Глава 8

Полицейский не стал выдвигать обвинений. Он лишь попросил меня рассказать свою версию. Впрочем, другого мне не оставалось.

Майор слушал внимательно, сводя седые брови, кивал, сжимая сухие губы, порой, покашливая, делал заметки в блокноте. После того, как я закончил, он спросил:

— Этот Валентин… Николай Знойный. Он дал вам пистолет?

— Да, — ответил я. — Но…

— И вы стреляли в певицу?

— Нет, в Магомедова… то есть… не знаю…

Я подышал, пытаясь успокоиться, затем продолжил:

— Я не хотел ни в кого стрелять. Пистолет как будто выстрелил сам.

— Значит, сам, — полицейский сделал пометку в блокноте. — Что ещё вы можете рассказать о Знойном?

— В общем, ничего…

— Он работает на эту певицу? На Катерину?

Я с недоверием глянул на полицейского.

— Да, но я ведь уже рассказал об этом. Их, я так понял, вы тоже допросили?

— Как только разыщем, — сказал майор, щёлкнув шариковой ручкой, — сразу допросим. Удачи. — Он встал, чуть поклонился и стремительно вышел.

Это было настолько неожиданно, что я опешил. Полагал, допрос будет длиться не менее часа, но никак не десять минут. Неужели моя вина настолько очевидна?..

Милана не вернулась. Медсестра принесла мне от неё записку. Из записки я узнал, что ей срочно нужно бежать, что она извиняется, целует и желает скорейшего выздоровления.

— Извините, — обратился я к медсестре, поправляющей что-то под боком у старичка, — а когда меня отпустят?

Я чувствовал себя хорошо, если не считать слабость в простреленном плече.

— Сегодня вечером, — ответила сестра. — Ваша рана практически затянулась.

Я поблагодарил сестру и положил голову на подушку, всем сердцем полюбив современную медицину за то, что позволяет отпраздновать новый год не на больничной койке.

Записав всё пережитое мною за последние сутки, решил поработать над сюжетом последней книги «Басни стужи и зноя» о межвременных путешествиях Гордомунда.

ГГ ждёт расстрел. Вместе с другими «изменниками» он стоит у стенки и смотрит в нацеленные винтовки красноармейцев. Звучит команда — грохочет залп. Но дым рассеивается, и Гордомунд понимает, что перед ним совсем не красноармейцы, а пацаны в кожанках и спортивных костюмах. В руках у них не винтовки времён революции, а пистолеты «Макарова». На дворе лихие 90-е.

Один из пацанов подходит к ГГ, хлопает по плечу и хвалит, что «не зассал». Так Гордомунд попадает в одну из криминальных банд Града. Вместе с корешами он крышует ИП, обувает лохов на УЕ, вкладывает в МММ, смотрит ТВ и даже ходит на выборы в ДК. Теперь он лыс, носит малиновый пиджак, золотые перстни на указательном и мизинце и толстую цепь на шее. В общем, местный авторитет. К нему обращаются, чтобы порешать гнид, подпалить хату, подоить барыг у ЦУМа, напрячь дерзкого мусора. Кореша научили Гордомунда водить, и теперь он рассекает по городу на чёрном мерседесе. В общем, всей душой ощущает ту самую заработанную кровью и потом Свободу.

Но конкуренты не дремлют. Бизнес ГГ оказывается под угрозой: всё чаще и чаще происходят налёты на ларьки, что крышуют братаны. На сходке пацаны решают, что нужно ехать с конкурентом на стрелу.

Стрелу забивают в роще. На поляну подъезжает по десять машин с каждой стороны. Все вооружены до зубов: есть даже РПГ. Поначалу всё идёт гладко: поздоровались, поговорили, поблатовали. Но у одной из гнид конкурента сдают нервы — открывает пальбу…

Рощу тушат всем селом. Никому из бандитов не удаётся выжить в последней эпичной битве. А тело Гордомунда, несмотря на старания доблестной милиции, так и не найдено. Конец шестой книги.

Надеюсь, Демьян Алексеевич оценит сей опус.

К вечеру, за пару часов до того, как меня должны были выписать, на мой мобильник поступил звонок. Номер оказался незнакомым, иначе я бы ни за что не ответил.

— Да? — спросил я у звонящего.

— Снеговой, — ответил хриплый голос Магомедова. — Снеговой, сразу скажу: я прощаю тебя. Считай, предновогодний подарок.

Я молчал.

— К тому же знаю, что ты почти невиновен, — продолжал Магомедов. — Это ведь всё Знойный? Он подговорил тебя? Сунул пушку?

Я молчал. В трубке послышался вздох.

— Поверь мне, я не считаю тебя дураком. Ты всего-навсего заблуждаешься.

— В чём? — наконец вступил я в разговор.

— Ты считаешь меня преступником, но твоё суждение ошибочно. — Голос Магомедова оживился. — Не хочу никого обвинять, но настоящий преступник… скажем так, он практически пойман. Я же ни в чём ни перед кем не грешен. Я чист, как столовая салфетка.

— Зачем ты оправдываешься передо мной?

На той стороне произошла заминка.

— Ты хороший союзник, Снеговой, — проговорил Магомедов. — Катерина в тебе не ошиблась.

— Она… сейчас с тобой?

— Ты прав, она сейчас со мной.

Я шагнул к окну. Шёл снег. Во дворе, освещённом золотистым светом фонарей, дети катались с ледяной горки.

— Чего ты хочешь?

Магомедов выдержал драматическую паузу.

— Я хочу, — медленно начал он. — Я хочу, чтобы ты освободился.

Я опешил. Не ожидал услышать такой ответ.

— От чего?

— В первую очередь — от своих заблуждений. От заблуждений, навязанных современным обществом. От заблуждений о любви.

Вспомнились слова Валентина о том, что Магомедов истинный психопат.

— Я… — Мне захотелось просто отключить телефон, но сдержался и сказал: — Я не понимаю. Зачем мне освобождаться от любви?

— От заблуждений о любви, — поправил Магомедов. — Я постараюсь объяснить. — Он прочистил горло, явно готовясь к длительной тираде. — К примеру, вам — современным — не выгодно любить. Вам бы заключить договор: он предлагает на своих условиях, она соглашается на своих. Потому что ваше поколение не способно любить по-настоящему; вы лишь разбираете партнёров, как на базаре: кто «ВИП», тому и достаётся самое вкусное, кто среднячок — тому, естественно, что-нибудь посредственное; и так далее, слой за слоем.

На заднем плане раздался резкий смешок. Я прислушался. Катерина?

— Ладно, — продолжил Магомедов. — Выбрали вы себе партнёра методом «рынка»: понравилось — беру. Но вот на вашем пути встречается человек по-настоящему достойный; тот, в кого вы влюбитесь искренне, без обмана и, возможно, на всю жизнь. И вы говорите: нет! А как же верность! Я не могу бросить своего «рыночного» любовника ради кого бы то ни было! Что скажут люди? Как на меня будут смотреть друзья? Меня не такому учили! Не-ет, верность — прежде всего!.. Не удивительно, что такие пары держатся исключительно на принципах и распадаются чуть ли не после первой серьёзной ссоры. И таких пар — большинство!..

Он замолчал.

— И что? — не понял я.

Магомедов сокрушённо вздохнул.

— Тебе не кажется такой подход к любви, мягко говоря, неверным?

— Нет.

— Вот в этом-то и есть проблема поколения. Вы не ищете одного единственного. Вы крепко привязаны к поводку своих желаний. И оправдываете это тем, что якобы «находитесь в поиске любимого человека».

— Не понимаю, — сказал я. — Сначала ты говорил, что не нужно сохранять верность тому, кого выбрал «на рынке», если встретил кого-то другого, а теперь говоришь о «единственном любимом»…

— Так и не надо изначально выбирать партнёра методом «рынка»! — вскричал Магомедов. Эта тема явно его волновала. — Находишь одного! Единственного! Руководствуясь настоящим чувством, а не суррогатным! Заключаешь с ним пожизненный договор! И другого — не надо! А потом кроме любви вокруг — целый мир!..

— А что, если я нашёл любимую, но она меня — нет? — спросил я. — Что, если я знаю, что хочу быть только с ней и ни с кем больше, а она меня видеть не желает? Если хочет другого, но не меня? Что тогда?! У тебя готов ответ?!

Я выключил телефон, бросил его на кровать. Тот подпрыгнул, сделав сальто. Хотелось бы и мне повторить такой трюк в собственной хромой судьбе. Но, увы.

Чтобы отвлечься, взял блокнот, перо и начал писать последний рассказ.

Инстинкт узора

«Этот поток невозможно остановить. Никакие баррикады, стены, рвы… никакое оружие не способно сдержать его натиска. Мы перебросили на чёртову планету танки, ракеты, полк карателей, вытравили третью часть леса, но рой всё продолжает появляться в Городе. Гигантские насекомые, словно фантастические арахниды Хайнлайна, каждое утро заполоняют улицы. Нет, они не нападают на людей, не портят постройки. Они лишь сбиваются в стаи, распускают крылья и… вальсируют».

Из письма командора Джеймса Вачовски командору Кевину Пранку

Меня зовут Николай Николаевич Аполлонский. Я — энтомолог, точнее — лепидоптеролог. Именно мне принадлежит открытие бабочек Lepidoptera Apolonia, Lepidoptera Antipinia и мотылька Lepidoptera Tyumenia. Возможно, читатель знаком с моими наиболее известными научными работами, такими как «Воздушное крыло» и «Небесный мотылёк». Не упущу возможность также порекомендовать и мою художественную прозу: нашумевший роман «Бабочка», его продолжение «Могут ли бабочки плакать?» и бестселлер «Бабочки вне системы», уже как год вышедший в печать. Уверен — именно из-за последней книги меня и взяли в команду по изучению роя.

В этом отчёте — он явно будет опубликован во всех печатных СМИ — я решил не придерживаться научного или публицистического стиля изложения. Тем более, что мой редактор попросил лишь описать произошедшие события, а научные формулировки, гипотезы, теорию и прочую «скукотень» оставить для доклада в каком-нибудь НИИ. Поэтому здесь я дам себе волю и буду вести повествование как писатель-художник. Это может показаться странным, ведь тема, затронутая в отчёте, довольно серьёзная, насущная и даже опасная, но тем не менее всё оправдано — то, что произошло на далёкой Ариадне не может быть донесено до общественности в виде сухого безжизненного текста.

Для тех, кто впервые об этом слышит: Ариадна — экзопланета, вращающаяся вокруг звезды Нестор. Климат на планете во многом схож с нашим, но смены времён года нет: из-за воздействия приливных сил, Ариадна всё время обращена к звезде одним — восточным — полушарием, и оно получает всё тепло и свет, когда как западное полушарие сковано льдами и погружено во мрак вечной ночи (ненадолго — обещают терраформологи). Резкая разница температур в атмосфере планеты может вызывать сильнейшие ураганы, но этого не происходит из-за давно установившегося равновесия.

На светлой стороне к северу от экватора есть единственный океан, на южном берегу расположен огромный тропический лес. А «ниже» экватора почти до полярной шапки простирается бескрайняя пустыня. И посреди этой пустыни, за высокой стеной, стоит наша колония — Город.

Прежде чем перейти к сути, кратко расскажу предысторию. Роботы-строители начали возводить колонию четыре года назад сразу после того, как запущенный в прошлом веке звёздный крейсер «ЧИЖ» достиг Ариадны. Неудивительно, что на сегодняшний день технологии, по каким строился Город, безнадёжно устарели, ведь автономный корабль был отправлен к звезде Нестор целых пятьдесят лет назад! Поэтому теперь уже новые роботы-строители, прибывшие через возведённый по старой технологии телепорт, всё активно перестраивают. Но я непоследователен и забегаю вперёд.

Итак, три года назад, когда две дивные планеты — Тэрра и Ариадна — соединились посредством возведённого на той стороне роботами-автоматами телепорта (лифта или «окна», как многие его называют), человек впервые увидел красоты нового Мира. Через «окно» начали поступать сотни тысяч терабайт информации, собранной за год работы автоматической станции: тонны текста, графиков, расчётов, таблиц, измерений, анализов почвы, атмосферы, воды, описаний рельефа, растений, их фото- и видеосъёмки и прочего и прочего. Выяснилось, что Ариадна просто идеально подходит для человека как в плане экологии, климата, достатка во всевозможном сырье и продовольствии, так и в плане удивительно прекрасных видов: бесподобный лес с райскими деревьями, голубой океан, золотой пляж, величественные дюны пустыни…Чего стоило одно лишь солнце (простите — Нестор), огромным красным диском всегда висящее над головой и совсем не режущее глаз! Ликующее человечество устремило горящий взор на новый райский уголок, и в бюро космических эмиграций начали поступать десятки миллионов запросов от будущих колонистов.

Но сначала, естественно, на планету попали учёные. Из книги «Рай Нестора», написанной вскоре после экспедиции первопроходцем Ариадны, академиком, доктором биосферологии Э. Илваном:

«Самое сильное впечатление сразу после перемещения: огромное, кровавое солнце (Нестор!) Я никогда не видел так близко красный карлик, и, признаться, представлял его действительно «карликом»… затем мы решили воочию осмотреть окрестности, забравшись на один из уже возведённых небоскрёбов, так как платформа телепорта оказалась кругом застроена высотками, и самой природы видно не было…»

***

Впрочем, остальное можно описать в нескольких предложениях, а не в целой книге, как это сделал уважаемый д-р Э. Илван. С крыши небоскрёба учёные увидели бескрайнюю пустыню с гороподобными дюнами и лишь далеко к северу — зелёную полосу леса. Несмотря на кажущуюся засушливость, вода в пустыне есть: Город и сейчас снабжается безграничными, кристально чистыми подземными источниками. Но ни зверей, ни «кактусов» здесь не водилось, что, впрочем, не сильно удивило и озадачило учёные умы. Удивило и озадачило их совсем другое: и огромный лес, и бездонный океан оказались напрочь лишены каких-либо зверей, птиц, рыб и тому подобного «шевелящегося и размножающегося». Из животных были лишь грибы, из растений — дивные плодоносные деревья, кустарники, цветы, травы и прочая растительность. А из простейших — немногочисленные микроорганизмы. Доктор Илван, будучи биосферологом, в своей поспешно написанной с поспешными выводами книге поражается такой «бедности» биосферы. Учитывая то, что эта звёздная система практически вдвое старше Солнечной, его просто выбивает из колеи тот факт, что в фауне Ариадны за восемь миллиардов лет не развилось ничего, умнее гриба!..

Спустя два года основная часть Города была построена и готова вместить в себя первый миллиард колонистов. И вот уже несколько сотен тысяч счастливых новосёлов начали обживаться в этом удивительно девственном мире, как вдруг появились они.

Кто-то называл их настоящими хозяевами планеты, кто-то считал, что это обычные насекомые, занесённые вместе с переселенцами и непонятным образом мутировавшие до теперешнего состояния… но большинство приняло их как неожиданно появившихся тараканов в новом доме: нужно скорее вытравить.

Первое тревожное сообщение пришло от некого Виталия К., рассказавшего полицейским такую историю:

Он вместе с женой отдыхал на пляже, нежился в лучах красного карлика, как вдруг заметил в небе быстро приближающийся объект. Объект издавал странное низкое гудение, и очевидец сначала подумал, что наблюдает какой-то искусственный аппарат: вертолёт или дрон. Но вот «аппарат» приблизился на достаточное расстояние, чтобы можно было его разглядеть, и оказался совсем не похож на искусственный. Это больше напоминало огромного, размером со слона, шмеля, но с большими разноцветными крыльями. Шмель, деловито жужжа, пролетел над застывшей в ужасе четой (в эмиграционном бюро им такого не обещали!) и унёсся в лес, скрывшись за его изумрудным горизонтом.

Уже через неделю со всех обжитых уголков планеты начали поступать подобные жалобы. Один — рыбак (рыбачил в безрыбном океане!) — сообщал о вынырнувшем около его лодки «китоподобном навозном жуке»; другой — орнитолог (искал птиц в безжизненном лесу!) — рассказывал о «гигантской стрекозе с радужными крыльями орла»; третий — логопед (ну, тут ничего не добавишь) — говорил о прилипшем к окну его кабинета на пятнадцатом этаже медицинского центра «кор-ричневом хр-руще с кр-расными пер-репонками на р-рогах».

Надеюсь, читатель простит мне иронию в повествовании. Как бы сказал мой психоаналитик: «Это всего лишь защитная реакция организма на страх». Действительно, история, что последует далее, довольно жуткая и серьёзная. Она затрагивает не только научные, но и этические и чисто человеческие проблемы. Мои коллеги — да и я сам — встретились с поистине исключительным явлением, и если сказать, что это явление — природное, то это будет ложью. Жаль только, что попал я не в первую, а во вторую научно-исследовательскую комиссию по изучению роя, уже после того, как предыдущая успела наворотить на Ариадне.

Слухи о «жуках-пришельцах» быстро распространялись по всему Городу, и вскоре встревоженный ропот перерос в настоящую панику, подогретую очередным инцидентом. В разгар праздника Труда прямо посреди центральной площади спикировала огромная, размером с вертолёт, бабочка, за ней — ещё одна, и ещё. Эти три красавицы (судя по видеосъёмке), не обращая никакого внимания на истерично вопящих вокруг людей, повернулись друг к другу и, раскинув узорчатые крылышки, начали кружиться. Многие, кто читает новостные СМИ, помнят этот прошлогодний инцидент, что все электронные газеты окрестили «Приветствием Ариадны».

Именно после этого явного доказательства присутствия на планете чего-то неизвестного и до сих пор неизученного, а главное: способного представлять угрозу, была создана первая комиссия. В неё вошла большая часть тех учёных, кто первыми из людей ступили на Ариадну. Здесь был и уже известный нам доктор биосферологии Э. Илван. Именно в его замечательной голове появилась идея о том, что рой не просто так посещает Город, а его «танцы» несут определённый смысл. Коллеги же Илвана (д-р Н. Огилви, д-р Р. Шухард, проф. Ф. Гейгер и доц. Л. Луарвик) придерживались распространённой теории о «тараканах в доме». Соответственно, первая комиссия не столько изучала инопланетных жмвотных, сколько искала средства по очистке от них Города.

Из доклада профессора энтомологии Ф. Гейгера:

«Тела насекомоподобных животных — в дальнейшем для ясности и простоты — насекомые — довольно мягкие, а крылья их — ломкие, отчего ликвидация локальных скоплений «бабочек», «стрекоз», «хрущей» и «шмелей» в Городе проходит легко, к тому же войска Легиона ещё ни разу не встретили сопротивления. В ходе стычек живыми были захвачены несколько интересных экземпляров. После тщательного исследования выяснилось, что их морфология (в частности «бабочек») очень схожа с морфологией земных чешуекрылых. Тело, как и у всех насекомых, делится на три главных части: голову, грудь и брюшко. Хитин, несмотря на крупные размеры животного, очень мягок и податлив, что является отличительной чертой и большим плюсом для нас, так как реагент, используемый при ликвидации обычных земных нежелательных насекомых, почти беспрепятственно через него проходит…»

Далее Гейгер подробно описывает внешнее и внутреннее строение «бабочки» (его он, по-видимому, списал из раздела «земные чешуекрылые» школьного учебника по биологии), а затем с той же дотошностью рассказывает об экспериментах над захваченными гигантскими насекомыми, как травил их в газовых камерах.

Представленный выше отрывок из доклада был написан ещё тогда, когда рой не считали таким уж серьёзным препятствием на пути человечества к покорению Ариадны. Но не прошло и пары месяцев, как ситуация изменилась.

«Бабочки», «хрущи» и «шмели» теперь не появлялись небольшими скоплениями. Они объединились в настоящую орду.

Из рапорта генерала полиции Н. Шиллера о первом из нашествий:

«Докладываю вам… (бла-бла-бла) …о нашествии местных насекомоподобных животных на Город. Ими «затоплены» практически все улицы, бульвары, площади, дворы. Сканеры показали наличие около трёхсот миллионов особей по всей колонии (площадь её 1 420 500 км2). Волнения населения стабильно высокие. В давке при панике уже пострадали несколько сот тысяч человек. Есть сообщения о нескольких сотнях несчастных случаев. Эвакуация населения на Землю начала производиться незамедлительно: все телепорты — и гражданские, и грузовые — работают без перерыва. Но на той стороне, к сожалению, не готовы к такому наплыву беженцев. Тем не менее, все необходимые меры по размещению переселенцев принимаются.

Так называемый рой агрессии не выказывает. Насекомые ведут себя спокойно, на людей не нападают, постройкам не наносят увечий… в городе стоит невыносимый запах свежескошенной травы…»

Также из генеральского рапорта следует, что насекомых нужно любыми способами из Города «устранить», так как сами они «устраняться» не намерены. Как и следовало ожидать, этот призыв получил большой отклик не только среди населения колонии с её правительством, но и среди жителей Земли. Ведь СМИ уже надорвали все гланды, вопя о небывалом в практике колонизации происшествии.

Конечно, нашлись и те, кто был против такого рода варварских мер. Даже среди первой комиссии двое учёных высказали предположение, что рой следует изучить более основательно, прежде чем что-либо предпринимать. Может, насекомые Ариадны посещают Город лишь из-за того, что это постоянный ареал их сезонного размножения? И только из-за этого их нужно уничтожить? Не лучше ли перенести саму колонию на другое место, а фауну Ариадны оставить в покое?..

Естественно, переносить уже отстроенный Город никто не стал. Вместо этого учёные воспользовались достижениями современной биохимии: распылили над лесом так называемую «пыльцу», в надежде обмануть органы чувств насекомых и отвадить их подальше от людей на новое место брачных игр. Нетрудно догадаться, что и эта гуманная мера не принесла никаких результатов.

После этого было ещё множество других «щадящих» попыток выгнать рой из Города: и те же биохимические, и просто химические, и физические с применением всевозможных звуковых, магнитных, световых и прочих воздействий… Насекомые всё продолжали прибывать. Причём место их появления — гнездо или улей — к удивлению первой комиссии не мог обнаружить даже самый современный сканер. Особи будто бы появлялись из воздуха.

Наконец, спустя полгода бесплодной работы, комиссия выступила с докладом, где после зачитывания пятисот листов оправданий подвела итог: человечество столкнулось с инопланетной формой жизни, не представляющей угрозы, но и бороться с этими насекомоподобными животными «без применения летального оружия» не позволяет уровень современной науки.

На этом я заканчиваю предысторию и перехожу к событиям, в каких сам принимал непосредственное участие. Надеюсь, до этого момента читателю ещё не наскучило моё монотонное изложение.

О своём участии во второй комиссии я узнал совершенно неожиданно на одной из встреч с читателями. Тогда я рассказывал о романе «Бабочки вне Солнечной системы» в одном из биологических колледжей Лондона. Ко мне, стоящему у кафедры и взахлёб повествующему о чудесах лепидоптерологии, подошли трое в строгих костюмах и старомодных очках — в их стёклах отразилось моё озадаченное лицо. Один из подошедших показал какую-то карточку, а остальные буквально сняли меня с трибуны и под руки вывели вон из аудитории (признаться, я тогда не на шутку перепугался и начал припоминать все свои безобидные грешки). Впоследствии глава «Колониэйшн-Корпорейшн», чьи работники так бесцеремонно обошлись со мной, принёс личные извинения.

Тем не менее, я был очень польщён столь высоким вниманием к своей персоне, особенно когда узнал, что меня порекомендовал сам доктор Илван (неужели он читал мои работы?! — думал тогда я). Мне обещали личную встречу с ним ещё до отправки на Ариадну, но позже выяснилось, что знаменитый биосферолог находится в колонии и возвращаться на Землю в ближайшее время не собирается.

Состав второй комиссии оказался более чем странным. До первого собрания я предполагал, что мне предстоит работать плечом к плечу с великими учёными, заслуженными академиками институтов мирового уровня, но… вот тот самый список, что я получил на первой встрече:

Королёв Дмитрий Алексеевич, 38 лет, специалист по символам;

Аполлонский Николай Николаевич, 35 лет, лепидоптеролог (да-да, Аполлонский, автор сего отчёта);

Ро Андрэ, 87 лет, историк постмодернизма, искусствовед;

Лисицина Ксения Адольфовна, 40 лет, исследователь древних цивилизаций, культуровед, археолог;

Мор Элизабет, 34 года, космобиолог, экзопалеонтолог;

Firefox, он же Valet2332, настоящее имя — Пирк Пранк, 22 года, программист, специалист по расшифровке и взлому (одним словом — хакер).

Естественно, эти имена теперь гремят как никакие другие, но всего две недели назад о них ещё никто не слышал. Повторюсь: тогда я, увидев этих людей, был разочарован и даже возмущён: зачем в комиссии по исследованию инопланетных насекомых специалист по символам? а историк? юный программист, в конце концов?! Я понятия не имел, как буду работать с такими «коллегами», ведь никто из них даже не знал, что такое лепидоптерология! (кроме Элизабет, космобиолога. Она понравилась мне почти сразу).

Как говорилось выше, на первом собрании комиссии доктор Илван не присутствовал (к слову, он даже не вышел на видеосвязь, когда представитель «Колониэйшн-Корпорейшн» пытался его вызвать). Некто, замещающий биосферолога — пожелавший остаться инкогнито — рассказал нам о целях будущей экспедиции. Цели и без того были очевидны: установить местонахождение гнезда роя; используя опыт предыдущей комиссии найти метод избавления Города от насекомых; предотвратить повторное их появление. Также выяснилось, что не только я, но и остальные члены комиссии были подобраны лично Илваном, после чего моё отношение к «коллегам» стало более внимательным, ведь стало очевидно, что доктор явно неспроста выбрал этих людей.

Отправление на Ариадну было назначено на утро следующего дня, и мне, предвкушавшему важное мероприятие, не удалось выспаться. Всю ночь я задавался вопросами: что же обнаружил доктор Илван? для чего ему понадобились такие специфичные исследователи? неужели в его светлой голове появилось решение проблемы?..

На круглой платформе телепорта мы в полном составе стояли уже за десять минут до транзита. Нас, наряженных в представительные белые халаты учёных, попросили снять все металлические вещи и поместить их в стоящий посреди специальный контейнер, похожий на мусорную урну, и вот тут возник небольшой казус: оказалось, что у юного программиста и у старого историка постмодернизма имеются встроенные в мозг импланты — первому они нужны для ускоренного мышления, а второму, с его же слов: «для ясности ума». Да ещё и Ксения Адольфовна, испытывающая кризис среднего возраста и от этого ударившаяся в католичество, наотрез отказалась снимать нательный крест. А ведь перемещение, что вот-вот должно было начаться, отменить не представлялось возможным: сложная аппаратура настраивалась заранее на определённый момент времени и на определённое количество человек, ведь телепортация сквозь пространство в два с лишним десятка световых лет — это не на древнем рельсовом метро от станции к станции прокатиться. С киборгами вопрос решился быстро: оператор телепорта принёс им изолирующие шлемы, а вот новоиспечённую католичку пришлось уговаривать до самого момента отправления (её не устраивал даже довод оказаться обезглавленной во время транзита собственной цепочкой, кстати «освещённой самим Папой Римским»). Платформа уже начала загораться, и все с ужасом воззрились на упёртую женщину, но вот волосатая рука Дмитрия Королёва (специалиста по символам и, кстати, радикального атеиста) потянулась к её шее, ухватилась за цепочку, дёрнула и вышвырнула кусок металла вон за пределы телепорта. Спустя секунду начался транзит.

— Что вы вытворяете! — возопила Ксения Адольфовна и бросилась следом за своей святыней, но поднявшийся защитный барьер не выпустил её за пределы круга платформы. — Это же… это же…

— Это всего лишь железка, — пробасил Королёв (голос у него, скажу я вам, очень сильный). — И она только что чуть не прикончила вас. Разве вы не читали «памятку межпланетника»? — Он достал из кармана халата сложенный вдвое лист и протянул женщине.

— Нет… — Та обернулась и глупо уставилась на «памятку», затем, опомнившись, подняла пронзительный взгляд на специалиста по символам и выпалила: — Да! Читала! Вы, противный безбожник!..

— Ну-ну, милочка, зачем же так, — вмешался старик Ро, смешно поправив шлем. — Этот молодой человек только что спас вам жизнь и…

Окружающий нас холл телепортариума начал меняться. Сначала исчез единственный провожающий — оператор телепорта. Затем пропали подпирающие потолок колонны. За ними — и сам потолок вместе со стенами, полом и всем остальным, включая мир «за окном». Платформа зависла в стремительно чернеющей пустоте.

— …и наши белоснежные халаты от вашей крови, — продолжил за историка постмодернизма хакер Пирк. Его озадаченный взгляд был направлен за пределы телепорта. Впоследствии я узнал, что юноша так же, как я и как Ксения Адольфовна, впервые путешествовал на другую планету таким способом. Конечно, гражданскими телепортами, перемещающими по поверхности Земли и в пределах орбиты, пользовались все без исключения. В них-то и нательные кресты разрешены, и транзит происходит без подобных спецэффектов.

Сверху, словно одинокий софит, начал загораться красный шар. Он осветил нашу круглую платформу, и я будто оказался на сцене. Появилось чувство, что я актёр, а всё происходящее вокруг — нереальное, постановочное, бутафорное… Но странное ощущение прошло сразу после того, как мы буквально врезались в окутавший нас Город.

— Что?.. — простонала космобиолог Элизабет и, неожиданно пошатнувшись, начала падать. Удачно оказавшись рядом, я аккуратно подхватил её и привёл в вертикальное положение.

— Всё в порядке? — осведомился Королёв, тоже ринувшийся на помощь девушке.

— Да, — слабо проговорила та, подняв на меня красивые голубые глаза, — простите, у меня такое часто…

— Подпространственная болезнь! — констатировал старик Ро. — Не переживайте, — обратился он по большей части к нам, чем к пострадавшей, — через пару минут слабость пройдёт…

Только сейчас, когда опустился защитный барьер, я почувствовал удушающий смрад. Мои коллеги тоже его ощутили, сморщились и попрятали носы в воротники халатов.

В отличие от земного, телепортариум Ариадны находился под открытым небом. Площадь, где он располагался, окружали небоскрёбы классической (присущей прошлому веку) архитектуры. Их холодные бока переливались в жарких лучах Нестора, и из-за преломления света казалось, что над самыми крышами разливается северное сияние. Но вот что-то прервало его размеренное дрожание: в чистом небе Ариадны появилось огромное тёмное пятно.

— Быстро! — раздался совсем рядом чей-то грубый незнакомый голос. — Под крышу! Кому сказал — под крышу!

Кто-то схватил меня за локоть.

— Бе-его-ом! — взорвалось над самым ухом.

Я отшатнулся и недоумённо посмотрел на человека в красной каске КСБ (Колониальная Служба Безопасности). Его лицо было закрыто респиратором, виднелся лишь вытаращенный глаз (другой был скрыт серебряной пластиной) с толстыми прожилками в белке. Мне захотелось указать этому господину на бестактность, но тут я понял, что бегу вместе с остальными, пригибаясь и запинаясь, через площадь к ближайшему зданию.

С неба, усиливаясь с каждой секундой, начал доноситься низкий гул. На нас упала тень и стремительно начала поглощать пока ещё освещённую площадь впереди.

— Бы-ыстро-о! — раздался всё тот же надрывный голос.

Гудение скачкообразно возросло и вмиг стало невыносимым. Я заткнул уши ладонями и опасливо поднял взгляд, надеясь увидеть источник шума, но заметил только дрожащие в сумраке стёкла небоскрёба.

Вход в здание был уже близко, и спустя несколько секунд мы оказались внутри. Только тогда я заметил, что кроме моих коллег и кричавшего сотрудника службы безопасности вместе со мной бежали ещё две красные каски.

— Что это всё значит?! — испуганно взвизгнула Ксения Адольфовна. Несмотря на свои сорок, она запыхалась даже меньше, чем юнец-программист.

— «Дирижабль»! — проорал, судя по сорванному голосу, одноглазый командир этой бригады.

Без того сильный гул возрос вдвое, и мы в ужасе обернулись на дверь.

— Чёрта с два! — закричал командир, содрав респиратор и врезав кулаком по висящему на стене рекламному баннеру (его слова я прочитал по губам, так как сквозь ладони, закрывающие уши, был слышен только вопль «дирижабля»).

И вдруг всё стихло. Шум остался лишь в голове (и потом ещё долго не проходил). Сначала мне показалось, что я просто оглох, ведь не мог различить даже собственного тяжёлого дыхания. Но вот будто из глубины прошелестел голос старика Ро:

— Извините меня, пожалуйста, почему доктор Илван не встретил нас? Это вообще — Ариадна? Что вы имеете в виду под словом «дирижабль»?

Командир бригады сдвинул седые лохматые брови и провёл по нам пристальным одноглазым взглядом, затем медленно прохрипел:

— Похоже, до Земли не дошли мои рапорты, и вновь прибывающих учёных никто не проинформировал о сложившейся на планете ситуации. Но объяснять нет времени. — Он снял с магнитной кобуры лучемёт, чем не на шутку встревожил всех пацифично настроенных присутствующих, что-то проверил в нём и убрал обратно. — Илван ждёт в своём кабинете. Он посветит вас в курс дела. Ко мне можете обращаться — командор Вачовски. Идёмте.

— О’кей, командор, — ляпнул юный хакер, резким движением достал из нагрудного кармана бейсболку со встроенными наушниками, натянул её и последовал за сотрудниками службы безопасности. Остальные, всё ещё оглушённые и недоумевающие, направились за ним.

Нас повели через огромный пустой холл. Его пол был устлан одинаковыми красными листовками. Я подобрал одну из них и на ходу прочитал:

«Жители Города!

Эвакуация на Землю будет производиться весь месяц круглосуточно. Последний день отправления: 2 июля. Большая просьба не затягивать с записью в очередь на телепортацию! Также напоминаем, что во время транзита недопустимо хранение на себе или в ручной клади металлических предметов! Их необходимо сдать предварительно в специальный пункт приёма вместе с крупногабаритным грузом. Предупреждение: невыполнение данного положения может привести к ГИБЕЛИ не только нарушителя, но и всех пассажиров!!!

Администрация колонии».

— Всё так заброшено… — пробасил идущий со мной рядом Королёв. Я оторвал взгляд от листовки и посмотрел на него. Специалист по символам был явно озадачен и о чём-то напряжённо размышлял. Но вот он заметил мой взгляд и, невесело ухмыльнувшись, продолжил: — Очень странно, что власти эвакуировали с Ариадны всё население, а не просто ввели карантин или, на худой конец, военное положение. Тем более что местная фауна практически безобидна… Попросили бы людей не выходить на улицу до исчерпания инцидента, зачем же такие радикальные меры?..

— Угроза красного уровня, — ответил командор, не оборачиваясь. — Прошу. — Он отступил, пропуская нас в лифт, жестом скомандовал красным каскам остаться внизу и зашёл последним.

Створки лифта, также выполненного в классическом стиле, закрылись и тут же открылись на 130 ярусе небоскрёба. Мы вышли в длинный коридор. Одна его стена была вереницей дверей, а другая — сплошным панорамным окном, открывающим головокружительный вид на Город. Верхушки зданий-колоссов поблёскивали в лучах красного карлика, и казалось, что смотришь на земной закат, только тени здесь падают совсем неправильно, да и свет какой-то не такой.

Мой взгляд привлекло движение в зеркальной стене ближайшего небоскрёба. Что-то большое отразилось в нём, и мы увидели «дирижабль». Он имел вид страдающей ожирением торпеды, разукрашенной, будто вышедший на тропу войны индеец-ирокез. Пересекающиеся полосы, врезающиеся друг в друга зигзаги, замыкающиеся в себе волны… Всё это было настолько ярко и хаотично, что глаза начинали слезиться, и приходилось часто смаргивать расплывающиеся цветные пятна. «Дирижабль» плавно поднимался, огромный, закрывающий собой целую площадь. Вновь до слуха начал доноситься раскатистый гул.

Вдруг что-то мелькнуло на «спине» этой махины. Я пригляделся и с удивлением и восхищением увидел сотни, если не тысячи разноцветных крыльев, рассыпанных по всей поверхности животного. Казалось, что они составляют единый холст с постоянно изменяющимся рисунком. Смысл его неминуемо ускользал с каждым поворотом этого циклопического калейдоскопа. Неужели за счёт тучи таких крылышек и перемещается гигант?

— Какое невероятное животное, — заворожено проговорила космобиолог Элизабет. Она шла совсем рядом с окном и вела по стеклу кончиками пальцев левой руки.

— Мерзкое творение, — не оборачиваясь прохрипел командор Вачовски, шагая впереди всех. — Вы даже не представляете, как трудно от них избавиться. Я бы сказал «невозможно», если бы не…

«Дирижабль» поднялся уже до уровня сотого яруса, и стекло задрожало от его стона. И только тогда я увидел, что крылышки на самом деле принадлежат бесчисленному множеству насекомых, кишащих на этом огромном торпедовидном теле.

— Бабочки! — вырвался у меня возглас изумления.

Я и представить себе не мог, что существуют такие прекрасные создания. Узоры на бабочках были настолько сложны и неповторимы, что трудно было поверить в реальность их существования, к тому же размах крыльев самой маленькой из них должен составлять как минимум два метра! Я уже не говорю о красках, чьё сочетание не то что на одной паре крыльев — во всём этом букете поражало точностью и гармоничностью.

— Невероятно! — воскликнул старый искусствовед Ро (его голос был уже трудноразличим за гудом «дирижабля»). — Это… это восхитительно! Дайте — скорее! — дайте мне живописца! Да хоть фотографа, чёрт возьми! Пусть запечатлеет это чудо!

— В символах на крыльях явно есть какой-то смысл… — послышался озадаченный бас Королёва.

— Господь — велик, и все творения Его — бесподобны! — произнесла Ксения Адольфовна.

— Ничего необычного, — бросил юный программист Пирк. Но даже его глаза округлились, когда бабочки сорвались с поверхности «дирижабля» и воспарили в небо.

Это был взрыв, радужный салют, настоящий полёт цвета. Бабочки, мягко порхая тонким полотном крыльев, взвились ввысь, закручиваясь, словно ураган, превращаясь в единую разноцветную воронку. В этом превосходящем все мыслимые стандарты красот тайфуне происходил настоящий танец узоров, вальс символов, безумная пляска знаков. Тайфун явно что-то говорил нам, но мы, ослеплённые и остолбеневшие, не были в состоянии разобрать его слов. И тогда он, разочаровавшись, развалился отдельными облаками, рассыпался цветными блёсками и растаял так же стремительно, как появился. Тут же, будто завершая представление, смолкли трубы «дирижабля». Занавес опустился. Конец.

— Нам сюда, — раздражённо проговорил командор, открывая одну из дверей. — Прошу, господа.

Кабинет доктора Илвана был небольшим. То есть был он стандартный, сорок квадратных метров, но практически весь оказался заставлен габаритной аппаратурой, высокими стопками книг в старых обложках и сцепленными документами — часть из них просто валялась в узком проходе. Наша делегация из шести человек еле втиснулась в этот проход. Я раздражённо (не люблю беспорядок) смотрел под ноги, дабы на что-нибудь не наступить, но всё же один из листов пристал к подошве. Пришлось нагнуться и отцепить. Взгляд выловил пару отпечатанных строк:

«…не все проявления у пациентов инсектофобии (боязнь насекомых) одинаковы. Кто-то боится лишь пауков (арахнофобия), кто-то — ос и пчёл (апифобия), а кто-то…»

— Доктор Илван! — позвала вглубь кабинета Элизабет. — Вы здесь?

За горой бумаг впереди послышалось шуршание, затем — старческий кашель.

— Доктор Илван? — позвал теперь уже Королёв, аккуратно перешагивая через разбросанные документы.

— Раньше я думал, — послышался голос из-за горы бумаг, — что у них такие брачные игры… но нет!..

— Он действительно не в себе, — проговорил юный Пирк, повторяя слова оставшегося в коридоре командора, что предупредил нас о скрывающихся за дверью странностях.

— Господи, что он делает? — прошептала Ксения Адольфовна, увидев доктора.

Я вытянул шею, выглядывая из-за плеч коллег. Доктор Илван действительно занимался чем-то странным. Спиной к нам он на карачках стоял под столом и усердно рвал какие-то бумаги.

— Нет, это тоже не к чему, профессор Гейгер, — бормотал он, — вы абсолютно не правы…

— Илван, дружище, — сказал старик Ро, ухмыльнувшись. — Чем это ты там занимаешься?

Доктор порвал очередной листок и замер, затем медленно обернулся. Напряжение на его морщинистом лице сменилось радостной улыбкой.

— Ро! — послышалось из-под стола. — Наконец-то ты здесь!

Илван, всё ещё на карачках, начал пятиться, старательно выбираясь из своего укрытия, попытался встать, но с громким стуком ударился о столешницу, затем всё-таки разогнулся, держась за затылок и бормоча проклятия.

— О-о, да ты постарел, — заметил Ро, делая шаг вперёд и хватая свободную руку доктора.

— С этой работой, туда её сюда… — проговорил тот с болезненной гримасой на лице и наконец заметил остальных. — А-а… теперь вся команда в сборе!

Он взял со стола стопку глянцевых листов и наугад протянул. Элизабет, вздрогнув от неожиданного жеста в её сторону, приняла их, начала рассматривать один за другим. На листах явно было что-то изображено, и это что-то, судя по изменившемуся лицу девушки, было очень удивительным.

— Итак, — начал доктор Илван, поправив воротник белого халата и приняв солидный вид настоящего учёного. — Я очень сожалею, что нам не удастся устроить многочасовое заседание комиссии. Времени мало, дорога каждая минута. Именно поэтому ввожу вас в курс дела, не отрываясь от работы.

Элизабет, досмотрев, передала листы Ксении Адольфовне. Та, со вздохом «Господи…», начала переворачивать их то одной, то другой стороной, явно не понимая, что на них изображено и как это смотреть. Я в нетерпении вытянул шею ещё больше, но ничего толком не разглядел, кроме странных разноцветных пятен.

— Буду краток настолько, насколько это возможно, — продолжал доктор Илван. — После роспуска первой комиссии я продолжил исследования. Без особой надежды на успех я искал решение проблемы и сделал неожиданное открытие. Во время очередного нашествия роя на город я решил сделать внеплановую спутниковую съёмку местности.

Искусствовед Ро аккуратно отнял листы у недоумевающей Ксении Адольфовны и, нахмурив седые косматые брови, начал рассматривать. Вдруг взгляд его прояснился, и старик шагнул к стоящему рядом со мной Королёву. Только тогда мне наконец удалось разглядеть изображения.

— На этих фотографиях в масштабе один к десяти тысячам последовательно запечатлены северный, южный и центральный районы города… подписано на обороте, да, здесь… Итак, каждый район отснят с промежутком в три и две десятых секунды, и если сделать их покадровое моделирование…

Доктор Илван взял со стола электронный планшет и развернул экраном к нам. На нём были те же фото, что сейчас держал в руках Королёв, но плавно сменяющие друг друга. Получался извивающийся оранжево-красный узор. Вокруг него то там, то здесь мелькали какие-то сложные символы.

— Обратите внимание сюда. — Доктор Илван указал на один из символов — тот с изрядной регулярностью появлялся на одном и том же месте. — Этот знак более чем из ста пар крыльев. — Он увеличил изображение, и даже нахально улыбающийся юный программист не смог сдержать вздоха изумления. На экране стали чётко различимы контуры крыльев бабочек. Насекомые вращались, словно шестерёнки в гигантском механизме, и узоры их крыльев соприкасались друг с другом, составляя единое и с каждым кадром изменяющееся полотно.

— Это же… — подал голос специалист по символам (фотографии выпали из его рук и разлетелись у наших ног). — Это же не просто рисунки… не хаотичные природные образования…

— Это явно не бездумная мазня, — задумчиво проговорил историк постмодернизма.

— Это знак… — прошептала Ксения Адольфовна, — Господь шлёт нам знак…

— Очень странные животные, — тихо сама себе сказала космобиолог Элизабет. — Нужно тщательно изучить их поведение…

— На компьютерный код похоже, — сказал Пирк. В его распахнутых глазах отражались мелькающие красные символы.

Я же был потрясён и заворожен великолепием танцующих бабочек и не мог вымолвить ни слова.

Доктор Илван, явно довольный произведённым эффектом, продолжил:

— Меня поразил не сам факт открытия, а то, что целая комиссия не смогла заметить это раньше. Ведь разгадка танцевала вальс под самым носом…

— Как вы думаете, что всё это значит? — спросил у доктора Королёв, до сих пор не опустивший руки, будто всё ещё держа фотографии.

— Для того я и созвал вторую комиссию, чтобы узнать, — после секундного молчания сказал Илван.

Он положил планшет обратно на стол и только хотел добавить что-то ещё, как у двери раздался лай командора:

— Быстро! Все на выход! Срочная эвакуация!

— Я же просил повременить с этим! — кричал доктор Илван, быстро шагая за командором Вачовски. — Человечество на пороге великого, величайшего открытия за всю историю исследования космоса, а вы…

Командор неожиданно остановился и резко развернулся, отчего доктор чуть не налетел на него.

— Хватит! — гаркнул он. — Через двадцать минут здесь будет карьер по добыче углерода, и я не хочу, чтобы мой хрусталик (он пальцем указал на свой единственный глаз, и всем показалось, что длинный заострённый ноготь вот-вот его выткнет) оказался впоследствии батарейкой какого-нибудь микрокомпьютера!

— Карьер?! — возмутилась Ксения Адольфовна. — Вы сказали — карьер?!

— Именно, — бросил командор и вновь зашагал к выходу из здания.

— Джеймс, послушайте! — крикнул ему доктор Илван и ринулся следом, но командор уже подошёл к двум своим подчинённым, всё это время дожидавшимся его у выхода, и вместе с ними покинул здание.

В то же мгновение раздался знакомый громкий гул.

— «Дирижабль»! — послышался с улицы крик командора. — Быстрее! К телепорту!

Сквозь стеклянную дверь мы видели три бегущие по площади фигуры и огромную тень, что догоняла их и в итоге поглотила.

Гул стал громче.

— Садится… — сказал доктор Илван. — Назад… — Он начал пятиться.

Но мы не слышали его. Завороженные всё нарастающим гулом, задрав головы мы смотрели на приближающееся пупырчатое брюхо «дирижабля». Оно занимало всю площадь, и некуда было спрятаться тем, кто нечаянно оказался на ней.

Три фигуры, казавшиеся теперь совсем маленькими, наконец добрались до телепорта и застыли в ожидании перемещения.

— Не успеют! — услышал я в самое ухо и почувствовал, что кто-то обнял меня. — Не успеют! — кричала Элизабет, но крик её из-за вопля «дирижабля» казался шёпотом.

Брюхо гиганта уже было совсем близко, из-за чего вокруг стало почти темно.

Я почувствовал что-то мокрое на щеке — это Элизабет прижалась к ней своей. Девушка плакала.

И эти слёзы привели меня в чувство.

— Наза-ад!!! — завопил я, начал тянуть коллег за одежду, а затем и дёргать и толкать их. — Наза-а-ад!!! Прибьё-о-от!!!

Все очнулись, начали медленно, будто во сне, пятиться, но вот всё быстрее и быстрее и наконец развернулись и побежали. И только достигли середины холла, как земля сотряслась от ужасного удара.

В ушах звучал назойливый противный писк. Грудь справа невыносимо жгло (впоследствии я узнал, что у меня сломано два ребра и что это были единственные переломы среди членов комиссии). Открыл глаза, но кроме полумрака и блестящих крупинок пыли, плотной завесой окутывавших всё вокруг, ничего не увидел. Попытался вдохнуть, но закашлялся от усилившейся боли в груди и от влетевшей в лёгкие цементной крошки.

— Они успели?! — донеслись сквозь ушной звон слова, прерываемые кашлем. — Кто-нибудь видел?.. К-хе… Телепорт сработал?!

— Вроде… бы… — сказал кто-то, по-стариковски покряхтывая и старательно выговаривая слова. — Я… видел… сияние…

— Ну слава Богу!

Кто-то помог мне встать.

— Всё в порядке, сэр? — спросил юный голос. Пирк.

— Да спасибо, — проговорил я, но тут же споткнулся: — Ай! Чёрт… рёбра…

— Все целы? — раздался громовой бас Королёва. — Стеклом никого не порезало?

— Он сел… — Послышался голос доктора Илвана. Учёный сидел у лифта, обхватив худые колени, и тряс седой шевелюрой. — Он селсел!..

— Да объясните же нам, наконец, что происходит на этой чёртовой планете! — прогремел Королёв, делая шаг к доктору.

— Зря, зря я затеял всё это… — послышалось бормотание Илвана. — Ведь всё уже решили… как на той планете, как с теми аборигенами…

— Какими аборигенами? — спросила Элизабет, утирая слёзы с лица.

И вдруг доктор оживился.

— Нам нужно срочно попасть в телепорт, — сказал он, вставая. — Планету необходимо покинуть, и как можно скорее.

— Господи, как?! — возмутилась Ксения Адольфовна. — Телепорт только что раздавила эта ваша махина!..

Незнакомый голос, громом разнёсшийся по запылённому холлу, заставил всех вздрогнуть:

— Мой корабль на орбите, доктор Илван. — Звук голоса был чуть надтреснут, и всем стало понятно, что исходит он из динамиков оповещения. — Но я подожду, пока вы и ваша комиссия уберётесь с планеты. Впрочем, буду ждать не слишком долго.

— Кевин! — вскричал доктор.

— Кевин? — удивлённо прошептал юный программист Пирк Пранк.

— Именно, — подтвердил голос, — Командор Кевин Пранк, к вашим услугам. О, да тут и мой младший братишка! Пирк, слышишь меня? Как там поживает мой байк? Не поцарапал?

Юный программист, явно поражённый, глупо открывал и закрывал рот.

— Итак, — продолжил голос. — На крыше этого небоскрёба стоит мой челнок. Места в нём хватит всем, но тем не менее прошу поторопиться: через десять минут автопилот вернёт машину на мой корабль.

— Тогда-то ты и начнёшь уничтожать планету, козёл?! — закричал Королёв. Он явно был наслышан об этом Кевине Пранке и о том, чем тот занимается.

— Идёмте, с этим ничего не поделаешь, — сказал доктор Илван и обречённо нажал на кнопку вызова лифта. — Нам крупно повезло, коллеги. Мы останемся в живых.

— К колонизации Ариадны шли полвека, а они просто возьмут и перечёркнут всё это?! — кричал Королёв, сидя на лавке в челноке. — Уничтожат колонию, да что там: уникальную природу, флору, фауну… Этих насекомых! Они же не просто насекомые, они… их нужно изучать!

— Мы ничего не сможем сделать, — проговорил Илван, опустив голову. Он так же, как и все остальные, сидел в пассажирском отделении челнока. — «Колониэйшн-Корпорейшн» дала мне последний шанс спасти планету, но, похоже…

— Илван! — раздался голос Кевина Пранка из динамиков, вмонтированных в потолок. — Зачем ты созвал вторую комиссию? Разве тебя не предупреждали? Ты ничего не изменишь! И твои покровители из «Колониэйшн-Корпорейшн» тебе не помогут! У них страховка! Ресурсодобывающая организация всё им компенсируют!

— А если… — подал голос старик Ро. — если мы докажем важность исследования этой планеты… этих насекомых… Докажем, что нельзя их уничтожать?..

— До взлёта осталось пять минут, — сказал доктор Илван. — Как ты собираешься что-то доказать?..

Повисло тяжёлое молчание. Все смотрели на старика Ро, но тот лишь водил глазами из стороны в сторону. И вдруг Королёв вскричал:

— Пирк! Ты сможешь перепрограммировать челнок? Отключить автопилот?

Юный программист удивлённо воззрился на специалиста по символам.

— Смогу, но…

— За мной, в рубку!

Пирк с удивлением и недоверием посмотрел в глаза подскочившего к нему Королёва, но вдруг что-то понял: его взгляд загорелся, парень аж вскричал от поразившей его мысли и стремглав бросился за специалистом по символам.

Я недоумённо обвёл удивлённые лица коллег, и тут заметил, что каждый из них начинает что-то понимать — то же, что недавно понял Королёв и Пирк. Последний взгляд, что не поразил этот вирус, остался у Ксении Адольфовны.

— Господи, но мы же погибнем… — проговорила она и вдруг тоже что-то поняла: лицо её просияло, она соскочила с места, затем села, затем вновь соскочила и бросилась к иллюминатору.

Я почувствовал себя одиноко. Я не знал, что же такое пришло на ум этим людям. По-видимому, что-то очень важное. Что-то, что поможет спасти не только планету, но и её коренных обитателей… и нас вместе с ними.

— Отключай! — донёсся из рубки голос Королёва. — Я умею водить!

Челнок вздрогнул.

— Что вы сделали с моей машиной! — раздался голос Кевина Пранка. — Да я вас…

— Отключил, — проговорил Пирк. — И автопилот, и… голос. Что дальше?

— Садись за второй штурвал, — сказал Королёв. — Будешь помогать.

Челнок начал подниматься с крыши небоскрёба. Я так же, как и все, прильнул к иллюминатору. То, что я увидел, до сих пор стоит перед моими глазами.

Сотни тысяч… миллионы гигантских насекомых. Они буквально затопили улицы Города. И это не было ужасно! Это было… великолепно.

Они танцевали. Они играли всевозможными красками. Они перекидывались символами, будто дети — снежками. Они говорили с нами на языке прекрасного.

Челнок поднимался всё выше и выше, и я начал замечать, что узор, создаваемый роем, совсем не хаотичен. Но полностью ему раскрыться мешали небоскрёбы, словно иглы торчащие их чудесного полотна. И тогда насекомые начали ползти по ним. Некоторые соскальзывали с гладкой зеркальной поверхности, но тут же распускали радужные крылья и замирали в воздухе, присоединяясь к летающей орде, что тоже создавала узор, но уже не плоский, а объёмный.

— Стоп! — закричал Королёв, и челнок замер над шевелящимся, вальсирующим Городом. — Пирк! Ты видишь это?! Ты понял, что это?! Это послание! Кто-то говорит с нами через эти узоры! Ты — хакер! Переведи этот код на дисплей, я постараюсь расшифровать!..

— Через минуту Кевин уничтожит колонию! — крикнул доктор Илван. Он уже висел над креслом Пирка. — Прошу, поторопись!..

Пирк часто закивал, положил руки на панель управления и закрыл глаза.

— Если просканировать… хотя бы часть Города… часть полотна… но узоры меняются… — бормотал он и вдруг вздрогнул. — Какой поток информации! А-а… Чип в моей голове не справится!.. Я не справлюсь один…

— Передай мне программу сканирования! — сказал старик Ро. Он уже тоже висел над Пирком. — Мой чип не такой мощный, но я помогу!..

Они взялись за руки, и на экране панели управления замелькали инопланетные символы, считанные с крыльев жителей Ариадны.

— Та-ак, — протянул специалист по символам. — Похоже, начинаю понимать, но нужно время…

Раздался врыв. Все повернули голову к иллюминатору и поняли, что на горизонте уже несколько секунд багровеет огромный гриб.

— Свяжись с Кевином! — заорал Королёв. — Пусть прекратит бомбардировку!..

— Не могу… — простонал Пирк, часто моргая. — Чип перегружен…

Я схватил аварийную рацию, что-то нажал и не уверенный, что меня слышат, прокричал:

— Прекратить огонь! Пре-кра-тить!!! (донёсся звук ещё одного взрыва). Мы расшифровали часть кода! (взрыв). На крыльях бабочек! (взрыв). В нём указания на все богатые алмазами планеты! (взрыв). И прочим сырьём!.. Код пропадёт, если бомбардировка продолжится! (взрыв). Пропадёт безвозвратно!..

— Господи… — прошептал атеист Королёв. — Я понимаю эти символы… Это же… Это же…

Наступила тишина. На горизонте вокруг челнока возвышались грибы разрушительных взрывов, но звуков больше не доносилось. А внизу всё роились гигантские насекомые. Они танцевали, они перемигивались всеми цветами спектра, они крыльями рисовали великолепные узоры, они делали то, что требовал от них инстинкт.

Из динамиков, вмонтированных в потолок, донёсся знакомый голос:

— Я готов выслушать ваше предложение. И глава «Адамас-Компани» тоже. Предупреждаю: если вы вешаете мне лапшу на уши, я…

Конечно же, сильные мира сего (президент «Колониэйшн-Корпорейшн» и президент «Адамас-Компани») смогли договориться между собой, и планета Ариадна, чуть потрёпанная взрывами, в общем осталась невредима. Вторая комиссия по изучению роя выросла до целого института по изучению символов, посланных человечеству неизвестной космической сверхцивилизацией… но обо всём по порядку.

Дмитрий Алексеевич Королёв был первым, кто догадался о том, что символы на крыльях на самом деле послание, оставленное десятки, а то и сотни тысяч лет назад. Послание, хранящее в себе мегатонны информации о написавшей его цивилизации… Оно было заложено в генетическую структуру насекомых Ариадны. И заработало именно тогда, когда на планете появились более менее разумные существа. Королёв сам дал название этой аномалии: «Инстинкт узора». Инстинкт, созданный искусственно с помощью сверхпродвинутой технологии генной инженерии…

Так насколько же была развита та цивилизация, что смогла поместить всю свою историю, всё, что было создано ею, в тонкие крылья бабочек?..

Те, кто читает мой отчёт, вероятно должны знать, что это открытие разделило человечество на два лагеря: большой и малый. На тех, кто испугался и на тех, кто наоборот — воспрянул духом. Ведь всю свою историю человечество считало себя самой развитой расой в известном космосе. Даже выдвигались гипотезы, что именно люди — космические пионеры если не Вселенной, то нашей галактики точно. И вот выясняется, что есть (или была) цивилизация, много превосходящая нас в развитии… Те самые Странники из фантастических романов 20-го века, боги Олимпа, если выражаться метафорически.

Завершая отчёт, хочу привести слова доктора Илвана, что он произнёс на одном из саммитов по проблеме внеземной жизни:

«Люди думают, что они — самая разумная цивилизация во Вселенной, что это даёт им право считать всех, кто ниже их интеллектом — зверьми и обращаться с ними как с дичью. Но вот мы обнаружили следы более развитого народа. И что же? А то, что человечество сразу поджало хвост, ведь что следует из его собственной морали? Они могут считать нас неразвитыми животными. И обращаться с нами соответствующе».

Загрузка...