7. Солнцеворот.

— Ивар, полегче! До смерти меня решил засечь? — изнеможённо хохотал, лёжа на скамье Бьярки. — На венике листьев не осталось, одни розги!

Оба были красные и потные. Они уже давно сидели в бане и никак не могли напариться вдоволь. В очередной раз бросившись с разбегу в студёную реку, нагие и обессиленные, они выбрались на берег и рухнули прямо на траву.

— Хорошо-то как, — сказал Ивар, глядя в голубое небо, забелённое лёгкой дымкой.

Закатное солнце понемногу проваливалось в розовую громаду облаков на западе.

— Идём, спина стынет. — Бьярки вскочил и рывком поднял друга за руку.

Они остановились у старосты, который оказался более чем гостеприимным. Он, в отличие от Гнеды, сразу смекнул, сколько могли стоить пояса, оружие и кони путешественников. Без лишних расспросов он приказал своему сыну проводить молодых господ, куда они пожелают, а сам любезно предложил им перевести дух с дороги в собственном доме.

Переодетых в чистое, освежённых и разомлевших после бани и сытного кушанья гостей хозяйка свела спать на сеновал над конюшней. Но им хотелось продлить вечер, полный простых удовольствий, особенно ярких после лишений предыдущих дней.

Друзья развели костёр на откосе у реки. Ивар сидел скрестив ноги и отстранённо смотрел на огонь. Мягкий шелковистый песок приятно холодил босые ступни. Ночь стояла безветренная и тихая, запахи дыма, воды и хлева успокаивали, напоминая, что они, наконец, были по эту сторону леса, среди людей и под кровом.

— Если твой отец узнает, убьёт меня, — весело сказал Бьярки. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и рассеянно перекусывал былинку. — Мы с тобой, вдвоём, отрезанные от наших, в заброшенном хуторе.

— Ты не виноват, — негромко отозвался его друг, чуть качнув головой. По чёрным прядям скользнул отблеск костра. — Наверстаем остальных, увидишь, всё обойдётся.

— Я не должен был этого допустить. Хотя, я даже рад, что мы заблудились. — На губах Бьярки заиграла улыбка, от которой сердце любой девушки бы вмиг захолонуло. — Хозяйская дочь хороша, а? Прямо медовый пряник. — Глаза юноши заблестели. — А, впрочем, даже чересчур приторно. Мне отчего-то с самого утра хочется полуницы. — Губы Бьярки расплылись в ухмылке, и он мечтательно уставился на звёзды. — Что ж, за ягодами она уже ходила, завтра покажу ей, где цветёт папоротник. — Он усмехнулся и потянулся всем телом, словно лесной кот.

— Оставь её мне, — сказал Ивар.

Он смотрел на друга через костёр, и пляшущие язычки пламени, отражаясь в каре-зелёных глазах, казались болотными всполохами.

— С чего бы это? — не переставая улыбаться, удивился Бьярки, привстав на локте. — Девчонка как девчонка. И взглянуть особо не на что.

— Когда ты поднял её на руки, мне захотелось отнять её у тебя, — прямодушно ответил Ивар.

Бьярки коротко рассмеялся, скрывая замешательство:

— Если она тебе так глянулась, мог бы быть с нею поучтивей.

— Тебе-то не всё равно, она или хозяйская дочь?

— Ну, этой-то теперь лишь подмигни, за мной на край света побежит, а хозяйскую дочь ещё умаслить надо, — ухмыльнулся Бьярки.

Ивар без улыбки продолжал смотреть на друга.

— А ты отбей, — с вызовом предложил Бьярки. Усмешка задерживалась на его губах, но постепенно стала покидать глаза.

— Она так пришлась тебе по сердцу?

Бьярки огрызнулся:

— Говорю же, там и глядеть не на что. Тебя-то она чем привабила?

Ивар промолчал.

— Ладно, наплевать. Подолов на свете полно, а брат у меня один. Пусть твоя будет красна ягода.

— Не пожалеешь?

— Ты меня знаешь, найду об кого погреться. Это всего лишь девчонка. — Он зевнул и подошёл к Ивару, обняв его. — Идём, а то меня прямо на земле сморит.

***

Гнеда сама не поняла, как сумела уснуть в эту ночь. Стоило смежить глаза, и перед ней будто живой вставал Бьярки, насмешливый и лучистый, и его спутник, нелюдимый и враждебный.

Девушка ничего не рассказала подруге о своей утренней встрече, но вскоре и без того вся деревня знала о чужаках. Пчёлка не могла говорить ни о чём ином, описывая Гнеде каждую подробность внешности и облачения незнакомцев, которые ей удалось рассмотреть через щель в заборе или узнать со слов дочери старосты. Вот уж кому повезло, так повезло. А Гнеду брала оторопь оттого, что ей вновь хотелось услышать волнующий дурман, исходивший от Бьярки, почувствовать прикосновение тёплых рук и брызг воды на коже.

Чего-чего, а воды на следующий день хватало. Ещё на восходе солнца даже самые ленивые селянки выходили черпать росу, которая, по поверьям, в это утро обладала чудодейственной силой даровать красоту и продлевать молодость.

С самого утра парни подлавливали девушек, норовя окатить их ледяной колодезной водой, да и те в долгу не оставались. Под всеобщий хохот самых ражих обидчиков сообща ловили и сбрасывали в реку.

По всей деревне стоял смолистый запах дыма, всюду топили бани для стариков и больных и тех, кто не отважится сегодня окунуться в реку.

Твердята запретила девушкам даже думать о работе, и сама отправилась в уединённое место мыть по древнему обычаю хлебную дежу, не выносившуюся из избы с прошлого Солнцеворота.

Гнеда с Пчёлкой и её подругами выбрали для купания окунёвый омут, прогревавшийся даже в прохладное лето. По пути они едва отбились от ватаги юношей, подстерегавших их с ушатами мутной илистой жижи.

Наплескавшись вдоволь в бурой искристой воде, девушки ушли в лес завивать венки. С песнями они понемногу разбредались в разные стороны, у каждой на уме были свои мысли и чаяния, у каждой – свои заветные травы и приметы.

Гнеда, повинившись перед берёзой, сорвала несколько молодых ветвей в основание венка. Затем она отправилась на гряду недалеко от берега. Там она выискивала глазами пурпурные цветки чабреца, запах которого будет ещё долго оставаться в волосах. Девушка добавила к своему сбору розоватые капельки медвежьего ушка, окружённые перьями кожистых листьев. На опушке она обнаружила поляну, целиком заросшую аметистово-жёлтыми цветками брата-с-сестрой, без которых не обойдётся убранство ни одной девушки в нынешнюю ночь.

Оставался последний цветок. Гнеда ещё с вечера загадала, что вплетёт в венок горечавку, но теперь никак не могла её найти. Девушка почти отчаялась, когда вдруг среди камней увидела то, что искала — нежно-лазоревые цветы с тёмно-синими крапинками в сердцевине.

Наконец венки были увиты, а приготовления к гуляниям завершены. Все от мала до велика собрались на пригорке у реки к общей трапезе. В деревню пожаловали гости из соседних сёл, и народу набралось так много, что Гнеда в сутолоке едва не потеряла Пчёлку. Но молодым было не до яств. Девушки завели хоровод, юноши заиграли на струнах и жалейках, раздались песни.

Гнеда шла на косогор с замирающим сердцем. Она боялась признаться самой себе в том, что ждала и страшилась увидеть Бьярки. Когда он успел тронуть душу настолько, что теперь ноги подгибались об одной мысли о том, как она встретит его взор, как вздрогнет, если он снова коснётся её? Чувствовала ли Гнеда это взаправду или виной всему был морок, который навёл на неё дух волшебства и вседозволенности, витавший в деревне в тот вечер? Гнеда никогда не бывала пьяна, но, должно быть, именно так ощущал себя человек во хмелю. Всё кружится перед глазами, хочется бежать и петь, и сердце бешено стучит, готовое разорваться от необъёмного счастья.

Но Бьярки не было ни за кушаньем, ни в кругу пляшущих. Гнеда так надеялась увидеть юношу, что он стал мерещиться ей среди местных парней, но все попытки разыскать его в толпе оказались тщетными. Гнеда даже решилась спросить Пчёлку о чужаках.

— Где же твои красавцы хвалёные? — как можно более равнодушно и насмешливо спросила она названную сестру, стараясь заглушить дрожь в голосе.

— Как в воду канули, — разочарованно пожала плечами та. Пчёлкин Горазд был здесь, поэтому пришлые молодцы перестали волновать её. — Смотри, костры разжигают! — крикнула Пчёлка, указывая на взгорье.

Медное блюдо солнца медленно закатывалось за небосклон, утопая в потемневших купах дальнего леса. Наступала самая короткая ночь года.

Первые пары стали собираться, чтобы начать излюбленную забаву Солнцеворота, и Гнеду захлестнуло разочарованием и горечью. Чего она ждала? Что помстилось ей в мимолётной встрече? Откуда взялась уверенность, что этот день принесёт счастье и повернёт её судьбу? И в этот миг Гнеда, наконец, увидела его.

Бьярки шёл стороной, ведя за руку девушку в нарядном венке из ромашек и макового цвета. Её пушистые волосы рассыпались по плечам, она смеялась, и Гнеда невольно залюбовалась ямочками на по-детски округлых щеках. В золотистых сумерках белая, перехваченная поясом рубаха почти светилась, подчеркивая ладность и гибкость стана юноши. Закудрявившиеся от недавнего купания пряди небрежно украшала ромашка из венка его избранницы.

Гнеда замерла, прижавшись спиной к дереву. Хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы он не заметил её, жалкую и одинокую, но в то же время девушка не могла отвести от Бьярки глаз.

Он словно почувствовал её взор. Лучистые очи, осыпавшие её тёплыми искрами в утро накануне, вдруг показались двумя льдинками, блеснувшими с необъяснимой неприязнью. Взгляд юноши был настолько недружелюбным, что Гнеда, не выдержав, опустила ресницы. Внутри неё что-то оборвалось.

Когда Гнеда подняла голову, Бьярки и его подруги уже не было. Парни возводили огонь, языки которого поднимались выше и выше, и девушки, только что набравшиеся смелости для прыжка, в страхе прятались на груди своих любушек.

Гнеда опустилась на траву, и перед её невидящим взором в вихре танцев и смеха завертелись тени. Мимо проносились волны девичьих волос, мелькали подолы рубах, сплетённые руки и цветы. Тут и там вдоль реки загорались новые костры. Вдалеке у отмели слышались голоса мальчишек, ведших лошадей на ночное купание.

Гнеда сидела в стороне, чувствуя себя чужой и лишней.

Резкое и неожиданное прикосновение вывело её из оцепенения. На доли мгновенья девушку озарила радость надежды, которая тут же уступила место разочарованию. Перед ней стояла Пчёлка.

— Гнедушка, вот ты где! Ты что, не рада меня видеть? Идём играть!

И она кинулась в водоворот праздника, словно в чёрное обманчивое лесное озеро. Девушка запретила себе думать о голубоглазом чужаке. Гнеда заставила себя смеяться, бегать, играть и петь вместе с остальными, она влилась в общий поток лёгкости и веселья, в котором не должно было быть места унынию и печали.

Бьярки скрылся, и Гнеда убеждала себя, что рада этому. Правильнее всего было забыть юношу вместе с небрежно подаренной им несбыточной надеждой. Но во время горелок, когда настал черёд бежать двойке Гнеды, девушка, цепенея, узнала в ведущем Бьярки. Следуя обычаю, он стоял спиной к играющим и под всеобщий смех старался подсмотреть, кого ему предстоит догонять, пока остальные шутливо угрожали ему.

До слуха Гнеды как из-за стены стал доноситься хор дружных голосов:

Гори, гори ясно,

Чтобы не погасло,

Глянь на небо –

Птички летят,

Колокольчики звенят,

Раз, два, не воронь,

Беги, как огонь!

И когда последняя присказка сбилась в общий весёлый выкрик, подруга бросила её руку и кинулась вперёд. Побежала и Гнеда. Сравнявшись с юношей, она краем глаза увидела (или ей только почудилось?), что он слегка растерялся, отступив на полшага назад, прежде чем сорваться с места…

У него было не больше мгновения, чтобы выбрать, кого из двоих догонять. Узнал ли он её?

Гнеда неслась изо всех сил, но Бьярки мчался не за ней. Задыхаясь, она остановилась возле меты, после которой горельщик не имел права преследовать их дальше. Но у её подруги не было ни малейшей надежды добраться туда. Сколько ей удалось пробежать, прежде чем сильные руки обвились вокруг пояса железным кольцом? Юноша торжествующе смеялся, обнимая девушку со спины и касаясь щекой её волос. Он посмотрел на Гнеду поверх головы своей хохочущей, лишь для виду вырывающейся добычи, крепко прижимая её к себе. В глазах цвета горечавки была насмешка.

Постепенно игры стали сходить на нет, охотников прыгать через огонь более не находилось, и матери потихоньку несли к кострам сорочки, снятые с хворых детей.

Мужчины подожгли обвязанное берёстой старое колесо от телеги и дружно спустили его с пригорка. Под одобрительные возгласы оно плюхнулось в реку и, потухнув, отправилось вниз по течению.

Гнеда сидела вместе с девушками и парнями, которые, отдыхая от игр, напевали тягучие, задумчивые песни. На душе было тоскливо. Хотелось отыскать Бьярки. Найти, налететь и ударить по щекам, стереть улыбку со смеющихся губ. Гнеда вздрогнула. Всё это было похоже на наваждение. Разве он обещался ей? Разве обманул или обидел?

— Я пойду, — шепнула она Пчёлке, и, не дожидаясь ответа, поднялась с земли.

Людей на взлобке оставалось всё меньше. Некоторые шли к воде ворожить, иные, как и Гнеда, отправлялись в лес. Девушка постаралась отойти подальше от остальных. Последнее, чего ей хотелось, это натолкнуться на схоронившихся от чужих очей влюблённых, поэтому она свернула с тропы и двинулась по перелеску вдоль высокого каменистого берега.

— Негоже девице одной ходить в такую ночь, — раздалось прямо за её спиной, и Гнеда едва не подскочила от испуга.

Темноволосый друг Бьярки смотрел на неё, изо всех сил стараясь не улыбнуться. Гнеда ни разу за вечер не видела юношу, успев позабыть о самом его существовании.

— Что тебя так потешает? — гневно спросила она, заметив его плохо сдерживаемое веселье.

— Сердитая ты тоже красивая, — сказал он.

Гнеда вспыхнула. Она знала, что не была красивой.

— Не злись, ты… — парень замешкался, подбирая слова, — ты глянулась мне.

— И когда только успела? — нахмурилась Гнеда и нырнула под распущенные косы берёзы.

Юноша последовал за ней.

— Я смотрел на тебя весь вечер.

— И решил подойти, только когда я осталась совсем одна? Для чего же?

Гнеда ускорила шаг, но друг Бьярки не отставал.

— Ты боишься? Я не трону тебя, клянусь! Только если сама не захочешь, — вкрадчиво добавил он.

Гнеда остановилась в изумлении от его дерзости. Она хотела было разозлиться, но юноша обезоруживающе приподнял свои соболиные брови, и девушка увидела, что глаза его были тёмно-зелёные у краешка и ореховые у самой зеницы.

— Побудь со мной немного, — тихо попросил он. — А потом я отведу тебя к матери.

Его пальцы незаметно нашли руку девушки, но Гнеда отдёрнула её.

— У меня нет матери.

— Тогда к отцу.

— У меня нет отца.

— Думаешь, я обижу сироту?

Они молча шли вдоль берега. Внизу тускло мерцали переливы реки. Казалось, лес, камни, деревья — всё было живым в эту ночь. Шорохи, приглушённый смех, обрывки песен и печальных криков неясыти, шуршание воды по камням, фырканье пьющих лошадей сливались воедино.

Гнеда улыбнулась, увидев, что нечаянно пришла к памятной рябине. Она опустилась на землю и прислонилась спиной к гладкому серому стволу. Только теперь девушка почувствовала, насколько устала за этот бесконечный день. Она припала щекой к шершавой прохладной коре и закрыла глаза. Когда она вновь открыла их, напротив горел небольшой костёр. Бусое небо нависало над задремавшим туманным лесом, где-то вдалеке занималась заря. Звёзды дотлевали вместе с последними огнями Солнцеворота.

— Прости, я потревожил тебя, — негромко сказал юноша неожиданно близко. Он осторожно высвободил плечо, на которое во сне уронила голову Гнеда, и привстал подбросить дров. — Я боялся, что ты замёрзнешь, от реки тянет холодом.

— Я заснула? — Девушка тщетно пыталась привести в порядок разбегающиеся спросонья мысли.

Он с усмешкой кивнул, снова подсаживаясь к ней.

— Да уж, показала, насколько я тебе полюбился.

— Нельзя спать сегодня, зачем ты не разбудил меня? — недовольно сказала Гнеда, вдруг осознавая всю свою уязвимость. Она провела непослушной рукой по занемевшей щеке, словно пытаясь стереть с неё вмятинки от его рубахи.

— Боишься, что замуж не выйдешь? — улыбнулся друг Бьярки одними губами.

Девушка нахмурилась и отстранилась от парня. В его очах вдруг стала происходить какая-то пугающая перемена. Они залоснились нехорошим, болезненным блеском, зеницы стали такими большими, что глаза казались почти чёрными.

— Знаешь, твои волосы точь-в-точь как мои. Когда они переплетаются вместе, их не отличить. Мы с тобой как лошади одной масти.

Он словно между делом провёл тыльной стороной ладони по её прядям. Гнеда затаила дыхание, настороженно ожидая, что будет дальше.

— Ты, правда, очень красивая, — понижая голос, сказал юноша, продолжая перебирать её волосы.

Девушка смотрела на него, не отрываясь. Все его черты, казавшиеся столь жёсткими при первой встрече, смягчились, стали почти нежными. Возможно, сумрак угасающей ночи был тому причиной. Сейчас твёрдая грань подбородка делала его не надменным, а мужественным.

— Мне пора возвращаться, — заставила себя вымолвить Гнеда.

Она приподнялась, но парень не дал ей встать, удержав за руку.

— Не уходи! Я ждал, пока ты проснёшься, — прошептал он. — Разве случайно ты осталась наедине со мной? Как ты доверчиво уснула, оставшись в моей власти… Ты и представить не можешь, как тяжко было терпеть тебя рядом, спящую, тёплую, прильнувшую ко мне, — еле слышно выдохнул он осипшим голосом и придвинулся к её лицу.

Сердце Гнеды забилось так громко, что его, должно быть, слышал и юноша. Его ресницы, длинные и чёрные, дрогнули, уста оказались вровень с её губами. Широкая грудь вздымалась сильно и часто. Запах его кожи, пряный, медовый, древесно-смолистый, ворвался в ноздри. Девушка почувствовала, как твердь уходит из-под ног, а голова закружилась, словно она летела вниз на качелях. Обжигающе горячая рука легла на её колено, и ткань рубашки медленно поползла вверх вслед за трепещущими пальцами.

Собрав всю волю, которая в ней оставалась, Гнеда с неожиданной силой оттолкнула юношу от себя. Здесь, под этой рябиной, она сидела с Катбадом и очень хорошо знала, что бы сделал её друг с этим наглецом, если бы увидел его сейчас. Он бы свернул кулаком точёную скулу.

Не предполагая отпора, друг Бьярки едва удержался, чтобы не упасть. Он стоял напротив неё на коленях и отрывисто дышал. В блестящих глазах на долю мгновения возникло смятение, но оно тут же сменилось гневом. Гнеда со страхом узнала этот властный, раздражённый неповиновением взор. Куда подевался ласковый парень, позволивший ей мирно уснуть на его плече? Был ли он?

— Я не сулила тебе ничего, — не своим голосом выговорила Гнеда.

— Я так не мил тебе? — сквозь зубы прошипел юноша, и она знала, что внутри него идёт борьба.

— Ты обещал, что не тронешь меня.

Его ярость была почти телесно ощутима. Гнеда замерла, боясь сделать неверное движение, словно он был не человеком, а диким зверем. Юноша всё ещё сидел перед девушкой со сжатыми добела кулаками и неотрывно смотрел в её глаза. И вдруг он резко поднялся и, выругавшись, ринулся вниз к реке. Не сняв рубахи, он с разбегу нырнул в воду, и Гнеда вскочила и что было духу побежала в деревню.

***

Он шёл, слегка пошатываясь, словно после хмельного пира. Тело было разбитым и усталым, и хотелось лишь броситься на постель, утонуть в волчьем мехе и забыться долгим беспробудным сном. И со злой досадой Бьярки вспоминал, что его ждёт лишь холодный сеновал и вонючая овчина.

Всё пошло не так. И верно — когда они выезжали со двора, из-под левой руки взграял ворон. Как глупо они отбились от остальных, и по чьей вине! Почему Ивару всегда надо делать по-своему, даже вопреки здравому рассудку? И теперь, отчего гуляние не в радость?

Весь день нутро Бьярки грыз какой-то маленький червячок. Ивар снова прогнул его под свою волю. Почему он захотел именно эту девчонку? Потому же, почему ему непременно нравилась та лошадь, которую выбирал Бьярки.

Проклятье!

За Ивара он был готов отдать жизнь, но Ивар же душил его. Почему он не сопротивлялся? Почему не мог отказать ни в чём, не мог перечить? Боялся? Разве Бьярки боялся кого-то? Разве не он выходил один на один с копьём на вепря? Разве не он первым встречал мечом раскосых сарынов? Разве он прятался за чужими спинами в драке?

Бьярки со всей силы дёрнул попавшуюся под руку ветку и, разломив пополам, с ожесточением зашвырнул в сторону. Вдруг он остановился, как вкопанный.

Что это, насмешка судьбы? Прямо ему навстречу плелась злосчастная девчонка. Одна. Босая и простоволосая.

Гнеда тоже увидела юношу и замедлила ход. Бьярки мрачно усмехнулся и продолжил идти. Она ведь была совсем ещё подлетком. Тонкая, ни кровинки в лице. Смоляные волосы, брови, вычерченные углём, и глаза, блестящие и чёрные, как вороника, странно и зловеще выделялись в белом тумане, окутывавшем хутор. Может, она ведьма? Но он не боялся и ведьм.

Гнеда совсем замерла, не отрывая от юноши испуганного взгляда. Бьярки остановился в нескольких шагах и грубо, с презрением разглядывал её.

Где же ты потеряла венок? Пустила по реке, гадая на суженого, или оставила под кустом, где миловалась с Иваром? То-то вся рубашка в траве.

Злые, ядовитые мысли застилали разум юноши. Он смотрел на её губы и шею, жадно ища следы поцелуев. Наверное, она была ещё тёплая после объятий Ивара. Бьярки вспомнил вес тела девушки в своих руках, и по спине пробежал холодок. Ворот её сорочки слегка отогнулся с одной стороны, и Бьярки хорошо видел маленькую ямку над ключицей. Она была совсем белая, непозволительно белая по соседству с загорелым лицом. Разглядел ли Ивар этот кусочек или обошёл его стороной, когда ласкал её? А, может, желание захлестнуло его сильной и непреодолимой волной, не оставив времени на то, чтобы гладить её, целовать покрывшуюся мурашками кожу.…

В горле у Бьярки пересохло.

Девушка поёжилась, словно могла прочесть его думы. Её взгляд был такой кроткий, что ему захотелось дать ей пощёчину. В этот миг он ненавидел девчонку всем сердцем.

Бьярки сглотнул.

— А, это ты, — его голос помимо воли прозвучал хрипло. – Угостила ягодкой моего брата?

Гнеда ещё больше побледнела, если только это было возможно. Её брови беззащитно взлетели, и она быстро моргнула несколько раз. Юноше почудилось, что она покачнулась, словно он, действительно, ударил её. В лице девушки произошла такая разительная перемена, что к кадыку Бьярки поднялся ком, мешавший сделать вдох.

Она неловко тронулась с места и торопливо, не глядя на него, прошла мимо нетвёрдыми шагами.

Бьярки растерянно стоял посреди спящей деревни и отчего-то чувствовал себя законченным мерзавцем.

Загрузка...