Проводник

Глава 39

Финн

Когда я открыл глаза, я лежал в путанице теплых одеял. Эмма сидела по-турецки на кровати рядом со мной. Она пристально смотрела вниз на меня, хмурясь от раздумий, в ее голубых глазах стояли непролитые слезы. Ее взгляд был сосредоточен на моем обнаженном животе так, что она не заметила, как я проснулся. Я тихо лежал, гадая, что она будет делать дальше. Ее рука медленно вытянулась. Она пробежала пальцами по моей груди и вниз к животу, сводя мое новое тело с ума. Я напрягся, мои пальцы дрогнули, желая коснуться ее. Она быстро подняла взгляд к моему лицу и убрала руку.

— Доброе утро, красавица. — Мой голос показался резким. Каждая частичка меня пульсировала, как если бы меня столкнули с трехэтажного здания на холодную, суровую, бетонную плиту. Это также было похоже на то, как я очнулся в моем новом теле на грязной земле у незнакомого дома Паркера.

Она закрыла глаза и держала их сжатыми в течение нескольких долгих мгновений, затем открыла их снова.

— Что ты делаешь?

— Жду, что ты исчезнешь? — Ее голос дрожал. — Почему ты еще не исчез?

Она подняла взгляд, ее сапфировые глаза поймали меня в плен.

— Я никуда не собираюсь исчезать. — Я с трудом приподнялся, застонав, и коснулся ее подбородка. — Слышишь меня? Больше никогда. Это… — Я колебался, чтобы сказать это. Я все еще ожидал, что одеяло выскользнет из-под меня. — Это навсегда.

— Это какая-то бессмыслица, — сказала она. Солнечный свет, струящийся из окна, бледными лучами превращал каждую прядь ее белокурых волос, обрамлявших лицо, в нити золота.

— Знаю, это так, но это реально. Думаю, самым лучшим объяснением будет назвать это подарком. — Это не совсем было правдой. Это был обмен. Как только этой жизни придет конец, я буду принадлежать им… навсегда. Но я не был готов рассказать ей эту часть. Было слишком рано. Сейчас, мне нужно было, чтобы это мгновение с ней было совершенным.

— Если это сон, я не хочу просыпаться, — прошептала она.

— Это не сон. Не на сей раз.

Эмма потянулась, сначала нерешительно, и коснулась моих рук. Впервые я посмотрел на них. Они были полны крови, пульсировали жизнью. Костные мозоли, которые я заработал с Попом, теперь отсутствовали. Я действительно был совершенно новым. Она, молча, провела пальцами по моим, затем пошла дальше к линиям моей груди. Я резко вдохнул, когда ее пальцы дошли до моей шеи и коснулись чувствительной ямки моего горла.

— Мне нужно… Мне просто нужно… — Боже, мне так было нужно, моему уму казалось, что это было одно из тех средневековых пыточных устройств, которые тянули в тысячу разных направлений, но я остановился на ее губах. Я даже не потрудились сделать еще один вдох. Я наклонился и поцеловал ее. Эмма замерла, заставляя меня сомневаться в моих действиях на долю секунды, но затем она выдохнула в мой рот. Это был радостный звук. Звук облегчения. И в тот момент я понял, там не было больше ничего другого. Ее улыбка на моих губах. Ее дыхание в моем рту. Я хотел жить этим моментом вечно. Я не хотел думать о завтрашнем дне, или о следующем. Только здесь. Только сейчас. Только это.

Я прижал ладонь к теплой пояснице и потерялся в ее поцелуе, который был чем-то намного большим, нежели просто поцелуй. Это было дыхание Эммы, вселявшее в меня жизнь. Я и не догадывался, что можно испытывать такие чувства, ее кожа против моей, мое дыхание, сливающееся с ее, наши пальцы, переплетающиеся друг с другом.

— Эмма, почему дверь заперта?

Она подалась назад, ее глаза широко распахнулись, когда мама затрясла ручку. Она потянулась, чтобы коснуться ее губ, опухших от нашего поцелуя, и опустила неровный, тихий взгляд на мое полуобнаженное тело. Ей не пришлось говорить. Я скатился с кровати, гулко приземлился на прохладный коврик на полу и заполз под кровать.

— Что это было? — Рейчел снова постучала. — Эмма, ты в порядке?

— Я в порядке, мама. А что ты хочешь? — Пружины кровати заскрипели, и я наблюдал за тем, как ее босые ноги прошлись по коврику на полу к двери. Она открыла дверь на какую-то долю дюйма.

— Почему эта дверь заперта? — Рейчел высунула нос за дверь, но Эмма вытолкнула ее назад. Я услышал, как они пролепетали что-то о запертых дверях и о расписании работы ее мамы на неделю. Я был в раю. Моей самой великой проблемой на данный момент было, как бы мама моей девушки не нашла меня под ее кроватью. Ну, во всяком случае, самой главной проблемой, которая мне пришла в голову. Я не мог остановить глупую улыбку, расплывшуюся по моему лицу.

— Опасность миновала, — прошептала Эмма. Я выкатился из-под кровати и забрался наверх, чтобы присоединится к ней. Мы, молча, сидели, пока не услышали, как захлопнулась входная дверь несколькими минутами позже. Облегчение промчалось по лицу Эммы. Она спрыгнула с кровати до того, как я смог потянуться и дотронуться до нее снова. Я согнул пальцы, интересуясь, как они могли оказаться столь пустыми, когда ее не было рядом, чтобы наполнить их.

— Куда ты идешь?

— Раздобыть немного еды. А ты не голоден? — Она вытянула пару хлопковых шорт и толстовку из сумки с вещами. Когда она осторожно потянула вверх свою нежно-розовую кофточку через голову, поправляя ее у швов на шее, и бросила ее на пол, у меня что-то опустело глубоко в животе.

— Хм… Я больше не могу раствориться прямо в воздухе. Тебе нужно сначала попросить мня об этом. — Во рту у меня пересохло, и я чувствовал, как сердце подпрыгивало туда, где оно быть не должно. Мне следовало бы отвернуться, но я не мог оторвать глаз от ее длинной, залитой солнечным светом спины.

— Я никогда не просила тебя уходить, Финн. Ты сам принимал это решение.

Я сглотнул и провел рукой по рту, следя за тем, как она надевает толстовку через голову и просовывает каждую длинную ногу в шорты. Я ни разу не видел, как Эмма переодевается, но теперь я увидел это, и я ни за что в мире не отдал бы это воспоминание.

— Ты голоден? — Она остановилась у двери и сдула прядь волос с глаз.

Я нервно рассмеялся, адреналин все еще приливал к ушам. Она и не догадывалась.

— Думаю, да.

Эмма вернулась с двумя дымящимися чашками кофе со сливками, сахаром и тарелкой, полной черничных кексов. Первый же кусочек черники и теплой выпечки взорвались у меня во рту, едва не расплавив меня. Я не пробовал еды так долго. Мне пришлось приложить много усилий, чтобы не застонать, пока еда растворялась у меня во рту. Эмма сделала маленький глоток кофе и улыбнулась, следя за выражением моего лица.

— Что? — спросил я, вытирая языком обратную сторону руки и глотая.

— Ты выглядишь так, будто пребываешь на Небесах.

Сидеть здесь, смотреть в ее глаза, соприкасаться коленями и посылать тем самым взрывные волны тепла по моим бедрам, я подумал, что возможно я и был на Небесах.

— А кто сказал, что я не там?

Я ухмыльнулся и наклонился сквозь крошечное пространство между нами, чтобы прижаться моими губами к ее. И Бог подсказывал мне, что она была куда вкуснее, чем кекс в моей руке, поэтому я оставил его в покое, чтобы притянуть ее поближе. Эмма прикусила губу и вырвалась из моей хватки.

— Что такое?

Она держала мою руку на ее коленях, водя кончиком пальца по внутренней части моей ладони.

— Мой папа… — Боль мелькнула на ее лице.

— Что такое? Скажи мне.

— Мэв сказала мне, что папа отправился в Ад. — Она подняла глаза, они были полны непролитых слез. — Это правда? Я не буду обвинять тебя во лжи, если это так, но…

— Эмма. — Я схватил ее за руки. — Он не в Аду. Она пыталась по больнее ранить тебя. Клянусь тебе, он в Раю. Он счастлив. В покое.

Эмма кивнула, и ее плечи опустились, но под поверхностью все еще было что-то хрупкое.

— Что случилось в том доме, Финн?

Я глубоко вздохнул и расслабился.

— А что?

— Потому что Кэш… с ним что-то не так. Он действительно не говорил со мной после того, что мы натворили той ночью, но здесь есть что-то большее. Я не чувствовала ее после пожара, но что, если это Мэв?

— Это не Мэв, — сказал я.

Эмма широко распахнула глаза.

— Ты уверен?

Я сжал руку Эммы и закрыл глаза. Моя сетчатка загорелась при воспоминании о душе, вытянутой из девушки, которую я люблю. Следя за тем, как Мэв закрадывается под ее кожу, словно это была шуба. Я распахнул глаза и улыбнулся так сильно, как только мог.

— Я уверен. Она никогда не вернется.

— Это отлично, но Кэш… — Эмма покачала головой. Мы должны помочь ему.

— Поможем. Мы исправим это, независимо от того, что это.

— Обещаешь?

Я кивнул и пополз вверх по ее телу, мягко прижимая ее к матрасу.

— Обещаю.

Пружины матраса скрипели под весом наших тел. Одеяла переместились и съехали. Я улыбнулся против щеки Эммы, задаваясь вопросом, как что-то настолько малое могло сделать меня настолько счастливым.

— У нас еще много забот, — сказала она, соединяя руки у меня на спине, чтобы притянуть меня ближе. — Например, где ты будешь жить?

Я кивнул, вдыхая ее аромат.

— Знаю. — Тепло моего дыхания заставило ее вздрогнуть, нежное легкое колебание высокой температуры прокладывало себе путь вниз по ее позвоночнику, затем обратно вверх через мой, как будто мы были единым целым, а не двумя отдельными личностями. Я провел кончиком пальца по ее ноге, начиная от колена, потом выше и выше, пока мои пальцы не сдались и не сжались на ее бедре. Эмма накрыла мою руку своей, ее глаза горели синим, как жарким пламенем.

Я хотел поцеловать ее. Черт, я хотел сделать намного больше, чем поцеловать ее. Но я не сделал. Вместо этого я убрал прядь волос с ее глаз и провел пальцами рядом со швами на ее шее. Гнев жег мои внутренности как кислота, зная, что, несмотря на все остальное, Мэв навсегда отметилась на Эмме.

— Ты знаешь, что не обязан быть со мной, верно? — спросила она мягко, ее глаза уставились на мое горло вместо лица. Ее ресницы задевали нежное пятно под моим подбородком каждый раз, когда она моргала.

Я поднял ее подбородок, так чтобы она посмотрела на меня.

— О чем ты говоришь?

— Не хочу, чтобы ты думал, что должен мне, или, что ты обязан быть со мной. Теперь у тебя есть тело, второй шанс на жизнь. Что, если через некоторое время ты больше этого не захочешь?

— Эмма… — Я сглотнул эмоции, перекрывшие мое горло… ценность двадцати семи лет внезапно нахлынула на меня. — Я восстал из мертвых ради тебя. — Ее глаза с трепетом закрылись, и я поцеловал ее в веки. Они чувствовались атласом на моих губах. — Если это не докажет, насколько я люблю тебя, то тогда ничто не докажет.

Она вздохнула, и ее руки сжали мою талию.

— Я тоже тебя люблю.

Я поцеловал ее. Я хотел быть мягким, сдержанным и почтительный, но как только ее вкус оказался на моем языке, не было никакого пути назад. Возможно, если бы я только закончил глупый завтрак, возможно если бы я позволил ей прийти ко мне вместо того, чтобы накрыть ее своим телом, то я, возможно, смог бы удержаться. Но не теперь. Не тогда, когда я был в теле, которое было моим, с девушкой, которую я хотел больше следующего вздоха. Я провел ладонями по ее толстовке, по ребрам, по спине. Я сглотнул хныканье из ее горла. Я целовал ее, до тех пор, пока не был уверен, что воздух перестанет поступать, если я не отпущу ее.

Я затаил дыхание, когда Эмма, наконец, прервала поцелуй. Она засмеялась и провела пальцами по моим волосам.

— Что?

— Я просто подумала о кое-чем. — Она пошевелилась, чтобы отсесть.

Я держал руки на ее талии, задаваясь вопросом, выглядел ли я столь же смущенным, как я себя чувствовал.

— Ты сказал, что не закончил школу, — сказала она, улыбаясь.

— И?

— И, теперь ты можешь ее закончить. Ты можешь пойти в школу со мной.

Света в глазах Эммы было слишком много, блестящего от возможностей и счастья. Я не сказал, что думал… что я скорее буду пожинать души, чем вернусь в среднюю школу. Вместо этого я застонал и спрятал лицо в животе Эммы.

— В школу? Ты серьезно?

Эмма засмеялась и почесала затылок.

— Ради меня?

Я усмехнулся и поднял подол ее рубашки, таким образом, я мог положить ухо на ее сердце. Я стал слушать его биение, пока мое дыхание не стало соответствовать его успокаивающему ритму. Я знал в своем сердце, в ямке своей души, что я умру за этот звук. Я умер бы за эту девушку. Я посмотрел на Эмму, и она приподняла бровь, глядя на меня.

— Ради тебя? — спросил я, проводя своими губами по ее. — Ради тебя я сделаю все что угодно.