Пташка

5. Семья.

На другой день Гнеда не сразу поняла, где находится. Сквозь дрёму она услышала звуки льющейся воды и тихий женский голос. Девушка пошевелилась, и щёку укололо сеном. Из хлева доносилась утренняя возня, поквокивали куры, тихонько стукало ведро о корыто и хлюпала пойлом корова. Твердята что-то ласково говорила ей, а, может быть, телёнку. Чуть в отдалении скрипнули ворота и фыркнула лошадь, прошуршали колёса телеги.

Гнеда с усилием стряхнула с себя сонную негу и приподнялась на локтях. Рядом посапывала Пчёлка, утренний свет мягко очертил её умиротворённое лицо, вишнёвые губы и светлые ресницы. Девушка потеребила подругу за плечо.

— Ты чего? – спросонья удивилась Пчёлка.

— Мать уже скотине корм задаёт, а мы всё дрыхнем.

— Ааа, — вяло пробормотала девушка и, махнув рукой, перевернулась на другой бок. – Она меня бережёт. Говорит, в молодухах ещё наработаюсь.

Последние слова Пчёлка уже мямлила сквозь сон.

Гнеда вздохнула и принялась спускаться. Тихо, чтобы не разбудить спящих по-летнему в клети детей, она прошла в избу. Дрова в растопленной печи уже догорали, и устье зевнуло на девушку жаром, когда она наклонилась к стоящей рядом бочке напиться.

— Батюшки, ни свет, ни заря. Ступай досыпать, дочка! – удивлённо засмеялась вошедшая Твердята.

Она была в чистой рубахе, опрятно закатанные рукава обнажали тонкие загорелые руки. На шее краснела рябиновая низка.

Гнеда улыбнулась в ответ:

— Пойду, воды натаскаю. — Она взялась за дверь, но тут вспомнила. — А где Катбад?

— Да они втроём чуть свет орать вышли. Жаворонок да жаба уж давно песни поют, выгоняют в поле.

Подхватив коромысло, девушка направилась вниз к реке. Она миновала амбар, прошла огород, который, как и поле, ждал со дня на день принять в себя семена будущего урожая. Поленница на краю подворья была по-хозяйски полна дровами на любой случай: и жаркие берёзовые, и еловые, смолистые и трескучие, и ольховые, которые в мыльне любую хворь выгонят из тела. А вот и сама баня, почти у самой воды.

Дойдя до реки, Гнеда первым делом умылась и причесалась. Она переплела косу и перехватила волосы очельем. Набрав полные вёдра, девушка склонилась над одним из них.

Из дрожащего зеркала на неё глядели насмешливые карие глаза. Гнеда не любила своего отражения. Её лицо было слишком угловатым, глаза — недостаточно большими и слегка раскосыми, нос, напротив, казался чересчур велик, а уж тёмные волосы и брови напоминали ей и всем окружающим, что она чужачка. Но в это утро девушка на удивление нравилась себе. Да и румянец на щеках проступал даже через закопчённую злым весенним солнцем кожу. Улыбнувшись смуглянке в ведре, Гнеда легонько шлёпнула по воде ладонью, и её образ разошёлся колеблющимися кругами.

Вернувшись в дом, Гнеда как следует вымела печь и помогла Твердяте скинуть на под пять пухлых хлебов, которые хозяйка успела сотворить из кислого ноздреватого теста. Потом в четыре руки убрали избу, вычистили дресвой полы и хорошенько выскребли стол ножами. Перетряхнули постели и завели квашню на вечерние пироги. До завтрака они успели ещё расстелить на росной траве холсты, а когда проснулись малыши, их уже ждали на столе вчерашние щи с ржаным караваем. Пчёлка удивлённо приподняла бровь, увидев свою новую сестру, распоряжающуюся по дому, словно это она, Пчёлка, была у неё в гостях.

Дети, и так почти не дичившиеся незнакомки, вскоре совсем освоились с ней, и не успела Гнеда оглянуться, как одни уже сидели у неё на коленях, а другие прыгали около, принося на похвальбу кто игрушку, кто глиняную свистульку. Старшему мальчику минуло десять, и он уже смотрел маленьким мужичком. Мать поручила ему важное дело – отнести пахарям горячее в поле, и он с многозначительным видом ждал, пока она приноравливала ему на плечо жердь с привязанными с обеих сторон горшочками.

День утекал как сквозь пальцы в заботах, которые Гнеда разделяла с Твердятой со странной радостью. Она словно старалась наверстать всё то, чего была лишена в сиротстве. В Перебродах девушка то и дело подвязывалась на разные дворы — где посидеть с малыми ребятами, где напрясть пряжи, где помочь с обмолотом, где прополоть и уж обязательно проводила всё лето на сенокосе и жатве. Но всё это было приработком, службой для чужих людей, теперь же Гнеда впервые чувствовала себя дома, в семье.

Вернувшиеся с поля мужчины, уставшие и докрасна зацелованные жарким солнцем берёзозола, кажется, даже не заметили, что вчерашняя гостья ловко снуёт по дому, собирая на стол. Никто не удивился, когда, успев помочь Твердяте вымыть посуду, Гнеда принялась перед сном отмывать малышам пяточки в большом ушате. Пчёлка же, глядя на подругу, решила не отставать и на следующее утро, к удивлению матери, тоже поднялась с третьими петухами.

Катбад пробыл в Завежье ещё несколько дней, помогая пахать землю. Твердята никак не могла нарадоваться такому счастливому стечению обстоятельств и всё приговаривала, что небеса послали им Гнеду в добрый час. Но всё же пришла пора Кузнецу возвращаться восвояси. Рано утром в назначенный срок он выдвинулся в путь, и девушка вышла проводить его до леса.

Нежданно-негаданно к ней опять вернулись былые страхи. За старым другом она чувствовала себя как за высоким тыном, но кто теперь сможет защитить её, если потребуется?

— Не уходи, миленький! — Гнеда прижалась к широкой груди Катбада, когда они остановились у брода. Дальше Кузнец её не пустил.

— Ну что ты, касаточка моя. — Он погладил девушку по волосам. — Не одну ж оставляю. Пора мне, чай, загостился.

— Боязно…

— Бояться волков, быть без грибов. — Он отстранил её от себя и улыбнулся. — Да и сходить надобно, разведать. Помнишь ты наш уговор? Как кукушка закуёт, так и жди меня на побывку.

Гнеда вздохнула и опустила взор.

— Добро? – Кузнец поднял её подбородок и заглянул в глаза.

— Добро, — еле слышно проговорила девушка.

— Не вешай носа, будь умницей, помогай Твердяте да меня поджидай, приду с гостинцем.

Он притянул к себе Гнеду и, крепко и коротко обняв, отпустил её и шагнул к броду. Гром прыгнул на девушку и, упершись передними лапами в грудь, дотянулся до лица влажным шершавым языком. Против воли Гнеда засмеялась и махнула обернувшемуся Кузнецу. Гром уже метнулся к хозяину серой молнией и скакал возле него, обдавая холодными брызгами. Какое-то время до девушки ещё доносился строгий голос друга и притворно-жалобное поскуливание пса, но шум воды и туман, поднимавшийся от реки, вскоре поглотили эти звуки. Дождавшись, когда Катбад скроется в лесу, Гнеда снова вздохнула и отправилась в деревню.

Но горечь расставания недолго лежала на её сердце. Ставшие привычными хлопоты не дали времени для тяжёлых дум. Наступала пора боронить и сеять, налаживать огород. В полную силу начала доиться корова, да и остальная живность требовала ухода. Малыши нынче отказывались засыпать, не выслушав наперёд баснь, до которых Гнеда оказалась искусницей не меньшей, чем охотницей.

С Пчёлкой Гнеда стала не разлей вода. Подруги всё делали дружно и споро, а вечерами так же вместе ходили на гулянья. Гнеда сама на себя удивлялась, откуда только брались силы. Иной раз после ужина хотелось лишь зарыться в сено да заснуть до утра, но неутомимая Пчёлка хватала названную сестру под руку и заставляла идти, заманивая предстоящими игрищами и хороводом. Не скупясь, делилась всем, что имела: и подружками, и лентами.

Но в один из вечеров никакие посулы не смогли убедить Гнеду идти, да и Пчёлка, по правде сказать, сама притомилась. Твердята задумала устроить бучение, и целый день молочные сёстры орудовали ухватом, тягая с печи тяжёлые корчаги с бельём, замоченным с золой, а после стирали на реке, валяя и колотя пральниками холстины и порты всей семьи. Намаявшись за день, подруги едва нашли силы забраться в сенник. Но, как иной раз бывает, с сильного устатку сон вопреки ожиданиям не шёл, и Пчёлка завела свой излюбленный разговор.

— Неужто не осталось у тебя дружка милого в Перебродах? Вот не поверю!

Гнеда завела глаза и перевернулась на спину. Ну вот, сызнова начинается. Пчёлка пытала подругу едва ли не каждый день. Какие там дружки? Гнеда мысленно усмехнулась. Парни, гонявшие её девчонкой за околицу, выросли и иной раз и впрямь взглядывали так, отчего делалось неловко. Но ни с одним Гнеда не гуляла тёплыми летними ночами у реки, не задерживалась за столбушкой на зимних посиделках. Ни с кем не сблизилась. Наверное, в душе никогда не заживала старая обида. Не могла простить им своего страха и унижения. Да и потом, Гнеда никогда не обманывалась на свой счёт.

Кто позарится на подкидыша, у которого ни семьи, ни дома? Вежа, где они с Домомыслом жили, принадлежала общине. Она стояла в Перебродах с незапамятных времён, и строителей её не помнили и деды. Говаривали, что возведена Вежа была во времена Первых Князей, чтобы в ней могли укрываться жители при набегах свирепых воинов с севера. И лестница была закручена посолонь, чтобы вражеским ратникам было не с руки биться мечом.

Со смертью опекуна, бывшим хранителем Вежи, положение Гнеды стало совсем зыбким. Она жила теперь там лишь по милости деревни, а иные уже подавали голоса о том, что девчонке пора выметаться.

Благодаря воспитанию Домомысла Гнеда не взращивала напрасных чаяний. Такая, как она становится первой добычей обидчиков, а обидеть девушку нетрудно, особенно когда у неё нет ни отца, ни брата-заступника. Гнеда сызмальства знала, что должна строго блюсти себя и не давать и малого повода для пересудов. Напраслина что уголь, не обожжёт, да замарает. Потому девушка и не шла жить к Кузнецу, который звал её не единожды. Он был ей другом, почти отцом, но что бы начали молоть о них перебродские языки, догадаться было не сложно.

А самое главное, сердце девушки не лежало ни к кому. Не знала она такого молодца, с которым бы пожелала ходить об руку. Не снились ей по ночам ещё ничьи очи, не было такого имени, которое бы Гнеда с трепетом шептала украдкой, примериваясь. Ей были непонятны и смешны томные вздохи, с которыми Пчёлка рассказывала о своём «жадобушке». Но разве всё это объяснишь упрямой подруге?

— Не осталось, — без надежды на спасение от дальнейшего разговора ответила она. – Метелили меня почём зря, пока в рубашонке бегала. Вот тебе и все дружки, — нахмурилась Гнеда. Даже настроение портилось от таких бесед.

— Ну так мы тебе тут найдём друга сердечного! – обрадовалась Пчёлка.

— Да уж, хороша невеста. Ни кола, ни двора.

Гнеда отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Её молочная сестра обиженно засопела носом, но вскоре стало слышно лишь размеренное дыхание. Сморило.

Гнеду взяла досада — разбередила сердце и заснула!

Хоть Гнеда ещё не знала любви, но разве и ей не хотелось когда-нибудь встретить такого, который взял бы её за себя, несмотря ни на что? И вспоминалось, как Домомысл гладил её по голове после новой обиды и приговаривал, что однажды сыщется добрый молодец, что полюбит так сильно, что не будет корить, спрашивая, кто её отец, а попросит стать матерью своим детям.