Путь чести

Глава 17

Утро пришло с пульсирующей болью в левом боку, сильнейшей жаждой — и острым желанием жить! А также действовать, драться, цепляться за жизнь, бороться за себя — и не только за себя, но и любимую, и боевых товарищей — во что бы то ни стало бороться… Не очень-то и знакомые чувства, по совести сказать — навеянные то ли ранением, и обострившейся жаждой жизни вследствие его, то ли инстинктами предка, не раз бывшего в передрягах и неизменно из них выбиравшегося.

За ночь отошли еще двое тяжелых, а у трех человек вроде бы легкораненых началась горячка — и это несмотря на то, что края ран мы обработали вроде как крепким спиртным и затворили сами раны прижиганиями. Ну, понятное дело, если в рану попали кусочки грязной ткани или же грязным было само оружие, их нанесшее, и эта грязь оказалась глубже обеззараженного или прижженного участка… Короче, я не медик, точнее не скажу, одни предположения. Но факт остается фактом — раненым тяжело, воспаления переносятся трудно. Тем не менее, даже воспалившаяся рана — еще не приговор воину…

Я должен был принять решение — и я его принял, о чем незамедлительно сообщил своим солдатам:

— Братцы! Князь Михаил Васильевич отправил нас бить тылы гетмана Сапеги. Мы нанесли врагу удар, положили многих литовцев — и наверняка разозлили воров, оставшихся без горилки! Худо им, когда нечем утром похмелиться!

— Хахахах!

— В корень зришь, сотник…

Грубоватая шутка, однако, вызвала улыбки на лицах «драгун» и казаков, их скупые смешки. Чуть приободренный, я продолжил:

— Мы также потеряли немало соратников, у нас есть раненые, им тяжело. Но войны без потерь не бывает… Так вот, други, если мы сейчас попробуем уйти, и пойдем медленно, чтобы сберечь оставшихся раненых, то враг нас неминуемо настигнет. О нападении ляхи наверняка уже знают, всадников у гетмана много и погоню Сапега наверняка отрядил… По следам нашим воры рано или поздно выведают, куда мы ушли. А значит — счет идет уже на полдня от силы.

Вои сосредоточенно слушают меня, не пытаясь прервать или возразить. Мою мысль, как кажется, все поняли.

— А значит, у нас есть эти самые полдня, чтобы подготовить засаду. Встретим преследователей достойно — сумеем и от погони оторваться, и врагу еще больший урон нанести. Любо?

— Любо, сотник!

— Любо!!!

— Вот и хорошо… Десятники — ко мне! Остальные — разойтись. Костры не разводить, только один, раненым кашу сварить и воду погреть. Сами же поснедаем после боя! А сейчас есть нельзя — коли в набитое брюхо ранят, уже не выжить… Проверьте свое оружие, возьмите ружья раненых и трофейные пистоли, зарядите их — а также соберите оставшийся порох и пули.

…Несмотря на мое разочарование в связи с явно «нестратегическим» грузом, захваченном в обозе, все же с учетом трофеев и убыли моих солдат (ну, раз уже драгуны — так теперь солдаты), у нас все-таки образовались некоторые излишки пороха и пуль. «Земляную пушку» с ними, понятное дело, не оборудовать — но сделать две дюжины гранат нам вполне хватило.

Гранат примитивных — но вполне рабочих. В качестве оболочки я приказал брать бурдюки из-под воды, срезав верхушку и перетянув низ, сузив к «горлышку». Внутрь мы поместили по три «апостола» — деревянные футляры с порохом, в крышках которых быстро проковыряли дырки, погрузив внутрь пищальные фитили. Как знал, что припасенный запас их все же пригодится… Причем фитили мы обрезали так, чтобы с моменты зажигания они горели не более четырех секунд — подгоняя самодельные «гранаты» под стандарт современной мне «лимонки»… А помимо «апостолов» в каждую из бомб заложили так же запас пуль наших раненых и павших — так, чтобы они равномерно распределились в пространстве бурдюка. Таким образом, после запаливания переплетенного фитиля, четыре секунды спустя огонь должен подорвать содержимое футляров с порохом — а одновременный подрыв их с легкостью порвет бурдюк, разбрасывая пули в стороны, раня и убивая врагов!

По крайней мере, в теории должно пойти именно так…

Казачий дозор мы отправили назад еще с вечера — а подготовив гранаты и собрав все ружья и практически все пистоли (оставив пяток легкораненым, коим доверили приглядывать за оставшимися тяжелыми — по одному на брата,), мы всем отрядом двинулись назад по дороге.

Все дело в том, что в паре верст от нашей стоянки я отметил больно удобное место для засады — там, где дорога (а точнее даже не дорога, а тропа, ширины которой едва хватило, чтобы провести телеги по одной друг за другом) проходит по дну балки. Петляя, тропа резко поднимается из низины, а сама протяженность ее составляет примерно триста шагов…

Так вот в этой балке я и решил подготовить засаду, имея под рукой всего тридцать два драгуна и казака. Да еще троих донцов оставив в дозоре — в полутора верстах от балки по дороге в сторону возможного движения врага… Два десятка стрелков я растянул в тонкую линию по обоим гребням, расположив их у самого обрыва — и выделив на каждого по два ружья разом. Впрочем, и сами драгуны, и их ружья из низины совершенно незаметны — деревьев и коряг для укрытия вполне хватает…

Еще две группы по шесть человек в каждой, уже с одним ружьем — и как минимум одним пистолем! — расположились в хвосте и голове засады соответственно. У каждого бойца — по две гранаты; плюс ко всему, я приказал заранее подрубить стволы ближних к тропе деревьев так, чтобы успеть вовремя свалить их на тропу перед прорывающимися вперед тушинцами…

Так вот, именно на стадии рубки стволов до меня добрался взмыленный казак из ватаги «Косаря» (так я переименовал атамана донцов, лично отправившегося в дозор):

— Голова… Голова Тимофей, идут воры, числом под сотню! Черкасы да литовцы! Да впереди, в сотне шагов от ватаги следует их дозор!

— Панцирники есть?!

— Нет, панцирников мы не увидали, голова… Фух, еле добег! Воры вроде шагом идут — но так попробуй лошадь обогнать бегом…

— Молодец братец, вот тебе бурдюк с водой! Скажи, слышно было топоры издали?

Сделавший шумный глоток посыльный тыльной стороной ладони вытер обильный пот со лба, после чего с явным сожалением оторвался от горлышка кожаного бурдюка:

— Слышно, голова. Слышно.

— Так… Отставить рубить деревья! Веревку, что хотели стволы обвязать, перетянуть через дорогу — на высоте не выше моего колено. И по цепочке передать — не стрелять, пока ворог в низину не втянется!

Фрол — один из драгун, оставшийся в «головном» отряде подле меня, с тревогой спросил:

— А как же сотник мы с дозором поступим?

— А сам как думаешь? Целый десяток всадников нам за спину пускать никак нельзя — значит, подпустим их поближе, а на подъеме встретим ружейным залпом. Тех же, кто уцелеет, и попробует вперед прорваться, добьем из пистолей… Все, братцы, приготовились! Пока мы дозор не накроем, даже носа из укрытий не казать!

И уже чуть тише, для самого себя я добавил:

— Главное, чтобы они дозор не пустили вперед себя на всю протяженность низины. Иначе быть беде…

Более всего я переживал, что враг, заслышав стук топоров, всполошится — и, встретив на своем пути удобное для засады место, переждет, пока дозор не пройдет всю низину насквозь. В таком случае, приняв бой с головным разъездом, мы бы себя раскрыли — и вместо того, чтобы въезжать в гибельную низину, черкасы спешились бы и пошли по обоим гребням. А уж там их численное превосходство сказалось бы наверняка…

Но — пронесло! Или настоящих запорожцев, являющихся отличными мастерами засад, среди воровских казаков оказалось немного, или следующие в отряде ляхи или литовцы, не отличающиеся терпением, но чрезвычайно спесивые (и наверняка верховодящие), посчитали «невместным» страшиться возможного нападения московитов в лесу… А может, враг все же не расслышал стука топоров — или же не придал ему значения.

Возможна также и любая комбинация из предложенных вариантов — но главное, что противник сохранил прежний порядок движения, что и на марше: головной разъезд опережает главные силы врага всего на сотню шагов! И когда дозор, состоящий из беспечно покачивающихся в седлах запорожцев, лениво и как-то безразлично посматривающих по сторонам (видимо, их расслабили уже вчерашние следы, оставленные лошадьми драгун), приблизился к моей группе, основные силы врага уже успели втянуться в низину.

— Бей!

Резко, вполголоса рявкнув, я тут же нажал на спуск, всего с двадцати шагов зарядив крупнокалиберную свинцовую пулю в грудь первого из черкасов! Окружающие меня слева и справа кусты также прогрохотали близкими выстрелами, извергая из стволов снопы искр и густой дым; закричали первые раненые врага. Тут же послышался дробный перестук копыт — уцелевшие воры решили на скаку прорваться вперед, уйти из-под огня… И в пылу бегства никто из воров не разглядел растянутую поперек дороги веревку! В месте, где мы перегородили тропу, мгновенно выросла живая пробка из упавших с разбега на землю лошадей с наездниками, послышался отчаянный визг животных…

И именно в эту кучу малу мы разрядили пистоли, добивая тушинский дозор.

А одновременно с нашим залпом, с обоих гребней балки вразнобой грохнуло два десятка кавалерийских карабинов! Несколько коротких мгновений спустя грянул еще один залп, нацеленный в невольно стеснившихся, и вытянувшихся в узкую колонну тушинцев — имитируя, таким образом, вдвое большее число от реально имеющихся у меня стрелков… А следом, на входе в низину прогремело несколько не очень громких, но вполне различимых гранатных разрывов!

— Перезаряжай!

Практически всю низину заволокло густым дымом, под плотной пеленой которого стало буквально невозможно что-либо рассмотреть; зато крики покалеченных людей и животных ударили по ушам пугающими, полными дикой, противоестественной боли интонациями… Не видя происходящего, но понимая, что времени в обрез, я принялся спешно перезаряжать сове единственное ружье — но тут мой слух различил топот множества конских копыт, стремительно приближающихся к голове засады…

— Поджигай фитили гранат!

У меня самого «ручных бомб» в наличие нет — зато есть еще два готовых к бою пистоля. Нацелив их на подъем, я дождался, когда сквозь понемногу рассеивающийся дым проступят силуэты во весь опор скачущих всадников, решивших рискнуть — и прорваться под прикрытием дымовой завесы вперед… После чего, с промежутком в две секунды, я хладнокровно разрядил оба пистоля по жеребцам всадникам — надеясь затормозить прорывающихся литовцев небольшой пробкой из павших скакунов!

Пару секунд я действительно выиграл…

А после к всадникам полетели гранаты с уже дымящимися фитилями!

— Е-мае!!!

Я испуганно присел, испытывая неопределенную смесь страха и восторга перед самодельными гранатами моего же авторства: пули, разбрасываемые во все стороны, словно шрапнель (хотя та подрывается в воздухе), срезали несколько листьев с веток прямо над моей головой — чудом не задело! А на самой тропе грохнуло еще как знатно — и жуткий визг раненых животных да протяжные крики покалеченных людей ударили по ушам с новой силой…

И в эту же какофонию звуков добавились выстрелы наших пистолей — да куцый залп кремневых мушкетов, кои заряжаются гораздо быстрее кавалерийских карабинов с колесцовыми замками… Впрочем, и их стоит перезарядить как можно скорее — чем я и занялся со товарищами, среди которых, к моей вящей радости, покуда нет ни раненых, ни убитых!

…Впрочем, когда дым окончательно рассеялся, то оказалось, что спешно перезаряжались мы зря — практически вся балка на большую часть своей протяженности оказалась усеяна трупами раненых и убитых людей и животных. Раненых никто не щадил… Позже, когда мы сосчитали вражеские потери, то без учета дозора, воров погибло семьдесят четыре человека. С нашей же стороны… С нашей же стороны потерь нет вовсе — ошеломляющий успех! Особенно, если сравнить с прошлой засадой… Но попавший под дружный и четко организованный обстрел враг просто не успел оказать сопротивления!

Впрочем, огнестрельного оружия среди трофеев оказалось до обидного мало, всего с десяток карабинов и пистолей — и это вместе взятых. Кажется, командир устремившегося в погоню врага явно недооценил наши возможности! А может, он и вовсе не собирался вступать в бой, а просто стремился разведать, куда мы отправились — да, быть может, подойти поближе к ночи, и уже после атаковать спящих?

Почему бы и нет — вполне себе рабочая версия… Но, так или иначе, враг оказался чересчур беспечен — и прозевал столь очевидную для засады балку… А вот уйти смогли только те всадники, кто были в самом хвосте вражеского отряда, и не успели втянуться в балку. Впрочем, и им досталось от гранат — и оба залпа замыкающей шестерки моих «ореликов» пришелся именно в их сторону! Причем вначале драгуны в упор разрядили пистоли, по ближним врагам — а уже после добавили из карабинов, в самую гущу всадников!

Неудивительно, что те бежали, поджав хвосты… Повезло нам. Столкнулись с действительно «воровскими» казаками, состоящими не из боевых запорожцев, закаленных в боях с татарами, а разбойным сбродом, успешным только в грабежах, преследованиях разбитого врага — да добивании раненых на поле боя… Последнее, впрочем, натолкнуло меня на определенные размышления. Ведь если противник пустил по нашему следу практически небоеспособный сброд из воров, разбавив его незначительным количеством бедных шляхтичей и их боевые слуг, то не следуют ли по пятам их гораздо более сильный и снаряженный отряд, теперь уже наверняка знающий о засаде? И нашим здесь присутствии?!

Кто знает, кто знает…

Но лучше убраться отсюда поскорее.