Прорвемся, опера! Книга 3

Глава 10

Несколько недель спустя

5 ноября 1996

В кабинете у нас стало тесно после того, как неделю назад сюда поставили новый стол, уже не протолкнуться. Я повесил кожанку в шкаф, перед этим стряхнув снежинки с мехового воротника, и пошёл на своё место. Едва протиснулся между столами Якута и Устинова, поздоровавшись с ними по пути, похлопал по плечу Толика, который возился с видиком, стоящим перед ним, и сел за стол.

— Ну что там опять в мире творится? — тихо спросил Василий Иванович, услышав музыкальную заставку на радио.

— Много новостей слушаешь, Васька, — пробурчал Якут, что-то записывая на листе бумаги. — Расстраиваешься потом.

— А как тут не расстроиться, Андрюха? Столько всего происходит!

— Так ты когда расстроишься — бухаешь как не в себя! Хорош уже.

В новостях рассказали о том, что в Америке проходят выборы президента, выбирают между идущим на второй срок Биллом Клинтоном и сенатором Бобом Доулом, а следом пришло срочное известие, что Борису Ельцину уже проведена операция на сердце. Его обязанности исполнял Черномырдин.

А закончился выпуск напоминанием о новом указе, по которому с этого года седьмого ноября будет отмечаться День согласия и примирения, а не годовщина Октябрьской революции. Впрочем, это всё ещё выходной день, на 4 ноября, как я помнил, праздник перенесут нескоро.

— Вот так, — расстроенным тоном произнёс Устинов, прослушав выпуск до конца, — не приходя в сознание после операции президент Ельцин приступил к исполнению рабочих обязанностей. Эх, а я отметить так хотел…

А хорошо, что я услышал новости, а то всё гадал, когда случится одна вещь. Зато теперь вспомнил всё точно. Я уселся поудобнее на затёртый венский стул, повернулся к календарю, висящему на стене, и обвёл ручкой дату — 20 ноября 1996 года. Именно тогда мы нашли первую жертву Верхнереченского Душителя.

Да, тогда всё и случилось, как раз получку давали, и в новостях как раз говорили про недавние выборы и операцию Ельцина на сердце, вот цепочка в голове и сложилась.

Нужно вспомнить как можно больше. Точно, сам маньяк и серийный убийца как раз должен был откинуться с зоны, где он сидел за изнасилование, петухом. Надо бы к нему наведаться в ближайшие дни…

— И никакого праздника, — с намёком сказал Устинов, повернувшись к только что вошедшему в кабинет новичку. — Да же, Витька? Слыхал новость? Седьмое ноября отменили!

— А? — Орлов замер на пороге. — Да не, не слышал.

— Вот, понимаешь, Витька, — Василий Иванович хитро посмотрел на Якута и курящего у окна Сафина, — праздник раньше праздновали, а сейчас его больше нет. Хор-р-роший такой праздник был, обычно в этот день душа так и просит. Но раз его нет, мы же сами всё организовать можем, да?

Пока Орлов пучил глаза, не понимая, что от него хочет старый опер, Устинов продолжил:

— Ну ты чё, ты же умный парень. Вот до Нового года ещё долго, а Дед Мороз уже здесь.

— А, проставиться надо? — догадался Орлов. — Так это мы с радостью, вечерком…

— Вот это разговор! — Устинов поднялся и потянулся, потирая спину. — А то мы с мужиками думаем, будто ты с нами работать не хочешь.

Витя Орлов все эти дни ходил как в тумане, явно не понимал, что делать, но в работу понемногу втягивался. Взяли его именно к нам в отделение, потому что у тяжей людей не хватало сильно, тем более, что Устинов и Филиппов в любой момент могут уйти на пенсию по выслуге.

Взяли Орлова опером, на звание в представление направили, первое офицерское всегда через Москву присваивать нужно. Обкатается пару месяцев и станет полноценным опером. А пока он ходил хвостиком за нами и постигал нашу мудрёную работу. Но вникал хорошо, старался. Я сам, глядя на него, уже с трудом вспоминал, что когда-то, в первую жизнь, он был бандитом и матёрым главой ОПГ. Вот как всё изменилось.

Его парни тоже не стали бандитами и чьей-то пехотой, быками, а устраивались на работу: кто в локомотивное депо, кто в частную охрану, как раз открылась пара фирм, пару человек даже взяли в ППС. Так что ОПГ «Орловские» уже не появится.

Зато старые банды никуда не делись, все три основные группировки живут и здравствуют, и им в городе по-прежнему тесно.

— Готово, — Толик закрыл крышку видика, затянул болтики отвёрткой и поправил чёлку. — Провозился долго. Чё, проверим, как кажет?

— Давай! — Устинов оживился. — Витька, ты парень крепкий, давай сходим на третий этаж. Там в старом отделении Толика телевизор изъятый стоит, себе поставим пока.

Ну, молодых всегда гоняют, так что Орлов, как самый молодой опер в отделении, часто избирался для подобных поручений. Вскоре они вернулись, с собой принесли пузатый «Сони» вместе c пылью на экране. Толик ловко подключил провода, разобравшись с первого раза, и воткнул в видик кассету.

На экране тут же появились бескрайнее зелёное поле, но созерцать природу не вышло — на этом поле две армии бежали навстречу друг другу, одна в доспехах, другая — в шотландских клетчатых юбках.

Вскоре они столкнулись, из глуховатых динамиков телевизора послышались яростные крики и звон железа.

— «Храброе сердце», — вспомнил я фильм. — Недавно ведь вышел.

Как раз появился Мэл Гибсон с лицом, перемазанным синей краской и кровью. Его персонаж, Уильям Уоллес, мастерски размахивал огромным мечом, с одного удара убивая очередного врага.

— Надо сначала посмотреть, — Устинов уставился на экран, где лилась кровища, и развернул конфетку «Раковую шейку». — Ох… ну и дела… ох, ой блин, ого! Башку с одного удара! Толян, перемотай на начало, глянем целиком.

— Так, это чё у вас тут? — в кабинет заглянула голова Шухова. — Фильмы смотрите? Опять х**нёй страдаем? А работать-то кто будет, мужики? Опять нихрена не делаете, опять мне за всех отдуваться!

— А кто тебе серию по налётам на киоски закрыл? — с гордым видом спросил Устинов, показывая на Якута. — А кто нашёл насильника, который по подворотням на девок нападал? — он кивнул на Толика и чуть повернулся ко мне. — И это я про Пашку молчу, он тебе вообще показатели на год вперёд сделал.

— И сам Васька нашёл убийц сторожа в магазине, — добавил Сафин и приоткрыл форточку. — Всех троих.

— Короче, — Шухов, смущённый, что втык не удался, кашлянул. — Моя тут с Китая вернулась… Андрюха, — он посмотрел на Якута, — твоему пацану коньки роликовые надо? Среди молодёжи знаешь как модно? Купи ему, пусть ездит.

— Зимой-то? — Якут глянул в окно. Несмотря на ноябрь, снаружи всё было в снегу. — Где он зимой-то будет кататься на роликах?

— Так лето настанет, вот и будет.

— Вот обычные коньки бы или лыжи привёз, другой разговор, — Филиппов задумался. — А то старые советские лыжи фиг найдёшь уже, а в магазинах дорого. Сходили бы с ним в лес, на лыжах научил бы ходить.

Шухов уже свалил, а Якут всё размышлял и… через пару секунд бахнул ладонью об стол!

— Он же эти лыжи летом и привезёт! Зря я сказал.

— Витька, поехали, — тем временем позвал я. — Нам свидетеля по тому делу с ковром надо опросить, уже должен вернуться.

— А, ну поехали, — неуверенно отозвался Орлов, отворачиваясь от экрана.

Дело с ковром не касалось пропаж или воровства, просто в ковёр завернули тело и пытались вывезти на кладбище, чтобы там и закопать. Правда, убийца был слишком пьяный, чтобы благополучно избавиться от трупа, его вырубило прямо возле тела с лопатой в руках. Непонятно, что он собирался копать, земля-то в ноябре уже мёрзлая.

По дороге я хотел зайти к отцу, но его не было, кабинет вообще закрыт. В РУОП сейчас очень много работы, а сотрудников мало, потому что на место сидящего в СИЗО дяди Вити Иванова никого не нашлось, а ещё один опер ушёл на пенсию.

Работы у них тоже вал, ведь война между зареченскими и универмаговскими продолжалась, хотя последний месяц-полтора она была какой-то уж больно вялотекущей. Говорят, паханы, вроде бы как, собирались замиряться, потому что конфликт им обоим уже влетал в копеечку, но что Артур, что Кросс — хитрющие, на этих разборках давно собаку съели и вполне могут что-то планировать такое, о чём будет говорить весь город…

Дежурный Ермолин на выходе строго посмотрел на меня через стекло.

— Профукал петуха! — заявил он. — Такой петух был!

— А что случилось? — спросил я, останавливаясь на месте.

— Так говорю же, петух это был мощный! — с горечью воскликнул дежурный. — Всех петухов у меня побил, да тут на собаку давай рыпаться, а Мухтар-то у меня — мужик крутой. Он этого петуха давай мять и в пасти носить, едва отобрал, ну а там башку пришлось рубить и на суп. А я говорил и тебе, и бате твоему — нечего тянуть!

— Ну, петухи — дело такое, своей смертью они не мрут, — заметил я.

— Вот это точно, — он потянулся к телефону. — Машину тебе?

— Ага.

Подвозил нас дядя Гриша, он уже стоял на улице, ковыряясь в движке милицейской шестёрки. При виде нас он с силой захлопнул капот.

— Посмотришь вокруг, — невнятно промычал он, — так это ж ё* твою мать! А потом подумаешь — да и х** со всем этим!

— Вот так и есть, дядя Гриша. Поехали.

В машине уже было холодно, а печка, как водится, не работала, так что я застегнулся плотнее, чтобы не мёрзнуть. Витя Орлов сел сзади, о чём-то думая. Наверняка о том, что в милиции всё совсем не так, как он ожидал. Но ничего, втягивается, скоро освоится.

Проехали мимо оптического завода, мимо рынка, мимо развалин завода по ремонту станков. Вот там маньяк Кащеев и оставит первую жертву уже через две недели.

Ну, с этим поработаем, поймаем эту бабочку до того, как она махнёт крылом. Адрес Кащеева я уже пробил, учётное дело его достал, он всё равно ходит в милицию отмечаться каждый четверг. Тип это неприятный, об одном поражаюсь — как жертвы-то не видели, что это маньяк? Вид-то у него действительно как у психа, а они его подпускали, в машину к нему садились, отходили с ним с освещённых мест.

У меня два варианта, как с ним поступить. Первое — оформить его за хулиганку как раз перед первым убийством, и тогда жертва останется жива. Но выходит, что будет сложно доказать, что это маньяк. Не скажешь же, что ты из будущего и в курсе этого — все только пальцем у виска покрутят.

Второй вариант — караулить его на месте, это надёжно, но рискованно для жертвы, потому что где именно он её поймал и убил, маньяк тогда так и не выдал.

Так что надо придумать вариант получше…

Дед, которого мы искали, как раз вернулся из больницы в области и уже сидел дома, пил чай и смотрел по телевизору старый фильм «Берегите женщин». Нас он сразу пригласил к себе.

Старик одинокий, жил один, родственников в городе не было. Идеальная жертва чёрных риелторов, но банду мы уже поймали, а их место пока никто не занял.

И сразу понятно, что жил он один, скучал. Радуясь, что мы готовы с ним поговорить, он сразу принёс альбомы, показывал нам свои фото в молодости. Служил на флоте, довелось повоевать в Великую Отечественную войну, за что получил орден Красной Звезды и медали, а после войны побывал на корабле почти по всему миру, и отовсюду были снимки. Мы его и не торопили, смотрели.

И в альбоме их было множество, и на стене висит целая куча. Витя ходил, внимательно приглядываясь к ним. А между делом дед налил нам чаю с малиновым вареньем и рассказал то, зачем мы пришли.

— Так оно что, я-то подымить вышел, — дед показал на балкон, — вижу, Валерка Филатов ковёр тащит в машину, в «Ниву» свою. Пьяный вусмерть, дак он же каждый день бухат. И тащит, а темень уже во дворе-то, ночью-то не горят лампы-то!

— Но вы его узнали, — уточнил я. — Как?

— Да по голосу! Кричит — убил я тебя, Колька! Чё делать-то, убил! А из ковра кто-то стонет, матюгается! Так что не до конца убил-то, выходит! Но Валерка-то бухой, как чёрт, в машину всё засовывает! Я ему кричу: ты что, окаянный, делашь-то? — рассказывал тот в лицах, роняя по дороге гласные.

— Зря кричал, батя, — сказал я, — лучше бы просто по-тихому ноль-два позвонил, чтобы мы приехали.

— Так я и позвонил, но он уже уехал. А так — кричу, думаю, может, ещё понял бы, что живой там ещё был, покойничек-то.

Мужик, завёрнутый в ковёр, умер, но не от черепно-мозговой травмы, которую ему нанесли ударом стеклянной бутылки, а потому что задохнулся по дороге, слишком туго его обёрнули ковром. Это определил новый судмед Ванька, потому что Ручка загремел в больницу.

С ковром и трупом в нём всё ясно, разве что надо подбить детали, потому что сам убийца был так пьян, что, судя по всему, на самом деле ничего не помнил.

— Позвоню от вас? — я показал на телефон в прихожей.

— Конечно-конечно.

Дед даже принёс мне городской телефонный справочник. Аппарат у него стоял новый, не с диском, а с кнопками. На красном корпусе красовалась гравировка с дарственной надписью, такие выдали участникам войны на пятидесятую годовщину Дня Победы. Пока набирал номер, подумал, что сейчас-то ещё много ветеранов осталось в живых, многие даже бодрые, работают на дачах, сами ездят за рулём.

Номер кабинета следователей в городской прокуратуре я помнил наизусть, справочник не понадобился.

— Слушаю, Румянцев, — пробурчал голос следака Димки. На фоне слышался гомерический конский хохот Кобылкина.

— Димон, это Паха Васильев, опер, — представился я. — Ирину позови… ага, жду… Здравствуйте, Ирина Константиновна, — нарочито вежливым голосом, но в шутливом тоне сказал я.

— Товарищ старший лейтенант, Павел Лексеич, — таким же тоном ответила она, наверняка улыбаясь. — Я вас очень внимательно слушаю.

— Звоню от свидетеля Матвеева, видел он нашего друга с ковром. И обитатель ковра на тот момент был ещё жив, как мы и думали. Заеду вечерком, завезу объяснение.

— Ой, спасибо! А завтра Филатова из СИЗО привезут, повезём на эксперимент…

Пока говорил с ней, у меня пропищал пейджер. «Позвони в кабинет». Пейджер был только у меня, вот меня теперь и вызывали по нему постоянно. На мобилу не звонили только потому, что с нашей АТС выхода на сотовые не было, а ни у кого из оперов своих трубок не водилось.

— Паха, Сафин это, — набрав наш номер, услышал я голос Руслана. — Слушай, у нас бытовуха мокрая, похоже. С посёлка тело в морг привезли, его там участковый описывал, думал, что сердечный приступ, несчастный случай. А в морг привезли — оказалось, что задушена баба. Похоже, ее собутыльник придушил и сбежал, вся хата, говорят, синькой провоняла. Глянь труп своим намётанным глазом, что и как — вы же там с Витькой рядом. Заодно пусть поднатаскается. Группу пока на место происшествия собираем.

— Заедем, — кивнул я.

Работы много у всех, а морг и правда недалеко отсюда, недолго зарулить. Дядя Гриша, несмотря на недовольство, увёз нас и туда.

В морге ремонт с тех пор не делали, но стало как-то чище, особенно когда появился новый судмед. Ванька Игнатьев сидел за столом в чистом белом халате и что-то писал. Перед ним на полотне, тоже идеально чистом и белом, лежали секционные ножи, скальпели, особые пилы и китайский кухонный топорик. И нигде нет водки или спирта.

Непривычная картина трудовой самоотдачи в этом кабинете.

— О, Паха с Витькой, — Ванька поднялся и устало нас оглядел. — Как раз клиентка к вам приехала.

— Уже осматривал? — спросил я, пожимая ему руку.

— Мельком, вас жду. Велено ничего не трогать, думают — молодой Иван, неопытный. Труп привезли с посёлка, сразу сюда. Бомжи грузили, уронили ещё.

Его жизнерадостность уже немного померкла после первых недель работы, но пошутить он иногда всё ещё мог.

— Анекдот слыхали новый? — Ванька заулыбался. — Открыл новый русский своё дело, фабрику. Вот, открылась она первый день, он приезжает туда на новом шестисотом мерсе, заезжает в цех, собирает рабочих. Показывает всем: смотрите, какая тачка. И вот, если вы будете работать больше, у меня тачка ещё лучше будет! Хах, нормально, да?

— Этот я не слышал, — сказал Витя, чуть хмыкнув. — А то Степаныч, водила, каждый день их травит. Сам же и хохочет над ними.

— А куда Ручка-то делся? — я оглядел инструменты. У прежнего судмеда они в таком идеальном виде не были. — Чего его в больницу положили?

— Так в наркологию загремел, откалывается, — Ванька вздохнул. — И у меня работы теперь прибавилось, в одного теперь прорываюсь.

— А что случилось?

— Белочка, — он вздохнул ещё раз. — Белая горячка, допился. Я его ходил утром проведать, говорит… ну после того, как меня прогнать хотел матом… говорит, что черти ему померещились. Что за окном стояли и на латыни пели хором, как монахи в фильме. Рогатые, говорит, такие, волосатые, и поют, говорит, чтобы соседку прихлопнул. А он же латынь хорошо знает, у него же пятёрка по ней была, рассказывал — понимал, что поют. Короче, перепугался и позвонил сразу куда надо, вот и упаковали его туда.

— Не в первый раз ведь его туда увозят, — поделился я. — Летом тоже увозили, до того допился, что с ним телевизор разговаривать начал. Но потом отпустило.

— Да и сейчас под капельницей полежит, отколят. Не пил бы столько, — вздохнул его коллега.

— Ну, погнали, — позвал я. — Хоть ты работаешь, Ванюха, а то бы без судмеда тут непонятно что бы творилось.

Ванька провёл нас в «мертвецкую», в общий холодильник. Вот и покойная, женщина лет сорока, судя по лицу и телу, страдала алкоголизмом. Сафин предположил, что задушил собутыльник? Но это ещё спросим участкового, съездим сами на место преступления.

А что было с этой женщиной в первой моей жизни? Смутно вспоминается, что на осмотр ездил Толик, а я был занят чем-то другим. Вроде бы, зашивался, описывал трупы с места разборки орловских с блатными…

Парни с боевым опытом покрошили бывших зеков — без шансов для последних, хотя те и напали первыми. Люди Слепого просто начали стрелять через окна кафешки, орловские же палили в ответ, и более успешно.

Зеков я не жалел, огребли — и ладно. Но разборка была в людном месте, в переполненном молодёжном кафе, и кто-то из «синих» задел автоматной очередью официантку и двоих посетителей… так что хорошо, что этого не случилось в моей второй жизни. Это предотвратилось само собой, когда я уберёг друзей Витьки и его самого от той судьбы.

А сам Орлов вошёл вслед за мной и покосился на тела. Покойников-то он, конечно, навидался на войне, его этим не смутить, но вот к этим убийствам на гражданке ему привыкнуть было сложно. Да и запах тут тяжёлый. Но это ничего, привыкнет, задатки хорошего опера у него есть.

— Вот, душили здесь, — Ванька показал пальцем на шею покойной. — Следы асфиксии заметные. Не знаю, чем там участковый местный смотрел. Дело было ночью, время смерти — примерно около полуночи, плюс-минус два часа. Яков Вениаминович сказал бы точнее, но пока его нет…

— Да ты и сам хорошо справляешься, — подбодрил я Ваню.

И присмотрелся к следам на шее.

И вот сейчас мне стало дурно. Но не от запаха.

— Проворонили тогда, — тихо проговорил я.

— Кого? — удивился Ванька.

— Погоди.

Посмотрел ещё раз, убедился. Оно, просто след неявный. Это у меня сейчас хватает опыта, чтобы судить точно, а вот Толик тогда проглядел. Проглядел и Ванька, но это сразу бы увидел матёрый Ручка. Вот только Ручка и тогда лежал в наркологии после долгого загула…

Но вывод сделать можно, и он мне очень не понравился.

Первая жертва Верхнереченского Душителя появилась не двадцатого ноября, а именно сегодня. Эта женщина убита тем самым маньяком, это его стиль… я узнал след на шее.

Надо брать его сразу, пока он не нашёл следующую жертву.