Я продолжаю напряженно вглядываться вперед, пытаясь разобраться, как протекает бой между московской конницей и кавалерией Сапеги. Задние ряды детей боярских, даже не успевших вступить в схватку, уже развернулись, и споро подгоняя коней, устремились назад. Следом потянулись и их соратники, кто успел быстро выйти из схватки — но это те «везунчики», кто находился примерно в середине строя. Однако же рейтары атаковали в первых рядах! И им же теперь придется как-то отбиваясь от врага, отступать в арьергарде…
Вот у них самое пекло!
От волнения я до крови закусил губу, не замечая боли, и среагировав только на солоноватый привкус во рту… Однако же всего минуту спустя по центру русской конной рати, где атаковал эскадрон Стаса «фон Ронина» и прочие наемники-рейтары, раздался очередной густой залп! И у меня немного отлегло от сердца — ну конечно, часть рейтар или вовсе не использовали парные пистоли, или имели по три самопала, приберегая их до самого последнего мгновения. Теперь же, когда пришло время оторваться от противника, их залпом разрядили в упор по врагу, спешив первый ряд преследователей и мешая их соратникам продолжать гонку. Кроме того, рейтары пусть и ненадолго, но поставили за собой «дымовую завесу»! Да, это вышло не специально — но сгоревший при выстрелах пороховой дым образовал густое, непроглядное сизое облако, что развеется только через несколько секунд… Так что, надеюсь, эскадрон моего друга сумеет отступить под его прикрытием без особенных потерь — а сам капитан обойдется без ранений.
— Разбирай рогатки!
За спиной уже раздалась отрывистая команда сотника московских пикинеров, принявшихся быстро расступаться в стороны и разбирать противоконную преграду. Ее, к слову, изначально растянули практически у задней оконечности вытянутого ромбом блокгауза… Мне же остается только ждать — наши фитильные пищали давно уже заряжены и приготовлены к бою. Осталось лишь запалить сами фитили — но это вопрос всего нескольких секунд, коих в запасе предостаточно…
Минуты ожидания потекают особенно томительно, медленно, как это обычно и происходит в подобных ситуациях. Я мог бы сказать, что до того момента, когда первые наши всадники поравнялись с «острожками», прошло и пять, и десять, и пятнадцать минут… Но уже предчувствуя скорое «дело», я приободрился — и громко скомандовал:
— Фитили пали!
В этот раз вымоченные в пороховом растворе тонкие веревки подпаливают от заранее зажженных факелов, передаваемых друг другу по очереди — после чего последние возвращаются в подставки, оборудованные на внутренней стенке блокгауза.
— На плееечо-о-о-о!
Хорошо, когда порядок действий при заряжании оружия вдолблен в солдат до автоматизма…
— Фитиль крепи!
Стрельцы принимаются синхронно крепить тлеющие веревки в жаграх — а я, отвлекшись на наших всадников, преследуемых ляхами, литовцами и черкасами, пытаюсь найти среди отступающих и рейтар моего друга… Однако среди плотной массы детей боярских, на скаку пролетающих мимо нашего блокгауза, знакомых лиц я совершенно не наблюдаю.
Зато враг уже показался в зоне досягаемости пищалей! И хотя стрелять пока еще рано — иначе наверняка заденем своих, все же «момент истины» и для моих «ореликов», и для людей Сапеги наступит уже очень скоро…
— Полку крой!
Заполнив «корытца» полое малой мерой пороха, стрельцы синхронно закрывают их — после чего со всех сторон раздаются дружных хлопки ладоней по ложам пищалей.
— Первые номера — цельсь!
Учитывая, что стрелять сегодня мы будем не шеренгами, а разбившись по бойницам, разделение по «номерам» вполне обоснованно — благо, что стрельцы народ сообразительный, и что я хочу от них, поняли сразу, быстро сориентировавшись в паре новых команд. Так что все первые номера, коих у меня двенадцать человек, уже выдвинулись вперед, встав к бойницам по правой стороне «острожка».
Вперед также покатили фальконеты и пушкари — у них свои «орудийные люки» в стене… Сам же я, поднявшись на небольшой помост и лишь немного высунув голову наружу, наблюдаю за тем, как последние дети боярские подгоняют плетьми итак отчаянно скачущих коней, спеша уйти от врага. И как «зазевавшихся» служивых, чьи кони оказались не столь проворны или охромели на бегу, срубают на ходу разгоряченные погоней тушинцы…
Выждав еще пару секунд (и вскинув один из собственных колесцовых пистолей, ловя на мушку раскрасневшегося литвина, ловко крутящего окровавленную саблю на скаку), я мягко потянул спусковую скобу указательным пальцем — и одновременно с тем закричал во всю мощь глотки:
— Пали!!!
…Грохнуло знатно! Вся правая сторона блокгауза окуталась густым пороховым дымом — а впереди раздались отчаянные вопли раненых людей и животных, жуткий, протяжный визг покалеченных… Свою лепту добавили и фальконеты, для разнообразия пальнувшие во врага картечью!
А всего пяток секунд спустя со второго блокгауза «поприветствовала» воров слитном залпом еще одна полусотня моих стрельцов. Последние действуют под началом бывшего «временного» командира сотни, автоматически ставшего «замом» по моему возвращению. «Зам», опытный воин, ветеран сотни — и к слову, один из старых приятелей «Орла», — командует служивыми уверенно и толково. Все-таки Матвей Истомин попал в ряды стрельцов еще до Добрыничей…
Как я и условился с ратниками, вторые, третьи и четвертые номера меняют друг друга и стреляют без команд — потому все последующие залпы вышли, быть может, и не такими дружными, как хотелось бы. Но одновременно с тем стрельцы отстрелялись быстрее, чем если бы палили только по моим командам! Огонь служивые вели уже вслепую, «по направлению» (то есть чуть склонив пищали из бойниц к дороге) — благо, что высоты возвышающегося над местностью блокгауза, окруженного, к тому же рвом, достаточно, чтобы практически исключить потери от «дружественного огня». И мало того, когда уже отстрелялась вся полусотня, по врагу вновь открыли фронтальный картечный огонь оба орудия — пушкари перезарядили фальконеты на удивление быстро! Похоже, цыганского вида голова свое дело знает на отлично — от того и спесь, ибо слишком себя уважает…
Когда пороховой дым, наконец, рассеялся, то моему взгляду предстала жутковатая картина перебитых людей и животных, устлавших все пространство между блокгаузами своими изувеченными телами. Аж замутило от увиденного… Но по всей видимости, до пикинеров не доскакало ни одного вора! По крайней мере, у едва-едва сплотивших свои ряды ратников вражеских тел не видать.
Зато справа и слева от нас все еще гремят орудия, посылающие во врага артиллерийские гранаты! Да стрельцы добивают по неосторожно приблизившимся к укреплениям тушинцам последние залпы … Литовцы и черкасы уже показали спину, развернув лошадей в сторону от позиций московской рати князя Скопина-Шуйского — и в это же время за спинами пикинеров вновь заиграли горны наших кавалеристов!
С жадностью осушив едва ли не половину фляжки студеной водицы, я с сожалением оторвался от горлышка: горнисты вновь заиграли атаку! И понимая, что уцелевшие рейтары, коих пока все еще больше полутора сотен (слава Богу, включая и моих ближников Тапани да Джока, а также сотника Ушакова), не успели перезарядить даже половины своих пистолей, я все же отрывисто воскликнул:
— Вперед, братцы! Ляхи бегут, самое время ударить! Самопалы на беглецов не тратьте — рубите в спины, пока не озлятся и не развернуться! А вот тогда уже палите в упор, чтобы вновь оторваться, и вновь подвести воров под залпы стрельцов и пушкарей!
— Да-а-а-а!!!
Только что озвученный план Михаила Васильевича на бой пришелся служивым по душе — хоть и совершенно не имеет изюминки. Провоцировать врага атаками кавалерии, каждый раз вытягивая его на себя и подставляя под артиллерийский и плотный ружейный огонь? Серьезно — и это все?!
Под Тверью князь хотя бы порадовал ночной атакой, а под Калязином — удачным маневром всадников, приведшим к истреблению передового отряда воров…
Впрочем, и наш противник, Ян Петр, ничего гениального не смог продемонстрировать под Калязином — хотя в той битве у него имелись под рукой профессиональные германские ландскнехты, а вот «крестьянская армия» Скопина-Шуйского была сформирована на живую нитку. Теперь же у врага не осталось пехотного «ядра» наемников, в то время как наши новобранцы неплохо подучились. Да и «корпус» Делагарди вернулся в строй… Н-да — похоже, что Сапега совсем не блещет полководческими талантами. Или же не имеет возможности оперативно управлять разношерстной, разнокалиберной армией, где с одной стороны дикая вольница воров и черкасов, а с другой панский гонор и спесь.
Более того, возможно, что имеют место быть оба обстоятельства. Но, так или иначе, Сапега — это вам не победитель шведов Ходкевич, и даже не решительный Жолкевский, железной рукой способный заставить гусар выполнять отданные им приказы!
…Все это проносится в голове, пока заметно уставший Хунд (ну еще бы, столько скакать взад-вперед!) несет меня сквозь ряды пикинеров — и по полностью заваленной трупами людей и животных площадке между блокгаузами, занятыми шведскими мушкетерами. Впрочем, у преследовавших нас тушинцев кони не свежее… Жаль только, вперед вырвались не гусары, чьи жеребцы хороши лишь на коротком разгоне, а панцирная литовская кавалерия и черкасы.
Но с теми и на сабельках схватиться полегче будет!
…Первым я настигаю запорожца (или косящего под казака чубатого разбойника) на заморенной тощей кобыле. Враг успевает лишь только обернуться в мою сторону — в то время, как моя сабля уже устремилась к его шее!
Подставить под нее собственный клинок враг не успел…
Вторым мне достался литовец в «пансырной» броне; последний не только успел заметить настигающего его «московита», но еще и пальнуть в меня из пистоля! Хорошо хоть, целил он именно в меня, а не Хунда — так что, заметив ствол вражеского самопала в вытянувшейся в мою сторону руке, я тут же распластался на холке верного жеребца…
Пуля вжикнула довольно высоко над головой. Очевидно, мой противник не сумел толком прицелиться на скаку — и вряд ли бы попал, даже если бы я преследовал его с гордо выпрямленной спиной… Спустя какое-то время расстояние между нами существенно сократилось — хоть сам я почуял, что Хунд скачет уже на пределе сил. Но ведь мой противник об этом не знал! И решив подороже продать свою жизнь, он развернув практически обессилившего жеребца, рванул мне навстречу с гортанным вскриком!
«Пятигорец» что ли?!
Уж больно лихо крутанул саблей над головой…
Сильно вымотанный прошлой рубкой — и беря во внимание все сильнее ноющее запястья правой — я решил не экономить последний заряженный пистоль. А потому разрядил его в упор, всего с пяти шагов — и не промахнулся! Враг, явно не ожидавший выстрела с левой руки — и в правый бок которого угодила тяжелая пуля, — безмолвно вылетел из седла… В свою очередь я, замедлив Хунда еще на сближении с литовцем, полностью его остановил — после чего закричал насколько возможно громко:
— Всем остановить преследование! Стройся в линию, перезаряжай самопалы!!!
В моем приказе не просто имеется смысл — в нем бесконечно много смысла. Во-первых, уставшим скакунам вновь нужен короткий отдых — нам ведь еще назад скакать! А уж вернувшись под защиту пикинеров и мушкетеров, я ни за что не отправлюсь в бой, не получив заводного коня… Во-вторых, перезарядиться нужно обязательно — ведь чем больше у нас готовых к бою пистолей, тем выше процент потерь у врага, и тем ниже он у нас самих… Ну и в-третьих, враг уже обратил внимание на погоню, на гибель товарищей. А кроме того, осознал, что мы уже достаточно отдалились от собственной пехоты, чей огонь нам теперь никак не поможет…
Эскадрон спешно выстраивается в линию, рейтары принимаются заученно навешивать порох на полки, засыпать его в стволы пистолей, забивать пули шомполами, заводить «ключами» замки… Между тем, расстояние между ринувшимися в новую атаку тушинцами и вытянувшимся в линию эскадроном стремительно сокращается. Слава Богу, в этот раз нас не подпирает плотная толпа детей боярских — так что рейтары имеют полную свободу маневра:
— По моей команде — поворот налево! И уже на развороте, с пятнадцати шагов стреляем по всадникам! Это вам не гусары, тут броня попроще… Второй пистоль, кто к бою изготовил, разряжаем на скаку, обернувшись в седле! Вот его — по лошадям, и только прицельно, как враг минует пороховую дымку!
Служивые, многие из которых не успели догнать ни единого вражеского всадника, встречают мои слова хмурым молчанием — но мой приказ для них прост и понятен. И потом, большинство рейтар уже приготовили к бою хотя бы по одному самопалу…
— Приготовились… Разворот!
Резко дернув поводья Хунда влево, правой рукой я направил вновь заряженный пистоль в сторону приближающегося черкаса:
— Пали!!!
…Бой продолжался весь световой день. Вознамерившихся было отыграться на нашей кавалерии врага вновь заманили под слитные залпы стрельцов, мушкетеров и пушкарей. Вновь полетели наземь покалеченные и мертвые ляхи и литовцы, ринувшиеся преследовать «московитов» очертя голову…
Затем Сапега отвел изрядно измотанную и прореженную горячим свинцом и картечью конницу назад. Нашим детям боярским и рейтарам уже не удалось устремиться вслед за врагом из-за крайней степени усталости лошадей — и самих всадников. Смена же скакунов на заводных потребовала времени, коего тушинцам как раз хватило отступить подальше от наших позиций.
Спустя некоторое время гетман бросил в бой пехоту — в основном воровских казаков из числа запорожцев, какое-то количество тушинских стрельцов-изменников и прочий сброд, разбойничающий еще со времен восстания Болотникова, да так вовремя и недобитый. Но, несмотря на значительное количество двинувшихся на нас воров, это была атака неорганизованной и мало боеспособный толпы — уже не имеющей стержня в виде солидного корпуса наемных мушкетеров и панцирных германских пикинеров… Последним здорово досталось под стенами Свято-Троицкой Сергиевской лавры еще во время третьего штурма, когда воры и наемники Сапеги начали палить друг в дружку прямо на подходе к монастырю! А затем ландскнехты здорово умылись кровью под Калязином, после чего и вовсе отказались воевать за неудачливого гетмана…
Так вот, штурм вражеской пехоты был изначально обречен на провал. Тушинцы едва не побежала, еще когда на подступах их встретили залпы стрельцов и орудийная картечь; а к блокгаузам воры и вовсе не сунулись! Ибо с учетом рва и возвышающихся стен «острожков», им бы потребовались лестницы, чтобы попытаться взять нас штурмом…
Лестницы, коих у врага не оказалось.
Зато мы от души постреляли по приблизившимся тушинцам, выбивая их фланкирующим огнем со стен импровизированных «бастионов»! Тем не менее, враг упрямо полез в ров и в промежутки между надолбов, заодно пытаясь раскачать и вырвать колья из невысокой стенки «стрелкового вала». Однако стрельцы, ведущие до того огонь из-за относительно невысокого укрытия, дав пяток залпов (не меньше!), своевременно отступили под защиту пикинеров. Так что воровских казаков и прочий сброд приняли на пики — буквально! И не выдержав потерь, враг вскоре сломался, принялся спешно и беспорядочно отступать — чем воспользовались немного отдохнувшие дети боярские и рейтары, ринувшись преследовать пеших тушинцев!
Ох и знатно они порубали побежавших в панике воров…
Сапега, видя безжалостное истребление своей пехоты, все же отправил конницу навстречу «московитам». С тем же результатом — после короткой, яростной сшибки, притворного бегства наших служивых и суматошного преследования врага (впрочем, стоившего детям боярским определенных потерь), шляхтичи, запорожцы и даже касимовские татары вновь сунулись под огонь стрелецких пищалей и пушек!
С не меньшими, чем в первый раз, жертвами…
После чего, вдогонку тушинцам вновь ринулись наши кавалеристы — и ведь вновь спровоцировали врага на атаку, вновь вытянули на себя, вновь подвели к позициям русской пехоты на пищальный выстрел! Что это, непроходимая тупость? Чванливая спесь, стоящая многим ляхам жизни?! Или они в атаку пошли просто пьяными?!
Нет, на месте Сапеги я бы попробовал построить бой иначе. Например, подвести собственную пехоту на два перестрела, выставить вперед воев с кольями и пиками, чтобы блокировать наскоки наших всадников. А под прикрытием копейщиков попытаться развернуть имеющиеся батареи, банально окопаться! После чего двинуться к нашим позициям траншеями или окопами по типу осадных, в конце-то концов… Раз уж наш лагерь превратился в крепость — так и брать его стоило, как крепость! Одновременно с тем выслав конные отряды лисовчиков во все стороны, чтобы перерезать и затруднить нам снабжение…
Что на самом деле проделал как раз Скопин-Шуйский — располагая гораздо меньшим числом всадников! И пусть мой полуэскадрон драгун добился не столь значимых результатов, но уже следующими рейдами князю удалось даже прорвать осадное кольцо вокруг Троицкого монастыря! И провести в него подкрепление из трехсот ратников с воеводой Жеребцовым…
Но да — Сапега оказался явно не самым умным и дельным полководцем. И к вечеру, после нескольких бесплодных атак, потеряв толи треть своего воинства, толи еще больше, он просто ушел к Сергеевой лавре…
К сожалению, все же сохранив ударную силу в лице крылатых гусар, кои просто не смогли принять участие в чехарде «догонялок» из-за тяжести брони и неспособности своих дорогущих скакунов к продолжительным забегам и погоням.
Но и те понесли ощутимые потери от залпов рейтар!