Пророчество: Дитя Земли

38

Вернувшись с чаем, Рапсодия устроилась на полу возле его ног и протянула ему чашку. Эши сделал глоток, а потом решил все-таки задать мучивший его вопрос:

— Могу я тебя кое о чем спросить?

— Разумеется.

— Зачем ты это сделала?

— Что?

Он вытянул перед собой руку с кольцом.

— Это. Тебе, наверное, пришлось через многое пройти, чтобы его получить.

— Я же тебе объяснила, — смутившись, сказала Рапсодия. — Ради друга я готова на все. Я пыталась тебе растолковать, что для меня значит быть твоим другом, разве нет?

— Да.

— Поэтому я и отдала тебе кольцо.

— А есть еще какие-нибудь причины?

— Для чего?

— Которые сподвигли тебя преподнести мне столь драгоценный подарок и помочь.

— Другие причины? — удивленно переспросила Рапсодия. — Кроме тех, что я тебе назвала?

— Именно. Такие причины есть?

Рапсодия задумалась, разглядывая свои руки, лежащие на коленях.

— Ну, — сказала она через некоторое время, — думаю, есть еще две причины, но они не так важны, как первая.

— Назови мне их, — попросил Эши и посмотрел на нее. Он чувствовал себя ужасно неловко — Рапсодия сидела у его ног, словно служанка у трона короля.

— Я не уверена, смогу ли внятно объяснить, но с тех пор, как я познакомилась с лордом Стивеном и увидела алтарь в его музее, я почему-то перестала верить в твою смерть. И еще — меня охватило необъяснимое желание — нет, необходимость — тебе помочь.

— Алтарь?

— Может быть, я выбрала не слишком правильное слово, но в музее лорда Стивена отведено специальное место, где висит мемориальная доска и хранятся вещи, принадлежавшие тебе. Я спросила его, кем был этот Гвидион, и он рассказал мне часть твоей истории. В тот момент мне стало ясно, что он — то есть ты — жив. Я не знаю, откуда взялась такая уверенность.

Как тебе известно, меня уже довольно долгое время посещают сны и видения Будущего, иногда они бывают пугающе четкими и ясными, и потому я склонна доверять им и своей интуиции. Она подсказала мне, что ты жив и очень страдаешь, и потому меня захватило желание найти тебя и хоть как-то облегчить твою участь. Когда мы впервые встретились, я не знала, кто ты такой, но когда это стало очевидно, я сделала все, чтобы тебе помочь.

— Я не знаю, как выразить тебе свою благодарность. — В глазах Эши появилось незнакомое Рапсодии выражение.

Она почувствовала, что краснеет, хотя и сама не смогла бы сказать, почему. У него такие диковинные глаза; вертикальные зрачки не видны издалека, но стоит на него посмотреть, и сразу понимаешь, что они не такие, как у всех. Возможно, в этом причина его странного взгляда.

— Что еще? Ты сказала, причины было две.

Рапсодия смутилась.

— Тебе будет неловко это слышать. — Она еще гуще покраснела, лишь ее изумрудные глаза сияли, точно молодая зеленая трава.

Эши замер, не в силах надеяться.

— Что?

Рапсодия снова опустила глаза и принялась разглаживать складки на юбке.

— Если все пойдет так, как мы предполагаем, ты рано или поздно станешь Королем намерьенов. А поскольку я тоже намерьенка, ты будешь моим сувереном, а я твоей подданной, следовательно, я обязана тебе помогать.

Выражение, появившееся на лице Эши, заставило ее немного от него отодвинуться. Она увидела разочарование и боль.

— Извини, если я напомнила о чем-то, что заставляет тебя страдать. — Она ругала себя последними словами за несдержанность.

У Эши ушла целая минута на то, чтобы ответить ей. Он изо всех сил старался говорить спокойно и мягко. Ему со всем не хотелось пугать ее силой своих чувств.

— Рапсодия, я не хочу, чтобы ты стала моей подданной.

Она удивленно на него посмотрела, и Эши увидел обиду у нее в глазах.

— Правда?

— Да.

Рапсодия глубоко вздохнула, затем снова опустила глаза, казалось, она вот-вот поймет, что он хотел ей сказать.

— Хорошо, — медленно проговорила она. — Если ты так хочешь, я буду держаться подальше от Роланда. Думаю, я смогу жить здесь. Эти земли принадлежат Акмеду, намерьены не могут на них претендовать. Или я могу уйти в Тириан, Элендра сказала, что всегда готова…

Она остановилась, потому что Эши легко соскользнул на пол и, опустившись рядом с ней, взял ее лицо в руки и поцеловал.

У него были теплые, настойчивые губы. Рапсодия удив ленно раскрыла глаза, и ее длинные ресницы коснулись его щеки. Она замерла в его объятиях, и он невольно ее отпустил, а она с изумлением наблюдала за тем, как на лице у него появляется отчаяние. Тогда Рапсодия встала, отошла в другой конец комнаты и смущенно провела рукой по волосам.

— Знаешь, — через несколько секунд проговорила она, — меня всегда поражало, как далеко готовы зайти люди, лишь бы заставить меня замолчать. Акмед однажды заявил, что насадит меня на вертел, а потом скормит Грунтору, если я…

— Не уходи от ответа, Рапсодия, — тихо проговорил Эши. — Это на тебя не похоже.

— Я не ухожу от ответа, — сказала она, нервно обхватив себя руками. — Просто пытаюсь решить для себя, чье поведение — его или твое — можно рассматривать как крайнюю меру. Знаешь, он ведь даже приправу выбрал.

— Очень страшно. Думаю, он не шутил, — заметил Эши, сердясь на оборот, который принял разговор.

— Я знаю, что он не шутил, — ответила Рапсодия и отвернулась. — Только вот мне неизвестно, шутил ли ты.

— Нисколько.

— Почему? — недоверчиво спросила Рапсодия. — Что все это значит?

Эши наблюдал за ее лицом, на котором недоверие сменилось удивлением.

— Думаю, мне больше не удастся скрывать от тебя правду, Рапсодия. Мне невыносимо слушать, как ты разговариваешь со мной, будто я твой господин, или брат, или незнакомец, которому на тебя плевать, или даже друг.

— А чего ты хочешь?

Эши вздохнул, несколько мгновений разглядывал потолок, а потом посмотрел ей в глаза:

— Я хочу стать твоим любовником, Рапсодия.

К его великому удивлению, Рапсодия успокоилась и даже улыбнулась.

— О, я наконец-то поняла, — ласково проговорила она. — Ты страдал от ужасной боли много лет, а теперь она ушла. Совершенно естественно, что подобные желания возвращаются, когда…

— Не будь дурочкой. — В его голосе звучала такая горечь, что Рапсодия замолчала на полуслове. — Ты оскорбляешь нас обоих. Дело не в том, что я захотел удовлетворить физическую потребность, возникшую после того, как боль меня покинула. Я мечтал об этом с самого начала. О боги! Ты меня совсем не понимаешь.

— Не буду спорить, — сердито согласилась Рапсодия. — А как ты думаешь, в чем причина? Давай-ка посмотрим: сначала ты отказываешься говорить мне о том, чего хочешь, о чем думаешь, я даже не знала, кто ты такой. А потом, когда наконец ты решил сообщить мне, что же тебе от меня нужно, ты определил мне роль «друга» и «союзника». Будь любезен, поправь меня, если я ошибаюсь, — ты упоминал еще одну роль, только я тебя невнимательно слушала? Как же я глупа — не смогла понять, что между другом и любовницей существует неразрывная связь.

Возможно, мне следовало об этом догадаться, когда ты решил, будто я куртизанка, и, продемонстрировав отсутствие воспитания, сообщил мне свои предположения. Или в тот момент, когда ты приказал мне держаться от тебя по дальше, заявив, что ты мне не доверяешь и хочешь, чтобы я оставила тебя в покое. Удивительно, как я могла ничего не понять, ведь нас связывали столь замечательные, близкие отношения, да, Эши? Именно такие разговоры заставляют меня броситься на поиски первой горизонтальной поверхности, чтобы поскорее на нее улечься. — Не в силах больше сдерживать ярость, она отвернулась от него и прижала кулаки к горящему лбу.

Поверить не могу. Ты прав, Эши, я полная дура. Я-то думала, что ты ко мне хорошо относишься, по крайней мере чуть-чуть. А я для тебя всего лишь возможное постельное приключение. Мне было с тобой спокойно и уютно, потому что ты не хотел от меня того, о чем мечтают все остальные, я думала, ты начал мне доверять. Вот еще одно доказательство моей глупости. Мне следовало знать, что доверия я могу ждать только от Акмеда и Грунтора, и больше ни от кого. — Огонь в камине ревел и метался, сочувствуя ее ярости и заливая стены гостиной и портреты на каминной полке сердитыми алыми отсветами. Казалось, даже в глазах внуков Рапсодии стоит немой укор.

Эши несколько мгновений ничего не говорил, лишь молча изучал сложный рисунок на ковре у себя под ногами. За тем он подошел к Рапсодии и встал у нее за спиной, наблюдая за языками пламени, исполняющими сердитую пляску.

Наконец, глубоко вздохнув, он проговорил:

— Нет, Рапсодия, глупость продемонстрировала не ты, оставь эту честь мне. Прошу тебя, положись на собственную интуицию и чувства. Неужели ты сомневаешься в том, что я начал тебе доверять?

Рапсодия не сводила глаз с огня.

— По правде говоря, Эши, правильнее будет сказать: я ничего о тебе не знаю, совсем ничего.

— Умоляю тебя, не говори так, ты этого не думаешь.

Рапсодия повернулась и посмотрела на него, и на лице у нее появилось сожаление.

— Извини, ты же знаешь, я стараюсь никогда не лгать. Эши очень осторожно взял ее за плечи и заглянул в глаза.

— Как ты можешь сомневаться в том, что я тебе доверяю? Посмотри на меня, Рапсодия. Ты меня видишь? — Она едва заметно кивнула. — Ты первый человек, которому я открыл свое лицо за двадцать лет. Даже мой отец его ни разу не видел. Однако я здесь, без плаща, без оружия, полностью в твоей власти. А ведь я не в первый раз открыл тебе лицо. Разве это ни о чем не говорит?

Рапсодия ласково улыбнулась ему, чтобы немного смягчить отчаяние, которое появилось у него на лице.

— Говорит, наверное, — ответила она. — Только вот я не очень понимаю, о чем.

— Я знаю, ты не понимаешь смысла, казалось бы, простых вещей, но ты не можешь представить себе, что я чувствовал, просыпаясь каждое утро, как я мечтал о смерти, зная, что не могу покончить с собой — ведь это мне все равно не поможет. — Эши взял ее за руки и сказал совершенно серьезно: — Где-то разгуливает чудовище, точь-в-точь похожее на меня, владеющее частью моей души, и совершает страшные зверства. Он убивает невинных, и я ничем не могу им помочь, потому что его действия абсолютно хаотичны и не имеют никакой системы, хотя он, вне всяко го сомнения, действует в соответствии с планом, придуманным извращенным, больным мозгом. Всякий раз, когда где-нибудь случается несчастье, я первым делом думаю о нем. Он преследует меня постоянно, не оставляя ни на мгновение.

— В таком случае, как же такой чистой и невинной душе, как твоя, удается осознать происходящее?

Рапсодия хмыкнула, но ироничная улыбка сползла с ее лица, когда она встретилась с Эши глазами. Он спокойно и уверенно смотрел на нее и ответил так, словно совершенно точно знал, о чем говорит.

— Не смейся, Рапсодия, моя душа тут совершенно ни при чем, а вот ты и в самом деле чиста и невинна, даже несмотря на то, что тебе довелось испытать. Ты веришь в людей, которые не имеют никакого права на твое доверие. Ты любишь людей, которые не заслуживают твоей любви. Больше всего на свете ты хочешь найти кого-то, кому могла бы верить; такова твоя природа. Не важно, что тебе пришлось испытать в жизни, не важно, что ты делала, — все это тебя не испортило, словно и не коснулось. Ты будто девственница — душой и телом.

Рапсодия снова рассмеялась.

— Ты и сам не представляешь, какие смешные вещи говоришь, — заявила она. — Если ты ищешь именно этого, то ты обратился не по адресу.

— Я ничего не ищу — вот в чем дело. — Эши оставался совершенно серьезным. — Я прятался, Рапсодия, целых двадцать лет, старался избегать каких-либо контактов с окружающим миром, и у меня неплохо получалось. И вдруг в один прекрасный день, словно из ниоткуда, появилась ты и стала чем-то вроде маяка. Куда бы я ни шел, как бы ни старался выбросить тебя из головы, как бы далеко ни уходил, ты всегда оставалась со мной — на звездах, в воде, в моих снах, в воздухе вокруг меня. Я пытался прогнать тебя из своих мыслей, Рапсодия, но потерпел поражение. Я не смог заставить тебя уйти.

Может быть, мои страхи и то, что я тебя отталкивал, пытался обидеть, заставить тебя ненавидеть меня, были не только попытками разорвать узы, которыми ты меня привязала, но явились своего рода экспериментом — возможно, я хотел проверить, действительно ли ты такая, какой кажешься.

Ты же знаешь: демон подчиняет себе ничего не подозревающего человека и действует через него. Откуда мне было знать, что ты не ф'дор? А вдруг ты искала меня по тем же самым причинам, что и его бесчисленные слуги, которые пустились за мной в погоню двадцать лет назад, желая уничтожить остатки моей души или, того хуже, использовать ее, чтобы творить еще более страшное зло, чем сейчас?

Какой замечательный способ застать меня врасплох — подбросить невинное сердечко, завернутое в изысканную упаковку, обладающее магией старого мира, исчезнувшего под водой еще до того, как был зачат мой отец — разве можно придумать лучшую наживку для дракона? Мои подозрения усилились, когда я узнал, что ты девственница, — итак, какова вероятность того, что передо мной враг?

— Не слишком высокая, — весело ответила Рапсодия. — В данном конкретном вопросе мы имеем дело лишь с формальной стороной дела.

— Это не имеет значения, возразил Эши. — Неужели ты не понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать? Ты совершенство во всем, о чем я — человек или дракон — мог только мечтать. Ты слишком хороша, чтобы быть правдой. Естественно, меня охватили сомнения. Именно страх помог мне оставаться в живых целых двадцать лет.

И вот ты передо мной, предлагаешь мне утешение, хочешь помочь, впускаешь в свое сердце. Трудно поверить, что это правда. И я стал ждать, когда ты раскроешь передо мной свою вторую натуру, предашь меня. Я долго ждал. Естественно, ничего подобного не произошло. Более того, я мог причинить тебе гораздо больше вреда, чем ты мне.

Тогда мое сердце медленно, осторожно начало мечтать о том, чтобы ты оказалась реальной, а твои слова правдой. Оно жаждало этого с той самой минуты, когда я тебя увидел, однако здравый смысл заставлял сердце молчать. Но в конце концов оно больше не выдержало. Ты сказала, что решила поверить мне и принять любой исход — жизнь или смерть. Я тоже понял, что должен все тебе рассказать и молить богов, чтобы своим поступком не вручить остатки собственной души в руки ф'дора.

По правде говоря, Рапсодия, если бы ты меня не позвала, я пришел бы сам. Просто я пытался решить, как лучше раскрыть тебе правду, и, похоже, вел себя как последний дурак, но я больше не мог отмалчиваться. Во всяком случае, не с женщиной, которая не будет лгать даже ради спасения собственной жизни. Разве я мог после этого рассчитывать на то, чтобы стать достойным тебя?

Как ни старалась Рапсодия, ей не удалось сдержаться, и она расхохоталась.

— Извини, Эши, не сердись на меня, — проговорила она, изо всех сил пытаясь успокоиться. — Уж очень забавно звучат твои слова.

— Почему? — удивленно спросил Эши. Рапсодия взяла его руки в свои.

— Ты будущий Король намерьенов, в тебе соединились три королевские линии всех трех намерьенских флотов. Я всего лишь крестьянка из простой семьи. И ты мечтаешь быть достойным меня? Разве не смешно?

— Нисколько, — коротко бросил Эши. — Мне совсем не смешно. Если честно, ты меня удивила, Рапсодия. Мне казалось, уж ты-то должна понимать, что происхождение человека вовсе не делает его достойным уважения.

— Разумеется, когда речь идет о личности. — Рапсодия тоже стала серьезной, не в силах противиться его строгому тону. — Но когда мы говорим о любовниках… Ну, люди вроде тебя берут таких, как я, как правило, чтобы развлечься. И вообще, мне кажется, мы обсудили эти вопросы давным-давно на берегу Тарафеля.

Эши повернулся к каминной полке. Рапсодия видела, что он собирается с мыслями. Он задумчиво взял портрет детей фирболгов и принялся его внимательно разглядывать.

— Я понял, в чем дело, — сказал он, обращаясь скорее к портрету, чем к Рапсодии. — Я не объяснил тебе самого главного, когда сказал, что хочу стать твоим любовником.

Рапсодия снова рассмеялась, хотя и пыталась изо всех сил сдержаться.

— Думаю, я гораздо лучше разбираюсь в сути проблемы, чем подсказывает тебе твое чутье дракона. Ты многого обо мне не знаешь, Эши.

— А ты не знаешь обо мне одной очень важной вещи.

— Только одной?

— Только она имеет значение.

— И что же это?

Эши поднял голову от портрета и посмотрел на нее своими небесно-голубыми глазами:

— Я люблю тебя.

Рапсодия тяжело вздохнула.

— Не нужно вздыхать. — В голосе Эши прозвучало предупреждение. — Не отбрасывай мое признание, Рапсодия. Я знаю, о чем ты подумала.

— Правда?

— Думаю, что знаю, но судить тебе. Ты думаешь, будто я швыряюсь священными словами, как и бессчетное множество других болванов, либо потому, что твоя красота лишила меня рассудка и заставила обманываться насчет своих чувств, либо чтобы заманить в постель.

— На самом деле…

— Не смей ставить меня в один ряд с безмозглыми идиотами, которые, бросив один взгляд на твое лицо, начинают объясняться тебе в любви, роняя слюни на собственные сапоги. Я не из их числа, Рапсодия. Я полюбил тебя еще прежде, чем увидел, я почувствовал твою магию за много лиг. Как ты думаешь, что я делал в Бет-Корбэре?

— Покупки?

— Нет, милая.

— Тогда понятия не имею. Извини, если я не оправдала твоих ожиданий.

— Я искал тебя, Рапсодия. Искал того, кто воззвал к моему сердцу, когда я находился на Кревенсфилдской равнине в двух лигах от Бет-Корбэра. Я пришел найти тебя, а когда увидел, понял, что пропал. Неужели ты думаешь, я приехал в Илорк ради сомнительного удовольствия постоянно выслушивать оскорбительные нападки Акмеда?

— Ну, это, должна заметить, редкий подарок. Кроме того, вид с Зубов открывается просто замечательный. — В глазах Рапсодии снова зажглись веселые искорки, и на душе у Эши потеплело.

— Конечно, — согласился он, вспомнив, как она бежала по каменистому плато, а потом танцевала с ветром на вересковой пустоши. — Так я прав? — Он улыбнулся, чтобы проверить, действительно ли у нее изменилось настроение, и с удовольствием увидел ее ответную улыбку.

— Относительно чего?

— Относительно того, о чем ты подумала.

— Не совсем, — фыркнув, ответила Рапсодия, отобрав у него портрет своих внуков. — Но спасибо за то, что попытался.

— Тогда о чем?

— Если честно, — сказала она, повернувшись спиной к огню и подставляя ему плечи, — я думала об одном из наших разговоров во время нашего путешествия.

Эши оперся локтем на отполированную до блеска каминную полку.

— Правда? О каком?

— Помнишь, я тебе сказала, что, по-моему, лесники и странники ищут в объятиях женщин не того, что остальные мужчины?

— Да, — ответил Эши, и его лицо смягчилось от воспоминаний. — Ты сказала, что большинство мужчин стремятся расслабиться, сбросить напряжение, а странники нуждаются в человеческом контакте.

— Да, правильно.

— А почему ты вспомнила тот разговор?

— Я никак не могу понять, — вздохнув, проговорила Рапсодия, — зачем тебе начинать отношения, которые не могут иметь продолжения, да еще учитывая, как сильно тебе приходится рисковать.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Рапсодия повернулась и посмотрела на него:

— Не понимаешь? Возможно, мне будет позволено на помнить о некоторых вещах, которые ты, похоже, выкинул из головы. Во-первых, как я уже говорила раньше, мы находимся на разных ступенях социальной лестницы: ты на самом верху, а я в самом низу. Таким образом, наши отношения смогут продолжаться только до тех пор, пока тебе не придется выбирать себе супругу, а значит, девушку королевской крови или, по меньшей мере, из благородной семьи, чтобы сделать ее королевой.

— Ты не знаешь, как действует закон о наследовании, Рапсодия.

— Иными словами, ты хочешь сказать, что не можешь претендовать на королевский трон?

Эши помрачнел.

— Нет, но…

— И разве не предполагается, что король должен найти себе супругу, в чьих жилах течет кровь потомственных аристократов?

— Да, но…

— Вот видишь, Эши, — спокойно сказала Рапсодия. — У нас в запасе совсем немного времени на то, чтобы найти ф'дора и объединить намерьенов. Не знаю, сколько еще времени ты сможешь после этого оставаться холостяком, но мне кажется, я тебе уже говорила, что дала себе слово никогда не иметь дела с женатыми мужчинами — без исключений. Поэтому нашим отношениям суждена короткая жизнь. И я не понимаю, зачем тебе все это, зачем тратить время и силы.

Эши сложил руки на груди. Ее логика была безупречной. Спорить с такими доводами бесполезно, по крайней мере сейчас.

— Значит, ты считаешь, что любовь ничего не стоит, если она длится недолго?

Рапсодия посмотрела на него и вспомнила разговор с Элендрой, когда та рассказала ей о своем муже.

«За то короткое время, что подарила нам судьба, мы были так счастливы, словно прожили вместе целый век».

— Нет, — едва слышно прошептала она. — Я совсем так не думаю.

— Тогда в чем же дело? — Эши почувствовал, как его вновь охватывает отчаяние. — Как убедить тебя дать мне шанс?

— Какой шанс?

Эши вдруг захотелось хорошенько встряхнуть ее, что бы она наконец все поняла.

— Шанс показать тебе мои чувства, Рапсодия. Шанс любить тебя, проводить с тобой время, шанс быть с тобой таким же честным, какой ты была со мной, раскрыть мое сердце, даже если… — Он замолчал, не в силах продолжать.

— Даже если что? — голос Рапсодии звучал мягко, а на лице появилось такое же мягкое выражение.

— Даже если ты не захочешь сохранить наши отношения.

Боль в его голосе нашла отклик в сердце Рапсодии, и она вдруг поняла, что с трудом сдерживает слезы. Она смотрела в пол, боясь взглянуть ему в глаза, зная, что иначе обязательно разрыдается. Они несколько мгновений так и стояли — Эши наблюдал за Рапсодией, а она изучала игру огненных отблесков на ковре. Справившись с собой, она подняла голову:

— Значит, ты готов стать моим любовником, невзирая на то, что это продлится совсем недолго?

— Да. Я буду благодарен судьбе за каждый миг, проведенный с тобой. И готов на все ради этого.

— И ты этим удовлетворишься?

— Если так пожелает судьба. Когда чего-то очень хочешь, даже самая малость, которую тебе удается получить, счастье.

Через несколько секунд Рапсодия кивнула, словно на шла дорогу из мысли, в которой заблудилась.

— И какую часть себя ты будешь хранить под замком во время нашего короткого романа?

— Никакую. Сомневаюсь, что мне удастся что-нибудь от тебя скрыть, Рапсодия, да я и не хочу. Мы стараемся не обсуждать Прошлое, поскольку это причиняет боль, но если ты захочешь, я готов говорить и о нем. — Она покачала головой. — Есть вещи, которые мы не можем рассказать друг другу, потому что это чужие тайны. Но свои я не собираюсь от тебя скрывать. — Он испытал облегчение, увидев, как изменилось выражение ее лица, и поспешил добавить: — Я знаю, перспектива быть любимой драконом может пугать, в особенности если ты немножко знакома с его природой — мы имеем склонность быть неисправимыми собственниками. Но человеческая часть моего существа любит тебя гораздо больше, и я никогда не стану тебе мешать, если ты захочешь уйти.

Рапсодия удивленно тряхнула головой.

— Мне кажется, тут тебя немного занесло, — сказала она, смеясь. — Королевские обязательства лежат не на мне.

— Так ты подумаешь? — взволнованно спросил Эши. Рапсодия вернула ему портрет и снова посмотрела на огонь. Она довольно долго молчала, погрузившись в раздумья. Эши привык к ее молчанию и терпеливо ждал. Он знал, что ее мысли унеслись за много лиг от маленькой уютной гостиной и когда она вынырнет на другом берегу своих размышлений, она будет очень далеко. Эши дал себе слово повторить свой вопрос. Когда Рапсодия заговорила, казалось, будто она обращается к огню:

— Ты веришь в легенду о двух людях, владеющих половинками одной души?

— Да.

— Тебе довелось встретить твою?

— Да, — ответил Эши после продолжительной паузы. Рапсодия подняла голову и впервые за все время посмотрела прямо на него:

— Правда? И что с ней случилось? Если не хочешь, можешь не говорить.

— Она умерла. — Лицо Эши исказила боль. Рапсодия покраснела от стыда за свою бесцеремонность и страдания, причиненные ее вопросом.

— Прости меня, Эши.

— Дело не только в том, что она умерла. — Эши чувствовал, что ему необходимо выговориться. — Она ушла, думая, что я ее предал, ведь я даже не попрощался с ней.

Рапсодия отвернулась. Вот уже во второй раз за сегодняшний вечер ей захотелось обнять его и приласкать. Но она не забыла, как бросилась к нему на грудь на лесной дороге в Тириан и как перекосилось от боли его лицо. Она больше не хотела повторить свою ошибку — так она говорила сама себе, — но потом безмолвно исправляла себя: ты просто боишься того, что произойдет с твоим сердцем, если ты это сделаешь.

Эши поднял голову и увидел, что она отвела глаза.

— А ты? — спросил он. — Ты веришь в половинки, которые должны соединиться?

— Нет, — едва слышно ответила она. — Точнее, у кого-то такая половинка есть, а вот у меня — нет.

— Почему?

Рапсодия вздохнула, жалея, что сама завела этот разговор и теперь не может переменить тему, не обидев Эши.

— На самом деле я думала, что у меня моя половинка тоже есть, но я ошиблась.

— А что произошло?

— О, ничего особенного. Я полюбила человека, который не ответил мне взаимностью. Обычное дело.

Эши громко рассмеялся и покачал головой.

— Что? — сердито спросила Рапсодия. — В это так трудно поверить?

— По правде говоря, да.

— Почему? — недоверчиво поинтересовалась Рапсодия.

Эши поставил портрет детей на каминную полку и подошел к диванчику, стоящему перед камином. Откинувшись на спинку, он сложил руки на груди и принялся разглядывать Рапсодию, на лице которой играли отблески огня, пламя тихонько гудело в камине, только время от времени раздавалось тихое шипение смолы или с треском лопался уголек.

— Рапсодия, на случай, если ты не заметила, должен тебе сообщить, что мужчины заявляют о своей немеркнущей любви, стоит им только тебя увидеть. Даже когда ты разгуливаешь, закутавшись в плащ и накинув на голову капюшон, телеги, запряженные мулами, постоянно наталкиваются друг на друга, мужчины замирают, не в силах сдвинуться с места, а женщины стоят, широко разинув рты. Звук твоего голоса заставляет тех, кто прожил долгую и счастливую семейную жизнь, рыдать оттого, что они не знали тебя раньше. А твоя улыбка — твоя улыбка согревает самые холодные сердца, даже те, что долгие годы бродили по свету в полном одиночестве и страдали от неизлечимой боли.

Я могу представить себе человека, оставшегося равнодушным к твоей неземной красоте. Но твоя ослепительная внешность лишь жалкая тень твоей прекрасной души. Откровенно говоря, я не понимаю, как мог кто-то, узнав тебя, не отдать в твое распоряжение все свое сердце без остатка. Боги не дадут мне соврать, я лишился своего в ту самую минуту, как тебя увидел. Понимаешь ты это или нет, я люблю тебя — и не только за красоту, а за бесчисленное множество самых разных противоречивых вещей, которые и составляют твою сущность.

— Ты о чем? Какие противоречия?

— Ты состоишь из сплошных противоречий, но я люблю их все. Меня восхищает то, что ты Певица, но большинство твоих песен на языке, которого здесь никто не понимает; ты Илиаченва'ар, но ненавидишь пускать свой меч в дело. Не знаю, что больше вызывает в тебе отвращение — боль, которую причиняет оружие, или кровь, которую оно проливает. Мне нравится то, что ты девственница, однако, я уверен, тебе знакомы приемы и уловки проститутки. — Рапсодия покраснела, и Эши быстро отвернулся, чтобы скрыть ухмылку, вызванную возмущением, появившимся у нее на лице.

— Мне продолжить? Так слушай все — хорошее и плохое. Я люблю то, что ты готовишь самый отвратительный чай, который мне когда-либо доводилось пробовать. Я люблю то, что ты по-прежнему плачешь, когда поешь грустные песни, которые пела тысячи раз. Мне нравится, что твоими самыми близкими друзьями являются полуболг-полубенгард и самое язвительное существо, с каким мне когда-либо приходилось встречаться, они без конца тебе грубят, а ты любишь их, как братьев. Я обожаю то, что ты думаешь о еде как о музыкальном инструменте…

— Ты сказал, что это нечестно, — вмешалась Рапсодия.

— Не перебивай. Мне нравится, что у тебя удар справа лучше, чем у меня, и, невзирая на свое миниатюрное сложение, ты не задумываясь пускаешь его в ход. Мне нравится, что ты поешь балладу о Джакар'сиде и постоянно путаешь слова припева. Мне нравится, как ты заботишься о Джо, будто она маленькая девочка, хотя любому ясно, что она лишилась невинности пару лет назад. А больше всего я люблю, когда ты высказываешь мне свое мнение, особенно когда я тебя об этом не прошу.

Я счастлив, что ты пережила катаклизм, в котором погиб весь твой мир, жила среди чудовищ, но до сих пор веришь в благородные намерения людей. Я люблю твой ум ученого, волю воина и сердце маленькой девочки, которая мечтает только об одном — чтобы ее любили такой, какая она есть. Я все это люблю — я люблю тебя, и не понимаю, как мог кто-то узнать тебя, узнать по-настоящему и не полюбить, не за то, чем ты кажешься, а за то, что ты есть. Тот человек был самым настоящим кретином.

Может быть, в этом и заключен ответ. Может быть, другие просто не понимают тебя по-настоящему. Я тебя знаю, Рапсодия, на самом деле. Я знаю, что значит потерять тех, кого ты любишь, оставить их, понимая, что они проживут свою жизнь, так и не узнав, что с тобой случилось. Я знаю, какую боль ты испытываешь, хотя мне и не дано познать всей ее глубины.

Рапсодия, медленно красневшая с каждым новым его словом, вдруг резко побледнела и, гордо распрямив плечи, повернулась спиной к Эши. Дракон сразу почувствовал, что она вот-вот заплачет, но дамба уже была прорвана, и Эши не мог остановиться.

— А хуже всего то, что ты не можешь заполнить пустоту, образовавшуюся в твоей жизни, новыми друзьями и новой любовью из страха открыть свое лицо. И это, я думаю, причиняет тебе самую нестерпимую боль.

Ты хочешь, чтобы тебя поняли и полюбили, но природа твоей красоты заставляет тебя прятаться, ты боишься последствий. Кроме того, ты не знаешь, можно ли доверять столь многословным признаниям в любви. А вдруг они вызваны чем-то другим — например, ослеплением от твоей необычной внешности, или банальным желанием овладеть твоим телом, или стремлением уничтожить твою душу.

Мне этот страх хорошо знаком. Я знаю, возможно, лучше других, что значит жить, прячась за маской, оставаться не видимым, неизвестным, даже когда твое сердце жаждет признания. Такое страшное одиночество мало кому дано познать. Порой хочется отвернуться от всего мира и стать отшельником, но ты не можешь. Тебя не пускает судьба, и это чувство мне тоже знакомо. Мне известно, что такое жизнь, наполненная болью, Рапсодия. Я готов пожертвовать всем, лишь бы защитить тебя от нее. — У него дрогнул голос, и он замолчал.

Огонь прогорел, и в камине тлели ярко-красные угли. Рапсодия подбросила дров и снова повернулась к Эши.

Дракон, живущий в нем, сказал, что она плакала, но все равно ее слезы застали его врасплох. Она была прекрасна, и его сердце, освободившееся от страшной боли, вновь сжалось от жалости и нежности.

Она улыбнулась сквозь слезы и, встав перед ним, посмотрела на него сверху вниз — пожалуй, впервые за все время их знакомства. Ее пальцы осторожно прикоснулись к медным волосам, убрали непослушные локоны со лба. На лице у нее застыло необычное выражение удивления, смешанного с восторгом. Как и в тот день, в лесу, когда она впервые увидела его без плаща, ее глаза сияли. Затем, привстав на цыпочки, она прижалась лбом к его щеке.

— Получается, — сказала она, закрыв глаза, — ты пришел сюда, чтобы исцелить меня?

— Не совсем, — ответил Эши. — Я пришел, потому что ты позвала. Я пришел, намереваясь сказать тебе правду о своих чувствах. — Он покраснел и добавил: — Если уж быть честным до конца, если ты хочешь знать о моих самых сокровенных желаниях, я пришел в надежде заняться с тобой любовью.

Рапсодия снова улыбнулась.

— Вот ты и сказал мне правду, — мягко проговорила она.

Она ласково его поцеловала, а затем сделала шаг назад и открыла глаза. Надежда и любовь и страх у него на лице заставили ее сердце затрепетать. Он протянул к ней руку, и она обняла его и снова поцеловала.

Эши почувствовал, что больше не может сдерживаться, что теряет контроль над собой. Тепло и сладость ее губ вскружили ему голову, он начал терять рассудок от счастья. Он притянул Рапсодию к себе, прижал ее стройное тело к своему, и жжение в пальцах, возникшее, когда он позволил своему второму «я» прикоснуться к ней, исчезло. Но самым восхитительным было ощущение того, что ты снова стал самим собой, ты снова здоров, тебе не нужно прятать свои чувства, она о них знает и отвечает взаимностью. И когда он отдался охватившему его восторгу, дракон расправил крылья и потянулся вперед, желая прикоснуться к женщине, которую Эши обнимал.

«Я хочу это потрогать».

Но когда он начал набирать силу, Рапсодия вдруг отстранилась от Эши, высвободилась из его объятий и отвернулась, закрыв руками лицо. Эши почувствовал, что она дрожит, на руки ему упали горячие слезы; он видел, как напряглись плечи Рапсодии, ее сердце учащенно забилось в груди.

— Я не могу. Не могу. Нет, не могу. Прости меня, Эши, я не могу. Не могу этого сделать. Я не могу. Так нельзя. Это несправедливо. Не могу…

— Несправедливо по отношению к кому? — спросил Эши.

Он почувствовал, как внутри него всколыхнулась ткань вселенных. Власть дракона начала расти. И хотя ничто не выдавало борьбы, бушевавшей в душе Эши, он замер на самом краю пропасти и сражался с собственной сутью и страстью, охватившей обе части его существа. Он стоял не шевелясь, моля всех святых, чтобы Рапсодия не обернулась и не посмотрела ему в глаза, в глаза дракона, захватившего власть, ибо тот постарается околдовать ее и вынудит сделать то, что он хочет. И человек в конце концов победил. Эши понимал, что ее любовь должна быть отдана по собственной воле, а не взята силой или магией, и потому вирм был повержен, а человек остался один.

— Несправедливо по отношению к тебе, — ответила она и снова разрыдалась. — Ты и вправду заслуживаешь другой женщины, лучше меня. Женщины, которая сможет ответить на твою любовь. У которой есть сердце. Прости меня. Прости.

Эши обошел ее и встал у нее за спиной.

— Повернись, пожалуйста, — попросил он.

Рапсодия напряглась, очень медленно она повернулась, глядя на него сквозь пряди выбившихся золотых волос, глаза у нее потемнели, подбородок едва заметно дрожал. Эши протянул к ней руку.

— Я могу к тебе прикоснуться? — ласково спросил он. Она подняла голову — он помнит свое обещание — и кивнула.

Эши ласково погладил ее по щеке, провел пальцем по следу, оставленному слезой. Рапсодия закрыла глаза и чуть наклонила голову в сторону его руки. Его пальцы двигались дальше, вдоль линии шеи, к воротнику блузки, ниже, еще ниже — и вот он положил ладонь ей на грудь, чуть выше сердца, и почувствовал, как сильно оно бьется.

Рапсодия вздрогнула, тяжело вздохнула и замерла, не в силах пошевелиться. Она этого хотела, и где-то в самых глубинах ее существа та часть, что была связана с огнем, ожила от его прикосновения и потекла к Эши, заполняя пустоту в его душе, у которой отняли огонь. Она очень медленно открыла глаза и посмотрела на него.

Они стояли так еще несколько мгновений, не шевелясь и стараясь не дышать. Эши чувствовал, как бьется у него под пальцами ее сердце, и видел ее смущенный взгляд, в душе Рапсодии бушевала буря противоречивых эмоций.

— Похоже, твое сердце меня приняло, — сказал наконец Эши. Затаив дыхание, он смотрел на нее, дрожащую, такую уязвимую, но не беззащитную, и безумно ее хотел. Как Эши и как Гвидион, как человек и как дракон. Он мечтал не о том, чтобы покорить и обладать, а о том, чтобы любить. Она была ему нужна, и он со страхом ждал ее ответа. — Ведь у тебя есть сердце, Рапсодия. Почему бы тебе не послушаться его?

— Оно лжет, — прошептала она.

— Ты никогда не лжешь. И твое сердце не может лгать.

— Значит, оно неверно все понимает. Однажды я ему поверила, и оно ошиблось.

— Дай ему шанс. Мне казалось, ты не боишься рисковать.

Ему пришлось наклониться к ней, чтобы услышать ее тихие слова:

— Оно очень хрупкое. Оно не переживет еще одной ошибки.

Эши убрал руку с ее груди и снова погладил по щеке.

— У меня сложилось впечатление, что ты назначила себя хранительницей моего сердца. Почему бы тебе не взять меня в защитники своего? Обещаю, я буду заботиться и оберегать его.

У Рапсодии кружилась голова, она не знала, как поступить, и попыталась ухватиться за реальность, заглянув в его лицо. Глаза Эши казались такими чужими и одновременно такими человеческими, в них светились такие глубокие чувства, что Рапсодия не смогла справиться с изумлением.

«Как я могла так ошибаться насчет него? — подумала она, вспомнив их разговоры во время путешествия к Элинсинос, то, как он старательно не отвечал на ее расспросы о себе, их платонические отношения. — Я его совсем не знала».

Он представлял собой такое же сложное переплетение противоречий, как — по его словам — и она сама. Красивый и чужой, охотник и дичь, дракон и смертный, лирин и человек, он отталкивал ее от себя, отчаянно желая владеть. А она знала о его существовании еще до того, как они встретились. Знала, что он жив, хотя все его друзья считали его погибшим. Почему?

Перебирая в уме вопросы и пытаясь найти на них ответы, Рапсодия вдруг почувствовала, что навстречу ему открывается та часть ее души, которая была закрыта много лет. Сначала она услышала едва различимое журчание, но вот уже до нее донесся голос ручья, и она поняла, что он звучит уже давно, оставаясь вдалеке. Вот он набрал силу, и она начала тонуть в желании и боли и еще каких-то чувствах, диковинных, чудесных и давно забытых. Рапсодию подхватил такой могучий поток, что мысли не поспевали за его течением, и даже ее способности Певицы и Дающей Имя покинули ее. И она осталась наедине с душе раздирающей, жалкой мольбой беззащитной женщины.

— Пожалуйста, будь тем, чем ты кажешься. Прошу тебя, не причиняй мне боль.

На глаза Эши навернулись слезы.

— Я тот, кем кажусь. И я никогда не причиню тебе боли.

И тогда она бросилась ему на грудь и прижалась так, словно жизнь обоих зависела от этого объятия.

Стихия огня, жившая в ее душе, согрела и осветила его душу, забывшую о тепле с той ночи, когда она была разорвана демоном, и он почувствовал, как затягиваются раны, пусть и не навсегда.

А потом она подставила губы для поцелуя, и когда они унеслись в его головокружительную пропасть, дракон снова выбрался наружу, мечтая познать чудо этой женщины.

«Я хочу это потрогать».

«Да».

Эши чувствовал происходящее очень остро, и вот он ощутил, что она перестала плакать, задышала ровнее и больше не сопротивлялась. Его руки скользили по ее телу, и дракон знал: его прикосновения доставляют ей удовольствие. Все мельчайшие детали и подробности стали ясными и четкими, и Эши отдался восприятию дракона.

По ее спине стекал тоненький ручеек пота, мышцы перекатывались, напрягались и снова расслаблялись, ее тело трепетало в его руках. Блузка натянулась и вдруг начала расползаться по шву…

Изумрудные глаза Рапсодии сияли. Она вздохнула, и огонь в камине взвился ввысь и затрещал, отправив в трубу пригоршню угольков, где они и остались тихонько тлеть.

Потоки силы наполнили маленький домик, окружили их, и магия, которой они владели, — музыка, огонь, время, могущество дракона — объединилась, превратившись в бушующий водоворот.

Он метался вокруг них, без всякой цели и направления, пронизывал воздух, изливался на скалы вокруг и вспенивал воду озера. Грот ожил, наполнился могущественной силой впервые с тех пор, как на этой земле была развязана страшная война.

В озере резвилась рыба, и плеск воды тихим эхом проносился по пещере, ударялся о камни и тонул в голосе водопада, который срывался в озеро, повесив над ним туманную радугу и посылая во все стороны мириады вибраций, скрывавших это место от тех, кто искал их обоих. Волны набегали на берег крошечного острова с великолепным садом, где стоял маленький домик, а из трубы поднимался дым от огня, пылающего страстью Рапсодии.

Рапсодии, чей огонь и тепло наполнили тело Эши. Рапсодии, чей голос звучал мелодично, даже когда она пыталась отдышаться после страстных поцелуев, и чью шею еще украшали синяки, оставшиеся после сражения с Ракшасом. Рапсодии, чья кровь бежала все быстрее, а сердце колоти лось все отчаяннее, по мере того как Эши пробуждал ее тело. Рапсодии, женщины, которую он любил с той самой минуты, как узнал о ее существовании.

Эши развязал ленту, удерживавшую ее волосы, и, закрыв глаза, ощутил каждую прядь роскошного водопада, заструившегося по ее плечам и спине. Он чуть-чуть отодвинулся, взял обеими руками ее лицо и заглянул в глаза. Она глубоко вздохнула, чуть приоткрыла рот, но ничего не сказала.

Он снова ее поцеловал, и его руки осмелели — впрочем, он знал, что она не имеет ничего против. Она ответила на его ласку, положила руки ему на плечи. Они на мгновение задержались на его могучей груди, и он почувствовал, какие они горячие. Затем она просунула их под рубашку и осторожно коснулась шрама, причинявшего ему до сегодняшнего дня страшные мучения.

Эши гладил ее лицо, потом погрузил руки в блистающий водопад волос и почувствовал, какие они шелковистые и мягкие. Все его тело напряглось, а желание стало почти невыносимым. И тогда он скользнул под блузку, под кружевное белье, и его пальцы коснулись ее упругой груди. Рапсодия вздрогнула, и Эши тут же принялся целовать ее шею, погружаясь в сладостный аромат ее кожи и волос.

Рапсодия провела рукой по его медным волосам, удивляясь тому, какие они мягкие на ощупь. Она вцепилась руками в его локоны, в то время как он покрывал поцелуями ее шею.

В следующее мгновение Эши опустил руки и легко рас пустил завязки юбки. Когда последняя преграда была устранена, он поднял ее, и юбка соскользнула на пол. Рапсодия улыбнулась ему и принялась развязывать его рубашку; он ждал, когда она закончит, прежде чем поцеловать ее еще раз.

Они двигались, безмолвно исполняя па замысловатого танца, освобождая друг друга от одежды. Увидев его обнаженную грудь, Рапсодия не смогла сдержать слез. Ужасная язва и страшный уродливый шрам исчезли, на их месте появилась молодая розовая кожа. Она отвернулась, не в силах справиться с охватившими ее чувствами, и тогда Эши обнял ее и прижал к себе — и так они вдвоем отпраздновали его освобождение от боли.

Она расстегнула застежку своего медальона, зажав его в руке, прежде чем положить на стол около дивана. Эши быстро развернул ее к себе лицом и впервые увидел в ее глазах такое же счастье, какое испытывал сам.

Они снова обнялись и медленно опустились на пол, сбрасывая остатки одежды. Эши наклонился над Рапсодией и позволил своим глазам насладиться прекрасным зрелищем, о котором ему так долго твердил дракон. Она была совершенна, а ее кожа испускала свет, какого ему до сих пор не приходилось видеть.

— Ты прекрасна, — сказал он с благоговением. — Как же ты прекрасна!

— Я рада, что ты так думаешь, — улыбнувшись, ответила Рапсодия и погладила его по щеке.

Эши закрыл глаза и, взяв ее за руку, поцеловал пальцы, потом запястье… и перестал существовать. Они занимались любовью на полу гостиной в Элизиуме, где весело пылал в камине огонь.

Потом Эши взял Рапсодию на руки и отнес на кровать, где они любили друг друга почти всю ночь, до самого утра, а огонь в камине сник, превратился в тлеющие угольки.

Ночью Эши проснулся и почувствовал, что касается ее затылка губами. Она лежала на животе и крепко спала. Дракон окутал ее сон, защищая от кошмаров, и потому она дышала ровно и спокойно. Эши погладил ее по волосам и притянул к себе, спрятав лицо у нее на плече. Потом он глубоко вдохнул, наслаждаясь ароматом ее кожи.

Во сне Рапсодия почувствовала слезы и тепло дыхания Эши. Он вздрогнул, и она повернулась на бок и обняла его за шею, положив его голову себе на грудь и стараясь защитить от демонов, которые его разбудили.

Но слезы Эши были слезами благодарности. Его сон превратился в реальность, он обнимал наяву женщину, столько раз приходившую к нему по ночам, а потом неизменно исчезавшую. Но вот он проснулся, а она по-прежнему рядом.

Его губы коснулись плеча, потом груди, он ласкал ее мягкую кожу и вдруг почувствовал, что она отвечает на его прикосновения.

Тогда Эши едва-едва дотронулся кончиками пальцев до ее бока. Больше всего на свете ему хотелось доставить ей удовольствие, подарить ей такое же счастье, что она дала ему. Рапсодия сонно потянулась, и его рука, пропутешествовав по гладкому животу, замерла на ее бедре, и Рапсодия вздрогнула от его прикосновения.

Эши не знал, что делать дальше. Он страстно ее хотел, но дракон сказал, что она устала, измучена только что пережитой эмоциональной бурей и водопадом любовных ласк, начавшихся еще на полу в гостиной. Она доставила ему невообразимое удовольствие, но продолжала притягивать его с силой, которой он не мог сопротивляться. Чем больше он получал, тем больше ему хотелось. Сейчас она спала, и ее тело пыталось восполнить те запасы энергии, которую она израсходовала, отвечая на его ласки.

Эши представил себе, как займется с ней любовью прямо сейчас и постарается дать ей хотя бы часть той радости, что она подарила ему, но, подумав, отказался от этой мысли. Она спала спокойно, ее сон не нарушали кошмары, пугавшие ее и заставлявшие просыпаться посреди ночи. Впервые за все время он видел, что она спит мирно, точно невинное дитя. И потому он тяжело вздохнул, заставил себя успокоиться и, крепко обняв ее, стал охранять ее сон. Он знал, что может подождать.

В серой предрассветной дымке Эши медленно встал с постели, стараясь не разбудить Рапсодию. Он поморщился, когда его босые ноги ступили на холодный пол, и по настоянию дракона отправился к камину. Он знал, что нужно искать, и знал, что увидит, однако все равно пошел проверить. На полу было три капли пролитой Рапсодией крови.

Разумеется, дракон с самого начала почувствовал, что она девственница, и сообщил ему об этом, но три капли — как и с Эмили, тогда их тоже было три. Знак, вне всякого сомнения, только вот какой? Он знал, что находится в доме своей бабки, знал, что она Провидица Прошлого. Три капли крови, как и у Эмили. Знак будущего или завершения прошлого?

Эши снова повернулся к кровати и посмотрел на Рапсодию. На ее лице не было ни страха, ни сожалений, ее сон подарил ей счастье, или, по крайней мере, так ему показалось. С грустной улыбкой он вышел из комнаты и направился вниз по лестнице в переднюю, где на крючке висел его плащ. Он засунул внутрь руку и, почувствовав его влажную прохладу, достал маленькую серебряную пуговицу, которую хранил много лет. Затем, оставив плащ, вышел на улицу и спустился к кромке воды.

Он стоял и слушал голос воды у домика Энвин, который тихонько говорил с его душой, держал в руке пуговицу и размышлял о случившемся. Затем закрыл глаза, сделал глубокий вдох и на мгновение сжал пуговицу в ладони. Потом он сильно размахнулся и бросил серебряную пуговицу в воду.

— Прощай, Эмили, — прошептал он и замер, не обращая внимания на навернувшиеся на глаза слезы.

Рапсодия проснулась, почувствовав, что Эши нет рядом с ней в постели, впрочем, она сразу поняла: он где-то неподалеку. Она ощущала его присутствии так же ясно, как слышала его дыхание, когда он спал рядом с ней. И хотя она была немного смущена всем произошедшим, она испытывала самое настоящее счастье оттого, что он ее не покинул.

Закутавшись в одеяло, она встала и подошла к окну, зная, что стоит ей выглянуть наружу — и она его увидит. Он стоял, обнаженный, завернувшись в призрачный туман, поднимавшийся от воды, и смотрел куда-то вдаль, — Рапсодия не знала, что он там разглядывает. Ее кожи коснулся ласковый ветерок, это дракон приветствовал ее пробуждение, и эта мысль принесла ей радость.

Рапсодия смотрела на Эши, и у нее сжималось сердце от сладкой боли, значения которой она сначала не поняла, хотя уже испытала ее прежде. Она была с ней всегда и становилась сильнее всякий раз, когда Рапсодия думала об Эши, в особенности в последние несколько месяцев. Однако только сейчас она ее узнала, потому что уже давно не испытывала ничего похожего.

«Какой же ты странный, Эши», — подумала она.

Порой он казался непобедимым и могучим, словно дракон, а сейчас представлялся ей заблудившимся в ночи котенком. Кем бы он ни был, нес ли ей добро или зло, ему теперь принадлежало ее сердце, о существовании которого Рапсодия забыла. Она знала, что пути назад нет.

Эши вздрогнул и потер руки, словно хотел согреться. Рапсодия бросилась вниз по лестнице, распахнула дверь и помчалась к нему. Оказавшись рядом, она набросила ему на плечи свое одеяло и обняла его.

Эши повернулся и улыбнулся ей, а затем притянул ее к себе, так что они оказались вместе под ее одеялом. Потом он поцеловал ее в макушку, пытаясь решить, что сияет ярче — ее волосы или лицо.

— Хорошо спала?

— Очень, — ответила она. — Я должна тебе кое-что сказать. Я только сейчас это поняла.

— Что ты поняла?

— Я тоже тебя люблю, Эши. И я в этом уверена.

В ответ он только вздохнул и промолчал, но его молчание говорило лучше любых слов.

Рапсодия положила голову ему на грудь, и вот так, обнявшись, они стояли, на берегу озера, встречая рассвет, на смену которому пришел яркий солнечный день. Им казалось, будто расцвеченный зелеными бликами грот спрятался где-то в скрытой от людских глаз чаще леса.

Набежавшая волна выбросила на берег маленькую серебряную пуговку, которая осталась лежать никем не замеченная на песке.