Проклятье победителя

Глава 22

После дуэли генералу пришлось помочь Кестрел подняться на лошадь, но не успел Джавелин сделать несколько шагов, как девушка покачнулась в седле. Ее правое колено пульсировало. Казалось, будто в нем сорвался и начал распускаться какой-то узелок, прижимая к коже изнутри свои горячие витки.

Генерал остановил Джавелина.

— Можем взять взаймы чей-нибудь экипаж.

— Нет.

Какой был смысл в победе над Айрексом, если она не могла удержаться на лошади? До сих пор Кестрел не осознавала, что обладает такой гордостью. Может быть, она не желала военной жизни, подобной жизни отца, но, судя по всему, его одобрение ей было нужно не меньше, чем в детстве.

Генерал, казалось, хотел поспорить, но сказал только:

— Это была решительная победа.

Он взобрался на своего коня и задал темп.

Они двигались медленно, но Кестрел морщилась при каждом ударе копыта. Она обрадовалась, когда небо перекрасила ночь. Кестрел знала, что ее лицо осунулось от боли, но напомнила себе о темноте, которая скрывала ее даже от отца. Он не увидит ее страх.

Она ожидала, когда он задаст свой вопрос: почему она вызвала Айрекса на дуэль?

Но генерал молчал, а некоторое время спустя Кестрел могла думать только о том, как бы не упасть с лошади. Она закусила губу. Когда они приехали домой, у нее во рту стоял привкус крови.

Кестрел не заметила, как они миновали ворота. Просто внезапно перед ней появился дом, яркий и будто трепещущий по краям. Кестрел неясно услышала, как ее отец кому-то что-то сказал, а затем почувствовала на талии его руки, которые сняли ее с Джавелина, будто она была ребенком.

Генерал поставил дочь на ноги. Ее колено подогнулось. Кестрел почувствовала, как в ее горле застрял вскрик, а затем все потемнело.

Когда Кестрел открыла глаза, то обнаружила себя лежащей в постели. Кто-то развел в очаге огонь, от которого к потолку тянулись всполохи оранжевого света. На прикроватном столике горела масляная лампа, и ее свет превратил лицо генерала в границы тени и кости. Отец Кестрел сидел в придвинутом к кровати кресле. Возможно, он здесь же спал, но сейчас его глаза были внимательны.

— Твое колено нужно вскрыть, — сказал он.

Кестрел взглянула на свою ногу. Кто-то — ее отец? — разрезал от бедра правую штанину лосин. Колено распухло и казалось вдвое больше своего обычного размера. Оно горело и стало каким-то тугим.

— Я не знаю, что это значит, — произнесла Кестрел, — но звучит не очень приятно.

— Айрекс вывихнул тебе коленную чашечку. Она встала на место, но ударом, вероятно, разорвало мышцу. Твое колено наполняется кровью. Поэтому тебе так больно — из-за опухоли. — Генерал помедлил. — У меня есть некоторый полевой опыт лечения подобных повреждений. Я могу вскрыть опухоль. Тебе станет легче. Но мне придется использовать нож.

Кестрел вспомнила, как он когда-то разрезал руку ее матери, как по его пальцам бежала кровь, пока он пытался соединить края раны. Когда он посмотрел на дочь сейчас, Кестрел поняла, что он видит тот же образ или его отражение в ее глазах. Между ними стоял один и тот же кошмар.

Генерал уронил взгляд на свои покрытые шрамами ладони.

— Я послал за доктором. Если хочешь, можешь дождаться его. — Голос отца звучал ровно, и, вероятно, только Кестрел смогла бы услышать в нем грустные нотки. — Я бы не предлагал свою помощь, если бы не был уверен в себе или если бы не считал, что будет лучше сделать это сейчас. Но выбор за тобой.

Он встретился с ней взглядом. Что-то в глазах отца заставило Кестрел подумать, что он бы никогда не позволил Айрексу убить ее, что, почувствуй он, что его дочь сейчас умрет, он бы сам выбежал на площадку и вонзил в спину Айрекса клинок, что он бы расстался ради нее со своей честью.

Конечно, Кестрел не могла быть уверена. Однако она кивнула. Генерал отправил раба за чистыми лоскутами, которые затем подложил под ее колено. После этого он подошел к очагу и поднес к огню небольшой нож, чтобы обеззаразить его.

С потемневшим ножом в руке он вернулся к ее постели.

— Обещаю, — произнес он, но Кестрел не знала, обещал ли он, что поможет ей, что знает свое дело или же что спас бы ее от Айрекса, если бы ему пришлось. Нож вошел в плоть, и Кестрел снова потеряла сознание.

Он был прав. Кестрел почувствовала облегчение, как только открыла глаза. Ее колено болело и было замотано бинтом, но горячая опухоль спала, а с ней — немалая часть боли.

Отец стоял к ней спиной, глядя в темное окно.

— Тебе стоило бы освободить меня от выполнения нашей сделки, — сказала Кестрел. — Теперь, с больным коленом, армия меня не примет.

Он обернулся и ответил на ее слабую улыбку своей.

— И не надейся, — ответил он. — Твоя рана не серьезна, пусть и болезненна. Скоро ты встанешь на ноги, а до конца месяца будешь нормально ходить. Это не необратимое повреждение. Если ты сомневаешься в моих словах и считаешь, что я ослеплен надеждой увидеть тебя офицером, спроси у лекарки, она скажет тебе то же самое. Она в гостиной.

Кестрел посмотрела на закрытую дверь своей спальни и задалась вопросом, почему лекарка осталась снаружи.

— Я хочу спросить у тебя кое-что, — произнес генерал. — И предпочту, чтобы она не слышала.

Внезапно Кестрел показалось, что у нее было ранено не колено, а сердце. Что его пронзили кинжалом и теперь оно истекало кровью.

— Что за сделку ты заключила с Айрексом? — спросил ее отец.

— Что?

Он окинул ее невозмутимым взглядом.

— Для тебя дуэль продвигалась плохо. Затем Айрекс замешкался, и между вами, судя по всему, произошла интересная беседа. Когда дуэль возобновилась, Айрекса будто подменили. Он бы не проиграл тебе — по крайней мере таким образом; вероятно, ты сказала ему что-то, что заставило его.

Кестрел не знала, как ответить. Когда генерал задал свой вопрос, она почувствовала огромную признательность, что он не выведывает побудившие ее к дуэли причины, и пропустила некоторую часть его слов.

— Кестрел, я просто хочу убедиться, что Айрекс не получил над тобой какой-либо власти.

— Нет. — Она вздохнула, разочарованная, что отец разоблачил ее победу. — Наоборот, я имею власть над ним.

— Ага. Хорошо. Ты расскажешь мне, как добилась этого?

— Мне известна тайна.

— Очень хорошо. Нет, не говори мне, что это за тайна. Я не хочу знать.

Кестрел посмотрела в огонь. Она позволила пламени заворожить ее взгляд.

— Ты думаешь, для меня имеет значение, как ты победила? — тихо спросил генерал. — Ты победила. Как — не важно.

Кестрел подумала о Геранской войне. О страдании, на которое обрек эту страну ее отец. О том, как его действия сделали ее госпожой, а Арина — рабом.

— Ты действительно в это веришь?

— Да, — ответил он. — Верю.

Арин услышал, как скрипнула дверь в барак. Этот звук мгновенно заставил его подняться на ноги, потому что только один человек мог прийти сюда так поздно ночью. Затем он разобрал первый тяжелый шаг, и его руки отпустили металлические прутья. Это были не ее шаги. Они принадлежали человеку крупному. Грузному, медлительному. Скорее всего, мужчине.

К камере Арина приближался пульсирующий свет факела. Увидев, кто нес его, Арин отпрянул от решетки. Перед ним стоял оживший кошмар детства.

Генерал вставил факел в держатель. Он вперился взглядом в Арина, замечая его свежие синяки, его рост, черты лица. Лоб генерала нахмурился еще сильнее.

Мужчина был совсем не похож на дочь: сплошная гора массы и мускулов. Но в том, как генерал поднял подбородок, как в его глазах опасно блеснул острый ум, Арин узнал Кестрел.

— С ней все в порядке? — спросил Арин. Не получив ответа, он повторил фразу на валорианском. И, уже унизив себя вопросом, не задать которого он был не в силах, Арин добавил кое-что, что клялся никогда не произносить: — Господин.

— Она в порядке.

Арина охватило необычное ощущение, похожее на сон или внезапное отсутствие боли.

— Если бы я мог выбирать, я бы убил тебя, — сказал генерал, — но от этого разговоры только усилятся. Тебя продадут. Не сразу, потому что я не хочу, чтобы подумали, будто я реагирую на скандал. Но скоро. Некоторое время я проведу дома и буду следить за тобой. Если только ты приблизишься к моей дочери, я забуду про трезвый расчет. Я прикажу разорвать тебя на части. Ты понял?