24. Посиделки.

Следующий день принёс добрые вести. Судимир отвёл Гнеду в книжницу, забитую свитками и рукописями. Здесь же на пыльном столе лежала увесистая книга, а рядом — принадлежности для письма, стопка пергаменных листов, запас гусиных перьев, пузырьки с чернилами. Сердце девушки радостно подпрыгнуло, будто она встретилась со старинными друзьями.

Боярин рассказал, что книга позаимствована у одного свенна, но на переписку не хватает ни времени, ни рук, поэтому, если она желает, то может заняться этим трудом. Гнеда, не веря собственному счастью, сразу же согласилась. По крайней мере, так она не будет чувствовать себя нахлебницей.

С этой поры Гнеда проводила большую часть дня за работой, спрятавшись от недоброжелателей и собственных невесёлых дум. Она останавливалась передохнуть только когда буквы перед глазами начинали расплываться, а натёртые пальцы немели. Девушка уходила посидеть к реке или в укромный уголок усадьбы, откуда могла наблюдать, как боярские дети играли в бабки с дворовыми сверстниками.

Неожиданной отдушиной для Гнеды стала Славута, которая с первых дней не скрывала своего расположения к ней. Всякий раз, когда они встречались, молодая боярыня старалась заговорить с девушкой, и хотя это поначалу были пустячные, ничего не значащие слова, Гнеда была благодарна. Славута, кажется, тоже страдала от одиночества, не имея кроме служанок подходящего по возрасту общества. Она разделяла со свекровью хлопоты в усадьбе, но ей явно не хватало наперсницы. Со временем Гнеда узнала, что Славуту, принадлежавшую к старинному залесскому роду, взяли издалека, и в Стародубе близких подруг она так и не завела.

Славута помогала Гнеде осваиваться, и в свободные часы они вместе присматривали за детьми, рукодельничали и сновали по хозяйству. Девушка понемногу приживалась, и лишь Бьярки продолжал держать себя с гостьей враждебно. Он подчёркнуто не замечал Гнеду, а при встрече с ней не упускал случая бросить что-то обидное. Однажды молодая боярыня рассказала девушке, как попотчевала Бьярки калинником, который накануне испекла Гнеда. Не в силах сдержать смеха, Славута по всех подробностях поведала, что «братец» с удовольствием ел угощение ровно до тех пор, пока не узнал имени стряпухи. Тогда он едва не подавился и заявил, будто «в жизни не едал такой горлопятины», после чего кинул остатки псу. Гнеда сокрушённо вздыхала, не понимая, что забавного в происходящем находила Славута, но та лишь хитро улыбалась, называя подругу глупышкой.

Осень незаметно пришла в усадьбу вместе с телегами, наполненными доверху житом, репой и яблоками, бочками рыбы, мёда, туесами с ягодой и грибами. Всё сгружалось, пересчитывалось, расходилось по закромам или снова взваливалось на возы и отправлялось дальше, на мельницу, торг или в нижние деревни. Челядь сбивалась с ног, мужчины пропадали на княжеском подворье, Судимир принимал купцов и давал распоряжения Жуку, Вышеслава с огромной связкой ключей на поясе мелькала по усадьбе, и дети и собаки путались у неё под ногами. Ничего не ускользало от хозяйского глаза, на всё находилось время, и боярыня сама закормила всю оставшуюся на зиму скотину пожильным снопом, не забыв выделить по горсти и курам, и уткам.

Скрип телег и стук цепов не останавливались ни днём, ни ночью, и в воздухе висел тёплый запах подсушивающегося хлеба из овина и сладкого овсяного деженя, копчёной рыбы и намокшей шерсти.

Судимир должен был вскорости отбыть с князем в полюдье, поэтому работы старались закончить до его отъезда. Гнеда жадно прислушивалась к обрывкам разговоров и шепоткам, из которых поняла, что Войгнев и вправду был нездоров. И хотя Судимир всячески отговаривал его от долгой поездки, князь решил разогнать сгущающуюся смуту и показать, что пока сам способен править Залесьем.

***

Темнеть стало рано, и Гнеда склонилась над книгой при свете маленького чадящего жировика. Она не слышала, как вошёл Судимир, и его рука, мягко лёгшая на плечо, испугала её.

— Полно корпеть-то, — с усмешкой сказал боярин и присел напротив. — Невестушка мне нынче подсказала, а я-то сам, недогадливый. Ты молодая, тебе бы сидеть за беседой, с другими девушками да парнями, песни петь, играть, а не в книжнице запираться. Сама Славута, конечно, своё отвечеряла, так я попросил Бьярки тебя отвести.

Гнеда разогнулась, отложив перо, и в недоумении уставилась на Судимира. Он, верно, шутит?

— Ну, что глядишь? — нахмурился боярин. — Иди, собирайся. Наряжайся, прялку бери да ступай. Бьярки уже ждёт тебя.

Перечить Судимиру, голос которого не предполагал возражения, Гнеда не решилась и послушно отправилась к себе.

Ну, Славута, ну, удружила! О чём она только думала? А Гнеда её подругой считала! Что это за посиделки такие, если туда Бьярки ходит? Самые заносчивые боярышни собираются, не иначе, да и парни под стать ему самому.

Гнеда не успела дойти до своей горницы, когда её перехватила Славута.

— Погоди! Пойдём ко мне, у меня верхница есть, глаз будет не отвести! И колты позолоченные. Волосы тебе уберу, накосник жемчужный с девичества пылится без дела.

— Не надо ничего. Зачем ты боярину про вечеринки сказала? Да они меня там заклюют, если только Бьярки по дороге в Листвянке не утопит, — с досадой ответила Гнеда, но Славута только тихонько засмеялась.

— Глупый ты несмышлёныш, ну всё одно, что моя Негашка. Идём!

Славута потянула девушку за руку, но та вырвалась.

— Нет. Твои колты из меня им ровню не сделают, и так и так люба не буду.

Боярыня покорно вздохнула.

— Ладно, дай хоть ленту шёлковую вплести.

Выбор нарядов у Гнеды был невеликий, и она просто сменила одежду на чистую. Достала очелье с привешенными колечками усерязей и шариками пуха, бережно вынула из мешочка пёрышки — сокольи, соечьи, пустельжиные — и заправила за налобную повязку. Рука потянулась было к ожерелью из сердолика, одному из немногих взятых с собой подарков Фиргалла, но тут же остановилась. Хватит и рябиновой низки, что она носила не снимая. Хоть под небеса летай, а сове соколом не быть. Ну, или соколу совой.

— Довольна? — с упрёком спросила Гнеда подругу, когда та заплела её косу, и обречённо взяла прялку.

Бьярки, сложив руки на груди, ждал у ворот, привалившись к верее. На нём была яркая голубая рубаха, шедшая его глазам, и лёгкий короткий кожух без рукавов. Чем же отец пригрозил молодому боярину, что он согласился взять ненавистную деревенщину с собой?

Увидев Гнеду, Бьярки выпрямился, и по мере того, как девушка приближалась, насмешливая ухмылка медленно растекалась по его лицу. Юноша тщательно оглядел её наряд и, добравшись до лаптей, закусил нижнюю губу, борясь со смехом. Подхватив с земли узелок, Бьярки без слов вышел со двора, а Гнеде не оставалось ничего, как последовать за ним почти бегом, потому что он, конечно, не соизволил подстроиться под её ход. Девушка лишь надеялась, что до дома, где проводились беседы, было рукой подать, потому что Бьярки редко покидал пределы усадьбы кроме как верхом.

И верно, идти оказалось совсем недалеко, до соседнего имения. Был уже вечер, с реки тянуло сыростью, и Гнеда, зябко поведя плечами, пожалела, что не взяла тёплого платка.

В усадьбе их встретили как дорогих гостей и отвели к отдельно стоящей избе, окошки которой уютно теплились в осенних сумерках.

Неожиданный взрыв хохота донёсся до спутников даже через закрытую дверь, и Бьярки, улыбнувшись, прибавил шагу. Всё время, пока они шли, боярин вёл себя так, будто был один, не глядя на Гнеду и не разговаривая с ней, и сердце девушки совсем упало, когда он толкнул тяжёлую дверь. Яркий свет залил их, и Бьярки сразу же нырнул внутрь, оставляя Гнеду стоять на пороге.

Радостное оживление стихло. Все разглядывали чужачку.

Сначала Гнеда не могла ничего разобрать в буйном хороводе цветных пятен, но пару раз моргнув, она увидела на лавках возле стен разряженных девушек и тут же —– парней, одетых не менее щеголевато. Некоторые сидели на коленях, кто-то — в ногах у подруг. Несколько молодых людей стояли в середине, и Гнеда догадалась, что прервала своим появлением какую-то забаву. Эти вечёрки были совсем такие же, как в Перебродах и Завежье, лишь изба — просторнее и теплей, а справа — богаче.

Гнеда вжалась спиной в косяк, пока собравшиеся глазели на неё. Раздались отдельные смешки и перешёптывания, девушки без зазрения совести рассматривали пришлую, и, кажется, уже начали обсуждать её наряд. Гнеда чувствовала себя так, словно оказалась на лобном месте. Она никак не могла поверить, что Бьярки просто бросил её у порога, и принялась судорожным взглядом искать боярина в пёстрой толпе. Но тот уже стоял возле миловидной девушки в малиновой верхнице. Толстая пшеничная коса, увитая жемчужными нитями, спускалась на высокую грудь, где в несколько рядов лежали блестящие мониста. Бьярки и думать забыл про Гнеду, пытаясь приобнять красавицу, а та со смехом отпихивала юношу, когда их прервал голос незнакомого парня:

— Эй, Брячко, ты что же, чернавку привёл?

— Да нет же, это его люба, что давеча поколотила! — тонким смешливым голосом возразила девушка у противоположной стены и прыснула, а вокруг раздался гогот.

Кровь отлила от лица Бьярки, а его подруга перестала улыбаться. Он поднялся и направился к двери, а все притихли в ожидании. Подойдя к Гнеде, юноша остановился, буравя её ненавидящим взором.

— Так девка это или парень, а то я разное слышал, а, Брячко? — снова раздался мужской голос, сопровождаемый новым приступом общего смеха.

— Мне дела нет, — ответил Бьярки сквозь зубы. — Тебе надо, ты и проверь, — добавил он с недоброй улыбкой и деланной весёлостью.

Боярин схватил покрасневшую Гнеду за руку и потянул за собой. Девушка вздрогнула от его прикосновения и силы, с какой горячие пальцы сомкнулись на запястье.

— Садись, — зло процедил он, подводя её к самой дальней, незанятой лавке у выхода, и Гнеде показалось, что он прилагал усилия, чтобы не толкнуть её.

Девушка опустилась на донце прялки, вцепившись в веретено так, будто от него зависела вся её жизнь. Гнеду трясло, и она закусывала губы, чтобы не разрыдаться. Ближайшие к ней девушки нарочито отодвинулись подальше, оглядывая чужачку с ног до головы и презрительно морща носики. Бьярки же как ни в чём не бывало вернулся к подруге и уселся на полу подле её ног.

Теперь Гнеда поняла, почему он не сопротивлялся отцу. Привести девушку сюда было для него мукой, но он готов был потерпеть, лишь бы увидеть её унижение.

Гнеда попыталась взять себя в руки, дрожащими пальцами принявшись за кудель. Но во рту пересохло, нитка обрывалась, а после целого дня работы над книгой глаза ничего не видели в темноте, ведь никто не позаботился о том, чтобы поставить ей лучину. Против воли Гнеда то и дело возвращалась взглядом к Бьярки, который не отходил от своей красавицы, то доставая ей из свёртка припасённые пряники, то в шутку отбирая рукоделье. Гнеда сама не понимала, отчего так сжималось сердце при виде того, как блестят глаза избранницы Бьярки, когда та играючи боролась со своим почётником, вырывая у него пряжу.

Любопытство к незнакомке, кажется, было утолено, и все вернулись к оставленным занятиям. Девушки завели песню, возобновились игры. Сначала затеяли «верёвочку», потом принялись за «платочки» и «голубки», и Гнеда сама не заметила, как, отложив веретено на лавку, начала неотрывно следить за чужим весельем. В какое-то мгновение она совсем забыла о том, где находится и как её приняли здесь, хотелось тоже вскочить и взяться за руки с другими девушками или быть выбранной смелым парнем «козкой». Эти игры были знакомы и милы её душе, но все смотрели мимо Гнеды, словно она была пустым местом, и горькая обида сдавила грудь. Затея Судимира вышла боком, и вместо того, чтобы веселиться среди сверстников, девушка только острее чувствовала своё одиночество и отверженность.

Гнеда не смогла больше крепиться и заплакала, не тревожась очередных насмешек, ведь никто и не глядел в её сторону. Решив, что не пробудет в проклятой избе больше ни мгновения, девушка отшвырнула работу и кинулась к выходу.

Холодная ночь дохнула на неё свежестью и прелым сеном, и Гнеда никогда ещё не чувствовала такого облегчения как нынче, когда захлопнула дверь за своей спиной. Она провела рукавом по глазам, вытирая жгучие слёзы, и вдруг врезалась во что-то мягкое. В испуге отскочив, она не сдержала приглушённого крика. Из темноты на неё смотрел княжич Стойгнев.

***

Бьярки мог сколько угодно делать вид, что получает удовольствие от посиделок, но себя не обмануть. Вечер был испорчен.

Беседы вроде бы ладились, ему везло в играх и льстили красноречивые взгляды Звениславы. Но всё это время он отчего-то никак не мог выбросить из головы мысли о девчонке, что осталась в дальнем тёмном углу, рядом с пауками и недометённым сором. Не мог забыть её растерянный, беспомощный взгляд, когда она стояла там, хлопая своими глазами. Своими чёрными ведьминскими глазами. Словно на неё не смотрели, а бросались камнями.

Бьярки передёрнуло.

Проклятье!

Какого лешего он вообще об этом думает? Она заслужила. Сама напросилась. В другой раз не станет не в свои сани садиться.

Молодой боярин не понимал себя. Не он ли предвкушал, как все будут глумиться над ней? Не он ли чувствовал злорадное удовлетворение, когда она получила своё? Когда стародубские девчонки смеялись над поношенной посконной рубахой и этим дурацким ожерельем из рябины? Когда обсуждали её, бесстыдно, в глаза, словно она была рабыней или чьей-то вещью? Почему же тогда на душе было так муторно? Почему он силой заставлял себя не глядеть туда?

Несколько раз Звениславка спрашивала, всё ли хорошо, испытующе заглядывая в очи, словно чувствовала, что он чем-то терзался. А Бьярки так и распирало выкрикнуть, что ничего не хорошо, что он делает не то, думает не то, и вообще всё идёт наперекосяк!

Вспомнилось, как в детстве мать перед сном гладила его по голове и наказывала перечесть события уходящего дня. Всё ли он сделал правильно, не обидел ли слабого, не оставил ли друга в беде, помог ли нуждающемуся, подал ли страждущему? Нет, мама. Не сделал, обидел, не помог.

И вот, совершенно не подчиняясь его воле, глаза сами нашли пустой угол. Одиноко стоящая прялка и снова это нерадиво валяющееся на полу веретено, самый вид которого взъярил Бьярки. Он не встречал ещё ни одну девку, посмевшую бы так обращаться с этим почти священным для других женщин предметом. В отброшенном ею куске дерева, обмотанным — конечно же! — слишком толстой и неопрятной ниткой, была вся она, и это сводило Бьярки с ума.

Вне себя от гнева, боярин резко распахнул дверь, вылетая из шумной избы в тихий ночной двор. Он успел уловить лишь несколько слов, когда голос оборвался, спугнутый его неожиданным появлением. Они стояли чуть в стороне, у крыльца. Слишком близко друг к другу.

Словно услышав его мысли, Гнеда сделала полшага назад, отступая от княжича.

— Ты как посмела уйти? — спросил Бьярки, изо всех сил стараясь сдержать клокочущую в душе ярость. Он и сам не мог сказать, что его так разозлило, но ему хотелось сломать или разбить что-нибудь, лишь бы выжечь из памяти её осунувшееся лицо.

Гнеда поёжилась, и тут он заметил на её плечах плащ Ивара. Непреодолимое желание сорвать его сильным рывком, обнажить до тонкой замашной рубашки, заставило руку взвиться, но девушка опередила Бьярки, высвободившись из мягких складок.

— Спасибо тебе, господин, я согрелась, — прожурчал её голос, и только после этого девушка взглянула на Бьярки. — Ты мне не брат и не отец, чтобы у тебя спрашиваться, — ответила она, и после ласковых слов, обращённых к Ивару, речь её звучала особенно холодно и враждебно.

— Отец велел отвести тебя обратно, — возразил Бьярки, надеясь, что голос не выдаст бури, бушевавшей внутри него.

— А мне что, прикажешь ждать, пока ты со своей любушкой натешишься? — Её звонкий голос подрагивал, и Гнеда быстрым движением провела по волосам, приглаживая выбившиеся пряди. Бьярки невольно проследил за её пальцами и шариками пуха, затрепетавшими возле висков.

Снежно-белое на вороном.

Взор скользнул дальше, повторяя изгибы шеи, пробежался по нитке алых ягод и наконец упал в пазуху, приоткрывшуюся ровно настолько, чтобы он мог разглядеть крошечную ямку между ключицами. Ту, где жила душа.

Бьярки пришлось приложить усилие, чтобы отвести глаза. Его словно затягивало в какую-то жуткую пучину, и он с отчаянием взглянул на побратима, будто умоляя, чтобы тот подал руку и вытащил его. Но вместо сочувствия он увидел на лице Ивара лёгкое удивление и тонкий призрак усмешки. Княжич с любопытством переводил взор то на Гнеду, то на друга и, кажется, происходящее немало забавляло его.

— Идём! — сердито приказал Бьярки, с трудом сбрасывая тёмный морок и пытаясь взять девушку за локоть, но та вывернулась и попятилась. Одарив его неприязненным взглядом из-под нахмуренных густых бровей, она снова обратилась к Ивару:

— Прощай, княжич. Спасибо тебе на добром слове. Покойной ночи.

Гнеда с улыбкой поклонилась его побратиму, и Бьярки неожиданно больно уколола мысль, что в её голосе, обращённом ему самому, никогда не слышалось такой мягкости.

— И тебе доброй ночи, славница, — ответил Ивар, вернув поклон и улыбнувшись ей в ответ.

Гнеда пошла со двора, и Бьярки, сжав зубы, последовал за ней. Он был готов поклясться, что услышал за своей спиной сдавленный смешок.

***

Они шли обратно в таком же молчании, как и на посиделки, но теперь эта тишина была звенящей. Дыхание Бьярки заходилось, будто после драки, а из горла так и рвались неуместные и ненужные слова. Он забыл свой кожух в избе на лавке, но и в рубахе из лучшего заморского шёлка было нестерпимо жарко.

Вот и ворота усадьбы. Сейчас она уйдёт, а Бьярки останется наедине со всеми беснующимися в голове мыслями. С непонятными и противоречащими друг другу порывами, которые расцарапывали ему грудь. Ну уж нет!

Гнеда хотела толкнуть дверь, но Бьярки перегородил ей путь. Девушка непонимающе нахмурилась, обняв себя руками, будто готовясь защищаться. Сюда не достигал свет со двора, и её лицо освещала лишь бледная обкромсанная луна. Лёгкий ветер с реки перебирал перья в волосах Гнеды, и она казалась ещё более дикой и нездешней. Не принадлежащей этому миру.

— Отойди, — тихо, но твёрдо сказала девушка. — Чего ты ещё хочешь от меня? Разве ты не доволен?

— Я хочу, чтобы ты ушла. Ушла туда, откуда явилась, и больше никогда не возвращалась.

— Твой отец…

— Не смей приплетать моего отца! — зло перебил её Бьярки. — Я не знаю, каким обманом ты затуманила ему рассудок. Я тебе не верю. Ни одному твоему слову. Ты здесь чужая. — Язык свербел, словно отравленный собственным ядом, но Бьярки уже не мог остановиться. — Убирайся! Иначе я не дам тебе житья. Вот увидишь, я ещё отсмеюсь за твою насмешку.

Её нижняя губа дрогнула, а глаза заблестели, затравленно мечась по его лицу.

Можешь не утруждаться, там нет того, что ты ищешь.

— Пусти, — глухо прошептала Гнеда, опуская голову и протискиваясь мимо него в ворота.

Она немного задела юношу плечом, и Бьярки отпрянул, то ли от мимолётного касания, то ли от запаха нагретых волос и земляники, который на миг почудился ему в ночном воздухе.

***

Бьярки нашёл Ивара недалеко от усадьбы, одиноко сидящим на бревне у реки. Он молча опустился рядом с другом и склонил голову, устало зарываясь руками в волосы.

— Почему не заходишь? Добрава там, — не глядя на побратима спросил боярин.

— Скоро пойду.

— Я смотрю, ты времени даром не терял! — сорвалось с уст Бьярки.

Проклятье, ведь он не собирался этого говорить! Да и прозвучали слова гораздо злее, чем он ожидал.

Ивар удивлённо повернулся к другу и усмехнулся, приподняв одну бровь.

— Твоя красна ягода сама на меня накинулась. Да и не очень ты её берёг, вся в слезах выскочила.

Бьярки поднял голову, неверяще воззрившись на друга.

— Она не моя, и речь не о том, — огрызнулся он. — Никак, в княжеском детинце дворовые девки перевелись, что ты на наших заглядываться стал?

Улыбка спала с лица Ивара.

— Дурень, ты зачем её сюда притащил?

— Отец велел, — мрачно ответил Бьярки, опуская взгляд себе под ноги.

— Она, может, и не боярского рода, но отец твой её в дом взял. Она помогла ему, когда на него напали. Не ровен час, дочерью назовёт. Полно тебе. Оставь свои обиды.

— Не могу я, с души воротит. Видеть не могу её.

— Да уж, не можешь, — усмехнулся Ивар. Он поднял с земли прутик и задумчиво провёл им по песку. — Много ты дворовых девок видел, чтобы знали, с какой стороны к такой лошади подойти? Или как меч держать?

— Девка прялку да ухват должна уметь держать, а больше ничего. Что мы, сарыны разве, чтобы наши женщины по полям скакали да мечами махали? — с отвращением ответил Бьярки. — Давно ли ты сам говорил, что не веришь ей?

Ивар пожал плечами.

— Когда я увидел её тогда.… Аж холодок у меня по спине пробежал. И вправду почудилось, что ведовство тут замешано. Не бывает таких совпадений. А потом, сколько раз не встречал её у вас на подворье, девка как девка. И сегодня, зарёванная, что дитя малое. Дрожмя дрожит.

Бьярки сглотнул.

— Не к добру она сюда явилась, чует сердце, беда через неё случится, — упрямо сказал он.

— Время рассудит, — свернул разговор Ивар, поднимаясь и хлопая друга по плечу. — Идём, нас уж заждались.

Они вошли в нагретую избу, показавшуюся Бьярки вдруг душной, встреченные радостными восклицаниями и смехом. За всю оставшуюся ночь он так ни разу не посмотрел в угол, где на полу среди безнадёжно перепутанных ниток валялось позабытое веретено.

Загрузка...