Все вышли на улицу, в том числе Кусрам и его люди (если их можно так назвать); пленники приходили в себя. Кусрам объяснил им всё то, что рассказал нам; всех согласных с условиями, по одному, начали выпускать из клеток. Если быть точным, то согласились все, кроме Дуанте; он остался последним, кто сидел в клетке. Я подошёл к нему.
— Келвин, ты же знаешь, что я не могу, — сказал Дуанте.
— Никто не узнает — твоя сестра будет в безопасности, — сказал я.
— Дело не только в ней, Келвин; ты же понимаешь, что всё чутка сложнее.
— Ты не согласен?! — спросил его Кусрам, внезапно появившийся сбоку от меня.
Дуанте некоторое время глядел мне в глаза, а затем повернулся к Кусраму.
— Я согласен, — сказал Дуанте.
Его выпустили из клетки.
— Хамиил, сходи с ребятами на склад и принеси манекены! — крикнул Кусрам.
Неожиданно, произошло то, чего я не ожидал (извиняюсь за тавтологию, просто это реально было неожиданно): Дуанте толкнул одного из охранников, отобрал у него винтовку и начал стрелять в сторону котов. Он стрелял мимо, но бойцы начали стрелять в него в ответ; за пару секунд в него попала дюжина пуль — не меньше. Он уронил пушку, продолжая стоять на месте, а в него продолжали стрелять. Когда выстрелы прекратились, он ещё стоял, но через секунду упал на землю.
— Ебать! — крикнула Бильге. — Я не знала, что это случится. Я не…
— Ну, что ж, бывает, — сказал Кусрам.
Я подбежал к Дуанте и присел возле него; он протянул мне руку — я взялся за неё.
— Ты что наделал? — спросил я.
— В-всё нормально, — еле выдохнул Дуанте.
— Кусрам! — крикнул я.
— Что? — спросил Кусрам.
— Ты бы оживил его обратно, когда он умрёт.
— Ох, извини — воскрешение не работает на чужие виды.
— Серьёзно?!
— Д-да, с-с-серьёзно, — прокряхтел Дуанте, брызгая кровью изо рта.
— Ну, ёп твою мать… — сказал я, — А сам себя оживить не можешь?
— К-хах… — усмехнулся Дуанте, брызнув ещё кровью изо рта, — Ты шутишь?
— Да, — ответил я, после недолгого молчания.
— Расскажи моей сестре о том, что со мной случилось, — проговорил Дуанте, по-прежнему держа мою руку, и, внезапно, перестал дышать и шевелиться; он умер — это было понятно по его остановившимся глазам.
За мгновение до того, как я отпустил его руку, я почувствовал что-то странное; не то, что бы печаль, а что-то другое. Я так и не понял, что это было; что-то вроде небольшого электрического разряда. На мгновение я будто ослеп, но тут же прозрел; это было почти незаметное чувство. Его рука лежала на его груди.
Судя по всему, Дуанте решил просто покончить с собой и выполнить контракт до конца; по договору с властями, он должен был умереть в бою, так или иначе. И он это сделал, как и обязался. Какие у него вообще были шансы? Он был обречён. Не понимаю, в чём был план Кусрама насчёт Дуанте.
И я не могу выполнить его последнюю просьбу; не пойму, почему Дуанте сам не понимал этого перед смертью. Может у него сознание притупилось? Я не знаю его сестру и не могу ей сообщить о его смерти — не имею не малейшего представления, где она и кто она. Мало ли на Земле девчонок с фамилией О’Брайан?
— Так что, теперь его труп заберут? — спросил я у Кусрама. — Он ведь наш воскреситель.
— Мы положим его на поле, а потом мы сожжём манекены и выдадим их за вас, — сказал Кусрам и подмигнул мне. — Всё равно вашими трупами никто не будет интересоваться.
— Ну, что ж, было приятно познакомиться, Кусрам.
Я пожал ему руку — она была шерстяной; обхват был крепкий, приятный — я почувствовал в нём настоящий человеческий нрав.
— И, да, — продолжил он, — захочешь вернуться на Землю — спроси в городе возле реки, чуть севернее отсюда; в земном посольстве. У нас с ними договорённость.
— Тут есть города на этой планете?
— А как же? — усмехнулся Кусрам. — Мы ведь здесь живём.
— А если я не найду город?
— Найдёшь — не беспокойся; город большой, — сказал Кусрам, а затем громко объявил всему нашему отряду: — Слышали, народ?! Хотите вернуться на Землю — сходите и спросите в земном посольстве в городе к северу отсюда. Город называется Сонвен-Ист.
Я подошёл к Бильге.
— Ну что? Ты и вправду хочешь здесь остаться? — спросил у неё я.
— А ты хочешь меня убедить полететь на Землю к родителям?
— По-моему, оставаться жить на другой планете — это как-то не очень.
— Ты что? Жить с прямоходящими животными — мечта любого фурриёба.
— А ты что, фурриёбка?
— Естественно.
Всё это попахивало зоофилией. Хотя, с другой стороны, кто я такой, чтобы её осуждать?
— Я вернусь на Землю, — объявил я.
— Оставайся со мной, пожалуйста; мне будет так одиноко без тебя, — умоляла меня Бильге, а потом положила мне руку на плечо, — братишка.
— Извини, сеструха, но у меня есть свои дела на Земле.
— Эх, жаль.
Я и Бильге, вместе с остальным отрядом, отправились в Сонвен-Ист; мы его нашли довольно быстро. Город был небольшой, примитивный, будто времён двадцатого века, но довольно миловидный: невысокие каменные здания, чистые улицы.
Всюду бродили животные, ходящие на двух на ногах: коты, волки, медведи, попугаи, львы, тигры, носороги, зайцы, какие-то ящеры, да и бог знает кто ещё. Хищники и травоядные были кругом, и каждый из них был одет в человеческую одежду — кто-то в деловой форме, кто-то повседневной. В переулках встречались даже бомжи. В общем, это был самый обыкновенный город; единственное, что странно — жители ездили на нелетающих автомобилях… и управляли ими вручную. Вот же дикость.
Некоторое время мы гуляли по городу, спрашивая прохожих о земном посольстве; наконец-то какой-то жираф в синем пиджаке с чемоданом подсказал нам, где оно находится. Мы прошлись пешком. Бильге остановилась перед входом в посольство.
— Что ж, видимо, мы прощаемся? — спросил я.
— Да уж, — сказала Бильге.
Она подошла ко мне и… обняла. Я почувствовал её запах вблизи. Она пахла… довольно приятно; точно не знаю чем, но приятно — возможно, по́том. Не то, что бы я её прям специально нюхал, но дышать-то мне как-то нужно было.
Когда она отпустила меня, я увидел слёзы на её глазах.
— Почему ты плачешь? — поинтересовался я.
— Потому что ты, гад, меня бросаешь! Я уже подумала, что мы — семья, а может даже что-то на вроде влюблённой пары! А ты уходишь от меня!
«Что? Влюблённая пара? Она шутит?».
— Так полетели со мной на Землю! — говорю я. — В чём проблема, солнце моё?
— А почему ты не можешь остаться со мной?
— Мои родители на Земле.
— И тебе на них не плевать?
— Нет. — Я повернулся и зашёл в посольство; Бильге вбежала за мной, а затем схватила меня за руку.
— Что ещё? — спросил я и повернулся к ней; Бильге схватила меня обоими руками и обняла ещё крепче.
Затем она приблизилась к моему лицу и слегка коснулась своими губами моих губ. «Это что, поцелуй?». Тёплый поток воздуха из её ноздрей обволакивал мою верхнюю губу. Как-то странно — она просто слегка касалась губами, будто ожидая, что я сам начну её чмокать.
И почему-то я действительно чмокнул её в губы. Она же знала, что я это могу сделать? Разве нет?
Она начала чмокать меня в ответ. Как же это глупо — ощущение какого-то ребячества; никто из нас не умел целоваться — это точно.
Я её слегка приобнял; и тут, неожиданно, она полностью присосалась к моим губам и… начала пытаться просунуть мне в рот язык, но он не проходил; получалось так, словно она просто лизала мне губы. «Воу, полегче!».
Я слегка приоткрыл рот и разомкнул зубы — её язык тут же проник внутрь моей ротовой полости. «Бля! Да зачем я пропустил это внутрь себя?!». Её язык коснулся моего языка. «Вот чёрт!». Её язык обволакивал мой язык. Это было, конечно, в какой-то степени, приятно, но от неаккуратности действа меня слегка подташнивало. А ещё, изо рта у неё пахло отвратительно; чем-то протухшим. Она вообще чистит зубы?
И тут я осознал, что у меня произошла эрекция; я боялся, что коснусь её тела своим членом и начал немножко отдаляться от неё нижней частью тела, но она, наоборот, подалась вперёд ко мне. Это было невыносимо.
Я подумал: «Ладно, к чёрту — пусть почувствует!», — и тоже подался вперёд. Мы слились воедино. Боюсь представить, как это нелепо должно было выглядеть со стороны, но почему-то я не хотел останавливаться; я опять попытался сконцентрироваться на языках, но…
— Эм-м-м… — сказала Хэйли, которая, оказывается, наблюдала эту отвратительную сцену. — Ладно… у братьев и сестёр бывают разные отношения.
— Ой! — вскрикнула Бильге, оторвавшись от моего рта, а затем вытерла губы. — Ну, мы… мы не кровные родственники.
— Да ладно, я шучу, — сказала Хэйли. — Я и так об этом знала. — Она улыбнулась и ушла; мы с Бильге остались наедине — та вопросительно на меня взглянула.
— Она читала досье о нас, — сообщил я.
Бильге и я вышли обратно на улицу. Некоторое время мы молчали; меня трясло от возбуждения, её — вроде тоже. Не то, что бы это было сексуальное возбуждение, но скорее от непривычки; лично я, очень сильно волновался. Да и на улице было прохладно.
— Что это был за пиздец? — наконец-то спросил я.
— Да уж, — согласилась Бильге. — Но, признай — тебе это, в какой-то степени, понравилось.
— У тебя изо рта воняет. Меня чуть не стошнило.
— Ой, да ладно! Я чувствовала, что у тебя встал.
Я покраснел. Как же это было странно; этот поцелуй — это было мерзко, но, в то же время, я хотел оставаться в этом моменте, пока он продолжался.
— Так, что? Ты останешься? — спросила Бильге. Я сначала не понял, о чём она говорит; моё сознание было в совершенно другом месте. Однако, еле-еле, я вспомнил, о чём мы говорили до этого ужасного поцелуя.
— Что? С тобой? И-и-и… ты хочешь, чтобы я что? Типа, участвовал в твоих оргиях со зверушками или что?
— «Что-что»! — передразнила меня Бильге.
— Что тебе от меня нужно? — спросил я дрожащим голосом. — Объясни.
— Мне… — начала Бильге, а потом вздохнула и замолчала; я подозревал, что ей тоже трудно — всё-таки, это наш первый опыт в этом плане. — Мне нужен ты.
— Тогда, поехали со мной, — сказал я.
У Бильге опять начали течь слёзы; какая же она, всё-таки, оказывается, девочка.
— Ты что? Опять плачешь?
— Я хочу быть с тобой.
— Ну и хорош выпендриваться. Поехали… — сказал я. — Эм… то есть, полетели. Полетим на Землю, я попробую тебя помирить с родителями.
— «Помирить»? — грустно усмехнулась она. — Ты думаешь, что они на меня злятся?
— Ну, а как же? Они же тебя выгнали.
Бильге улыбнулась и вытерла слёзы.
— А вдруг они подумают, что я — педофилка? — спросила она.
— В смысле? — удивился я.
— Ну, ты такой маленький, а я с тобой целовалась; я же тебя, получается, изнасиловала.
— Ха-хах! — рассмеялся я. — Ты — меня? Ох… девочка, ты что смеёшься надо мной? — «Это что я такое сказал только что? Девочка? Что я несу?»
Бильге посмотрела на меня охуевающим взглядом, но затем рассмеялась.
— Серьёзно? Ладно. — Очевидно, её это позабавило.
— Мне вообще-то девятнадцать лет, — напомнил я.
— Ой, тоже мне, большой мальчик нашёлся!
— Да я бы тебя, рано или поздно, сам бы схватил и поцеловал, — сказал я. — Я тебя хочу, Бильге. — Кажется, меня немного понесло.
— О-о-о! — Бильге расширила глаза от удивления. — Нихуя ты раскрываешься передо мной.
— Я серьёзно.
Бильге перестала улыбаться и заглянула мне в глаза.
— Правда? — спросила она.
— Правда, — ответил я.
— Но я же прыщавая жирная уродина.
— Да не такая уж ты и прыщавая, и, уж тем более, не жирная.
— Зачем ты мне льстишь?
— Я говорю честно. Да, ты слегка прыщавая; да, ты довольно высокая и мускулистая; у тебя широкая кость, прямоугольное тело; ты чем-то похожа на мужика. Но что в этом плохого? На мой взгляд, ты всё равно красотка; всё зависит от вкуса.
— Ты издеваешься надо мной или это должны быть комплименты?
— Ну, не совсем, но…
Бильге усмехнулась:
— Тогда я скажу так: у тебя такие миленькие тоненькие ножки и сладенькие губки, такие нежные, голубые глаза, а какая талия: — М-м-м! — так и хочется одеть тебя в платье и продать в сексуальное рабство всяким педофилам.
— Вот, это — уже другой разговор, — сказал я.
«Эм-м-м… Что?». Ладно, думаю, мы оба утрировали: в Бильге, естественно, было и что-то женственное; наверняка, про меня она тоже пошутила. Я надеюсь.
— Мы как будто «парень и девушка», но наоборот, — объяснила Бильге, — «девушка и парень». — Это звучало крайне бессмысленно, но я понял, о чём она говорит.
— Прости меня, если что.
— Да, ладно — не переживай.
Кажется, всё уладилось; пока что.
— Ну, так ты полетишь со мной или нет? — спросил я.
— Хорошо, я полечу с тобой, — вздохнула Бильге. — Не то, что бы я была серьёзна в своих намерениях остаться здесь. А вообще, если так подумать, что мне здесь делать?
— Вот именно.
— Наверное, мне действительно лучше вернуться на Землю.
— Конечно лучше — мы здесь совершенно не к месту.
Мы молчали некоторое время, глядя друг на друга.
— Так что, — говорит она, — поцелуемся ещё раз, напоследок?
— Нет, спасибо, — ответил я. — На сегодня хватит — меня тошнит.
— Ты что, гей?
— Нет, просто… надо передохнуть. Чувствую себя отвратительно.
Всё это меня сильно утомило; день и так был насыщенный, а тут ещё и это. Мне хотелось побыстрее назначить вылет и пойти куда-нибудь харю заплющить (в смысле, лечь спать).
Мы зашли в посольство.
— И да, кстати, Бильге, — обратился я, — почисти зубы как-нибудь на досуге.
Она на меня злостно посмотрела, но потом улыбнулась.
— Ладно — почищу.