Пташка

17. Кровь на руках.

Слуга, доставивший страшную весть о нападении на Айфэ, привёз с собой и неожиданный гостинец для Гнеды. С тихой, немного застенчивой улыбкой он передал девушке перчатку, к которой должиком была пристёгнута птица, показавшаяся Гнеде крохотной по сравнению с Гобаханом. Гнеда никогда не видела подобных птах раньше, но не сомневалась, что разъярённый комочек бурых перьев был пустельгой. Маленьким бориветром. Хранителем её угасшего рода.

От мысли о том, что там, вдали от Кранн Улл Айфэ всё равно помнил и заботился о ней, стало тепло на душе.

Гонец рассказал, что везти своенравную птицу было то ещё удовольствие, и Гнеда, глядя на отчаянно шипящего и расправляющего крылья в тщетной попытке казаться больше соколка, охотно верила его словам.

Девушка не смогла скрыть разочарования от того, что Айфэ не прислал с птицей хотя бы клочка бересты, но, значит, тому были причины. Слуга удалился, оставив Гнеду наедине с озлобленным и напуганным существом, и девушка с тревогой думала о том, как справится с ним без помощи друга.

Фиргалл с сомнением оглядел растрёпанного и заморенного дорогой сокола во время прогулки, на которую Гнеда взяла его на следующий день. Заявив, что судя по серому оперению на голове и малому росту, это челиг, сид утратил всякое любопытство к птице.

Девушка же преисполнилась решимости выносить соколка. Памятуя наставления Айфэ, она уже не испытывала той робости, что по первости была с Гобаханом, и всё-таки успехов не было видно долгое время. Пустельга по-прежнему дичилась, кусала её пальцы и истошно кричала при любых попытках приблизиться. От отчаяния Гнеда даже назвала своего питомца Злым, что изрядно повеселило Фиргалла.

И всё же она не теряла надежды. Злой был пустельгой, к тому же добытой Айфэ, а уже кто-то, а он разбирался в этих существах. Девушка не расставалась с птицей ни днём, ни ночью, выискивая для неё лакомства — мышей и кузнечиков — и оставляя спать в своей горнице к великому неудовольствию Финд, невзлюбившей крикливую и докучливую птицу. Гнеда упрямо носила гордеца на перчатке, гуляя ли по усадьбе, выезжая ли с Пламенем, занимаясь ли в повалуше Фиргалла. И, как ни странно, настойчивость девушки дала плоды. На вторую седмицу Злой перестал клевать протянутые руки хозяйки, на третью – начал откликаться на её призывный свист.

За заботами, связанными с приручением Злого, время текло незаметно, меж тем, пора отъезда неумолимо приближалась. Гнеда даже не представляла, насколько поместье Фиргалла вросло в неё, как сильно она полюбила предгорья и озёра, дикие леса и извилистые тропы. Девушка не могла отогнать от себя мысль, что подобное уже происходило с ней. Почему стоило Гнеде привязаться к чему-то по-настоящему, как приходилось отрывать это от себя?

Она была предельно честна с собой и понимала, что ненавидит властного, сумасбродного старика, являвшегося её дедом. Последнее, чего Гнеда желала, так это, как выразился однажды Айфэ, «возвращения в лоно семьи». Её семьёй была Твердята и Пчёлка. Домомысл. Катбад. Фиргалл и Айфэ.

Гнеда сознавала, что воссоединение с Аэдом – желание Фиргалла. Желание, которым он был одержим, желание, само оспаривание коего приводило опекуна в бешенство. Но оно не имело ничего общего с тем, чего хотела сама Гнеда. Как бы сильно возмутился её наставник, признайся она, что ей не нужны высокие звания, богато обставленные покои, наряды и сладкие кушанья, что ей безразличны чувство долга и необходимость восстановить справедливость, о которых сид без конца втолковывал. Теперь Гнеда спокойно понимала, что вначале ею движил лишь страх за свою жизнь, а потом стало нравиться общество Фиргалла, участие Айфэ, постоянное присутствие Финд, красоты Кранн Улл. Она надеялась, что так будет продолжаться и дальше, без необходимости что-либо менять, добиваться унизительного признания Аэдом или скрываться от братьев. Но известие о нападении на Айфэ вернуло Гнеду к действительности, о которой она успела позабыть. Мысль о том, что из-за неё могут пострадать другие люди, давно не посещала её. Что, если это вновь повторится? Финтан пока не добрался до неё самой, но он легко найдёт другие слабые места Фиргалла.

Девушка почувствовала, что вспотели ладони. Удивительно, как быстро и беспристрастно разум начал вырисовать возможные ходы развития событий. Они яркими вспышками выстраивались в разветвлённую сеть, которую, как Гнеда внезапно поняла, уже давно видели и её наставник, и, должно быть, двоюродный брат. Айфэ смог за себя постоять, но что, если Финтан узнает про существование Эмер? Если начнёт угрожать ей, погубит её… Айфэ не переживёт этого. Впрочем, Финтану незачем убивать его невесту. Куда выгоднее похитить, чтобы выменять на Гнеду. Что тогда сделает Фиргалл? Выдаст? Казнит сам, отправив её голову в мешке, чтобы Финтан смог, по обычаю предков, украсить своего скакуна?

Лишь необыкновенно красочно представив себе, как её коса мерно шлёпается о лоснящийся круп коня Финтана при каждом шаге, Гнеда, содрогнувшись, заставила себя перестать думать об этом.

В тот же день она спросила у опекуна, почему бы им самим не попытаться напасть на Финтана. Пожалуй, Гнеда никогда не видела Фиргалла растерянным до сего мига. Впрочем, быстро справившись с изумлением, сид ответил, что, к его величайшему разочарованию, подобраться к внуку могущественного князя и наследнику престола – не такая уж и простая задача. Что Финтан гораздо богаче его самого, окружён вооружённой дружиной и изволит пребывать в своём прекрасно защищённом детинце. Что Финтан не выступает против Фиргалла в открытую лишь из-за страха перед ответными действиями князя Ангуса, над чем, впрочем, нынче вовсю трудятся его драгоценнейшие родичи.

Странно, но до сих пор Гнеда и не помышляла о том, что кто-то может быть сильнее, чем Фиргалл.

***

Они отправлялись в путь в середине лета. Почти вся не занятая домашними заботами челядь была на сенокосе, и утопавшая в пышной зелени усадьба казалась странно пустынной. В садах наливались яблоки, гудели шмели и тенистые тропинки так и звали укрыться в прохладной тени. Гнеда расставалась с Кранн Улл, предчувствуя, что больше никогда туда не вернётся.

В день отъезда Фиргалл вдруг заявил, что изменил свои намерения и решил отправить Финд с другими слугами и вещами на несколько дней раньше. Они же поедут вдвоём налегке для большей скорости и безопасности.

Гнеда пыталась возражать, ведь, если первое утверждение было справедливым, то по поводу второго у неё имелись естественные сомнения, но сид остался непреклонен. Скрепя сердце, девушка повиновалась, хотя никак не могла отделаться от необъяснимого гнетущего чувства, прощаясь с непривычно, по-дорожному одетой Финд. Наверное, виной тому была непредвиденная разлука с чернавкой, ставшей за минувший год Гнеде не только помощницей, но и подругой.

Они выехали через три дня после того, как отбыл маленький обоз. Фиргалл предупредил, что путь предстоит долгий и трудный. Он решил не спрямлять дорогу, а двигаться обходными тропами, дабы по возможности избежать любых встреч.

Оставив позади горы и благодатные лиственные леса, путешественники пересекли большую равнину, по которой ветер перебрасывал пряные запахи шалфея и пушистые облачка таволги. Стояла сильная жара, поэтому они старались выезжать до рассвета, пережидая зной в тенистых укрытиях.

Гнеда почти сразу влилась в походный уклад, в котором у каждого оказались свои установившиеся места. Фиргалл был предупредительным и лёгким спутником. Скупой на проявление чувств, он мало говорил, но всё замечал. Всегда сосредоточенный, сид находил миг, чтобы позаботиться о девушке, будь то лишний час сна на брезгу или подоткнутый ночью плащ, и со временем Гнеда научилась распознавать и ценить эти проявления участия.

Злой, которого она вопреки возражениям Фиргалла взяла с собой, вёл себя на удивление примерно. Ко времени их отъезда он успел привыкнуть к Гнеде. Более того, казалось, что как была сильна его ярость и неприятие при первой их встрече, такой же всепоглощающей стала нынешняя привязанность. Соколок свободно отлетал от хозяйки, но, стоило поманить его свистом, он тут же возвращался, ловко усаживаясь на плечо или голову, если правая её рука была занята. Такую крохотную птицу нельзя было натравливать на дичь, но связь, установившаяся между ней и Злым, хоть и не применимая для охоты, всё же радовала девушку, напоминая ей дружбу Айфэ и Крикуна.

Окружение начало понемногу меняться, и с замиранием сердца Гнеда сознавала, что совсем скоро они прибудут в Залесье. Судя по чертежам, которые сид показывал ей перед дорогой, их путь пролегал поблизости от Стародуба. Города, где она родилась. С которым была связана её семья. Где погибли родители. Где до сих пор правил Войгнев.

На очередной стоянке после ужина Гнеда распласталась на земле и нашла глазами Некретницу. Её несложно было распознать, стоило лишь отыскать Плуг, или Кехта, как называл Фиргалл Воз на своём языке, и продлить черту воображаемого лемеха. Она была тут как тут. Не являясь ни самой яркой, ни самой красивой звездой, Некретница всегда была на своём месте, неизменно выручая заплутавших путников и сбившихся с дороги мореходов, и эта надёжность вызывала у Гнеды уважение.

Они улеглись уже давно, и костёр теперь лишь слабо дымил, отпугивая мошкару, но девушка знала, что сид, хоть и лежал с закрытыми глазами, тоже не спал. Между ними установилась та чуткая близость, что неизбежно возникает у людей, долгое время находящихся вместе в путешествии. Гнеда чувствовала, что её опекун очень устал за последнее время, и теперь как обычно не мог уснуть, отвлекаемый какими-то мрачными думами.

— Почему ты не убил Войгнева?

Слова вырвались сами собой, хотя едва ли нынче было подходящее мгновение для подобных бесед. Подтверждающее то молчание длилось так долго, что Гнеда поневоле засомневалась, верны ли её предположения о бодрствовании наставника, когда сид вдруг изрёк:

— А ты в последнее время удивительно кровожадна, дочь Ингвара. — Ей не нужно было поворачивать головы, чтобы знать, что Фиргалл улыбался, не поднимая век. — Я должен был спасти младенца. Это всё, что занимало меня тогда. Дальше Войгнев оказался облечённым властью, — он всё же пошевелился, потирая переносицу ладонью, — а, как тебе уже известно, покуситься на жизнь князя…

— Задача непростая, — закончила за него Гнеда. — И всё же мне кажется, есть и другая, более веская причина. — Рука Фиргалла замерла. — Тебе было достаточно того, что отец мёртв. Ты винил в произошедшем только его.

— Да, — просто согласился сид, заводя руку за голову и, наконец, открывая глаза. – Потому что так и есть. — Его голос стал ледяным. — Но ты можешь убить Войгнева сама, раз он так не даёт тебе покоя.

Взглянув на звёзды, словно удостоверяясь, что они по-прежнему на своих местах, Фиргалл повернулся на противоположный Гнеде бок, натягивая плащ на плечи. Когда девушка уже решила, что сид уснул, до неё донёсся приглушённый, но от этого не менее едкий голос:

— Забавнее всего то, что он должен был стать твоим свёкром. — Гнеда с резким звуком втянула в себя воздух, но Фиргалл только усмехнулся. — Вы со Стойгневом были обещаны друг другу с рождения. Что ж, полагаю, нынче ты можешь считать себя свободной от клятв.

На четвёртые сутки пути над их головами сомкнулись огромные лапы исполинских елей, жёсткие иголки которых видали дюжину зим, не меньше. Фиргалл пресно заметил, что лес прозывается Лихоманником, и Гнеда угрюмо согласилась с таким именем. Несмотря на то, что день стоял в разгаре, здесь господствовал полумрак. Нижние одряхлевшие ветви и стволы заросли седым лишайником, ставшим пристанищем смолёвок, корнежилок и прочей ползающей и бегающей твари. Землю обволакивал густой колтун мхов, в который намертво впутались сухие ветви валежника. Никакой дороги, разумеется, не было и в помине, однако Фиргаллу удалось напасть на остатки некогда существовавшей тропки.

Всю светлую, если, конечно, её можно было так назвать, часть дня они двигались без остановок. Ревнивые старухи-ели, казалось, не пропускали сюда ни единого солнечного луча, и путники понимали, что на землю спускалась ночь, только когда тени проплывавших мимо деревьев и неправдоподобно высоких ягодников вовсе исчезали в непроглядной тьме. Тогда Фиргалл выбирал более-менее возвышенное место, и они привычно устраивали суровые постели, подгребая под себя свалявшуюся хвою и пахнущий грибами мох, и, не разводя костра, ломтевали свои скромные припасы. Злой, возвращаясь с охоты, тоже пристраивался неподалёку и после обстоятельного обряда чистки клюва и оперения, задрёмывал на ближайшем дереве.

Сид, казалось, вовсе перестал смыкать глаза, отговариваясь необходимостью оставлять дозор на время сна. Гнеда воинственно возразила, что бремя ночного бдения следовало разделить поровну, и была удивлена, когда Фиргалл покорно прикорнул на свою лежанку. Резко проснувшись спустя несколько часов и осознав, что постыднейшим образом задремала, девушка услышала тихий, слегка задумчивый голос:

— Спи, до рассвета ещё далеко.

На исходе была вторая седмица путешествия, и, по расчётам Фиргалла, вскоре им предстояло выехать из Лихоманника и повернуть на запад, где начиналась дорога на Стародуб. Новый день занимался довольно непримечательным образом, и ничто не выделяло его из вереницы таких же однообразных будней. Гнеде уже начинало казаться, что мрачный неприветливый лес никогда не кончится, когда спутники неожиданно выехали на открытую, освещённую солнцем поляну. Бабочки-белянки кружились в причудливом танце над искрами звездчатки и жёлтыми пятнами ястребинки, и этот вид настолько разнился с унынием предыдущих дней, что девушка, не помня себя от внезапно нахлынувшего восторга, сорвалась со спины Пламеня, кубарем скатившись в высокую траву. Фиргалл даже не успел окликнуть её, когда послышалось шипение воздуха, рассекаемого стремительным полётом. Одновременно раздался надрывный крик пустельги.

Гнеда в испуге выпрямилась, всё ещё касаясь руками пурпурных столбиков дербенника. Улыбка так и застыла на губах, не успевая угаснуть вслед за глазами.

Обе лошади стояли с пустыми сёдлами. Фиргалла нигде не было видно.

Девушка замерла, потерянно глядя перед собой. Осознание случившейся беды затопило Гнеду тем оглушительнее, чем счастливей она была лишь миг назад.

Два долгих шага к Ска.

Гнеда уже знала, куда надо смотреть.

Сид лежал на земле за оградой иссохшихся былин, что стояли колом, определяя очертания его не успевшего подготовиться к падению тела. Прямо из груди торчало длинное древко, и ветер равнодушно шевелил перья орлана-белохвоста, из которых вырастало красноватое ушко стрелы.

Гнеда бухнулась на колени, в ужасе приближая трясущиеся руки к бездвижно лежащему опекуну. Из его горла раздался хрип, запёкшиеся губы с трудом разделились, и девушка услышала то, во что превратился серебристый голос:

— Беги… Беги же!..

Она отпрянула, вскочив на ноги, и тут же обернулась, спиной почувствовав угрозу.

На неё надвигались сразу двое. Рослые мужчины, одетые по-дорожному, в штаны, мягкие кожаные сапоги, тёмные рубахи и короткие плащи. У одного, что был на полголовы выше сообщника, на перекидном ремне у левого бедра висело крепкое налучие, из которого торчало плечо лука, пославшего смертоносную стрелу Фиргаллу. Справа его хлопал по ноге набитый колчан. У второго на перевязи Гнеда заметила ножны. Они шли на плюгавого мальчишку, поэтому даже не потрудились вооружиться, справедливо посчитав, что обойдутся голыми руками. Шли спокойным, размеренным шагом, постепенно немного расходясь в стороны, окружая на всякий случай. На рожах всплыли приторные ухмылки.

Гнеда запоздало рванулась, отчаянно пригнувшись в надежде увернуться от метнувшейся к ней лапы.

— Лови щенка! – услышала девушка позади себя сиплый голос.

На ней была лишь подпоясанная рубаха и штаны, делавшие стать неясной. Волосы скрывала войлочная шапка, грозившая слететь на бегу. В голове мелькнула трусливая мысль: лучше было сразу умереть там, парнем. Теперь-то они догонят, и тогда про лёгкую мужскую смерть можно забыть.

Гнеда всегда бегала ладно. Детство в Перебродах научило. Попробуй-ка защитись от целой своры дюжих откормленных мальчишек. Только резвые ноги и выручали, ведь коли догонят, не отбиться. Вот и теперь она знала, что, если не вырвется от погони – погибель.

Выгнувшись и наклонившись вперёд, втянув голову в плечи, она неслась что было мочи, не разбирая дороги. Сзади слышалось лишь бешеное шуршание травы и тяжёлое дыхание. Как далеко находились преследователи, сказать стало невозможно, смятые колосья шипели под тремя парами ног, каждая из которых выстукивала свой собственный напев.

«Не упади!» — только и билось в сознании Гнеды.

Трава нещадно хлестала по лицу, но девушка ничего не замечала. Неожиданно совсем рядом, с хрустом прорываясь сквозь стебли, пронеслась стрела. Гнеда оставила её без внимания.

Увернуться невозможно, оборачиваться нельзя.

Ноги стали уставать.

Долго не протянуть.

Внезапно из-за плеч донёсся досадливый крик и злая ругань. Второй голос что-то раздражённо бросил, но слова потонули в шуме шевелящейся травы. Кто-то подвернул ногу или упал, или и то, и другое, злорадно подумала девушка, трезво сознавая: чтобы справиться с ней, вполне достаточно оставшегося.

Бежать становилось всё трудней. Гнеда быстро провела рукой по лбу, чтобы вытереть пот, и боковым зрением заметила кровь на пальцах. Испуг оказался мимолётным. Она просто порезалась об осоку, нынче окружавшую её со всех сторон. Девушка поймала себя на мысли, что недавно бежала по зарослям совсем других растений. Почти одновременно она поняла, что сапоги насквозь промокли.

Ошибиться было невозможно, Гнеда приближалась к болоту. Ступни уже вовсю хлюпали по влажной разбухшей почве. Трава редела. Узнать бы, кто из двоих завопил тогда, стрелец или мечник? Хотя, какая разница. Сейчас ноги вынесут её из и так уже жиденького рогозника, и останется только, как лягушке, скакать по трясине на радость окаянным. Им и подошв не придётся марать. Тот, что повыше, вскинет лук, лениво прицелится, оттягивая упругую тетиву, и поминай как звали.

Отступать было некуда, и с вновь проснувшейся жаждой жизни Гнеда зашлёпала по скользкой земле. Впереди замаячили объеденные лосями стебли пушицы, пять зазубренных листьев растопырил огнецвет. Девушка замерла, окидывая диким взором плавни.

Откровенно говоря, дрягвы она не так уж и боялась, несмотря на произошедшее в Кранн Улл. Каждую осень Кузнец брал маленькую Гнеду с собой на добычу руды. Вдвоём они отправлялись вниз по Листвянке, где в её старице выросло огромное болото. Люди в Перебродах называли его Ягодным, хотя и никогда не ходили туда, сколько Гнеда себя помнила. Их и в Черноречье-то лишь самая крайняя нужда гнала, чего уж там говорить. Катбад болото никак не называл, зато там в камышах у него была припрятана лодка, сплетённая из ивовых прутьев. Сам он вооружался объёмистым кованным черпаком, прилаженным на длинный деревянный шест. Гнеда сидела на дне лодки и обнимала большую корзину, обтянутую внутри порыжевшей кожей, куда Кузнец складывал добычу, извлечённую со дна трясины – землистые избура-красные комья. «Вот, — говорил он, потряхивая пружинками золотых кудрей, и улыбка пересекала его загорелое лицо от уха до уха, — справим тебе славный наручень!». Катбад подмигивал ей, а девочка ещё долго гадала, как из груды болотной грязи может выйти блестящее украшение.

Девушка нашла глазами веретье, поросшее багульником, и выбежала на гряду. Впервые за всё это время она позволила себе оглянуться. В волнующейся осоке никого не было видно. Мелькнула шальная надежда, но в этот миг внизу что-то склизнуло, и правая нога по щиколотку ушла в топь, застряв в сплавине. Пронзённая внезапной болью, Гнеда упала на второе колено. Не давая себе опомниться и стараясь не обращать внимание на жжение в бедре, она с силой выдернула ногу и бросилась вперёд.

— Куда! – раздалось сзади.

Девушка не стала оборачиваться. Сейчас пустит стрелу в спину.…

Теперь она припадала на одну ногу, но всё-таки пыталась перескакивать через кочки. Сзади захлюпало. Значит, ногу повредил стрелец. Повезло. А этот, ну чего ради побежал за ней на болото? Сделалось совсем тоскливо. Гнеда остановилась, схватившись за огромную коряжину, чтобы немного отдышаться. Тот, с мечом, прыгал на удивление резво, повторяя её путь.

Не без труда расставшись с корягой, девушка бросила беглый взгляд вперёд. Веретье уходило прямо и влево, там, где, видимо, кончалось болото. На почти сухой и ровной гриве у неё совсем не было преимуществ, и Гнеда понимала, что рано или поздно её догонят. Вправо же на всём обозримом пространстве растянулось бывшее когда-то окончатым, а теперь всё больше забитым трясиной и зыбунами жижево. Навскидку девушка выделила для себя несколько кочек и порослей лихорадочника, которые могли бы удержать её вес. Размышлять было некогда, да и расклад небогатый, выбирай из двух погибелей, какая сердцу милее: либо в лапах у душегуба замучиться, либо зелёной гущи напиться досыта.

Она прыгнула на первый болотный горб, отстоявший от основной гряды сажени на полторы, и сразу же соскользнула с него, уйдя в трясину по пояс. Преследователь остановился, видимо, изумлённый. Не ожидал, что малец сам полезет топиться. Гнеда намертво уцепилась за сросшиеся корни, облепившие выступ, и быстро заколошматила ногами, пытаясь освободиться. Вытянув тело еле давшимся усилием, она рухнула в подгнившую траву. Ноги на клочке суши не умещались и безжизненно висели, уходя под воду до колен. Лиходей, не без удивления заметив, что его жертва до сих пор жива, поспешил продолжить свой путь. Гнеда с остервенением поднялась. До следующей кочки было не допрыгнуть, но к ней вело болотное оконце — чёрная прогалина, обозначающая наибольшую глубину. Раз, два… Её лёгкое тело звонко плюхнулось в чистую воду, исчезнув на некоторое время из вида. Человек с мечом ошарашено замер, тупо глядя в ту точку, где только что был мальчонка.

Гнеда вынырнула, шумно отплёвываясь, и резво погребла к следующей кочке. Несколько ловких движений, и она уже сидела на крошечном пригорке, поджав колени к груди и пытаясь отдышаться, не отводя глаз от мечника. Тот издал рычащий звук и ринулся вперёд, к краю гряды. Решимость, с которой он это сделал, вспугнула девушку, и она покачнулась, вовремя ухватившись разодранными в кровь пальцами за дернину. Верзила уже начал примеряться, чтобы сигануть за ней, когда Гнеда поняла, что засиделась. Торопливыми скачками она переместилась на близлежащие взгорки, при этом несколько из них предательски прогнулись под её ногами, норовя вот-вот уйти под воду. Совершив стремительный бросок, Гнеда оказалась на островке, где торчали остатки вывороченного комля. Её пальцы дрожали, невольно затевая пляску на влажном бархатистом мху. Вдавившись спиной в жёсткие корни, она прерывисто дышала, не смея отвести взгляда от человека, упорно продолжавшего карабкаться за ней по пятам. Он гнал её, охваченный безумным пылом охотника, преследующего зверя, не замечая, что ловля становится опасной для него самого.

Душегуб перемахнул через первую кочку с неожиданной для его телосложения ловкостью. Ходящий ходуном под его тяжестью кусочек земли был слишком мал, чтобы позволить ему задержаться на нём, поэтому человек размахнулся, примериваясь для дальнего прыжка. Гнеда не поняла, как в мгновение ока он очутился на следующем пригорке, даже не замочившись, перелетев через чёрное оконце, которое ей самой пришлось преодолевать вплавь. Почувствовав себя полностью беспомощной и не имея больше сил продолжать гонку, девушка заворожённо, словно птица на подбирающуюся змею, смотрела на то, как смерть становилась всё ближе к ней. Он миновал первые несколько горбиков.… Вдруг раздалось приглушённое, утробное бульканье. Преследователь расставил руки врозь, изо всех сил пытаясь удержать равновесие, но это не помогло – кочка, медленно ворча и пуская крупные пузыри, оседала под ним. Ноги дрогнули и потеряли последнюю опору. Девушка во все глаза глядела, как человека, только что представлявшего для неё опасность, не спеша и причмокивая пожирало болото.

— А-а-а! —истошно завопил бугай, отчаянно вытягивая руки и лишь ускоряя свою судьбу.

Если бы он не промахнулся, то, наверное, уже раскроил Гнеду надвое одним ударом меча, которому ныне суждено было закончить свою неправедную службу на дне дрягвы. Девушка не могла заставить себя оторваться от стекленеющих очей, уставившихся на неё в мольбе и отчаянии и запечатлевшие весь ужас смерти.

— Помо...

Ему не дано было докончить речи. Жижа заплыла в разинутую пасть, глотка клокотнула, впустив в грязное месиво несколько шариков воздуха, и смолкла, на этот раз навсегда. Зелёная каша удовлетворённо чвякнула, сомкнувшись над головой утопленника, и затихла.

Гнеда пришла в себя оттого, что кокора, к которой она прислонялась, вовсю тряслась. Вздрогнув, девушка отделилась от своей опоры, поняв, что это по её телу пробегали волны резких судорог. Хотелось забыться, но отчего-то рассудок совершенно не собирался покидать её. Напротив, он вовсю принялся работать, подсказывая Гнеде, что теперь должен появиться сообщник мертвеца. Где вообще его носило, пока друга постигал столь прискорбный жребий? Рано или поздно обладатель лука доберётся сюда. Ему-то не придётся прыгать по кочкам, подобно обделённому умом приятелю, а достаточно будет лишь одну стрелу израсходовать.

Вернуться назад? А заодно и догнать своего горе-убийцу по дороге на Тот Свет — благо далеко он уйти вряд ли успел. Страх загнал Гнеду на середину гиблой топи, но совсем другое дело на отрезвевшую голову выбираться на сушу.

Фиргалл! Что с ним? Мог ли он остаться в живых?

Кровь в жилах Гнеды похолодела. Они разделились, и тот, с луком, вернулся к сиду, обобрать его, поймать лошадей, оттащить труп в кусты.

Труп!

Она вскочила и, больше не раздумывая, одним духом пронеслась по всем холмикам до первого пригорка. Оттуда быстро нырнула в чёрное окно. Девушка опомнилась, только когда уже бежала обратно через травяной лес. Что она собиралась противопоставить сильному взрослому мужчине? На бегу Гнеда лишь вытянула из-за пояса нож, подарок Айфэ, про который и не вспоминала до этого времени.

Заслышав испуганное фырканье лошадей, девушка замедлила шаг и пригнулась, прокрадываясь в сухотравнике. Нужно было действовать хладнокровно и осторожно, то есть использовать те качества, коих Гнеде как раз недоставало. В глубине души теплилась сумасбродная надежда: сейчас она выйдет на опушку, а Фиргалл здоровёхонек, ищет её… Девушка легла наземь и поползла, стараясь не шуметь. Тихонько раздвинув былинки, она увидела стрельца. Он пытался сладить с Пламенем, который дрожал, звучно хлопая ушами и беспокойно ржа. Тело Фиргалла оставалось на том же самом месте, а уж точнее она видеть не могла.

С шарахающейся от него лошадью лучник обращался нежно, бормоча что-то ободряющее и пытаясь похлопать по гладкому боку. До него было около десяти шагов, в самый раз. Гнеда начала медленно разгибаться, одновременно занося руку для удара. Единственного в любом случае.

В последний миг он что-то почувствовал и быстро развернулся всем телом. Ладонь даже успела метнуться к налучью. Но это лишь подставило под бросок его грудь. Одно биение сердца – и нож торчал из того же места, куда он вогнал стрелу Фиргаллу. Она сделала всё безупречно, как на уроке. В кои-то веки сид был бы доволен своей ученицей.

Несколько последних мгновений своей жизни разбойник стоял с недоумённым видом, вопрошающе глядя в глаза выпрямившейся во весь рост Гнеде. Девушка сняла шапку и утёрла ею пот, заливавший лицо. Мокрая коса высвободилась, тяжело падая на плечо, когда стрелец рухнул, как подрубленное дерево. Он всё-таки успел узнать, что его убила женщина.