Проклятье победителя

Глава 6

Раб достал из огня полоску докрасна раскаленного металла и положил на наковальню. Удерживая металл щипцами, он ударами молота сделал его плоским и ровным. Затем, не позволяя металлу охладиться, раб положил наполовину готовое изделие на край наковальни и бил по нему, пока металл не изогнулся. Раб напомнил себе, что ему и самому надо поддаться. Он должен принять ту форму, которой от него ожидают здесь, в доме генерала, иначе он никогда не добьется своей цели.

Закончив, он сложил подковы в деревянный ящик. Раб помедлил на последней, водя пальцем по череде отверстий, через которые подкову прибьют к копыту лошади. Подкова была по-своему безупречной. Стойкой.

И исчезнет из виду, как только ею подкуют лошадь.

Раб отнес подковы в конюшню. Девчонка была там.

Она ласкала одну из боевых лошадей. Хоть она вернулась в экипаже, но выглядела так, будто собиралась на конную прогулку по поместью: на ней были сапоги для верховой езды. Оставаясь от нее на почтительном расстоянии, раб поставил ящик с подковами рядом с прочей упряжью. Однако девчонка, ведя за собой свою лошадь, сама подошла к нему.

Она помедлила, хоть он не видел этому причины.

— Я беспокоюсь, как бы Джавелин[2] не потерял подкову, — сказала она по-герански. — Пожалуйста, осмотри его.

Тон ее голоса был вежливым, но «пожалуйста» прозвучало неохотно. Это была ложь, притворство, будто ее слова — не приказ. Слой краски на стенах темницы.

И ему не нравилось слышать ее голос, потому что она слишком хорошо говорила на его языке. Почти как на родном. Это раздражало его. Он сосредоточился на валорианском слове.

— Джавелин, — произнес он, будто пробуя имя коня на язык.

— Это оружие, — пояснила девчонка. — Вроде копья.

— Я знаю, — ответил он и тут же пожалел об этом. Никому — особенно ей или генералу — не должно стать известно, что он понимает валорианский.

Но девчонка не заметила. Она была занята тем, что гладила коня по шее.

В конце концов, с чего ей обращать внимание на то, что говорит раб?

Конь прислонился к ней, словно переросший котенок.

— Я назвала его еще в юном возрасте.

Раб поднял на нее взгляд.

— Ты и сейчас юна.

— Тогда я была столь юна, что хотела произвести впечатление на отца.

Ее лицо приняло задумчивое выражение.

Раб безразлично дернул плечом. Он ответил так, будто не понял, что она поделилась с ним чем-то, похожим на секрет:

— Ему подходит это имя, — заметил он, хоть рослое животное было с хозяйкой слишком нежным, чтобы полностью оправдать свою кличку.

Она перевела свой взгляд на раба.

— А вот тебе твое — нет. Кузнец.

Возможно, так вышло от неожиданности. Или из-за ее безупречного говора. Позже он скажет себе, что был уверен: она захочет переименовать его, как делали иногда валорианцы со своими рабами, и тогда он обязательно сделает или скажет что-нибудь глупое, что разрушит все его планы.

Но, сказать по правде, он не знал, почему открыл рот.

— Кузнецом меня назвал первый хозяин, — сообщил он ей. — Это не настоящее мое имя. Меня зовут Арин.