Проклятье победителя

Глава 42

Кестрел смотрела, как открываются ворота. Через них вышел Арин, и створы снова соединились, так что за ним встала сплошная стена, как за Кестрел — море. Арин двинулся к ней. Затем его глаза, как и глаза ее отца в тот момент, когда он увидел ее несколько минут назад, метнулись к ее лбу. Лицо Арина побелело.

Поперек ее лба проходила блестящая полоска золотистой пыли и миррового масла. Эта валорианская метка означала, что женщина помолвлена.

Кестрел заставила себя улыбнуться.

— Ты доверяешь мне недостаточно, чтобы впустить в город, Арин? Что же, я понимаю.

— Что произошло?

Беспомощность в его голосе разбила сердце Кестрел. Однако девушка сумела удержать кусочки себя единым целым.

— Но Ронан… — Арин замолк. — Как, Кестрел? Кто?

— Поздравь меня. Я выхожу замуж за наследника империи.

Она увидела, что он поверил. Увидела, как на его лице мелькнула боль предательства, сменившаяся пониманием. Кестрел наблюдала за ходом его мыслей.

Разве она не отстранилась от его объятий, не бежала через его крышу, не находилась на грани того, чтобы поднять на него оружие?

Кто он для нее такой?

И Кестрел любила побеждать. Разве возможность стать однажды императрицей не представляла собой заманчивую ставку? Власть могла убедить там, где Ронан не сумел.

Вывод, к которому Арин пришел, был жестоким. Однако Кестрел не сказала ни слова, чтобы изменить его убеждение. Если он узнает настоящие условия предложения императора, то никогда не согласится на них.

— Как бы приятно мне ни было обсуждать подробности моей приближающейся свадьбы, — сказала Кестрел, — нашего внимания требуют более важные вещи. У императора есть к тебе послание.

Глаза Арина потемнели. Тон его голоса был язвителен:

— Послание?

— Император обещает свободу тебе и твоему народу. Он назначает тебя губернатором. Разумеется, ты должен поклясться в верности ему, принимать его послов и отвечать перед ним. Но, если определенный вопрос не затрагивает империю напрямую, ты можешь управлять своими людьми так, как считаешь нужным. — Кестрел передала Арину лист бумаги. — Вот список налогов и подношений, которые будут взиматься с Герана, как с части империи.

Арин смял список в ладони.

— Это уловка.

— Ты можешь либо сдаться сейчас, приняв щедрое предложение императора, либо сдаться чуть позже, когда мой отец пробьет городскую стену, и лицезреть гибель геранского народа. Возможно, это уловка, но ты согласишься.

— Зачем императору делать это?

Кестрел замялась.

— Что значит — зачем?

— Если уловки нет, это щедрое предложение. И оно совершенно непонятно.

— Советую тебе не ставить под сомнение мудрость императора. Если видишь хорошую возможность, воспользуйся ею. — Кестрел повела рукой, указывая на свое убранство: белые меха, золото и драгоценные камни. — Как это сделала я.

В Арине проступило ужасное напряжение, которое напомнило Кестрел о его детской скрипке. Он провел в натянутом состоянии слишком долго. Когда Арин, наконец, заговорил, его голос был низким рыком:

— Я согласен.

— Тогда прикажи отворить ворота. Мой отец войдет в город и сопроводит всех валорианцев из него обратно в столицу.

— Я согласен, — повторил Арин, — но с одним условием. Ты говорила о послах. Посол империи будет только один. Ты.

— Я?

— Тебя я понимаю. Тебя я умею читать.

В этом Кестрел не была уверена.

— Полагаю, твое условие допустимо, — сказала она и хотела отвернуться от того, насколько желала этого. С какой силой хваталась за любую возможность увидеть Арина, даже когда целью встречи являлось приведение в исполнение воли императора.

Так как Кестрел неподвластно было отвернуться от собственного желания, она отвернулась от Арина.

— Пожалуйста, не делай этого, — сказал он. — Кестрел, ты не знаешь. Ты не понимаешь.

— Я вижу истину совершенно ясно.

Кестрел двинулась навстречу своему отцу, в глазах которого она, наконец-то, сделала что-то, чем он мог гордиться.

— Не видишь, — возразил Арин.

Кестрел притворилась, будто не слышит его. Она наблюдала за тем, как сыпало снегом белое небо, дрожащее над свинцовым морем. Ощущала на своей коже ледяные частички. Снег падал и на нее, и на него, но Кестрел знала: никогда не будет такой снежинки, которая прикоснется к ним обоим.

Она не обернулась, когда Арин снова заговорил:

— Не видишь, Кестрел, хотя бог лжи и улыбнулся тебе.