Это ты
— Какое у тебя печальное и одухотворённое образование лица, — съехидничала Ветка, наблюдая за сборами старшей сестры на пикник. — Веселиться нужно хозяйственно: во всех углах всеми средствами, и тщательно тереть, пока не отстанет. Это ненормально, когда твоя хандра не отдыхает.
Лёка сунула в рюкзачок запасные носки и мрачно покосилась на младшенькую.
— Засохни! — помог ей Нешто отчихвостить зубоскалку, влетев в комнату следом за глиняным ледагашкой.
Тот пронёсся мимо Ветки пущенным вскачь мячиком. Врезался в стену, отрикошетил сестрёнке в затылок, в стену, в потолок, в пол, в стену и вылетел обратно в дверь.
— Ату его! — вынесло следом ловца «истины».
Верней, «истинного» — мысленно поправила себя Лёка, застёгивая рюкзак.
— Эх-ма! — задорно визжала в гостиной Бельмондошка. — А, вот я тебя споймаю!
— Бабуля вернётся, — прикрывая ладонями уши, напророчила Ветка, — им конец. Охотников растерзает, а колобков сожрёт.
Ключи-горошинки и вправду раздобрели. Пока не с наливное яблочко, но с полноценной вишенкой уже сравнялись. Что полбеды. Когда в доме объявились два первых ледагашки — каменный с костяным — эти вишенки робко катались по комнатам. Удирая под шкафы и кровати с диванами при каждом появлении в поле зрения ног — хлопот это не доставляло. Даже тогда, когда они вдруг осмелели и принялись весело подскакивать.
Погибель в дом приставников пришла в тот момент, когда к первой парочке баловников присоединилась вторая. Ледагашки так обрадовались собратьям, что теперь носились по комнатам без передышки. А с ними и два дряхлых полоумных субъекта, которым детство кое-куда стрельнуло и убило придурков наповал. У шишиморки ещё и резко пропал страх перед очагом приставников: шныряла, где хотела. Так что самим приставникам внезапно стало не хватать места. Не говоря уже о покое.
Ле-Да-Га — размышляла Лёка, натягивая джинсы. Как разъяснил им Нешто-Нашто, это всё тот же праязык, с которого пошли все остальные. Каждое слово в нём целый комплекс близких по смыслу понятий. Ле — это всё, что создано не руками человека: лес, блеск, лень и так далее. Га — всё, что связано с путями-дорожками и всяческим движением. Наконец, Да — это истинность, данность.
То есть собранные вместе ключи на самом деле «Созданный высшими силами истинный, данный извне пути». Проще говоря, «Созданный свыше истинный путь». Что, глядя на эти бесноватые создания, не скажешь.
Просто безобразие — рассердилась Лёка, когда каменная вишенка угодила ей в лоб. А у этого паразита — как и у костяного — торчавшие во все стороны листочки сродни шипам. Влепит по тебе от всей полноты их «созданного свыше» счастья, без синяка не обойдётся. У деда на лице уже две награды сияют всеми цветами радуги. Хорошо хоть не фингалы.
— Давай его поймаем, — сочувственно предложила Ветка и не удержалась от стёба: — Посолим, три раза плюнем, и он превратится в понедельник. Пикник в аут.
На столе задребезжал сотовый. Лёка цапнула его, опередив сестру, и принужденно приветливо ответила:
— Готова. Прости, но ещё пару минут.
— Вы что там, дерётесь? — усмехнулся Олег, услыхав, как в трубке что-то грохнулось и зазвенело.
— Потом расскажу, — пробормотала Лёка и отбилась.
— Что расскажешь? — иронично осведомилась Ветка, подавая ей второй сапог.
— Что мы завели беспородного и беспардонного щенка, — натягивая его, криво усмехнулась Лёка. — По кличке «Светка Скользкая креветка».
— Или «Ольга настолько, что нисколько», — моментально сложилось в голове сестрички.
Хотя сама Лёка считала, что уж на её-то имя дразнилок не придумать.
Они вышли в гостиную и застыли в скорбном молчании. После чего Ветка уныло проныла:
— Мне-то это куда облокотилось? Вы молодцы: взяли с утра и разбежались. А я должна спасать дом в одиночку.
— Так, поможем, — стёк с потолка Нешто, зажимая в кулаке деревянного ледагашку.
— Ну, я пошла, — приободрилась Лёка и юркнула в коридор.
Перспектива убить день на трижды ненужном пикните больше не казалась катастрофой.
В джип Олега она запрыгнула с улыбкой и мысленным пожеланием Ветке хорошо провести время.
— Ты прямо светишься, — заметил он, вопросительно вздёрнув брови: дескать, готов порадоваться вместе с тобой.
— Утро чудесное, — пояснила Лёка, решив, что этого достаточно.
Олег решил иначе:
— Так, что там у вас за сражение? Визги, писки. На улице слышно.
— Веткины подружки бесятся, — нашлась она, чувствуя, что хорошее настроение вильнуло хвостом и смылось.
— Прямо с утра? — удивился Олег, заводя машину. — Полковник оставил дом в их распоряжении? «Патриот» вроде во дворе.
— С бабулей грибы собирает, — нехотя солгала она. — С соседями уехали.
— Что-то не пойму, — отъезжая от ворот, глубокомысленно изрёк чересчур настойчивый кавалер. — Минуту назад настроение было отличным. А теперь ты скисла. Я тебя напрягаю лишними вопросами?
— Напрягаешь, — честно созналась Лёка. — Потому что навёл на простую мысль, которая не приходила в голову.
— Какую?
— Дом разнесёт Ветка, а отвечать мне.
— Степаныч не знает про пикник? — продолжал цепляться Олег, пренебрегая её желанием закрыть неудобную тему. — Ты удрала?
— Удрала, — вновь солгала она.
— А они с Ладой Всеславной скоро вернутся?
— Думаю, через час-полтора, — удивлённо воззрилась на него Лёка.
В душе неприятно шевельнулась ничем не обоснованная тревога. Не полагаясь на чувства, коснулась оберега — тот в порядке. Вроде никакой опасности, но внутри непорядок. Может, стоит вернуться? Не оставлять Ветку на дежурстве одну. Правда, с ней Бельмондошка и Нешто…
— Не сердись, — без малейшего раскаяния в голосе не попросил, а повелел Олег, выруливая на трассу. — Хотел дать тебе шанс выйти из машины и вернуться домой. Даже подтолкнуть пытался. И рад, что ты этим шансом не воспользовалась.
— Правда рад? — вырвалось у неё.
Видимо, для того, чтобы после не жалеть о неиспользованной возможности остаться дома.
— Очень, — вроде и скупо бросил он, не сводя глаз с дороги, но веско.
Такой со мной сюсюкать не будет — одобрила Лёка, получив тому очередное подтверждение. В душе даже что-то затеплилось. И настроение приободрилось.
— Много будет народа? — спросила она, чтобы не молчать. — Как оно будет вообще? Расскажи. Вдруг ещё не поздно остаться.
Он рассказывал о прошлогоднем пикнике долго, интересно и местами смешно. Как раз хватило, чтобы доехать — как оказалось — не так уж и далеко от её дома. На берег отлично известного Лёке озерка.
— Олег, разве тут можно устраивать пикники? — удивилась она, когда он припарковал джип рядом с другими машинами.
Которых тут собралось прилично — и траву их хозяева успели вытоптать также прилично. Не говоря уж о том, что пить ещё не начали, а намусорить успели.
— Тут можно, — заверил он, открывая багажник.
— В заповедной зоне? — не поверила Лёка.
Её родной посёлок находился в зоне Национального парка — как и четыре соседних деревни. Тут каждая собака знала, что для строительства их общей небольшой больницы пришлось пять лет выпрашивать в бюджете кучу денег на экологическую экспертизу — ещё и ждать её почти год. А сколько нервов и сил у администрации посёлка ушло на то, чтобы Минприроды согласовало выделение земли.
Да что там больница. Местным дом не поставить без согласований и разрешений: земля-то федеральная. Ещё и отказать могут — что бывало не раз. Так что пикник в парке устроить не так-то просто.
— Заповедная зона дальше, — вытаскивая здоровенный рюкзак, пояснил Олег. — Держи, — вручил он Лёке пакет, из которого вкусно пахло копчёной рыбой, и махнул рукой вдоль берега: — Граница заповедной зоны в пятнадцати километрах. Так что мы тут на законных основаниях.
— Гадим тоже на законных основаниях, — недовольно проворчала она.
— Где? — тут же нахмурился начальник службы безопасности компании.
Она молча ткнула пальцем в несколько пустых пакетов, которые ветерок норовил загнать в воду.
— Пошли, — холодно обронил Олег, вскидывая рюкзак на спину.
Лёка потелепалась за ним к установленным на берегу навесам, откуда неслась — правда негромко — весёленькая музычка. Народ галдел или шушукался, слонялся или суетился у нескольких дымящихся мангалов, разлёживался на травке или активничал у столов с вываленными на них продуктами. Отдельно в шезлонгах расположились несколько человек, среди которых Лёка заметила Марго. Начальство — невольно поморщилась она и решила в ту сторону не ходить.
Олег сбросил рюкзак у одного из пластиковых столов и поманил пальцем какого-то спортивного парня. Что-то ему сказал, и тот унёсся, вытаращив от усердия глаза. Другому подскочившему мужчине, видимо, тоже влетело. Он метнулся между столами и мангалами, вертя по сторонам головой. Тут же нагавкал на кого-то, и ближайшие отдыхающие бросились поднимать с земли всё, что успело туда нападать.
— Ох, и строг же ты, воевода, — нарочито озабоченно посетовала Лёка, когда он снимал с неё рюкзачок.
— Прими к сведению, — строго наказал он, улыбаясь одними глазами.
Его рука скользнула по её спине. Притянула к себе слабо сопротивлявшееся женское тело.
— Смотрят, — напомнила Лёка, что он вечно под прицелом ревнивых глаз.
В ответ получила долгий крепкий поцелуй. Хотела его сократить, но мужская рука сжала затылок. Пальцы пробороздили кожу головы — она даже слегка сомлела: подкупающее ощущение.
— Соскучился, — прошептал Олег, не отрывая своих губ от её.
— За ночь? — чуть отстранившись, иронично уточнила она.
— За самую долгую ночь в моей жизни, — приник он губами к уху.
— Лукавишь, — усмехнулась Лёка, прикрыв глаза.
— Вру, — не стал отпираться Олег. — Про самую долгую ночь знает твой дед.
— Я тоже, — смущённо призналась она. — Он рассказал. Хотя не любит вспоминать войну.
— Вот и мы не будем, — предложил он, выпустив её на свободу: — Ты завтракала?
— Не успела, — помотала Лёкаа головой, заодно слегка покосившись по сторонам.
Известных ей соперниц вокруг не наблюдалось. Интересно, сколько ещё неизвестных?
— Пошли, — обнял её за плечи Олег и потянул к ближайшему мангалу. — Ты умеешь клянчить?
— Давно не практиковалась, — хмыкнув, расписалась она в бессилии. — А что, могут не дать? Тебе?
— Могут. Придётся отбивать силой. Будешь прикрывать тылы.
— У меня тоже тылы не прикрыты, — весело оскалился навстречу седовласый мужчина, переворачивая шампуры. — Начбез, ты где откопал такие невероятные глаза? — кивнул он Лёке, щурясь и морщась от дыма.
— Воспользовался старыми связями, — отшутился Олег и взял быка за рога: — Мяса дашь?
— Красавица, на кой хрен тебе этот опричник? — сердобольно покачал головой седой балагур с умными глазами. — У него ж в одном глазу обструкция, в другом экзекуция. Из него принц, как из меня его белый конь. Гляди в оба: перед тобой настоящий мужчина.
— Альфред, у твоей жены тяжёлая рука, — с мягкой издёвкой напомнил ему Олег.
— А ты откуда знаешь? — притворно удивилась Лёка.
— А он из-под неё еле выполз, — хмыкнув, насплетничал Альфред. — Когда мы с рыбалки ползком вернулись.
— Ты не говорил, что так успешно пьянствуешь, — укорила поклонника Лёка.
— Зато первоклассно ползаю, — усмехнулся Олег, грозно сдвинул брови и зловеще пробасил: — Мяса дашь?
— Не дам, — преспокойно отказал ему добровольный шашлычник.
— Могу дать взятку или в ухо, — предложили ему на выбор.
Все, оказавшиеся рядом мужики непринуждённо захмыкали. Видимо, не так уж и боялись своего сурового начбеза.
— Пока будете ломать друг другу рёбра и мангал, могу подержать твою подругу, — предложил один из хмыкальщиков.
Последовала вереница иронических препирательств, угроз, подколок и прочей словесной шелухи. Лёка не прислушивалась. Зато пыталась присмотреться к Марго, увлечённо болтавшей с тремя мужчинами в их начальственных шезлонгах. Не алюминиевых с дешёвой парусиной — деревянных, покрытых явно дорогой тканью. Никаких резких линий и острых углов — просто загляденье. В них не сидели, а полулежали.
Марго же — если присмотреться — не беседовала, а что-то неумолчно излагала внимательным слушателям. Лёка видела лицо одного из них: пожилой мужчина с волевым сосредоточенным лицом глаз не сводил с оратора. Слушал так, словно от этого зависела его жизнь.
Может, какое-то заклятье? Правда, Бельмондошка утверждала, будто в реале заклятья не работают. Что, если она ошибается? Всё-таки ещё середнячок: не дозрела до высшего пилотажа волжбы.
А вокруг хи-хи-хи, го-го-го, бла-бла-бла. Туда, где собрались мужчины, непременно подтянутся и женщины. А перед кем ещё красоваться? Не перед ёлками же — бросив пялиться на Марго, заметила Лёка краешек своего ельника.
Их ельника — можно сказать, памятника Светкиному безрассудству. И обретению дедом второго дыхания: старый полковник снова был на войне и прямо-таки расцвёл. Ещё толком не понял, за что сражается, но уже твёрдо уверен, что за дело справедливости во всём мире. Впрочем, сама она в этом ничуточки не сомневалась: то ли это правда, то ли дух приставника ворожит.
— Держи, — перед носом Лёки оказался шампур.
Она и не заметила, как Олег оказался сзади. Как привычно прижал её к себе спиной и приковал, прочно удерживая за талию.
— А ты? — обернулась она, уткнувшись виском в его подбородок.
— Вместе, — скомандовал Олег и стащил зубами первый кусок.
Она так не умела — да и зубы жалко. Откусывала понемногу от довольно приличного шматка мяса. Жевала и размышляла о том, как бы ненадолго слетать домой: проверить Ветку. А пока медитировала, не заметила, как рядом нарисовались коллеги: Алчная Белка и её подруга Стрелка. То есть, Стелла. Какое надо иметь воображение, чтобы русскую девчонку назвать таким кучерявым именем — не слишком справедливо оценила Лёка.
Впрочем, справедливости от неё и не ждали — предпочли бы кое-что иное: чтоб она пропала и никогда больше не возникала на горизонте. Это не просто читалось в глазах Бэллы — реяло в них революционными транспарантами. Лёка даже поёжилась: так неуютно, когда тебя ненавидят.
— Озябла? — шепнул на ухо Олег, проехавшись по нему губами.
— Ловлю флюиды, — как можно беззаботней пошутила она.
Он повернул голову в сторону своих обожательниц. Что уж там просемафорил им глазами — не разглядеть. Но Стелла, задрав подбородок, тотчас влилась в проходившую мимо стайку девушек. Чему-то рассмеялась: громко напоказ. Бэлла же осталась, повиснув на плече их с Лёкой начальника. Тот понимающе глянул на счастливую избранницу и подмигнул: дескать, не обращай внимания.
— Не обращай внимания, — поддержал его Олег. — К сожалению, не могу тебя от этого избавить. Пока. Но вечно это продолжаться не будет.
— Постараюсь, — пообещала Лёка по принципу: лишь бы что-то сказать.
Насытившись и выпив полстакана безалкогольного пива, она уже имела план отхода с позиции — как говаривал полковник, когда отлынивал от домашних дел. Для того чтобы сгонять потихоньку домой, решила использовать древний, как мир приём: попудрить носик. Так прямо и сказала:
— Олег, пусти. Я в туалет.
— Там, — махнул он рукой влево.
Она повернула голову и чуть зумами не заскрежетала с досады: эти негодяи привезли с собой биотуалеты. Как из такого лететь домой? Когда её не докричатся, начнут вытряхивать. Олег уж точно разворотит кабинку, чтобы извлечь свою пассию. А её-то и нет: улетела, но обещала вернуться.
Заикнулась — пришлось тащиться. Но тут ей улыбнулась удача. Едва добралась до первой кабинки, как услыхала призывный крик Марго:
— Олег!
Обернувшись, Лёка увидала, как он широким неспешным шагом направляется к «высокому собранию». Подошёл, поочерёдно пожал мужчинам руки — те не встали ради него, но спины от шезлонгов оторвали, покивали: обозначили своё уважение. Завязался разговор — судя по лицу Марго весьма серьёзный.
Олег стоял спиной к туалетам, и Лёка решила рискнуть. Зашла за них: потихоньку-полегоньку, шаг за шагом. И убрела — как шутит Ветка — под сень берёзовых кустов. Там шагу прибавила, потом чуть пробежалась и нырнула в межмирье.
Поднявшись на крыльцо и прислушавшись, не поверила ушам: в доме не может быть тихо. Если только Нешто не вывел ледагашек погулять и не утопил их где-нибудь в луже. В прихожей она замерла, сообразив, что слышит голос Фаины Раневской:
— Э-э. А кого здесь надо воспитывать?
Войдя в гостиную, обнаружила, что Ветка валяется на диване и пялится в айфон. Покосившись на сестру, она молча кивнула на дверь кабинета и приложила палец к губам. Лёка кивнула и на цыпочках прокралась через гостиную. Заглянула в кабинет и на этот раз не поверила глазам.
Перед монитором компьютера прямо на столе восседала Бельмондошка. Уперев острые локотки в подобранные к груди коленки. Её круглые глазищи таращились на экран стеклянными линзами. Вся четвёрка термоядерных извергов умостилась на её плечах. Замерев, они смотрели мультик.
— Надеюсь, Фрекен Бок, вы любите детей?
— Как вам сказать?.. Бэзумно.
Лёка отступила и наткнулась на сестру. Ветка молча потянула её за руку на кухню. Там на печке сидел Нешто-Нашто. Он лениво болтал ногами и тихохонько гундосил под нос:
Как летела пава распависта,
Как роняла перье подлаписто.
Да роняла перье в зелен траву.
Тут как раз ишло князево дитё.
Не за так ишло — перья сбирала,
Перье сбирала, в рукавок клала.
Малое перо — у подолочек,
Более перо — у рукавочек.
С подолу брала — во перину клала,
С рукаву брала — во вяночек вплела.
С большой натяжкой, но это можно было назвать песней. Хотя ни рифма, ни складная мелодия там и не ночевали.
— О чём горюешь? — подойдя к певцу, ласково спросила Лёка.
— Чего это я горюю? — удивился он. — Оглохла? Пою. Душеньку тешу.
— Он уже так целый час воет, — наябедничала Ветка, прикрывая за собой дверь.
— Чего это я вою? — обиделся Нешто.
— Рождённый ползать упасть не может, — прокомментировала Ветка его претензии на творчество и плюхнулась на стул: — А ты, какими судьбами? Всё? Нагулялась?
— Что-то больно быстро, — вмиг бросил обижаться любопытный дух, навострив уши. — Твой кобелёк не больно-то в обхождении резвый, ежели зазнобу упустил.
— А он не из гончих пород, — абсолютно не остроумно пошутила сестрёнка. — Он из бойцовских. Знаешь, из тех, что слона на скаку остановит. И любую избу подожжёт.
— Скучно тебе, сиротинушке необлизанной? — в духе самих духов иронично посетовала Лёка. — Так уборкой займись. Пока бабуленька не вернулась.
— А смысл? — пожала плечами Ветка, пялясь в окно, на котором по приказу полковника всё-таки раздвинули занавески. — Сейчас досмотрят и снова война. У-у-у! Басурман, — погрозила она кулаком дряхлому баловнику.
— А я чего?! — поразила того в самое сердце чёрная несправедливость навета.
— Это ты их подстрекаешь беситься. Думаешь, не знаю?
— Очумела девка! — возмутился Нешто, апеллируя к её старшей сестре. — Нашла застрельщика. Да их и подстрекать не надо: порода у них такая шебутная.
Лёка развернулась, было, чтобы выйти во двор и вернуться на пикник, но вспомнила одну очень важную вещь:
— Нешто, дружочек, забыла спросить: почему Моргощь так миндальничал с нами? Там, на болоте. Я же чувствовала: он мог легко нас убить.
— А тебе не показалось, — оживилась Ветка, — что эту кикимору он специально нам подставил?
— Показалось. Только не пойму, для чего.
— Не думаешь, что ради вашего интима? Чтобы меня отвлечь дракой, а тебя замуровать в этот ваш хрустальный гроб. Он же предложение сделал. Хотя, — засомневалась Ветка в своей версии, — он его до того сделал. И я никак не соображу: что такого важного он тебе сказал, чтобы так шифроваться? Потрепался ни о чём и смылся. Было ради чего огород городить.
— Или не сказал, — вдруг пришло на ум Лёке. — Когда я брякнула, что нужна ему в качестве отмычки, он взбесился. Может, передумал говорить?
— Может быть, — протянула Ветка. — Он меня жутко нервирует. Всё ходит вокруг да около, трётся-мнётся, но ничем толком не угрожает. Это напряжней, чем гранату в трусах носить.
— Нешто, дружочек, — повторила Лёка. — Так, почему Моргощь нас не убил?
— Скажешь тоже, — отмахнулся мудрый дух. — Как же он вас убьёт, когда не может?
— В смысле?
— Вас убей, так дед ваш страшно осерчает, — приступил к докладу обстоятельный дух. — Он крутенек: воевода-батюшка. Да и воеводиха нраву необузданного. А у неё во власти бездна кромешная. Такой поди, заступи поперёк дороги. Она такого натворить мо…
— Нешто, а покороче никак? — покосившись на часы, взмолилась Лёка. — Меня ж там хватятся, начнут лес прочёсывать.
— А покороче так дело может повернуться, — пошёл он навстречу безо всякого удовольствия. — Деду-то вашему жизни не жаль. А кровиночек своих — вас, стал быть — жальче всего. Вас убить, так он взбеленится да и сотворит непоправимое: Ле-Да-Га уничтожать примется. Они ж к нему доверчивые: сразу-то сбежать не сообразят. А и сбежат, так одного-то он точно ткнуть успеет.
— Рогатиной? — догадалась Ветка.
— Ей самой, — важно поддакнул Нешто. — Тока ей этих попрыгунчиков кончить и можно. Я слыхал, будто его рогатина прежде них на свете объявилась. Оттого и сильней их. Как у нас и заведено: кто старше, у того и сил больше.
— Хорошо, что оружие приставников отнять невозможно, — поёжившись, забухтела Ветка.
— Я ушла, — открывая дверь в прихожую, объявила Лёка. — Желаю приятно провести время за уборкой.
Когда она вернулась в исходную точку и выпрыгнула в реал, чуть не запрыгнула обратно. В паре шагов от неё у поваленной трухлявой берёзы стоял он. Моргощь — собственной персоной — только во плоти. Его глаза сначала широко распахнулись, потом сощурились, будто наводя резкость. Не верили увиденному — она бы и сама не поверила.
Колдун шагнул к ней — блисковица упёрлась ему в грудь. Реал не межмирье — на футболке моментально образовалась опалённая по краям дырка. Лёка сама не поняла, как обернулась приставником — вообще-то, не планируя этого делать. Ещё непонятней было поведение стрелы: та притухла настолько, что футболка не вспыхнула. Да и лук упрямо сопротивлялся: не давал натянуть тетиву, как следует. Нашли же время бунтовать — возмутилась Лёка, слегка попятившись.
Моргощь — сам натянутый, как струна — даже внимания не обратил на причинённый ущерб. Опять вытаращился, сипло выдохнул:
— Это ты!
И вновь шагнул к ней.