Глава 18

— Прям сам признался? — недоверчиво спросил я у следака. — Может, напугался? Или оговорился?

Это всё странно, ведь в первой моей жизни он не сознался ни в одном убийстве.

— Ага, напугался, как же… а ножиком тогда коллегу твоего полоснул, — Кобылкин махнул рукой и взялся за руль крепче. — И девке угрожал, да и вообще, по нему видно, что он психопат. И… ну куда ты?

Бродячий кот решил вдруг перебежать дорогу перед нами. Следак ударил по тормозам, и нас чуть подбросило вперёд. Кот испугался, выгнул спину, но догадался сбежать с асфальта.

— Тьфу, бляха! Придурок полосатый, — выругался Кобылкин дёрнулся, будто собирался выскочить из машины и кинуть в кота камнем, но, покосившись на меня, быстро успокоился и продолжил. — Так вот, у него явные признаки, что псих, у Кащеева имею в виду, не у кота, — он заржал. — И такой, как Кащеев, может натворить делов. Они ведь как думают? Эти убийцы-психопаты… Им похрен на сострадание. Как это называется? Слово, блин, забыл… А, вспомнил! Отсутствие эмпатии. Короче, не испытывает раскаяния и может наслаждаться страданиями жертв. А восприятие, так сказать, реальности искажено. Вот проверим Кащея, свозим на СПЭК, не удивлюсь, если он там врачам задвинет, что может слышать голоса. А потом и вовсе выяснится, что верит в какие-нибудь бредовые идеи, которые им и движут. Ну, там, ритуалы какие или что-то еще. Кстати, ритуальщики, когда совершают убийства, оставляют «подпись» на месте преступления… Короче, Кащей запросто мог лишить жизни существо более слабое, чем он. Кота там, женщину…

Я задумался: и когда Кобылкин так поднаторел в серийниках? Рассказывал, будто наболело… И на Крюгера уже всё так складно повесил.

— Вот только тот барыга явно слабым не был, — возразил я. — Помнишь же, какая туша?

Я глянул на пиликнувший пейджер. Там номер телефона, полный, с кодом, но не нашего региона. После номера приписка: «звонить в рабочее время по МСК, Владимир Владленович Салтыков».

Ага… должно быть, это Гриша Турок прислал мне цифры профессора, эксперта по серийным убийцам. У нас сейчас уже ночь, да и в Москве рабочее время закончилось, наберу завтра.

— Слабый-то — не значит обязательно в физическом плане, — спорил Кобылкин. — А в в характере слабина если. Крюгер наш один из этих, себя-то считает этаким мыслителем или спасителем человечества, а общество — гнилое, и он эту гниль вычищает. А на самом деле просто свои мелкие обидки вымещает на всех и комплексы с детскими психотравмами. Вот я на это давай ему давить, он и не выдержал, рассказал всё во всех подробностях. Причём в таких, что его завтра повезём на места. Хоть и праздник, но надо работать.

— Всё равно не бьётся, Гена, — я помотал головой. — Я видел сегодня человека, бандит, из команды нового кандидата в мэры, — я показал рукой на плакат с Сафроновым, мимо которого мы проехали, — у него какие-то дела с Кроссом, а ещё прессует барыг и шалманы. Тоже своего рода очиститель, но цель только конкретная — баллы заработать перед выборами и власть к рукам прибрать. И того барыгу тоже порешили они, скорее всего — у охранника Сафронова пальцы порезаны, а сам он паниковать начал, когда я вопросы стал задавать. Сейчас вот еду выяснить про него побольше, и брать его надо, колоть.

— Да ну? — Гена поморщился. — Ладно, смотри сам, может, к чему-нибудь и привяжешь его. Может, битами того жмура заколотили они, но с тем толстый барыгой — это точно наш Крюгер разобрался.

Выговорил всё это и выпятил подбородок, не отрываясь от баранки. И что он так упорствует? Его, конечно, всегда хрен переспоришь, Кобылкин такой и есть, бронелобый. Но мы тем временем уже приехали к общаге, где жил Толик, и я с Геной попрощался, он поехал домой спать. Вахтёра на входе не было, я попал внутрь свободно и уже вскоре стоял у двери в комнату Толяна. Постучал, а ответом мне оттуда был, как ни странно, громогласный дружный лай.

— Тихо! — прикрикнул Толик откуда-то изнутри, и его босые ноги зашлёпали по полу. — Иду!

Замок в тонкой фанерной двери щёлкнул, открыл сам Толик, на ходу натягивая майку. Глаза сощуренные, волосы, за которыми он так тщательно следил днём, стояли дыбом, лицо опухшее от сна, на виске отпечатался след от браслета часов, которые он забыл снять.

— З***и твои собаки! — крикнул кто-то из соседей.

— Помалкивай! — огрызнулся Толян.

Герда, овчарка Толика, для приличия гавкнула, а из глубин комнаты ко мне рванула другая собака. Скулящий от радости Сан Саныч встал на задние лапы, упирая передние лапы мне в плечи, лизнул в лицо, спрыгнул и побежал в комнату, разыскивать поводок. Но не нашёл, поэтому принёс мне резиновый тапочек Толика.

— Вот спасибо, — пробурчал тот, отобрал тапок и натянул на левую ногу. — Заманался я с ними, а к тебе ходил — тебя не было, пришлось обоих к себе домой вести. Едва их спать уложил.

— А что случилось?

— Ща!

Я прошёл внутрь в окружении двух собак, а Толян схватил чайник и поскакал в сторону кухни в одном тапочке, трусах и так и не надетой до конца майке. Что-что, а гостеприимство и радушие у него всегда при себе, гостя при любых обстоятельствах угостит чаем. А Герда, тем временем, улеглась на хозяйской кровати, пока Сан Саныч крутился возле меня, требуя почесать брюхо или поиграть с ним.

— Да разругался я со своей, — пояснил Толик, когда вернулся с полным чайником кипятка. — Вот и сказала, чтобы я выметался и шавок своих забирал! Шавок! — гневно произнёс он в сторону окна. — Сама-то кто?

Толя разлил чай по металлическим кружкам.

— А что именно случилось? — спросил я, взяв кружку через рукав, чтобы не обжигать руку. — Увидела тебя с кем-то? Я же тебя знаю, Толян, тебе одной девушки вечно мало, — я усмехнулся.

— Но-но-но, Паха, не заговаривайся, я на сторону не хожу, — он неодобрительно посмотрел на меня и достал из шкафчика под окном пачку сухого печенья, на которое тут же уставились собаки, и половинку сникерса. — Будто я какой-то кобель. Из-за брата это её, Мишани-п***са!

— А что с ним? — я навострил уши.

— А, гандон он, — Толя махнул рукой и швыркнул чаем. — Пришёл я вечером к ним, проверить собак, а он как раз перед работой у сеструхи сидел, нудел ей опять, что со мной встречаться нельзя…

— А кем он работает?

Сан Саныч улёгся у моих ног, я его погладил. Так, значит, разговор Толика с тем парнем был до моей встречи с ним в казино, до того, как этот Миша уехал сопровождать Сафронова.

— А хрен его знает, — Толя пожал плечами.

— Ну ты же мент, опер, ты всё должен знать про всех, это твоя работа.

— Ну, паспорт-то я его смотрел тайком, — он потупил взглядом. — Да он, вроде, медбратом раньше работал, а сейчас — хрен знает. Где-то в городе тусуется.

— А медбратья латынь изучают? — спросил я.

— Не знаю, — он снова пожал плечами, отпил чай и подумал. — Ну и короче, за стол садимся, а я вижу, он своими граблями порезанными…

Ага, наблюдательный Толик порезы заметил, правда, не придал этому большого значения.

— … чё-то под шеей поправляет. Глядь, а там цепочка с амулетом, а на нём — свастон! Свастика, мать её! — возмущённо добавил он. — Я ему — ты чё носишь-то такое? У меня дед воевал, прошёл всю войну, и после неё ещё сколько разминировал, а тут сидит козёл такой и носит такое! И давай мне затирать всякую хрень, мол, мы должны следить за чистотой нации! Гад он, — расстроенно добавил Толик. — Он мне сразу показался гадом высокомерным.

— Ты же с ним выпивал, помнится.

— Так назад-то уже не выльется, — он покачал головой. — Ну мало ли, думал, нормальный, просто не все общаться умеют, пока п***лей им не дашь, а тут… ну, слово за слово, чуть опять не подрались, а меня раз — и на выход с вещами и собаками просят. Ну и хрен с ними, если честно! Уже без радости туда ходил, вечно пилила.

— Ладно, я понял, — прервал я, пока он не начал снова жаловаться. — А я с ним сегодня говорил, кстати, с ним, и с паханом его.

— Паханом?

Толя выпучил глаза, а я рассказал о нашей встрече с Сафроновым. Так, картинка немного сложилась, и не зря Турок рассказывал мне о всяких скинхедах и нациках во время нашей встречи. Значит, Сафронов на это людей и заманивает. Надо обстоятельно поговорить с Орловым, а то и правда Сафронов начнёт окучивать тех ребят, мол, на борьбу с кавказцами (ему-то без разницы, про кого свистеть), а на деле — для своих тёмных делишек.

— Ну и дела, — Толя допил чай. — Будем его брать? Явно причастен. Может, и душил он. Хотя, говоришь, Крюгер признался? — он почесал голову. — Фиг разберёшь.

— Погнали всё равно. Поговорим, понятнее станет.

Взять нациста не получилось, у сестры этот Мишаня больше не появлялся, а дома, где он жил, его не было. Ломать замок мы не стали, всё-таки пришли без санкции, и Кобылкин точно бы не стал нам её выбивать у прокурора, ведь он-то уже обвинительное строчит на Кащеева.

Уже под утро мы вчетвёром — я, Толя и две собаки — вернулись ко мне, попили чай, слупили пару банок шпрот, и пришло время идти на работу. Толик пообещал, что его Герда грызть мебель не станет, поэтому мы оставили обеих собак у меня дома.

По дороге я купил для своих блок сигарет, оставлю в кабинете, а то все мужики опять без денег, стреляют друг у друга мелочь на курево. Пусть для отделения лежит, как спонсорская помощь от кандидата Сафронова — на его же деньги взял.

Сегодня праздничный день, на работе людей меньше, чем обычно, но всё же ГОВД функционировал почти в полном объёме. В дежурке сидел зевающий Сурков, который что-то листал в журналах, ППСники кого-то заталкивали в обезьянник. Ещё и каморка криминалиста оказалась открыта, я пошёл поздороваться.

— О, с праздником! — бросил Кирилл через плечо, листая бумаги.

— Выдернули на работу? — сочувственно спросил я.

— Ага, ненадолго, с области вчера вечером привезли результаты по экспертизам, разбираю, — он отложил в сторону пачку листов. — Да и вот, надо новые вещдоки отработать.

На столе перед ним лежала гора снимков, мелкие записки и несколько ножиков — советские складные «Белка» и «Минск» с точками ржавчины на клинках, один настоящий швейцарский нож — почти новый, со штопором — и китайские ножики с крокодилом и драконом на пластиковых рукоятках под дерево. Ещё была модная бабочка, которая нихрена не режет, но о которой мечтали многие пацаны, и потасканный ножик-выкидуха с зелёной рукояткой и надписью «NATO MILITARY».

Я не удержался и взял последний, нажал на кнопку, но лезвие со скрипом вышло лишь наполовину, приходилось вытаскивать пальцами. Назад по кнопке клинок выкидухи не уходил, механизм явно сломан. Впрочем, это всё равно понтовый нож, в фильмах такие были, и молодёжь насмотрелась, хотела себе такие же.

— Что, никак на дискотеке облава была? — спросил я. — Откуда ножиков столько?

— Ну да, — Кирилл закивал, — вчера вечером ППСники с участковыми налёт устроили на клуб, и мне улов притащили, разбираться. Ну, палок нарубили они. Хорошо, гашиш у них в область ушел — у меня допуска по наркоте нет, но мне и этого добра хватит описывать. Считай по каждому заключение надо сделать — холодняк или нет.

— Фуфло это, а не холодняк, — заметил я.

— Да знаю… но бумажка треба, без нее решение по материалу не принять, сам знаешь. И на кой черт с собой ножи таскать на дискач? Что за мода кривая у нас? Ведь не было раньше никогда такого.

— А народ на танцульки без ножа и не ходит, — я усмехнулся.

— Там ещё газовик был, переделанный в боевой… Кстати, Паха, — криминалист полез в бумаги. — Расшифровал тут, что там сатанисты писали в доме убитого барыги. Весь вечер сидел, но расшифровал! Это названия человеческих органов записаны, мне Ручка подсказал. Только ругался, что с ошибками всё. Просто прикалывались, похоже. Бери, может, пригодится.

Чтобы Кирилл не расстроился, что работал впустую, я просто поблагодарил и взял листок с уже известной мне информацией.

— Благодарю, Кирилл, ты настоящий друг. Вот, возьми сигареток, — я подал ему пачку из пакета.

— Да я же не курю!

— ППСнику дашь какому-нибудь, он тебе ножик хороший подберёт из конфискованных. Думаешь, они все ножи оформили? Зуб даю, добрые клинки замышили.

— А, ну ладно, — он забрал пачку.

— По струне что-нибудь есть? — спросил я напоследок.

— Ничего конкретного. Но если найдём саму струну, скажем точно, ею душили или нет. По текстуре оплётки можно попробовать определить.

Но едва я собрался к себе в кабинет, как навстречу мне выскочил Шухов. А он тут чего забыл? Праздник сегодня, начальство по праздникам и выходным обычно отдыхает, особенно Шухов.

— Павел Алексеич, — строгим голосом выдал он, — давай-ка ко мне в кабинет. И чё там по этим барыгам? По задушенному и второму, которого битами забили? Дело на контроле в Москве!

Ну, это вряд ли, просто Шухов так пытается меня пугать, иначе бы поминутно звонили с главка, требуя результатов.

— Проверена оперативная информация, — сухим канцелярским тоном произнёс я, — есть подозрение, что это связано с незаконной деятельностью погибших. В настоящее время проводятся оперативные мероприятия по розыску подозреваемых и…

— Вот сразу видно, кто работает, а кто хернёй страдает, — Шухов одобрительно закивал. — Пошли-пошли уже! Помощь твоя нужна.

— Помощь? — я удивился.

— Да, очень срочно, — он нетерпеливо мялся, ожидая, когда я уже пойду к нему в кабинет. — А то международный скандал будет.

— А что случилось?

— Да объясним сейчас. Не по твоему профилю, но сказали тебя поставить, как недавно отличившегося. Сам Суходри… сам Суходольский с главка позвонил, — вовремя поправился он, — сказал, чтобы именно тебя назначили, вот и занимайся этим сегодня.

— Сегодня повезут Кащеева на следственный эксперимент, — напомнил я. — А он как раз связан с этими делами по барыгам.

— Там Филиппов с Кореневым займутся, — нетерпеливо отмахнулся Шухов, — а у тебя своя работа. Орлова ещё в помощь возьми, один не ходи!

Оказывается, сегодня на работе собралось всё начальство. В кабинете Шухова, на его месте, сидел Федорчук, красный то ли от выпитого вчера, то ли из-за вечного давления. Скорее второе, он как раз разрывал упаковку таблеток, чтобы положить одну под язык. Кроме него за столом почему-то торчал помощник дежурного, тормознутый Федя по прозвищу «Шестивольтовый».

А в уголочке, у кадки с цветком, примостился толстый пожилой мужик с большой лысиной и в массивных очках с черепаховой оправой. Одет он был в серую жилетку с карманами и рубашку с коротким рукавом под ней. Рядом с ним лежала пустая сумка, по габаритам подходящая под фотоаппарат. Под правым глазом у мужика фингал, на левом запястье виден белый след от ремешка часов, где не загорела кожа… так, явно нездешний, иначе откуда загар?

— Вот! — Шухов показал на меня пальцем, смотря на мужика. — Вот кто будет искать пропажу!

Говорил он медленно и громко, будто обращался к слабоумному ребёнку. Значит, это иностранец, у нас в милиции, да и не только там, часто думают, что если говорить медленно и громко, то иностранец всё поймёт.

Пожилой мужик в ответ выдал целую тираду, которую в кабинете никто не понял.

— Я за вторым побежал, — бросил Шухов и выскочил из кабинета.

— Короче, — начал Федорчук и откашлялся. — Вот этот иностранец, Герберт Брейгель, — он показал на пожилого мужика, — то ли немец, то ли хрен знает кто. По-русски ни бум-бум, вот, Федю позвали, он по-английски учился в компьютерном техникуме.

— Э-э-э, — протянул помощник дежурного Федя, хлопая глазками.

— Напали на него у старого рынка, — продолжил Федорчук, отпив воды, — на этого немца, дали по морде, отобрали куртку, камеру, деньги, паспорт и билеты… может, ещё чего-то, не разобрали, что он там лопочет. А у тебя, мы знаем, там свои информаторы есть. Вот походи, поспрошай, кто чего слышал. Шмотки и ценности, документы — всё надо вернуть. А то главк на уши встал, требует разобраться, а Москва проснётся — вообще с министерства звонить начнут.

— А что он тут забыл? — спросил я, кивая на мужика. — У нас так-то далековато от туристических мест.

— Фоторепортаж делал, про русскую мафию в Сибири, — Федорчук потёр лоб.

— Вот она и нанесла свой удар, эта русская мафия, — пошутил я.

— Не паясничай, а то Москва нам такое устроит…

Шухов втолкнул в кабинет Орлова и снова куда-то умчался, принимая на себя деловой вид, хотя на деле просто не хотел получать втык от Федорчука при подчинённых. Витя непонимающе посмотрел на всех.

— Вот, Витёк, — я кивнул на иностранца. — Короче, сегодня занимаемся не маньяком, не темнухами, а поиском пропавших шмоток вот этого иностранного гражданина — то ли немца, то ли кого-то ещё.

Иностранец закивал, будто понимал мои слова, и заулыбался. Я повернулся к нему и тоже одарил улыбкой со словами:

— Не волнуйтесь, мы найдем ваши вещи. Гитлер капут!

Тот закивал еще сильнее, а начальник вдруг стал оправдываться, понимал, что оторвал нас от дел важных, за которые с него же потом и спросят.

— Да, мужики, вы тут под рукой, — примиряюще сказал Федорчук. — Быстро найдёте, а я вам… а я вам дам…

— Премию? — намекнул я.

— Отгулы дам, — отрезал начальник. — Только шутить хватит, Васильев. Чем скорее закончите, тем меньше орать будем.

— А вдруг он шпион, а мы ему вот так вот всё вернём?

— Вернуть! А наверху разберутся, кто шпион, а кто нет! Чё у нас шпионить? Всё военное давно закрылось и разорилось в регионе!

Ну и упала нам на голову задачка. Немец давай что-то говорить, но Витя Орлов удивил нас всех. Спокойно подошёл и начал что-то спрашивать. Говорил он медленно, часто раздумывая над словами и жестикулируя, но собеседник его явно понимал.

Ну, всё-таки Орлов — офицер, у него есть высшее образование, да и припоминаю, что мать у него преподаёт английский в школе. Вот так мы и добились, что этот мужик не немец, а голландец, журналист с заданием от редакции, он и правда делал репортаж о русской организованной преступности. Ну а раз иностранец, Москва и правда будет спрашивать, что случилось и как мы это допустили. Вот местное руководство и засуетилось хотя бы вернуть пропавшие вещи.

Иностранцу ещё повезло, что сегодня дежурит Сурков, который сразу поднял панику и вызвал руководство на работу, да и помощник его, Федя, английский худо-бедно понимал. Будь сегодня в дежурке Ермолин, он бы вообще закрыл голландца в обезьяннике, думая, что тот пьяный, раз нифига непонятно, что он там бормочет.

Но это всё лирика, главное — мы выяснили, что на рынке до него докопались двое, молодой и старый, оба с татуировками на руках. Что говорили, турист не понял, но после этого они начали его бить и отобрали вещи. После этого он позвал на помощь, и находящийся на рынке наряд ППС доставил его в дежурку, просто-напросто не зная, что с ним делать.

И вот теперь он достался нам.

— Ну погнали, Витёк, — позвал я. — Раньше начнём, раньше закончим. Пейджер мой возьми, если разделимся случайно, сброшу туда сообщение, — я протянул ему небольшой и увесистый из-за батареек приборчик.

В кабинете наших уже не было, уехали на следственный эксперимент. Таскать с собой голландца нам не надо, а то объяснять ему ещё что-то — времени займёт вал. Найдём злодея, покажем ему, и либо опознает напавшего, либо уж нет. Так что я просто выложил сигареты в шкаф, получил пистолет и запасной боекомплект в оружейке и отправился работать.

— Слышти-и!.. Дело на контроле в Москве! — напутствовал нас Шухов, высунувшись из окна. — Если не найдёте, они тут всем жопу порвут!

— И как искать будем? — тихо спросил Орлов. — Пацанов могу поспрашивать, шмотки-то у туриста козырные, фирмА, сразу всплывут в городе, видно будет.

— Давай со стукачей начнём, покажу тебе, как с ними надо работать.

Сколько времени уйдёт на это поручение, ещё неизвестно, но затягивать явно не стоило. Сразу и отправились на рынок, искать моего знакомого Ювелира.

На обычном месте жулика не было, в лохотронных схемах он сегодня не участвовал и по карманам не шарил. На этот раз он сидел в стороне от входа, одетый в старенький ватник и кепку. В руках он держал палку и страдальчески смотрел на землю перед собой, где стояла тарелка, на которую кто-то положил две больших и жёлтых пятидесятирублёвых монетки. На картонной табличке, которая стояла перед ним, кто-то написал: «подайте нищему ветерану».

— Ты когда это повоевать-то успел? — с усмешкой спросил я. — Опять народ дуришь?

— Начальник, да я… — Ювелир аж вздрогнул, увидев меня.

— Пошли-ка, поговорим, — я показал в сторону. — Витька, надо отвлечь всех. Проверь, что за перцы там? Наверняка поддельные.

— Не вопрос, — он кивнул и отошёл в сторону.

Там кучковались инвалиды-колясочники в военной форме, представляясь ветеранами Чечни и Афгана, но все в городе знали, что никто из них в боевых действиях участия не принимал. Вот пусть Орлов и проверит для вида, что это за ветераны, его-то не обманешь.

Ну, бизнес с нищими был так же стар, как сам мир, обороты всегда набирал большие. Выгодное дело для тех, кто его держит, но не для тех, кто стоит на морозе и собирает деньги, они-то с этого почти ничего не имеют, ведь почти всё отдают контролёру.

Да и не борется пока с этим никто, периодически только спускали сверху разнарядку, ППС собирал кучу нищих во время рейдов, участковые катали пальцы, ставили кого-то на учет, потом всех дружной толпой отправляли в область, в приёмник-распределитель для бродяг.

Там через несколько суток их благополучно отпускали. И нищие продолжали заниматься снова делом, ведь кому-то просто было некуда пойти, а кого-то заставляли заниматься этим насильно, отбирая паспорта.

Пока Орлов привлекал всеобщее внимание, допытываясь, кто где воевал, и вводя в ступор горстку псевдоветеранов, я отвёл Генку Ювелира в сторонку.

— Да приболел я, начальник, — жалобно сказал он, кутаясь в свой ватник от холода, — вот меня и посадили, пока ничего не делаю, чтобы милостыню собирал. Ну а что? Мне обещали двадцать процентов от всего, что соберу.

— Слушай их больше. Вечером нальют водки, и хорош. Что я, не знаю, как с этого исполнители зарабатывают?

— Ну, хоть что-то получу, — философски заметил Ювелир. — Это лучше, чем ничего.

— Давай о деле, — прервал я. — Сегодня у вас утром раздели иностранца, забрали фотокамеру и шмотки. Кто это сделал?

— А откуда я знаю? — он сделал вид, что изумился.

— Не гони мне. Иностранцев у нас, кроме китайцев, почти не бывает, вы его давно заприметили, у него на морде написано, что лох, отпора не даст. А среди ваших это точно обсуждалось, кто его обработает.

— Ну, обсуждать-то многие могут, — заметил он посерьёзневшим тоном, — да до дела редко доходит. Кто-то и мог гоп-стоп устроить, хвастаться, может, и будет потом, но пока я ничего не слышал.

— Верно, — я кивнул. — Но куда технику сдали? Кому бы ты утащил, чтобы быстро и не светиться? Кто вопросы лишние не задаёт? Потому что товар-то взяли такой, который будут искать, это все понимают. Фотик дорогущий, он как жигули стоит.

— Ну… — жулик замялся.

— Кому бы ты унёс?

— Лёхе Арабу, — наконец сказал Ювелир. — Но он не скажет, кто ему сдал камеру.

Я кивнул.

— Мне скажет.

Я оставил жулика одного и пошёл по рынку, захватив с собой Витьку, который разоблачил уже троих «ветеранов», причём один и вовсе бросил костыли и убежал на своих двоих. Но они сегодня не наша цель.

Направились мы в сторону мясных лавок. Погода позволяла торговать мясом на открытом воздухе, вот на столах и лежали целые туши и уже разобранные части, тут же можно было взять худосочную синюшную деревенскую курицу или жирные дутые импортные окорочка с химией, ещё продавали кости на суп, сердце, печень и лёгкие на ливерные пирожки, копыта на холодец, свиные головы, кровяные колбасы… в общем, много чего, были бы деньги. Ирина давно обещала приготовить пирожки, надо бы взять продуктов.

Но пока нам не до мяса. Я помнил Араба, и как раз дальше был его антикварный магазинчик, где продавали, в основном, книги. Правда, читателей там почти никогда не бывыло, ведь книги были старые, порванные, часто без страниц, да и лежали без всякой системы. Ну а если присмотреться, будет видно, что большинство томиков, грубо собранных в стопки — списанные советские учебники из школьных библиотек и старая техническая литература.

Но это только внешне магазин казался убыточным, торговля-то шла бойкая, особенно если знаешь, что здесь продают и покупают. Именно сюда часто приносили ворованные вещи на оценку и продажу — по сути, это был неофициальный ломбард. Имея общих знакомых, можно было недорого купить какую-нибудь крутую вещь, правда, она почти всегда была краденой.

Продавец, небритый смуглый мужик с толстыми губами, уставился на нас маленькими чёрными глазками.

— Попал ты, Араб, — сказал я прямо с порога.

— О чём ты, начальник? — грубым голосом спросил тот.

Из-за огромной стопки книг, аж до потолка, выглянул крепкий охранник со сломанным боксёрским носом и злобным взглядом, но увидев, что здесь менты, сразу растерялся, не зная, что делать. Поглядывал то на нас, то на хозяина.

— Твои клиенты сегодня напали на человека, — произнёс я, начиная импровизировать. — Нанесли тяжкие телесные повреждения, отобрали вещи. Он в больнице, может и вовсе боты завернуть. Кто тебе фотик импортный сегодня принес?

— Какой фотик? А я при чём? Сегодня технику не сдавали, — Араб усмехнулся.

Но заметно, что напрягся, пухлые губы вытянулись и стали заметно тоньше.

— Как при чём? Ты соучастник, потому что тебе принесли награбленное. Может, это вообще ты заказал вещицы. А человек в больнице с ЧМТ, но без имущества и без денег. Москва проснулась, требует крови и расправы над злодеями. Поэтому гребём всех подряд. Ты, короче, у нас подходящая кандидатура. Честно тебе скажу, Араб, мне все равно, кого закрыть, тебя или того, кто своими ручками забугорного нахлобучил. Мне главное — справку написать и рапортом красиво все доложить, чтобы Москва отвалила. Международный скандал, сам понимаешь.

— Ничего не понимаю, начальник.

— Да вот терпила — человек-то оказался непростой, не турист вовсе, — я дошёл до прилавка, почесал многозначительно затылок. — У него друзья влиятельные, уже в посольстве все телефоны оборвали. Слушай, какой расклад будет: тебя и твоего бандерлога, — я кивнул на охранника, — щас в обезьянник селим, а сами тут рыть будем. Если мы до обеда не найдём злодея, кто напал, то сегодня же сюда приезжает ОМОН, мы закрываем рынок, а вас берём всех и колем до утра, а заодно проверяем каждого на причастность ко всем, все-е-ем нашим темнухам. Глядишь, и найдём у тебя в магазинчике чего-нибудь с одного из таких дел. И никто за тебя заступаться не станет, потому что самим будет не до этого. Команда нам пришла — работать жёстко, злодея найти любой ценой. И в таком случае всем авторитетам тоже достанется. А если они потом поймут, что ты знал, но никого не предупредил… все убытки от простоя целого рынка на тебя запишут. Ну, как тебе перспективка? Собирайся, поехали.

— Но мне ничего не приносили! — пробормотал Араб и попятился, но уткнулся в стену спиной.

Крыша-то у него есть, и адвокат тоже, но рыльце у барыги в пуху, и он знает, да и я знаю, что при обыске мы можем найти много чего, что было когда-то кем-то похищено.

— Слушай, Витёк, — я улыбнулся и повернулся к коллеге. — А я ему верю. Почему-то верю, но не знаю — почему.

— А я тоже верю, — подыграл мне Орлов. — Глазки-то честные.

— Вот-вот, ну раз говорит человек, что не приносили, надо верить. Но, может, — я хитро и с намёком посмотрел на Араба. — Может, ты сам чего-нибудь нашёл? Кто-нибудь мимо тебя шёл, уронил, а ты же человек честный, подобрал, чтобы владельцу потом вернуть.

— А, ну, — он вытер вспотевший лоб, — было дело, пакет кто-то бросил на улице, я занёс. Думаю, может, зайдёт потом хозяин, заберёт. Так не на дороге же оставлять — так он не найдёт.

— А давай его сюда. Мы вернём, кому надо, и не скажем, где нашли, во избежание, как говорится…

Араб торопливо ушёл в подсобку и вскоре вернулся. В пакете, который он нёс, оказался редкий в наших краях фотоаппарат Leica с большим объективом, диктофон Panasonic, несколько блокнотов с кожаной обложкой, мобила Motorola, коробка с плёнками и калькулятор.

— Вот это честный человек, — сказал я Витьке, показывая содержимое. — Как по описи. Всегда приятно работать. А ты случаем, не видел, кто уронил? — я повернулся к Арабу. — Мало ли, вопросов меньше будет. Сразу и вернём вещи…

Раз уступил в одном, придётся уступить и в другом, и он это прекрасно понимал.

— Да, вроде бы, Андрюха Зуб проходил, — медленно, будто вспоминая, произнёс Араб. — Вот и уронил у магазина. Правда, он огорчится, когда узнает, что это я всё собрал и его не предупредил сразу.

— А мы не будем ему говорить, что у тебя нашли, — сказал я. — Ну бывай, Араб, сильно не вредничай, закон не нарушай, и мы к тебе не придём.

Не удивлюсь, если он перекрестился, когда мы вышли из магазина, настолько у него был испуганный вид. Думает, что легко отделался. Зато имя назвал подходящее, Андрюха Зуб — это же ещё один из моих информаторов по первой жизни, вот и надо его снова завербовать.

— Слышал я про них, — сказал я вслух Орлову. — Два тупых придурка, Андрюха Зуб молодой, а старый, должно быть, Выдра. Напились, похоже, и опять давай докапываться до всех. И интуристу попало.

— И где их искать? — поинтересовался Витя. — Снова кого-то спрашивать?

— Не, не надо, — я потёр затылок. — Зуб, как на дело сходит, всегда по девкам потом бегает, на них весь заработок и спускает. Горит у него вечно, наверняка и далеко бежать не захотел, сразу к ним и побрёл.

— Возле рынка шалман один есть, — вспомнил Витёк. — Пацаны говорили, типа, позвонить надо по-особому, тогда откроют. Типа, что там девки в самый раз, меня звали как-то, когда сидели, пиво пили, но я не пошёл, — он подумал и добавил: — Да и пацаны тогда не пошли, перепили сильно.

— А как звонить — помнишь?

— Не-а, — он помотал головой.

— Ну, разберёмся. Пошли.

То, что рядом открыт бордель, я помнил, как-то был там по работе в первую свою жизнь, когда проститутка случайно ткнула ножом агрессивного пьяного посетителя, от чего он и помер. Правда, это было уже в нулевых, но тогда говорили, что шалман — один из самых старых в городе. Так что сейчас он уже должен работать.

Адрес я не помнил, но меня туда привели ноги, а дальше я вспомнил, что идти надо на второй этаж, к двери, обитой чёрным дерматином, сейчас он ещё не тёртый и не драный, совсем свежий. Глазок большой, я позвонил в звонок, а перед глазком показал купюру в двадцать долларов.

Дверь вскоре открыли, но к тому моменту купюра в моей руке исчезла, а вместо неё оказалась моя ксива.

— Ну чё, — сказал я мордовороту, открывшему дверь. — Показывай, что там у вас есть.

— Так это самое… — растерянно сказал накачанный парень в спортивных штанах и футболке с Терминатором.

— Вот это самое и показывай.

Это была большая квартира, объединённая из двух- и трёхкомнатной, расположенных по соседству. Время раннее, почти все комнаты пустуют, и работницы пока что от скуки играли в дурака, собравшись на кухне.

А вот в прихожке на вешалке висела дорогая куртка — красный финский пуховик. Одежка очень тёплая, с натуральным пухом и настоящим мехом на воротнике, таких у нас в городе я не видел. Ну, значит, Андрюха Зуб решил оставить шмотки голландца себе.

Он никогда не был очень умным человеком. Если точнее, он был очень глупым, потому что в кармане мы нашли документы иностранца и кошелёк, правда, уже пустой. Вор даже не выбросил паспорт.

Я нагло прошёл в закрытую комнату, отпихнув по пути охранника, который робко пытался нас остановить. Обстановка в комнате так себе — стул с отломанной ножкой для одежды и продавленный диван, больше ничего и не надо. Местная работница дежурно вскрикнула и умело закуталась в покрывало, а мужик остался лежать на диване, удивлённо пялясь на нас.

— Одевайся, — я ногой подтолкнул его шмотки, лежащие на полу. — Вот ты и попался, Андрюха Зуб.

— А чё я сделал-то? — пробормотал молодой урка, покрытый партаками. Сам тощий, руки и ножки тонкие как спички, но пузо себе наел. На щеках густые россыпи угрей. — Я ничё не делал.

— А кто туриста отработал⁈ — рявкнул я. — Всё, срисовали тебя, попался. И свидетели есть, и видели тебя, и даже сфоткали. Разбойное нападение, совершённое группой лиц, статья… — я ненадолго задумался, вспоминая старый УК РСФСР, действующий в эти дни, — статья 146, от шести до пятнадцати лет с конфискацией. Поехали, короче, в дежурку, пакуем тебя.

— Да я ничё не делал! — испуганно вскричал Зуб.

— А это сам купил? — я показал на пуховик, который захватил Витёк. — На какие трудовые доходы?

— Может, мне с ним остаться? — предложил Витёк, хмуря брови, как мы с ним и договорились по дороге. — Побеседовать, чтобы не выделывался? А то в кабинете адвокаты, посторонние всякие. Зато тут спокойно.

— Ну, — я посмотрел на часы. — Крики из комнаты никого не удивят, место такое… дубинку жалко не взяли, но я там швабру видел в коридоре, можно ею по спине пройтись. Ты её, главное, оберни в покрывало, чтобы следов на теле не было, а то потом…

— Да вы чё⁈ — Зуб вскочил на ноги и прижался спиной к стене. — Это Выдра всё сделал, а я рядом стоял! Это он лоха бил! Тот ещё лопотал что-то непонятное!

— Вот так, ты и попался, — произнёс я с ухмылкой. — А что об этом Выдра скажет?

Я показал диктофон туриста. Запись не велась, но Андрюхе Зубу об этом знать не надо. Он аж замер от испуга.

— Короче, — я шагнул к нему ближе. — Ты мало того, что на разбой встрял, так ещё и своего друга сдал. Ох, на зоне тебе нехорошо будет, ой как там таких не любят… но у тебя шанс есть туда не попасть. А, Витька?

Орлов подал жулику вырванные из блокнота иностранца листы и ручку.

— Пиши чистосердечное, — сказал я. — Но мы его уберём подальше. А на втором листке пиши, что обязуешься с нами сотрудничать. И тогда мы просто скажем, что нашли вещи в подворотне, а дел натворил Выдра, сейчас за ним и съездим. Витька, — я показал Орлову на Зуба, — твой информатор это теперь будет, ты его оберегай. Понял же, как с ними работать? Иногда надо палку срубить, а иногда — информатора такого завести.

— Понял, — Витя кивнул.

— Вот и оформляй. Но если обманывать его будешь, — я посмотрел на Зуба, — дадим этим делам ход. И когда на зоне Выдру увидишь, пожалеешь. Но будешь вести себя хорошо — на это глаза закрою.

Хорош, надо передохнуть. Дышать тут нечем, воздух совсем спёртый, комнаты никогда не проветривали. Я решил выйти, Орлов теперь и сам справится. Ну, с этим разобрались, осталось только заехать и забрать Выдру, где он там залёг. Если не найдём его на месте, вернёмся, покажем туристу фотки старого жулика из его дела — главное, пусть опознает, объявим в розыск… И можно будет, наконец, заняться настоящим делом, ехать к парням, выяснить, что там по Кащееву и телу, которое он должен был указать. Потому что мне хотелось самому глянуть на его показания на местах происшествий — кого он убил и где спрятал.

— О, какие люди, — услышал я женский голос у себя за спиной, в коридоре.

Обернулся, узнал эту черноволосую проститутку, она недавно приходила к нам в кабинет, давала показания на Кащеева — всё спрашивала, раздеваться ей или нет. Сейчас девица, одетая только в короткий халатик с цветочками, курила, глядя на меня своими ярко-зелёными глазами.

— Что с лицом? — спросил я.

Под левым глазом у неё был заметный синяк. Она хоть и пыталась его скрыть пудрой и слоями тональника, но не выходило, да и видно, что скула немного опухла от удара.

— Любовь это, — проститутка засмеялась. — А любовь — зла. Короче, влюбился в меня один клиент, прикинь, начальник! Ревнует теперь, воспитывает. Вот, руки ночью распустил.

— Ну так напиши заявление, если боишься, что ваша охрана его покалечит. А они его покалечат, если найдут.

— Да жалко его, — она помотала головой. — Мальчик молодой, глазки красивые, как у меня. Глупый ещё просто, чего ему жизнь ломать? Всё ко мне ходит, воспитывать пытается.

— Ну смотри сама, — серьёзным голосом сказал я. — Только знаешь, сколько раз я видел, к чему всё это привести может?

— А, забудет скоро, новую найдёт. О, да ты тут не один, — она заметила Орлова. — Раскрыли дело, детектив? — насмешливо спросила девица у него.

— Почти, — Витя даже не глянул на неё и протянул мне мой пейджер. — Сообщение пришло, глянь.

Я посмотрел. Вот же зараза!

«Это Сафин. Срочно дуй к нам. Кащеев сбежал».

Загрузка...