Проводник

Глава 2

Эмма

Это снова происходило. Сны. Ночные кошмары, которые больше походили на воспоминания, чем на плод моего воображения. Я коснулась ручкой своего дневника и сконцентрировалась, стараясь вспомнить детали произошедшего. Вспышки воспоминаний о парне с зелеными глазами. Его губы на моих волосах. Его руки вокруг моей талии. Паника и страсть сражались в моих венах как лед и пламя. Я бодрствовала уже час, но все еще могла слышать его голос.

Пожалуйста, прости меня за это, прелестная девушка.

— Тук, тук.

Тихо донесся голос Кэш, волнуя тюль цвета слоновой кости, висевшую поверх штор. Я оторвала взгляд от дневника, чтобы посмотреть, как он взбирается в окно. Его старый альбом был припрятан под мышкой. Я мысленно сфотографировала этот момент и добавила его в коллаж воспоминаний о Кэше и мне.

— Пожалуйста, скажи, что твоя мама ушла, — пробормотал он, пододвигая стул напротив моей кровати. — Последнее, что я сейчас хочу слышать так это то, как твоя мама побежит к моему отцу, чтобы сказать, что я здесь и пытаюсь переспать с тобой.

— Она на велотренеровке, — я посмотрела на часы. Было слишком рано для того, чтобы Кэш не спал и находился у меня дома. — Неприятности в раю?

Он пожал плечами, достал карандаш, припрятанный за ухом, и открыл свой альбом.

— Можно сказать и так. А у тебя? — он указал на дневник в ее руках. — Снова те сны?

Я кивнула и закрыла глаза, стараясь вспомнить больше о моем сне. Я уже начала забывать его. Черт!

— Ладно, не буду тебе мешать. — Его губы изогнулись в ухмылке, когда он начал рисовать. Его растрепанные словно шипы волосы ровно вздымались на голове, переливаясь рыжим и золотым на кончиках.

— Что рисуешь?

— Тебя. — Его запястье двигалось плавно, карандаш царапал бумагу, в то время как он изучал овал моего лица.

Я простонала и спрятала лицо руками.

— Серьезно, Кэш. Я же только проснулась.

— Да ладно, это для занятия. Нужно нарисовать кого-то в естественной позе. Кого-то, кто не знает, что его рисуют.

Я приподняла бровь.

— Звучит немного странно. К тому же, я знаю, что ты меня рисуешь, а это не соответствует заданию, не так ли?

— Просто сделай вид, что не знаешь, что я здесь и продолжай писать, что писала.

Это было невозможно. Я не могла погрузиться в такого рода воспоминания, пока он сидел здесь и анализировал каждое мое движение. Кэш знал меня слишком хорошо для этого. А мое страшное, бесстрастное лицо делало все только хуже.

— Более того, здесь потрясающее освещение. Не двигайся. Даже не моргай. Клянусь, то как солнце освещает тебя… — Должно быть вдохновение прервало остаток слов, и он погрузился в полную тишину. Раздалось шуршание угольного карандаша, быстро копирующего мой сонный силуэт.

Я отодвинула его альбом, чтобы посмотреть какая футболка была на нем сегодня. Эта говорила, я здесь только потому, что мой конденсатор сломан. Это была все та же футболка, которую он носил вчера.

— Ты же понимаешь, что подростки нашего поколения и не вспомнят фильм «Назад в будущее»? — спросила я.

— Ты только что вспомнила, — сказал он, посмотрев на меня.

— Только потому, что ты вынудил меня посмотреть этот фильм около трехсот раз.

— Да, но я не надеваю их для кого-то еще. Я ношу их для себя.

Я вздохнула. Попытка отвлечь его была пустой тратой времени.

— Знаешь, я никогда этого не понимала, — сказала я напрасно. Я знала, что он в любом случае получит то, чего хотел. Даже если это было мое унижение, поданное на серебряном блюдце. Или, в данном случае, на кожаном альбоме.

— Я позволю тебе меня ударить, если ты дашь мне закончить, — сказал он.

— Этого не достаточно. Ты должен купить мне кофе, шоколадный круассан и дать себя ударить.

— Хмм. — Еще одна изящная дуга, нарисованная карандашом, оставила новый отпечаток меня на бумаге. — Это довольно-таки большая цена. Может, тогда я нарисую тебя обнаженной, если я заплачу за круассаны. Хотя подожди! Я уже нарисовал подобное вчера вечером.

Он ухмыльнулся, глядя вниз на бумагу, и вскинул брови. Крошечный пирсинг, вставленный в правую бровь, отливал серебром на солнце. Я прижала свой дневник к груди и кинула в него подушку.

— Ты такой вульгарный. — Я вылезла из кровати, чтобы посмотреть, что надеть в школу, затем выдвинула ящик одежды и достала пару джинсов. — Кто это был на этот раз?

Он закрыл свой альбом, спрятал карандаш за ухом, подошел к шкафу и облокотился на него.

— Тинли. Мы были в моей студии, куда зашел отец. Так что, как ты уже догадалась, теперь мой дом — вражеская территория. — Кэш выхватил дневник из моих рук. — Ты когда-нибудь собираешься показать мне, что ты там пишешь?

— Отдай!

— Неет. — Он ухмыльнулся. — Клянусь Богом, если я найду там сопливые слова о каком-нибудь парне, меня точно вырвет.

Я вырвала дневник из его рук и кинула его в шкафчик. Все, о чем я писала в этом дневнике, были ночные кошмары и искаженные воспоминания о моем отце. Меня не волновали парни, и Кэш знал это. У меня не было времени, терпения или той эмоциональности, в которой они нуждались.

Кэш украдкой заглянул в другой ящик и нахмурился.

— Кружево? — сказал он смущенно. — Это… меня беспокоит. У меня такое чувство, словно я только что застал врасплох моего отца, занимающегося сексом или что-то вроде того. С каких пор ты носишь сексуальное нижнее белье?

Я быстро закрыла ящик, прищемив ему пальцы.

— Хватит копаться в моих вещах!

Он потряс рукой.

— Не то, чтобы я никогда не делал этого раньше.

— И что это должно означать?

Кэш подошел к окну и отодвинул шторы, чтобы увидеть свой дом.

— Мне нравится осматривать твою комнату раз в месяц.

Ужас закружил комнату у меня на глазах.

— Ты лазаешь по моим вещам?

— Нет, не совсем. Но мне следовало бы. Просто для того, чтобы убедиться, что с тобой не происходит ничего странного. Я не стал бы этого делать, если бы ты рассказывала мне больше.

— Ты настоящая заноза в заднице, — сказала я. — Ты ведь знаешь это, да?

— Теперь да. — Он закрыл шторы и простонал. — Почему он еще не уехал?

Я запихнула мои книжки и камеру в сумку.

— Наверное он ждет, чтобы уничтожить тебя.

— Эй. — Кэш нагнулся и подобрал зомби с покачивающейся головой, которого он подарил мне на прошлый день рождения. — Мило ты ухаживаешь за Франциско. — Он отряхнул его и поместил напротив моего блеска и необычных, подаренных мамой духов, которыми я никогда не пользовалась.

Я схватила свою сумку, припоминая звук, разбудивший меня утром. Как будто кто-то что-то опрокинул.

— Извини.

— Я прощу тебя, если ты позволишь мне принять у тебя душ. Я бы хотел оттянуть момент моего уничтожения на как можно дольше и при этом нормально пахнуть. — Он подошел к моему шкафу. — У тебя все еще есть старые футболки твоего отца?

Я вытянула Стенфордскую толстовку моего отца из задней части шкафа, останавливая пальцы, проводящие по потертым буквам. Эта была его любимой. Столько воспоминаний о нем в этой толстовке закружились в моей голове.

— Никакого душа, и мне лучше бы положить это на место, — сказала я, бросая ее ему. — И ты хоть представляешь, что произойдет, если мама придет домой и обнаружит тебя в нашем душе? Мне не нужна такая трагедия.

Я подобрала свои вещи и направилась в коридор. Кэш последовал за мной в ванную, где я захлопнула дверь перед его лицом. Я услышала звук, похожий на удар его лба о дверь. Его приглушенный голос просочился через дверь:

— Да ладно тебе, Эм. Не бросай меня на съедение акулам.

Я повернула кран с горячей водой в душе и повернулась для того, чтобы взять зубную щетку. Моя рука застыла, повиснув над раковиной и трясясь мелкой дрожью. Зеркало было измазано черным фломастером, образуя слова «Привет Элисон». Я зажала рот рукой, чтобы сдержать крик, и попятилась назад к подставке для полотенец. Снова это. Я крепко зажмурилась. Пожалуйста, только не снова.

Кэш снова тихо постучал в дверь.

— Эмма?

Я скрепила руки в форме чаши и выдохнула в них, пока сердцебиение не замедлилось.

— Что случилось?

— Ничего, — сказала я, как только смогла говорить. В отчаянии, я схватила полотенце для рук, висевшее на подставке, и протерла им зеркало. Я не собиралась возвращаться в Брукхейвен снова. Я ни в коем случае не проведу весь выпускной год в психлечебнице. Конденсат, исходящий от душа, облегчил мою работу, но, к тому времени, когда я закончила, белое полотенце все было измазано черными пятнами. Кэш не должен это увидеть. Никто не должен.

— Ей нужно уделять больше внимания, — сказал доктор маме, словно Эммы там и вовсе не было. — Такое агрессивное поведение не редкость для молодых людей после психологической травмы.

Кэш постучал по ту сторону двери кончиком ботинка.

— Ты в порядке?

Глубоко вздохнув, я спрятала полотенце в корзину с бельем и открыла дверь. Он быстро вошел в туманную комнату. Сначала показались его руки, ноги, а затем и он весь, застывший в дверном проеме.

— Я в порядке. Но мне правда нужно принять душ. — Он посмотрел на меня в изумлении, и я добавила — Мы можем провести время вместе позже, хорошо?

Я попыталась закрыть дверь, но Кэш придержал ее ботинком и снова открыл.

— Что происходит, Эм? — Его шоколадные глаза вглядывались в мое лицо. — Каждый раз, когда я вижу тебя, ты пишешь в этом глупом дневнике. Ты ведешь себя как псих в школе и снова спишь со включенным светом. Не держи все в себе как в прошлый раз. Поговори со мной. Я хочу помочь.

На мгновение я уставилась ему на грудь, а потом произнесла:

— Все в порядке. — Я заставила себя улыбнуться. Не было похоже, чтобы он поверил мне. — Послушай, мне просто приснился страшный сон, хорошо? Они всем сняться. Я же не устраивала тебе взбучку, когда тебе приснился тот кошмар про клоунов и Джастина Бибера.

Я ожидала, что он засмеется и оправдает себя, напомнив, как сильно он был пьян, когда ему приснился тот сон, но он так не сделал. Он не собирался оставлять это вот так.

— Это же не просто сон, и ты знаешь это, — сказал он, его брови сомкнулись. — Ты снова уходишь от темы. Я чувствую это.

Я посмотрела в сторону, зная, что он был прав. Ненавижу лгать ему.

— Я же сказала, со мной все в порядке. Я даже принимала лекарства. Я не знаю, что ты еще хочешь от меня услышать.

— Я хочу, чтобы ты со мной поговорила. Я хочу, чтобы ты перестала лгать мне тем же враньем, которым обманываешь свою маму. Это не работает со мной, Эм. Я знаю тебя.

Как я могла сказать ему, что больше не отличала сны от реальности? Что я чувствовала, как будто кто-то следил за мной. Что я могла ощущать их присутствие как поток тепла, постепенно спускающийся по моей коже.

Выход был: не рассказывать.

Я закрыла глаза, не желая его видеть.

— Кэш, пожалуйста.

Он издал отчаянный стон.

— Ладно. Только поторопись, и давай что-нибудь поедим. Тебе станет лучше.

Я закатила глаза.

— Ты хочешь, чтобы я просто что-то приготовила.

— И это тоже. — Он облокотился руками о дверной проем так, чтобы я не могла его вытолкнуть. — Ну же, Эм. Не заставляй меня идти домой так рано.

Я вздохнула. Кэш был как бродячая собака. Нам было шесть лет, когда его мать ушла из семьи. В тот день она покормила его лишь арахисовым маслом и бутербродом, намазанным джемом. И с тех пор, я не могла от него избавиться. Для меня он навсегда останется тем печальным мальчишкой, сидящим у меня на крыльце с джемом, размазанным по щеке.

— Я испеку тебе немного лепешек, после того как приму душ, но мама посадит меня под домашний арест пожизненно, если найдет тебя здесь. Прости.

Он нахмурился и погрузил пальцы в черные, колючие волосы.

— Замечательно. Если я переживу гнев отца, тогда встретимся снаружи через час. Я подвезу тебя, чтобы ты взяла свой тупой кофе.

Я махнула ему рукой на прощание, но он остановился в коридоре. Он постучал пальцами по стене, на которой висела наша последняя семейная фотография с папой.

— Кто такая Элисон? — спросил он.

Я застыла.

— Что?

— Элисон, — сказал он. — Ты произнесла это во сне прошлой ночью. Ты сказала «Я не Элисон».

Приглушенные воспоминания, которые не принадлежали мне, окутали мой разум и проникли в уголки зрения словно чернила. Я сморгнула их, желая смыть их с себя.

— Кто она?

Я потрясла головой и коснулась дверной ручки, готовая положить конец этому разговору.

— Честно, я не знаю.