Арин метнулся через порог своего дома. Он пронесся по освещенным коридорам и резко остановился, когда увидел взгляд стоявшего у фонтана в атриуме Плута.
Внезапно Арин снова почувствовал себя двенадцатилетним мальчишкой, в ладони которого въелась белая пыль от того, как он работал на каменоломне не покладая рук, чтобы доказать этому мужчине свою силу.
— Я боялся, что мы разминемся, — сказал Арин. — Сначала я отправился на твою виллу, но мне сообщили, что ты уехал сюда.
— Где ты был?
Плут пребывал в недобром расположении духа.
— Разведывал горный перевал. — Когда при этих словах Плут нахмурился еще больше, Арин добавил: — Так как именно по нему, скорее всего, придут пополнения.
— Разумеется. Это очевидно.
— И я точно знаю, как мы должны с ними поступить.
По лицу Плута пробежал проблеск.
Арин послал за Сарсин и, когда та пришла, попросил ее привести Кестрел:
— Мне нужно ее мнение.
Сарсин замялась:
— Но…
Плут погрозил ей пальцем.
— Уверен, ты хорошо заправляешь этим домом, но разве ты не видишь, что твой кузен порывается рассказать нам план, который может спасти наши шкуры? Не стоит обременять его деталями быта вроде того, кто с кем повздорил или что твоя подопечная не настроена на общение. Просто приведи ее.
Сарсин ушла.
Арин взял из библиотеки карту и поспешил в обеденную залу, где ждали Плут, Кестрел и Сарсин. Последняя одарила Арина раздраженным взглядом, как бы говоря, что умывает руки, и вышла.
Арин развернул карту на столе и прижал ее углы камнями из своих карманов.
Кестрел сидела, вооруженная упрямым молчанием.
— Выкладывай свой план, парень, — сказал Плут, глядя только на Арина.
Арин ощутил вспышку возбуждения, подобного тому, какое испытывал давным-давно, когда они только начинали замышлять захват города.
— Мы уже вывели из строя валорианских стражников, которые караулили проход с нашей стороны. — Он прикоснулся к карте и провел пальцем по ленте перевала. — Теперь мы должны отправить небольшой отряд на другой конец прохода. Мы выберем тех мужчин и женщин, которые лучше остальных смогут притворяться валорианцами до последнего момента. Имперские стражники будут повержены. Некоторые из наших людей займут их место, другие спрячутся у подножий холмов, а через проход отправится гонец, который передаст сигнал нашим бойцам, стоящим наготове с черным порохом вот здесь, — Арин указал точку посредине перевала, — с обеих сторон. Нам понадобятся люди, которые знают горы и смогут вскарабкаться достаточно высоко, чтобы оказаться над валорианцами. Эти люди также должны будут быть готовы оказаться под градом лавины, которую могут обрушить взрывы. Хватит четырех человек, по два с каждой стороны.
— Нам не хватит черного пороха, — сказал Плут. — Лучше приберечь его до самого вторжения.
— Если мы не воспользуемся черным порохом сейчас, то до вторжения не доживем. — Арин оперся ладонями о стол и наклонился над картой. — Большая половина наших сил, около двух тысяч человек, будет защищать наш конец перевала. В валорианском батальоне всегда насчитывается приблизительно одно и то же число воинов, поэтому…
— Всегда? — переспросил Плут.
Глаза Кестрел, которые постепенно прищуривались, пока Арин объяснял план, теперь стали щелочками.
— Ты много узнал, пока был рабом генерала, — одобрительно произнес Плут.
Подробности о валорианских войсках стали известны Арину вовсе не таким образом, но он сказал лишь:
— Оба войска, наше и их, будут приблизительно равны по численности, но не по опытности и вооружению. Мы окажемся слабее. Кроме того, у валорианцев будут лучники и арбалетчики. Однако они не станут тащить с собой тяжелые пушки, когда не планируют сражаться. Здесь у нас будет преимущество.
— Арин, у нас нет пушек.
— Есть. Нам надо лишь снять их с кораблей, которые мы захватили в гавани, и поднять в горы.
Плут широко раскрыл глаза, а затем стукнул Арина в плечо.
— Гениально.
Кестрел откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.
— Как только весь батальон войдет в проход, — продолжил Арин, — и начнет выходить с нашей стороны, наши пушки выстрелят в передние ряды. Полная неожиданность.
— Неожиданность? — Плут покачал головой. — Валорианцы отправят вперед разведчиков. Как только те заметят пушки, они мгновенно насторожатся.
— Никто не увидит пушки, потому что наше оружие и люди будут замаскированы полотнами вот такого цвета. — Арин указал на бледные камни. — Подойдут пенька и мешковина с верфей, и мы можем снять простыни с валорианских постелей. Мы сольемся с окрестностями.
Плут расплылся в улыбке.
— Итак, наши пушки выстрелят по передним рядам, — сказал Арин, — которые будут состоять из кавалерии. Следует надеяться, что лошади запаникуют. Даже если нет, им все равно будет сложно удержаться на склоне. Тем временем посередине перевала взрываются бочки с черным порохом и обрушивают скалу, разделяя батальон на две части. Затем наши силы, ожидающие на той стороне, выходят из укрытия и быстро разбираются с первой половиной валорианского войска, которая окажется в ловушке и хаосе. Мы делаем то же самое со второй половиной. Победа наша.
Сначала Плут ничего не сказал, хотя его лицо говорило само за себя.
— Итак? — повернулся он к Кестрел. — Что ты думаешь?
Кестрел на него не смотрела.
— Заставь ее говорить, Арин, — недовольно потребовал Плут. — Ты сказал, что хочешь узнать ее мнение.
Арин, который наблюдал за легкими изменениями настроя и позы Кестрел и видел, как увеличивалось ее негодование, сказал:
— Она считает, что план может сработать.
Плут переводил взгляд с одного из них на другого. Его глаза задержались на Кестрел. Вероятно, он пытался увидеть то, что заметил Арин. Затем он пожал плечами тем эффектным жестом, благодаря которому был так популярен в свою бытность распорядителем торгов.
— Что же, это лучше, чем то, что у меня было до сих пор. Я расскажу всем, что делать.
Кестрел бросила на Арина быстрый взгляд, значение которого молодой человек понять не смог.
Плут приобнял Арина одной рукой и ушел.
Оказавшись наедине с Кестрел, Арин немедленно достал из кармана найденное им растение: горсть зелени с похожим на проволоку стеблем и заостренными листьями. Он положил ростки на стол. Глаза Кестрел сверкнули и превратились с самоцветы радости. То, как она смотрела на него, было сокровищем.
— Спасибо, — выдохнула она.
— Мне следовало поискать его раньше, — ответил Арин, — чтобы тебе не пришлось просить.
Он прикоснулся тремя пальцами к тыльной стороне ее ладони: этим жестом геранцы принимали благодарность за подарок, но им же могли просить прощения.
Рука Кестрел была гладкой и блестела, будто ее смазали маслом.
Кестрел отняла руку. Она преобразилась. Арин видел, как радость покинула ее. Кестрел сказала:
— Что я тебе за это должна?
— Ничего, — быстро ответил он в смятении. Разве не он должен ей? Разве однажды она не сражалась за него? Разве он не использовал ее доверие, чтобы повергнуть ее мир?
Арин внимательно посмотрел на Кестрел и понял, что она не столько преобразилась, сколько вернулась обратно к той тлеющей ярости, от которой напрягались ее плечи все время, пока она сидела рядом с Плутом.
Разумеется, Кестрел злилась: только что она выслушала замысел того, как уничтожить ее людей. Но как только Арин предположил, что дело, вероятно, в этом, его разум обратился к тому непонятному взгляду, который она бросила ему. Арин рассматривал его со всех сторон, как мог бы крутить ракушку, гадая, что скрывается внутри.
Он помнил тот взгляд: легкое движение бровей, поджатые губы.
— В чем дело? — спросил он.
Казалось, Кестрел не станет отвечать. Но затем она сказала:
— Плут сделает вид, что твои идеи — его.
Арин знал это.
— Тебе не все равно?
Вздох отвращения.
— Нам нужен предводитель, — сказал Арин. — Мы должны победить. Как — значения не имеет.
— Ты занимался, — произнесла Кестрел, и Арин осознал, что процитировал строчку из книг ее отца о войне. — Ты брал тексты из моей библиотеки и читал о валорианском боевом порядке и методах нападения.
— Разве ты не сделала бы то же самое?
Кестрел нетерпеливо взмахнула рукой.
Арин сказал:
— Самое время для того, чтобы мой народ научился чему-то от твоего. Ведь вы, в конце концов, завоевали половину известного мира. Как думаешь, Кестрел? Из меня получился бы хороший валорианец?
— Нет.
— Нет? Даже когда я придумываю такие гениальные стратегии, что мой генерал крадет их?
— И кем же ты можешь быть, раз позволяешь ему?
Кестрел встала, прямая и стройная, как меч.
— Я — лжец, — медленно ответил ей Арин. — Трус. У меня нет чести.
Снова этот взгляд, отражающий скрытые мысли.
Тайну.
— В чем дело, Кестрел? Скажи мне: что не так?
Ее лицо ожесточилось таким образом, что Арин понял: ответа он не получит.
— Я хочу увидеться с Джесс.
Чахлое и вялое целебное растение лежало на столе.
Арин не знал, что именно он хотел этим исправить.
Снег сыпался на дорожку, ведущую к экипажу. Кестрел была благодарна за растение, которое несла Сарсин, но вечер испортил ее настрой и скрутил все внутри тревогой. Она думала о Плуте и размышляла над планом Арина — хитрым планом, вероятность успеха которого была слишком велика.
Больше, чем когда-либо, ей нужно было бежать.
Однако как ей сделать это, когда она находилась во дворе дома Арина, окруженная геранцами, которые все меньше напоминали разнородных мятежников, и все больше — армию?
Если она сумеет бежать, что произойдет с Джесс?
Сарсин нырнула в экипаж. Кестрел собиралась уже последовать за ней, когда оглянулась через плечо на дом. Он бледно мерцал, окутанный вечерним снегом. Кестрел увидела архитектурный изгиб восточного крыла здания, где находились ее покои. Высокий каменный прямоугольник был стенами ее расположенного на крыше сада, однако казался вдвое длиннее.
Дверь.
Кестрел вспомнила запертую дверь в саду и осознала несколько вещей.
Дверь, должно быть, вела в другой сад, который был зеркальным отражением ее. Поэтому высокая стена снаружи выглядела вдвое шире.
Второй сад соединялся с западным крылом, которое сияло такими же большими окнами с ромбовидными переплетами, как и в ее покоях.
Что было более важно, крыша западного крыла имела пологий скат, который заканчивался над комнатой на первом этаже, возможно, библиотекой или салоном.
Кестрел улыбнулась.
Теперь план был не только у Арина.
— Только для Джесс, — сказала Кестрел целительнице-геранке, не заботясь, что у ее ног умирали дюжины человек. Она хвостом ходила за целительницей, не желая рисковать тем, что хотя бы один листок пойдет на кого-то другого, пусть и замечала под фиолетовой маской яда многие другие знакомые лица.
Она выбрала Джесс.
Когда напиток был готов и полился в рот Джесс, та подавилась. По подбородку девушки потекла жидкость. Целительница спокойно поймала капли краем миски и попробовала еще раз, но результат был тем же.
Кестрел забрала у целительницы миску.
— Выпей это, — сказала она подруге.
Джесс застонала.
— Пей, — настаивала Кестрел, — иначе ты пожалеешь.
— А ты умеешь обращаться с больными, — произнесла Сарсин.
— Если ты не выпьешь, — сказала Кестрел Джесс, — то пожалеешь, потому что у тебя больше никогда не будет возможности дразнить меня, ты больше никогда не увидишь, как я хочу слишком многого и делаю глупости, чтобы достичь этого. Ты больше никогда не услышишь, как я говорю, что люблю тебя. Я люблю тебя, сестренка. Пожалуйста, выпей.
Горло Джесс издало щелчок. Кестрел приняла его за согласие и наклонила миску к губам подруги.
Джесс выпила лекарство.
Шли часы. Сгустилась ночь. Джесс не подавала никаких признаков выздоровления, Сарсин заснула на стуле, а Арин где-то готовился к битве, которая могла начаться уже на рассвете.
Затем Джесс втянула в себя воздух: это был тонкий, влажный вдох, но в нем прозвучало уже больше силы. Глаза Джесс чуть приоткрылись щелочками, и, увидев Кестрел, девушка прохрипела:
— Я хочу к маме.
Такие же слова прошептала ей однажды Кестрел, когда они маленькими девочками легли спать в одной кровати, а их холодные мягкие ступни соприкасались. На этот раз Кестрел сама держала подругу за руку и делала то, что та когда-то делала для нее: бормотала успокаивающие слова, которые были почти не словами, а, скорее, музыкой.
Кестрел почувствовала, как пальцы Джесс слегка пожали ее ладонь.
— Не отпускай, — сказала Кестрел.
Джесс слушала. Ее глаза сосредоточились, открылись шире и пробудились в мир.
— Тебе следует рассказать Арину, — сказала позже в экипаже Сарсин.
Кестрел знала, что геранка говорит не о Джесс.
— Я не стану. И ты тоже. Ты боишься Плута, — с презрением закончила Кестрел.
Она не добавила, что и сама его боялась.
Ночью Кестрел снова попыталась открыть запертую дверь в саду. Она тянула за ручку изо всех сил. Дверь была массивной. Она даже не шелохнулась.
Кестрел стояла, дрожа в снегу. Потом ушла обратно в свои комнаты и вернулась со столом, который придвинула к стене в дальнем углу. Она вскарабкалась на стол, но по-прежнему не доставала до верха. Тогда Кестрел понадеялась, что стенки угла станут опорой для ее рук и ног, чтобы она смогла вскарабкаться наверх.
Стена была слишком гладкой. Кестрел сползла по ней обратно вниз. Даже когда она поставила на стол стул, стена все еще оставалась чересчур высокой, а взгромождать что-то на стул будет слишком опасно. Кестрел могла разбиться о камни.
Девушка спустилась на землю и оглядела сад, освещенный горящей на террасе лампой. Она прикусила внутреннюю сторону щеки и задалась вопросом, будет ли польза от того, если положить наверх на стул, стоящий на столе, стопку книг. Внезапно она что-то услышала.
Шорох подошв по гальке. Он раздавался из-за двери, его источник находился за стеной.
Кто-то прислушивался к тому, что она делала.
И по-прежнему слушал.
Как можно тише Кестрел сняла стул со стола и ушла в дом.
Перед тем как отправиться к горному перевалу, в течение самых холодных ночных часов, Арин нашел время приказать, чтобы всю мебель, которую Кестрел могла двигать, вынесли из ее комнат.