Глава 7

Субботу я целиком посвятил работе над записями: внимательно перечитал два исписанных блокнота, исправил немногие ошибки и неточности, переставил местами некоторые слова и сел за компьютер, чтобы всё перепечатать. И на середине второй главы понял, какое бездарное произведение получается. Ни смысла, ни цели, ни сквозного действия. Вероятно, если бы я брал события из головы или хотя бы приукрашивал действительность, всё это появилось бы само собой. Но я пишу, как есть. А в жизни, как показывает опыт, стройного сюжета не встретишь.

Тем не менее, я почувствовал свою никчёмность, как писателя. Да какой я, к чёрту, писатель? Ни одной собственной книги, ни одного читателя… и работаю литературным негром. Гострайтером, если выражаться современным языком. Я даже порывался сжечь свои блокноты. Благо, мой камин — электрический, и брошенные в него рукописи отскочили и упали на пол. В общем, не горят.

Творческий кризис прогрессировал с каждым часом. К вечеру я уже собирался уйти с работы и забыть о том, что когда-то мечтал стать большим писателем. Но, прежде чем увольняться, нужно подыскать новое место, и я начал листать интернет в поисках подходящей вакансии. Инженер, космонавт, преподаватель русского и литературы… а что, я, наверное, смог бы учить детей.

Написал резюме. Прикрепил к электронному письму. Нажать отправить… Но вот пришло уведомление о присланном мне сообщении в соцсети. Нервно перелистнув страницу, я увидел письмо от Аллы:

«Привет! Не забывай, что завтра, 30.12.35, у нас корпоратив! Готовь подарки!;-)».

Чёрт, а я и забыл… Видимо, в тот раз, когда на работе так грубо обошёлся с Аллой, она подходила к моему столу именно для того, чтобы напомнить. Как неудобно… Надо извиниться.

И подарки. Нужно что-нибудь купить коллегам. Катерине тоже. Родителям… А вот с ними я разорвал все контакты сразу по выпуску из вуза. Связываемся мы только на дни рождения и на новый год. Отец всегда был и есть против моего увлечения. «Нет проку от всего вашего искусства! — говорил он, когда узнал, что я поступил в литературный. — Людям нужны рабочие, инженеры, учёные! Что толку от того, что ты всю жизнь будешь марать листы чернилами?!» А мать всегда вставала на его сторону, хоть и любила меня до безумия. Не хотела видеть во мне взрослого человека, имеющего собственное мнение и какие-то цели; всегда считала ребёнком, ничего не понимающим в жизни. «Слушай папочку, мой маленький! Папочка знает, что говорит!..»

Я начал жить отдельно, как только получил квартиру от властей Града за успехи в учёбе. Сбежал от отцовских упрёков и от материнской любви. И ни сколько не жалею.

Чтобы как-нибудь отвлечься от гнетущих мыслей о собственной никчёмности, в воскресенье днём я — нет, не пошёл в «Авеню» — продолжил работу с записями, но теперь уже о Гордомунде. Получился довольно внушительный сюжет, пестрящий исторической достоверностью. Привожу его сжатым втрое:

Декабрь 1917-го. Революция. Гордомунд появляется перед зданием Градского приказчичьего клуба. Его встречает Николай Немцов и зовёт на большевистское собрание. Гордомунда принимают в партию. Он вместе с товарищами активно участвует в агитации рабочего класса на борьбу за установление Советской власти. 23 января 1918-го происходят перевыборы исполнительного комитета, председателем становится Георгий Пермяков. На собрании раздаются лозунги «Вся власть Советам!» Но Советам препятствуют меньшевистско-эсеровские ставленники, саботирующие распоряжения исполкома. Также городская дума и земская управа не спешат складывать полномочия. Готовиться «белое» сопротивление. И вот в феврале 1918 большевикам приходит подмога из Перми, Екатеринбурга и Омска. Сопротивление буржуев сломлено (Гордомунд разит недругов молниями, за что получает прозвище «Зевс»), власть у Советов.

Грядёт гражданская война. Чехословацкий мятеж. Белогвардейцы одерживают победу за победой. Линия фронта приближается к Граду. Горожане уже начали рыть окопы. В городе создаётся военно-революционный штаб Западной Сибири. Также создаётся Градская речная военная флотилия, на одном из кораблей Гордомунд назначен капитаном. Хитрые белогвардейцы, прознавшие о способностях Зевса, устраивают диверсию и топят его корабль вместе со всем экипажем. Но ГГ спасают друзья большевики. Они же рассказывают, что город сдан, красная армия отступает.

Борьба с империалистическими захватчиками продолжается из революционного подполья. Гордомунд выступает организатором всевозможных диверсий. Одна из них: подрыв паровоза с оружием, идущего на помощь армии Колчака. И в июне 1919 года Красная Армия начинает победоносное продвижение на восток. 8 августа Град освобождён. Гордомунд намеревается двигаться дальше бить белогвардейцев, но из города ему не суждено выйти: красноармейцы, из-за длинной седой бороды заподозрив в ГГ монархиста, хватают его и объявляют «белым» шпионом. Конец пятой книги.

Вечером я отправился в центральный универмаг. И был не одинок: сотни горожан, также припозднившихся с выбором подарков, расхаживали вдоль украшенных витрин, внимательно вглядываясь во всевозможные драгоценные украшения, в коллекционные оружия типа катан, арбалетов и мушкетов 18-го века, в игрушки, созданные по последнему слову техники, в прочие предметы роскоши. От такого изобилия было сложно остановиться на чём-то конкретном, поэтому я, помня опыт прошлых новых годов, предварительно составил список того, что хочу подарить:

Коллегам — естественно, книги.

Родителям — что-нибудь из домашней утвари.

Катерине — кольцо… О-у, нет. Может понять превратно. Колье.

Зашёл в переполненный книжный. В отделе фантастики выбрал подарки Егору, Валентину и Андромеде — сборники Стругацких, Филипа Дика и Хайнлайна. В отделе классики — для Демьяна Алексеевича, Аллочки и Миланы: Акутагава, Агата Кристи и Лев Толстой. Заказал доставку покупок к себе домой.

В бытовом отделе приобрёл винтажную сковороду для матери. Отцу — гаечный ключ. Подарочно упаковал и тут же отправил по адресу.

Вновь понял, что ненавижу выбирать подарки.

Направился в ювелирный. Но не дошёл: в витрине отдела женской одежды увидел то, что заставило остановиться. Девушка-андроид приветливо махала мне рукой. На ней было просто умопомрачительное белое вечернее платье. Его ткань нежно переливалась при каждом движении андроида, словно скованная льдом река, вдруг начавшая волноваться. Я тут же зашёл в магазин.

На мой вопрос об актуальности данной коллекции консультант ответил:

— Серия новая, только сегодня поступила в продажу.

Сегодня. Значит, в необъятном гардеробе Катерины такого платья быть не должно. Мне выдали нейролинзу, сквозь неё я посмотрел на девушку-андроида. Взору представился словно призрак певицы, воспроизведённый из моих воспоминаний. Да-а, платье действительно смотрелось на Катрин сногсшибательно.

Уверенный в том, что не ошибся с выбором, я купил платье, попросил обернуть новогодним глянцем и со свёртком вышел из ЦУМа. Передо мной раскрылась панорама Цветного бульвара. Всё вокруг сияло разноцветными огнями; краски текли по Чёртовому колесу, по двадцатиэтажному столбу «Камикадзе», по страшно закрученному «Торнадо» и по новогодней «Снежной королеве» — аттракциону, установленному специально к празднику.

Путь домой пролегал через бульвар, и я влился в толпу гуляющих. Вечер выдался морозным, вокруг были румяные лица, каждое украшала улыбка. Все были в предвкушении большого веселья.

В центре бульвара стояла огромная ель, сплошь завешанная яркими глянцевыми шарами разных размеров: от больших, словно луна, до самых маленьких. Возле ели расположились уличные артисты. Кто-то играл на саксофоне — его звуки разносились над толпой, окутывая тёплым шарфом. Слышался ритмичный выразительный голос, читавшего что-то из Маяковского. Артист, наряженный дедом Морозом, развлекал многочисленную публику новогодними шутками.

С Американских горок доносился радостный визг. Я поднял голову и увидел несущийся по извилистым крутым рельсам состав из тележек, загруженных молодёжью. А выше, в небе — огромный, медленно плывущий дирижабль. Фонари на его боку синхронно мигали, образуя сплошной экран с постоянно сменяющимся изображением; луч прожектора шарил по далёким крышам небоскрёбов.

Весёлая толпа становилась всё гуще, всё теснее, будто не желала выпускать из греющих объятий. И всё сильнее я начинал чувствовать тревогу и тяжесть на сердце. Катерина… той ночью она всё-таки рассказала мне о её отношениях с Магомедовым. Я услышал то, чего боялся больше всего. Они действительно оказались любовниками.

Катерина просила маня больше не приходить к ней, говорила, что между нами — лишь флирт, игра, не по-настоящему. А я прижимал её к себе, ласкал губами, шептал: люблю, люблю… Я просто сошёл с ума.

Она взяла с меня слово, что больше не приду к ней, что больше никогда не появлюсь в «Авеню», что забуду её, как сладкий сон… я обещал, но лгал. Мы встретимся на новый год, я подарю ей платье, мы вновь проведём чудесную ночь вместе. И мне плевать на всё прочее. Я люблю её. Я не могу иначе.

Корпоратив проходил в редакции. До этого я благополучно обходился без описания как её внутреннего убранства, так и украшений к новому году. Теперь тоже обойдусь. Больничная койка — на ней я провожу день понедельника и записываю всё, произошедшее в выходные. Пусть читатель не смеётся: моё теперешнее положение не связано с так называемым «хорошо погуляли». То, что я опишу ниже, больше похоже на криминальную драму, чем на новогоднюю комедию.

После вручения подарков и проведения нескольких глупых конкурсов, где победитель получал барбариску, мы наконец сели за праздничный стол. Днём я ничего не ел, поэтому сейчас с вожделением взирал на всевозможные яства-салаты, приготовленные руками наших коллег-мастериц. Но к еде никто не приступал: все ждали традиционной речи от Демьяна Алексеевича. Он же, сев во главе стола и будто позабыв о своей роли, спохватился, взял бокал и встал. Следом за ним поднялись остальные.

Демьян Алексеевич покашлял в кулак, обвёл всех внимательным взглядом, пошевелил усами и начал:

— Уходящий год, как предыдущий и как предпредыдущий, был тяжёлым для всех нас. Тем не менее, мы добились очень многого: заключили несколько выгодных контрактов, выпустили в свет одиннадцать крупнокалиберных романов, два из них держались в списке бестселлеров целых три месяца, организовали хорошую рекламную кампанию фирмы и пиар-кампанию выпущенных книг. Наконец, нашли постоянного клиента — уважаемого Вергилия Асамбековича (при этих словах меня передёрнуло). Уверен, следующий год будет продуктивнее и насыщеннее на выгодные контракты. С наступающим!

Под радостные возгласы мы подняли бокалы, выпили и после этой ежегодной церемонии приступили к еде. Но не успел я доесть первую порцию селёдки под шубой, как раздались хлопки, требующие внимания. Хлопал Егор.

— А сейчас, — сказал он, продолжая по-хипстерски аплодировать, — мы с Миланой споём вам песню!

В руках у Егора появилась гитара. Он и Милана вышли из-за стола и расположились чуть поодаль на высоких стульях — в установившейся тишине было слышно, как тихо поскрипывают их ножки. Пока продолжалась подготовительная суета, я успел проглотить ещё пару вилок салата.

Егор правой рукой покрутил колки, левой аккуратно извлекая звук (только сейчас я заметил, что егорова гитара — зеркальное отражение обычной. Инструмент-левша). Настроив, он провёл пару раз длинным ногтём по струнам и заиграл.

Я посмотрел на Милану. Она явно была смущена вниманием. Привыкла сидеть в кабинете наедине с Демьяном Алексеевичем.

И вот девушка запела:

— Тебе не нравится дым — чёрт с ним.

Он убивает слова, кругом голова.

Уже разносит молва по дворам,

Что между нами «Чивава»…

Её стеснение вмиг исчезло: плечи расправились, подбородок вздёрнулся. Вечернее платье нежно-кремового цвета будто начало сиять. Я даже не подозревал, что кроме сочинения стихов она ещё и хорошо поёт. Да-а, с таким голоском можно легко затмить любую поп-диву. Почти любую…

— Признайся, Роман, она нравится тебе?

Эти слова, произнесённые прямо в ухо, заставили вздрогнуть от неожиданности. Я и не заметил, что радом сидит Валентин. Обернувшись, в первую очередь увидел дракона, пучащего глаз из-под манжеты.

— Возможно, — ответил я дракону.

— А как же Катерина?

Я уставился в хитро прищуренные глаза Валентина. Откуда ты знаешь?..

А Милана продолжала петь:

— Но грубый твой голосок, как электрошок.

Что я пьяна без вина — твоя вина.

Теперь узнает страна до темна,

Им донесут обо всём на FM -волнах.

Она смотрела на меня. Не отрываясь, будто ждала каких-то слов. Но я молчал, слушал этот чудесный голос. Как я мог позабыть о нём?

— Я помню белые обои, чёрная посуда,

Нас в хрущёвке двое, кто мы и откуда?

Задвигаем шторы, кофеёк, плюшки стынут.

Объясните теперь мне, вахтёры,

Почему он на ней так сдвинут?..

(Александра Попова — Вахтёрам (кавер Бумбокс)

— На ней сдвинут? — вновь раздался голос Валентина. Он настойчиво протягивал мне какую-то карточку.

Его дурацкие вопросы и дыхание прямо в ухо начали раздражать, и я резко спросил:

— Что ты хочешь от меня?

Взгляд упал на карточку. На ней была изображена дама в красном облегающем платье. В верхнем правом — алый отпечаток губ. Катерина?..

Песня закончилась. Андромеда даже подскочила от восторга, вытянув руки и мелко-мелко аплодируя.

— Прошу нас извинить, — сказал Валентин, вставая и беря меня под локоть, отчего мне тоже пришлось подняться.

Когда выходили из офиса, я обернулся и заметил взгляд Миланы. Он словно кричал: «Куда же ты?», но дверь закрылась, и мы с Валентином оказались в коридоре наедине.

— Какого чёрта? — спросил я, уставившись в глумящиеся лицо коллеги.

— Я всё про тебя знаю, — сказал он.

Я опешил.

— Что, изволь?..

— Не валяй дурака, Снеговой. — Валентин вдруг стал серьёзным и угрожающе шагнул ко мне. — Лучше признайся во всём и встань на сторону следствия.

— Да в чём признаться? Я не понимаю!..

— Тише. — Валентин прижал палец к губам, а меня — к стенке. — Раз не хочешь, я скажу всё за тебя. Ты узнаёшь о том, что я должен встретиться с Катериной в «Авеню» и занимаешь мой столик. Она путает тебя со мной, и ты ловишь её на крючок. Затем этот спектакль с «бильярдным шаром», когда её телохранитель Александр, также участвующий в сговоре, ударил тебя по затылку — явно постановка для того, чтобы усыпить бдительность Катерины. Тогда-то она и поверила в твою непричастность, а ведь почти догадалась, что тебя подослал Магомедов…

— Что?!

Я попытался вырваться, но Валентин грубо удержал меня, ещё сильнее прижав к стене предплечьем.

— Я всё о тебе понял, — продолжил он, — когда ты сел в машину к адъютанту Магомедова, к лысому… А затем увиделся с ним на балу. Но окончательно ты выдал себя, когда в «Корлеоне» встретился с самим Магомедовым…

— Ты следил за мной?!

— Да, я следил за тобой. — Валентин наконец отпустил меня и отступил на шаг. Я раздражённо начал оправлять костюм. — Думал, что знаешь меня? Бывший бородач и курильщик, с татуировками на предплечьях, некий Валентин. Работает здесь всего месяц, но ты, Снеговой, конечно же, уже знаешь его как облупленного.

— Да что, чёрт возьми, тебе от меня надо?!

Валентин пристально посмотрел, затем поправил галстук-бабочку и произнёс:

— Разреши вновь представиться: Николай Знойный. Детектив.

Я с недоверием глянул на него. Знойный? Тот самый детектив, ведший дело об убийстве отца Катерины? Совсем не похож на того, чьё фото мелькало в новостных сводках.

— Удивляет лицо? — угадал мой вопрос Валентин. — Фото в СМИ… это, так сказать, псевдоним. Незачем преступникам знать мою истинную внешность.

— Почти как Бэтмен? — сказал я и нервно засмеялся.

— А ты проницательный. — Он смотрел на меня так, будто пытался разглядеть внутренности.

— Выходит, — начал я, медленно развивая мысль, — ты больше не считаешь меня преступником, если раскрыл свою личность?

— Я и не считал, — невозмутимо ответил Валентин. — Я лишь подозревал. Но ты очень искренне недоумеваешь на обвинения.

— Честно: не имею ни малейшего понятия, какое преступление я мог совершить, чтобы за мной установил слежку сам Знойный.

Валентин посмотрел вдоль пустого коридора.

— Идём, прогуляемся, — сказал он. — Изложишь мне свою версию.

Через пару минут мы, одевшись, вышли на улицу. Я тут же достал трубку и начал нервно парить. Валентин достал свою, имитирующую сигару: при втягивании даже загорался красный огонёк.

Пошли вдоль улицы в сторону набережной. Парили молча. Но вот Валентин, очнувшись от захвативших его мыслей, попросил рассказать всю историю моей любви с Катериной. Не без смущения я последовательно выложил всё, начиная от нашего знакомства до последней ночи, проведённой вместе. Рассказал также про лысого и про Магомедова.

— И из-за этого псевдописателя она попросила меня больше не приходить.

— Мде, — буркнул Валентин, когда я закончил. — Спустимся. — Он указал на лестницу, ведущую к нижнему ярусу набережной.

Гранит под ногами был свободен от наледи, поэтому нам ни разу не пришлось схватиться за перила. Золотистые фонари освещали сугробы, скрывающие под собой спящие цветы. Спустившись, мы ступили на брусчатку набережной. На её широкой и длинной площадке прогуливались компании молодых людей, на лавках ворковали влюблённые. А внизу по затянутой зимним полотном реке катались на коньках. Каток тянулся до самого моста Влюблённых, и казалось, что здесь собралась добрая половина городской молодёжи.

— Это я посоветовал ей, — вдруг сказал Валентин.

— Что? — не понял я.

— Это я посоветовал Катерине разорвать с тобою связь, — терпеливо объяснил он, смотря перед собой.

— Но зачем?

— Я думал, что ты агент Мгомедова. И до сих пор подозреваю. Но ты очень правдоподобно выкручиваешься, а я кое-что знаю о людях и вижу, когда они лгут.

— Никакой я не агент, — обиженно проговорил я. — И нечего лезть в чужую личную жизнь.

— Когда ты с Миланой зашёл в «Авеню», зная, что там выступает Катерина, я задумался: это новая хитрая уловка, или ты просто идиот?

— Не надо оскорблений, — пробормотал я, и тут меня проняло: хамло в шляпе…

— Катерина видела вас. Именно тогда я высказал ей свои подозрения на твой счёт.

— Стой. — Я в замешательстве затряс рукой. — Допустим, я агент. Но какой у меня мотив?.. Какой мотив у Магомедова?

— Катерина ведь всё тебе рассказала. — Валентин поднёс свою сигару ко рту, и я заметил выскользнувшего из-под рукава дракона. — После гибели её отца Магомедов стал временным исполняющим его обязанности. Вся книжная империя города оказалась в его руках. А книги — это пропуск в умы горожан. Магомедову нужна власть, но он не может стать полноправным владельцем корпорации, пока Катерина — единственная наследница — не передаст ему все права.

— То есть Магомедов — главный злодей? — не без иронии спросил я.

Валентин метнул на меня взгляд.

— Я подозреваю его в убийстве книжного барона, — сказал он без обиняков.

Я помолчал, затем усмехнулся.

— Как Магомедов будет воздействовать на умы горожан, если он сам лично не написал ни одной книги? Ты же знаешь: всё за него пишем мы!

— Андроиды, — объяснил Валентин. — Ты слышал о группе хакеров, взломавших роботов-дворников?..

— Встречался с этими роботами…

— Целый штат андроидов-писателей, пишущих…

— Фэнтези?

— …под диктовку Магомедова, тем самым транслирующих его гнусные идеи.

— Какие идеи?

Валентин посмотрел на меня, будто я задал наиглупейший вопрос.

— Магомедов не верит в любовь, — сказал он. — Считает её лишь инструментом для продолжения рода, химической реакцией в организме человека. Ничего святого… А ещё он капиталист, атеист и биоцентрист.

— Настоящий злодей, — подытожил я. — Пингвин, только без монокля и острого носа.

Валентин не ответил на моё ёрничество. Он достал телефон и стал вглядываться в дисплей. Его брови начали медленно сходиться, образуя на лбу две вертикальные линии.

— Катерина в «Авеню», — наконец сказал Валентин, подняв на меня суровый взгляд. — Вместе с Магомедовым.

— По-моему, ничего странного в этом нет, — сказал я с усмешкой.

Подозрения детектива Валентина-Николая-Знойного насчёт Магомедова, хоть и были логичны и даже желанны для меня, но всё же казались абсурдными, даже фантастичными. Хочет захватить город, продавая людям книги, что напишут для него андроиды? Может, всё намного проще: Магомедов желает заработать и получить в придачу красотку-певицу. Да, для убийства отца Катерины у него имелся мотив, но это ничего не доказывает.

— Катерина в опасности, — терпеливо сказал Валентин, показывая мне дисплей телефона. На нём было высвечено смс-сообщение от «Катрин». — Вергилий требует подписать договор о передачи всех прав на компанию. Если Катерина откажется — не сможет петь.

— Не сможет петь? — озадаченно переспросил я.

Валентин медленно провёл пальцем по горлу. От этого движения кровь похолодела в моих жилах. Но рассудок твердил: не-ет, Магомедов не пойдёт на такое.

— Быстрее, — сказал Валентин и свернул к ближайшему подъёму на парковку.

Парковка была переполнена. Несмотря на мороз, около многих автомобилей стояли кальяны — из салонов вырывались густые клубы белого дыма. Меня всегда забавляло, что закон о запрете курения в общественных местах благополучно обходит эту парковку: любители кальянов ещё пятнадцать лет назад буквально отвоевали у мэрии право курить на набережной.

Валентин нажал на брелок, и из рядов автомобилей, словно рыцарский конь из кустов по первому зову, выкатился заниженный и тонированный CadillacDeville 1949 цвета «баклажан».

Я колебался. С одной стороны, не думал, что Магомедов может быть замешан в каком-нибудь криминале: слишком он мягкотелый, лишь строит из себя. Да и времена романтиков с большой дороги уже давно канули в лету. Ну, припугнёт ухажёров Катерины, ну, подкупит кого надо, не более.

С другой стороны — я уважал авторитет Валентина (простите, детектива Николая Знойного) как лучшего сыщика в Граде. Он распутывал самые хитрые махинации, проводимые через сеть посредников из других городов. Но, хотя его версия «Магомедова-мафиози» и казалась абсурдной, не верить ему у меня не было никаких оснований.

Сначала ехали молча. Но вскоре Валентина будто прорвало. Он выложил мне всё: как, копая глубже и глубже в деле об убийстве отца Катерины, вышел на Магомедова, как устроился в «Ваше перо» лишь для того, чтобы поближе подобраться к подозреваемому и к «его» книгам, как заподозрил меня в связях с преступником. Я кивал, приняв наисерьёзнейшее выражение лица и чувствуя, что этому человеку уже давно хотелось выговориться и рассказать о своём грандиозном расследовании.

В «Авеню» мы вошли около десяти вечера. Вопреки обыкновению, Павел не вышел нам навстречу, и мы прошли в зал и сели за свободный столик.

Валентин подозрительно озирался. Он смотрел на довольных жизнью посетителей, отмечающих преддверие праздника. Все были нарядными, чуточку гламурными и, впрочем, соответствовали духу времени: этому призраку, воспетому многими писателями. Каждый занимался своим делом: кто-то фотографировал еду, кто-то делал себяшки, кто-то смотрел в дисплей телефона сквозь призму дополнительной реальности.

Я хотел спросить, почему мы не торопимся спасать Катерину, но в этот момент подошёл официант.

— Что изволите, господа? — осведомился он, дёрнув усом.

Валентин попросил позвать Павла.

— Он сегодня в отъезде, — сообщил официант.

— Тогда позвольте узнать, — сказал Валентин, взирая из-под полей шляпы, — здесь ли ваша блистательная певица, прима, мисс Катрин?

Официант томно улыбнулся, будто припомнив что-то приятное, но неприличное.

— Буквально через пару минут выйдет на сцену, — сказал он, продолжая глупо лыбиться.

Валентин поблагодарил и заказал два стакана виски.

Я нервно парил трубкой. В ожидании появления Катерины, совсем забыл об истинной цели нашего визита в ресторан. Но Валентин привёл меня в чувство.

— Они — в противоположном углу зала за моей спиной, — проговорил он, почти не шевельнув губами.

Я выглянул из-за его головы, но зрение и тень, падающая на вип-зону, не позволили что-либо разглядеть.

— Кто?..

— Магомедов с лысым, чёрт бы тебя…

Послышались звуки саксофона, и на сцену вышла Катерина. Она подошла к стойке с большим серебристым микрофоном и обняла его. Её томный взгляд окинул зал, на миг остановившись всего в двух местах. Тогда я понял, что она заметила меня и Валентина.

— О чём вы с ней разговаривали? — спросил я, неотрывно смотря на нежно поющую девушку.

— Здесь? — Валентин указал на наш столик. — А как ты думаешь?.. О деле.

— И только?

— И только. — Валентин откинулся на спинку стула, прищурено смотря на качающую бёдрами певицу. — Бедняжка. Долгое время полагала, что её отец умер естественной смертью. Но я-то знал, что в этой истории не всё так просто.

— Интуиция?

— Профессионализм.

Песня была о том, как двое — рыжеволосая красавица-куртизанка и белокурый поэт-диссидент — встретились под новый год и полюбили друг друга. Но все вокруг были против их союза, поэтому наперекор общественному мнению они сбежали в прекрасный райский город и начали новую жизнь. Вместе.

Закончив петь, Катерина спустилась со сцены и, мило улыбаясь рукоплещущей публике, направилась в вип-зону. Я привстал, чтобы последовать за ней, но Валентин остановил меня.

— Не сейчас, — проговорил он.

— Ведь ты сам говорил… — попытался возразить я, но, остужённый пристальным взглядом, сел на место.

Спустя десять минут мой второй стакан виски оказался пустым. Я всё пытался разглядеть Магомедова, лысого и Катерину, но видел только их силуэты: специальное освещение мешало посторонним взглядам попасть в вип-зону. Не зная, чем себя занять, достал блокнот, ручку и начал делать записи.

— Идём, — вдруг услышал я голос Валентина. Подняв глаза, увидел, что тот уже движется в сторону двери для обслуживающего персонала. За ней скрывается тот самый коридор, ведущий к гримёрной комнате певицы. Я понял, что пока был занят блокнотом, Катерина и два негодяя успели выйти из вип-зоны и скрыться за этой дверью.

На пути Валентина встал официант, но вот из-под манжет мелькнули драконы — детектив показал красную карточку. Преграда тут же испарилась.

Торопясь, я кое-как засунул письменные принадлежности в карман и метнулся из-за столика, чуть не уронив стул, затем быстро зашагал через зал. И только тогда, когда дверь закрылась за моей спиной, вспомнил, что забыл забрать трубку. Возвращаться из-за такой мелочи, естественно, не стал, направился следом за Валентином.

— Там у гримёрки — телохранитель, — поделился я опытом, наконец настигнув союзника. И заметил в его руках пистолет. — Это?.. Зачем это?..

— Тебе. — Валентин на ходу сунул мне оружие. — Прикроешь.

— Но я никогда…

— Магомедов — опасен, — отрезал детектив Знойный.

Мы уже стояли у двери гримёрной. Телохранителя возле неё не оказалось. А рукоять пистолета неуютно холодила ладонь, словно клинок, и казалось, что если сжать сильнее, то по коже неминуемо заструится что-то липко-багровое. Неужели придётся стрелять?..

— Когда я дам сигнал, — спокойно проговорил Валентин, — наведёшь ствол на Магомедова, понял?

— К-к… к-какой сиг-гнал? — Моя челюсть предательски тряслась. Даже недавно выпитый виски, уже успевший впитаться в кровь, не придавал храбрости.

Знойный быстро обшарил меня взглядом.

— Ты поймёшь.

Он поправил галстук-бабочку и деликатно постучал в дверь.

В ответ — ни шороха.

Он постучал снова, теперь уже настойчивее.

— Я занята! — донёсся до мурашек знакомый голос.

Мои ноги будто превратились в две ватные тумбы. Мне казалось, что всё происходящее — какой-то глупый кошмар. Вот сейчас я очнусь в тёплой постели, и рядом со мной, повернувшись гладкой нежностью спины, лежит она

Валентин беспощадно дёрнул за дверную ручку.

Что произошло в гримёрной комнате певицы? Помню лишь моменты: испуганное лицо Катерины, озадаченная харя Магомедова и ухмыляющаяся рожа лысого. Оскал Валентина. Звон разбившегося зеркала. Моя рука с пистолетом… Я стрелял?.. Из гардеробной комнаты выныривает телохранитель — Александр. В его вытянутой руке что-то чернеет. Жгучая боль в плече. Потолок. Драконы.

Японские летучие драконы. Красне. С плавниками и когтистыми лапами. Они опутывают мои (мои ли?) руки, подобно змеям. Из их зубастых пастей вырываются струи пламени, из широких ноздрей — сизый дым. Глаза по-хемелионьи косы и выпучены. А-а, я понял! Валентин специально всё это затеял, чтобы набить мне такие же татуировки, как у себя. Но для чего?..

Очнулся. Вокруг — белые стены. Из окна падает дневной свет. Какие-то приборы возле кровати.

— Рома?.. — раздался совсем рядом голос Миланы.

Я повернул голову и увидел её губы — они шепнули:

— Ты проснулся?

— Да, — ответил я.

Милана отодвинулась от моего лица и выпрямилась в кресле. Она грустно улыбалась. У глаз лежали тени.

— Давно я здесь? — спросил, пытаясь сдвинуться, чтобы сесть, но остановила тупая боль в плече.

— Всю ночь, — ответила Милана.

— А ты?..

Она с грустной улыбкой прикрыла глаза.

— Как только узнала, что ты в больнице.

— А… не можешь мне рассказать, что случилось?

Милана удивлённо глянула на меня.

— Не помнишь? — Она немного помолчала, затем продолжила: — Ты устроил стрельбу в «Авеню». В гримёрной той певицы. Её секьюрити выстрелил в ответ и ранил тебя.

— А Магомедов с лысым? Катерина?

Милана задумчиво опустила глаза.

— Полицейский сказал, что ты ворвался в гримёрную и начал пальбу. В комнате больше никого не было, кроме охранника певицы.

Я выпучил на неё глаза.

— Но… но Валентин…

— Валентин? — Милана нахмурилась. Только теперь я заметил, какая она уставшая.

— Он был со мной, в «Авеню». Мы пришли арестовывать Магомедова… Валентин дал мне пистолет. На самом деле он детектив… Николай Знойный.

Милана подняла глаза на медсестру, будто прося о помощи.

— У меня ведь нет сотрясения? — спросил я, наконец сев, упершись спиной в подушку.

— У тебя только пулевое ранение…

Я почувствовал прикосновение к здоровому плечу.

— С тобой хочет поговорить полицейский, — сказала Милана, аккуратно меня поглаживая. — Я ненадолго оставлю вас наедине.

— Только возвращайся, — вырвалось у меня почти против воли.

Милана измученно, но счастливо улыбнулась, поднялась и направилась к двери. Только девушка скрылась за ней, как зашёл достопамятный ловец андроидов-гопников майор Получайко.

Загрузка...