебе нашла? — спросила Алла. — Даже целоваться не умеешь. А, может, ты хорошо…

Она отпрянула и закусила нижнюю губу, показав ровные блестящие зубы, взяла меня за руку и куда-то потащила. Толпа вновь учтиво расступалась.

— Хватит! — вскричал я. — Хватит с меня! Я ухожу!

Я остановился и выдернул руку. Алла обернулась, улыбнувшись уголком рта и подмигнув, но не замедлила шаг, и вскоре толпа учтиво проглотила её.

Нужно было продвигаться к выходу, но маски зверей вдруг насупились: теперь они не собирались меня пропускать. А Магомедов что-то рассказывал, энергично жестикулируя. Его маска обращалась то к одной половине зала, то к другой. С его уст срывались такие идеи, что любой нормальный человек давно бы уже ушёл, заткнув уши ладонями, в клозет мыть руки от брезгливости. Он предлагал избавиться от любви. Видите ли, это тюрьма, где заточила нас природа. Чуть ли не предрассудок, воспетый в веках великими поэтами, писателями, художниками, артистами. Теперь я понимаю, почему свои книги он заказывает, а не пишет сам — с такими безумными, нелогичными идеями писателем точно не стать.

— Куда же ты, кролик? — сказал кто-то из гостей. Остальные подхватили:

— Не уходи!

— Тебе скучно с нами?

— Пропустишь самое веселье!

— Выпей чаю. — Мужчина в маске петуха протягивал мне чашку.

— Чёрт бы вас всех… — пробормотал я, уже поняв, что просто так уйти не получится.

— Избавьтесь от животного чувства, — вещал Магомедов, — и вы получите свободу от страданий! Вы перестанете тратить драгоценное время на поиск второй половинки, на свидания с нею, на бытовые склоки. Вы сможете заняться чем-нибудь по-настоящему важным: искусством, наукой, путешествиями… Вы поймёте, что в прошлом были унижены, живя ради другого человека, ради любимого, или же страдая от одиночества. Вычеркнете любовь из своей жизни и освободитесь от заточения!

— И перестанете быть человеком, — пробормотал я и начал распихивать локтями гостей, прорываясь к выходу.

Но тут остановился. Катерина… Она всё так же стояла рядом с этим лжефилософом. В платье, подаренном мной. И в маске.

Я развернулся и направился к лестнице — теперь гости не препятствовали мне. Наоборот: они одобрительно кивали, кто-то даже похлопывал по спине. Будто сектанты, принявшие нового члена в своё братство.

— Кат… Катерина! — выкрикнул я. Затем перевёл дух и постарался успокоиться, чтобы перестать заикаться. — Катерина!

Она повернула маску на меня. Я уже был у подножья лестницы.

— О-о, кролик! — сказал Магомедов. — Знал, что ты придёшь.

— Катерина, — сказал я, поднимаясь и не отрывая взора от её изумрудных глаз. Маска жала на лицо, я сорвал её и бросил на ступени. — Я за тобой. Уйдём отсюда.

Она молча смотрела на меня.

— Роман, — сказал Магомедов, положив пухлую руку на талию певицы. — Не устраивай сцен в моём доме.

— Катя, — сказал я, остановившись за три ступени от неё. — Послушай меня. Я тебя люблю (возгласы удивления из толпы позади). Идём со мной. — Я протянул руку, но маска лисы была непроницаема. — Да сними же эту маску! — вдруг выкрикнул я.

Рука Катерины дрогнула. Она потянулась к лицу, взяла маску за подбородок и медленно отвела в сторону. Моё сердце вздрогнуло, когда я увидел любимые черты. Катерина разомкнула губы, моргнула и, чуть подождав, сказала:

— Роман, я не люблю тебя. Я не люблю никого. Я… — В её взгляде что-то дрогнуло. Она смотрела на меня со странным выражением. — Прости.

Моя протянутая рука начала опускаться. Но вот, мотнув головой, я сказал:

— Нет. Я не верю тебе.

Мои ноги сами понесли меня вперёд.

— Не подходи, — твёрдо сказал Магомедов.

Но я небрежно оттолкнул его и взял Катерину за руку.

— Я не пойду с тобой, — сказала она с серьёзным лицом, но вдруг улыбка тронула её губы.

— Тогда, — сказал я и подхватил певицу на руки — она коротко взвизгнула и обхватила мою шею.

— Опусти меня!

Я не нашёл ничего лучше, чем спросить:

— Тебе понравилось платье?

— Дурак! — вскрикнула она, но резко замолчала, смотря куда-то в зал. Я проследил её взгляд и увидел…

— Где детонатор?! — разнеслось по особняку. — Вергилий, отвечай!

Подле лестницы стоял Валентин. Верхнюю половину его лица скрывала маска летучей мыши. В руках он сжимал пистолет.

— Роман! — крикнул Валентин. — Хватит её тискать! Она его сообщница!

— Что?! — вскричала Катерина.

Я аккуратно опустил её, но продолжал прижимать к себе. Девушка не сопротивлялась.

— Где детонатор?! — вновь спросил Валентин, нацелив оружие на Магомедова — в толпе раздались испуганные вопли.

Магомедов, развалившийся на лестнице — упал от моего толчка, — подтянул ноги и сел.

— Какой детонатор? — осведомился он. — Коля, я не понимаю, о чём ты.

— Не валяй дурака, Вергилий. — Валентин начал подниматься. — Ты собрал всех этих людей лишь для того, чтобы пополнить свою армию поработителей города! Ни один нормальный человек не пойдёт за тобой, поэтому ты приготовил газовую зомбирующую бомбу. Последний раз повторяю: где детонатор?!

Валентин стоял над Магомедовым и целился ему в лицо. Под дулом пистолета разговаривать непросто, но хозяин дома всё же собрался с мыслями и выдавил:

— Ты всё равно меня не убьёшь.

— Где детонатор?!

— Его не существует.

— Где он?!

— Нужно уходить, — шепнул я Катерине. Она кивнула, но вот, опомнившись, сказала:

— Я никуда с тобой не пойду. Ты стрелял в меня. — Она попыталась высвободиться, но я крепче прижал её к себе.

— Это была ошибка! Никогда не причиню тебе вреда…

— Отпусти! — закричала Катерина и с размаху ударила меня ладонью по лицу.

Я ошарашено отстранился — девушка отступила на несколько шагов. Она прижала обожжённую руку к сердцу, смотрела звериным взглядом. Из её глаз катились слёзы.

— Как ты не поймёшь! — взорвалась она. — Ты мне не нужен! Я не люблю тебя! Да, я отвечала взаимностью, но на самом деле не хотела!.. Не знаю, зачем я делала это с тобой!.. Я ошибалась, ты — не принц! Ты обычный парень. Такой же обычный, как этот город!

— Катерина… — я хотел успокоить, но она продолжала кричать.

— Град! Райский уголок! Сколько обещаний, надежд, перспектив… а на самом деле — ничто! И ты со своей любовью такой же!

— Давай, — сказал Магомедов, всё ещё находясь под прицелом. — Убей в себе это чувство. Ты уже на грани. Убей любовь…

— Как ты — моего отца?! — Катерина шагнула к Магомедову, и вдруг пистолет направился на неё.

— Ни с места! — выкрикнул Валентин.

Девушка замерла, приподняв руки.

— Николай, — удивлённо выдохнула она, обращаясь к Валентину. — Я же плачу тебе деньги…

— Я всё выяснил, — сказал Валентин, не отводя пистолет. — Ты никогда не любила отца. А он никогда не собирался делиться с тобой своим богатством. Ты сговорилась с Магомедовым, чтобы убить отца и завладеть книжной империей. А Меня наняла, чтобы устранить Вергилия. Ведь ни с кем не хочешь делиться?

— Что ты такое несёшь?.. — Катерина, судорожно вздохнув, закрыла рот руками и разразилась рыданиями. Я всё-таки подошёл и, не отрывая взгляда от пистолета, крайне аккуратно обнял её. — Убирайся! — Вскрикнула она, отмахнувшись от моей руки движением плеч.

— Ты, Вергилий, и ты, Катерина: вы оба арестованы, — проговорил Валентин, доставая из-за пояса пару наручников.

— Нет, арестован только ты.

За спиной Валентина оказался майор Получайко. Он целился в затылок детектива из полицейского пистолета.

— Аккуратно положи оружие на лестницу, — потребовал майор.

— Но… — Валентин стоял неподвижно. Лишь глаза бегали в поиске выхода из сложившейся ситуации.

— Ты обвиняешься в мистификации расследования, в покушении на убийство, в угрозах мирным гражданам и в ведении в заблуждение органов правопорядка. Положи пистолет, Николай Знойный. Ты окружён.

Я заметил множество полицейских в разных концах зала. Похоже, до этого они скрывались под видом гостей.

Валентин медленно нагнулся и опустил пистолет на мрамор ступени. Рукава его рубахи задрались, и я вновь заметил морды китайских драконов.

Валентин, он же — Николай Знойный, он же — некогда известный сетевой (я бы сказал — серийный) детектив, оказался настоящим аферистом. Практически всё, что он рассказал мне о планах Магомедова по захвату города, оказалось ложью. И даже то, что говорили летом в СМИ о гибели отца Катерины. На самом деле, по версии следствия и самого майора Получайко, книжный барон умер естественной смертью. Но Знойному была нужна сенсация — о нём уже давно не говорили в прессе. И он придумал того злополучного биоробота, якобы вызывающего остановку сердца. В реальности тем биороботом — последним посетителем перед смертью барона — оказался обычный служащий из маленького книжного магазина, желающий заключить контракт на поставку фантастики. Но СМИ клюнули на утку Знойного и разразились воплями об убийстве, о мафии в городе, о возвращении лихих времён. Детектив знал, что если раскроет преступление сразу, то его имя будет греметь не так долго, поэтому дал сенсации отлежаться до зимы. И вот около месяца назад он вновь взялся за работу. Его целью был Магомедов — тот, кто занял место книжного барона и начал править его империей. Знойный убедил Катерину, что именно Магомедов заказал её отца. Он составил в своей голове стройную и вполне обоснованную версию злодея-Вергилия, творящего мерзкие делишки в тени городских переулков, и решил взять «преступника» красиво: в его же доме в новогоднюю ночь. Но для сенсации одного Магомедова оказалось мало: Знойный сделал самым главным, так сказать, суперзлодеем несчастную Катерину — «неблагодарную» дочь покойного, заказавшую его смерть, чтобы завладеть богатством. Всё, как в нуарном детективе: убийца — роковая красотка.

И ему всё же удалось сотворить желанный взрыв в новостной ленте: «По обвинению в мошенничестве и фальсификации улик арестован известный детектив Николай Знойный!» Городская блогосфера ликовала и негодовала, негодовала и ликовала…

— Мы уже давно следили за ним, — рассказывал майор Получайко. — Ещё летом Знойный все глаза измозолил полицейским — всё тёрся у места, якобы, преступления. И когда в прессе появилось сообщение о биороботе-убице, мы поняли, кто подсунул утку журналистам.

— У меня последний вопрос, — сказал я, отодвинув кружку, где некогда был горячий кофе. — Откуда у Валентина… простите, у Знойного, оружие?

— Игрушка, — просто ответил майор.

Я вспомнил, как выстрел из такой игрушки разнёс вдребезги зеркало, но спорить не стал. Ведь стрелял всё-таки я, не хотелось напоминать об этом.

— А вот в вас, — продолжил полицейский, — попали из настоящего пистолета. Никакого криминала: вы угрожали, а секьюрити, имея лицензию на малокалиберное оружие, защищал певицу, как мог. Но я ни в чём вас не обвиняю: этот манипулятор, лжедетектив, чтоб его… он ввел вас в заблуждение. Независимая экспертиза подтвердила это. Теперь-то Знойный получит по заслугам. Закон в нашем городе всегда держит верх над несправедливостью.

— Не сомневаюсь, — сказал я и встал. — Мне нужно идти.

— Всего хорошего. — Майор поднялся и крепко пожал мне руку. — Полиция больше не потревожит вас по этому делу.

Я вышел из участка ранним утром. Было ещё темно. С неба падали крупные хлопья снега и мягко ложились на безлюдную улицу, чтобы через секунду растаять.

Вот и всё, подумалось мне. Я одинок, как никогда. Стоит ли от этого вновь впадать в депрессию?..

Издалека донёсся взрыв салюта — кто-то ещё не истратил весь боезапас. Или нашёл в закромах. Где-то раздались ликующие возгласы. Я взглянул на часы. Было около шести, а город всё продолжал отмечать праздник. Но тротуар, где я брёл, был пуст, не считая андроида-дворника, усердно сметавшего конфетти и мишуру.

Одиночество и бессонная ночь способствовали моей задумчивости. Я размышлял над словами Магомедова: не о том, что стоит освободиться от любви, а о том, что нужно искать спутника жизни не на «рынке». Но тогда где? Неужели та самая просто возьмёт и свалится мне на голову в подготовленный судьбой момент?.. Но я ведь не верю в судьбу. Она беспощадна, если доверять только ей и не брать жизнь в собственные руки.

Тем не менее, идеи Магомедова в своём общем виде действительно отвратны. Несмотря на это, его отпустили из участка раньше меня и Катерины. Нет, дело не в статусе, положении или капитале. Если бы он действительно совершил преступление, его бы привлекли. Но за мировоззрение, отличающееся от общепринятого, и даже за своеобразную проповедь этого мировоззрения перед гостями, полиция не наказывает. «Инквизиция мысли» уже давно прекратила свою работу.

А Катерина… кажется, отчасти она приняла философию Вергилия. Возможно, это повлияло на её отказ мне. Как же горько об этом думать… Она сказала, что уезжает. Уезжает из города. Просила не провожать… Просто уходит из моей жизни навсегда.

Можно ли её остановить? Без сомнения. Но стоит ли? Держать рядом с собой ту, что не любит? Добиваться? Обманывать её истинное чувство подарками, свиданиями, вниманием и, наконец, убедить, что она не может жить без меня? Но зачем мне от неё такая бутафорная, такая в буквальном смысле купленная любовь? Даже если я продержу Катерину рядом с собой какое-то время, она, без сомнения, всё равно уйдёт. Не будет долго обманывать себя и меня. Ведь не любит… Не любит…

А я всё продолжаю её любить и хочу быть рядом, несмотря ни на что, но…

Но… но.