Проклятая война

10

Во тьме загудели вертолеты. Рут, толком не проснувшись, заползла в огромную покрышку армейского грузовика, расцарапав о гайки щеки и лоб.

— Сюда, — позвал Кэм. — Иди сюда.

Шаркая по грязи, она двинулась на голос. Беглецы сошли с шоссе и разбили лагерь рядом со старым войсковым транспортером. Машина, свернувшая с дороги, застряла, не проехав и четырехсот метров. Нос транспортера зарылся в землю, которая в то время была жидкой грязью. Склон холма и грузовик находились под разными углами, что окончательно дезориентировало Рут. Она уткнулась прямо в Кэма. Тот держал в руках винтовку Ньюкама, но на секунду качнулся к женщине, словно хотел обнять ее. Рут прижалась к нему. Ей нужно было ощутить его близость.

Вертолеты ревели вдалеке, и кажется, их шум удалялся. Рут ошалело уставилась в ночь, боясь в это поверить. И тут звезды заслонил мужской силуэт. Женщина отшатнулась. Рассеянный свет отразился в очках Ньюкама.

— Они летят на юг, — произнес сержант.

Шум двигателей эхом носился в холмах, постепенно угасая. Однако вскоре в нем появилось новое звучание: далекий треск выстрелов. Он был еле слышен, «тра-та-та-та», смешавшееся с более громким гудением вертолетов.

«Тра-та-та-та».

Штурмовые винтовки.

— Вот черт, — выдохнула Рут, внезапно осознав, что происходит.

Они с Кэмом вскочили на ноги и уставились в темноту вместе с Ньюкамом. Ничего не было видно — бой шел вдалеке. Если бы мир вокруг по-прежнему оставался живым, они, скорей всего, не услышали бы и этого. В пустоте звук разносился на километры и километры.

— Они схватили Янга и Брейтона, — сказал сержант.

Кэм покачал головой.

— Ты не знаешь наверняка.

— Больше здесь, внизу, никого нет.

Это все изменило. Мысленно Рут уже сдалась и считала, никто не может ее упрекнуть. Они сделала все, что могла. Нанотехнолог собиралась сказать об этом Ньюкаму утром.

«Свяжись со своими людьми. Я больше не в силах идти».

Но теперь страховочная сетка исчезла. У нее не осталось надежды, что капитан Янг и Тодд Брейтон доставят беженцам вакцину. Лидвилл получил свою частицу-охотника, и Рут точно знала, как президентский совет намерен ее применить.

Один мир. Одна нация.

Во что превратится человечество, если это им удастся? Большинство переживших чуму в Штатах принадлежало к белой расе. Иммигранты и цветные в Северной Америке жили в основном на побережьях и во внутренних городах вроде Лос-Анджелеса, Нью-Йорка, Торонто и Детройта. Спаслись в основном беженцы из центральных штатов — и, при определенном взгляде на мир, идея покорения всей планеты казалась от этого еще более привлекательной. Лидвилл готов был поделиться вакциной, только чтобы пополнить запасы рабочей силы — они позволят гражданам других стран спуститься с гор лишь в качестве землепашцев и рабов.

А что если кто-то из ее друзей смог уйти? Возможно, капитан Янг прикрывал Тодда, пока тот бежал от вертолетов… Нет. Хватит обманывать себя. Ответственность лежала на ней. Так было с самого начала. Рут снова взглянула на звезды, борясь со слезами. Затем сжала кулак и терпела, пока руку под гипсом не пронзила жестокая боль.

«Скоро рассвет», — подумала она, и, вернувшись к спальнику, принялась упаковывать рюкзак.

Семь дней ушло у них на то, чтобы пройти сто тридцать километров, причем последние сорок по бездорожью. Ньюкам опасался, что Лидвилл повсюду расставил датчики движения или даже высадил по несколько солдат на каждой вершине в округе, снабдив их рациями и провизией и приказав ждать. Кэм заметил, что в радиусе ста километров куча таких островков, а Лидвилл никак не мог узнать, что из Сакраменто беглецы двинулись на север, а не на юг. На плато Йосемити простирались бесчисленные акры незараженных территорий. А вокруг озера Тахо, намного ближе к их нынешним координатам, возвышались десятки гор и хребтов. Даже если Лидвилл решил охранять только самые крупные шоссе, ведущие к горам, им придется расставить там сотни солдат. Однако риск все же существовал, поэтому Рут, Кэм и Ньюкам обошли крупнейшие островки поблизости от города и направились к дальней цепи небольших гор.

Еще восемь раз они попадали в горячие зоны. На тыльной части левой ладони Рут теперь красовалась цепочка темных подкожных кровоподтеков — последствия перелома. Техночума всегда внедрялась в наиболее уязвимые участки. Синяки постепенно заживали, но Рут подозревала, что без шрамов не обойдется. Еще одна отметина. Хуже того, она ссадила ноги до крови, потому что не хотела жаловаться. Рюкзак натер левое плечо: он неловко сидел, и одна лямка постоянно цеплялась за бинт, удерживающий на весу руку с гипсом.

Над ними снова рыскали вертолеты. И реактивные самолеты. Они забрели на полоску земли, где кишели ящерицы и змеи, а потом зашли в мертвый лес, усеянный дохлыми жуками, — а затем вдруг идти стало легче.

Когда началась чума, в Сьерре третий день хозяйничала метель. Снег остановил множество автомобилей. На высоте примерно в две тысячи метров поток машин поредел — автомобили скатывались с шоссе или образовывали пробки странной конфигурации. Кэм приписывал это плохой видимости и сцепке с дорогой. В какой-то момент Ньюкаму удалось завести «Форд Экспедишн», и они с ветерком прокатились двадцать пять километров. В другой раз проехали пять километров в фургоне и почти тридцать в пикапе. К сожалению, повсюду еще хватало заторов и столкнувшихся машин, перегородивших путь, особенно на поворотах. Снег превратил каждый поворот в ловушку. Беглецам пришлось бросить все три автомобиля. Тысячи внедорожников, военных грузовиков и танков прорывались сквозь метель, заодно с маленькими снегоходами и более экзотическими транспортными средствами вроде тракторов и пожарных машин — любой техникой, достаточно тяжелой, чтобы пробиться по снегу. Но даже эти машины застревали в пробках и сплошным забором перегораживали шоссе. Как только останавливалась одна, другие врезались или увязали, пытаясь объехать ее. Водители бились в панике, истекая кровью и ничего не видя.

Ньюкам обшаривал большую часть военных грузовиков, разыскивая не только пищу и батарейки, но и одежду. Они по-прежнему носили те гражданские вещи, что добыли в Сакраменто, но сержант взял пятнистую армейскую куртку. Он всегда чувствовал себя уверенней, когда можно было опереться на военный опыт и тренировки. Однако на сей раз причина была в другом. Рут считала, что сержант хотел выглядеть достойно, если их поймают или убьют. Он желал оставаться членом своего отряда в последние минуты жизни, и эта его черта восхищала Рут.

Она не высыпалась. Ей снилось слишком много снов, и, несмотря на усталость, она постоянно пробуждалась — словно мозг закипал, пытаясь переварить все произошедшее.

Воздух становился все более разреженным, и это тоже не помогало. Уменьшение содержания кислорода вызывало бессознательную тревогу. Сердце билось чаще, и мозг реагировал соответственно. Кэм скармливал Рут мелатонин и тайленол, поначалу лишь слегка превышая допустимую дозу, а потом чуть ли не по пять таблеток зараз. Он даже опробовал антигистамины, потому что среди их побочных эффектов значилась сонливость, однако Рут продолжала бормотать и дергаться во сне.

Ее кошмар был реальным.

— Не трогайте ничего, — сказал Ньюкам, попятившись наружу.

Небо было прозрачным и чистым, не считая нескольких тощих, быстро несущихся облачков. Холодный ветер гудел над пустынной землей и посвистывал в щелях небольшой каменной постройки перед ними.

Кэм заглядывал в низкую хижину, положив одну руку на пояс с кобурой, — хотя Рут казалось, что он сам не замечает своей воинственной позы.

— Похоже… похоже на двойное убийство-самоубийство, — пробормотал он.

«Нет, — мысленно ответила Рут. — Нет, я так не думаю».

Переход барьера оказался для беглецов шоком. Вершина этой горы была мертва. Скалы покрывали тысячи выцарапанных на камне крестов. Этот символ повторялся повсюду. Сотни помеченных крестами камней были сложены в большие кресты на земле. Некоторые из них в длину превышали шесть метров. Другие, из гальки, были не более нескольких сантиметров. На такую работу потребовалось бесчисленное множество дней.

— Давайте уйдем отсюда, — предложил сержант.

— Мы должны их похоронить.

Рут уже не могла смотреть на высохшие трупы. Вместо этого она направила взгляд туда, куда дул ветер. Дальше на юго-востоке, у озера Тахо, Сьерра поднималась к небу зубчатыми вершинами, насколько хватало глаз. Беглецы добрались до отметки три тысячи сто метров. Эта вершина одиноко возвышалась над барьером, и от ближайших пиков их отделяли километры открытого пространства.

Наступал вечер, и из-за теней расстояние казалось куда большим. Горе Рут было таким же огромным. Внезапно по ее лицу пробежала судорога, и женщина опустилась на землю, опираясь на одно колено и здоровую руку. Вокруг нее валялись исцарапанные камни.

Кэм встал на колени рядом.

— Рут? Рут, что бы здесь ни случилось, это было очень давно, — сказал он, но его слова не уменьшили ее усталость, отчаяние и одиночество.

Сколько еще таких островов их ждет?

«Вся эта дорога впустую», — подумала она.

А затем как будто послышался другой голос: «Они мучились напрасно».

Эти люди прожили тут первую зиму, а может, и дольше. Они построили убежище из камней, рубили сосны и кустарник на крохотном безопасном пятачке, чтобы развести огонь. А теперь их не стало. Беглецы насчитали шесть больших могил, слишком больших для одного человека. Еще два тела распластались внутри этой жалкой маленькой хижины, и некому было предать их земле.

Между двумя женщинами лежали нож и камень — почти идеально круглый, со всех сторон покрытый выцарапанными крестами. Им разбили череп женщины поменьше, а последняя выжившая, похоже, перерезала себе горло.

Кэм считал, что здесь произошло нечто вроде религиозного жертвоприношения. Но Рут думала, что кресты означают что-то другое. Они молили небеса о спасении. Они хотели отвлечься от ужасной действительности. Их скосила болезнь. Мужчины этого могли не заметить, потому что над трупами поработали птицы, но кожа, обтянувшая кости трупов, казалась нездорово рыхлой и почернела за ушами. Они пережили техночуму, только чтобы пасть жертвой другой заразы.

— Нам надо похоронить этих людей, — повторила Рут.

Кэм кивнул.

— Ладно, ладно. Но у нас нет лопаты.

— А через час стемнеет, — добавил Ньюкам.

— Мы не можем просто оставить их здесь!

— Я знаю, что делать.

Кэм подошел к хижине и положил одну руку на стену, пробуя кладку на прочность. Затем он навалился плечом и толкнул. Один угол подался. Большая часть ветвей, удерживающих крышу, провалилась внутрь. Он снова и снова бил в стену, и наконец остатки хижины обрушились. Курган из этих камней вышел неважный, но лучшего не дано.

— Пожалуйста, — шепнула Рут. — Пожалуйста, оставайтесь в живых. Найдите безопасное место.

Конечно, ее слова предназначались не этим чужим мертвецам, и на похоронах Рут тоже настояла не ради них. Так она пыталась залечить хотя бы часть собственных ран.

Беглецы спускались по восточному склону горы, все глубже погружаясь в море растущих теней. Они направлялись к северу, где раскинулось небольшое снежное плато. Им не хотелось спускаться ниже барьера, но нельзя было рисковать подцепить заразу, что убила тех людей.

— Нам надо очистить ботинки и перчатки, — сказал Ньюкам.

— Давайте пройдемся там по снегу, — махнул рукой Кэм. — И заодно растопим немного, чтобы пополнить запасы воды.

Рут сжала в руке один из камней с крестом. Женщина подобрала его втайне от спутников. Она не знала зачем, но искушение было слишком сильным.

— Не понимаю, как это случилось, — пробормотала она. — Все там…

Кэм шагал рядом с ней, а Ньюкам ушел вперед.

— Так будет не на каждом островке, — сказал Кэм. — Мы кого-нибудь отыщем.

— Но именно об этом я и говорю. Если в техночуме было что-то хорошее, так это то, что большая часть болезней исчезла вместе с людьми. Грипп. Ангина. Население сейчас слишком рассредоточено.

— Разве люди не переносят множество инфекций, даже когда не болеют?

Рут вспомнила, что он проходил курс первой медицинской помощи. Женщина кивнула.

— Да.

— Значит, некоторым островкам просто не повезло. Люди слабеют, не могут согреться, и вирус побеждает.

Поколебавшись, он добавил:

— Это не твоя вина. Ты же знаешь.

— Ты утверждаешь, что какие-то болезни могли приспособиться.

Рут вцепилась в эту мысль, потому что не знала, что сказать в ответ на другие его слова.

— Да, — продолжала она. — Надо быть осторожней. Нам могут попасться и другие островки… На некоторых могут встретиться носители брюшного тифа — они выработали специфический иммунитет, которого нет у нас.

— Как мы это проверим?

— Не знаю.

Некоторые острова должны кишеть крысами и блохами — паразитами, вымершими повсеместно из-за недостатка теплокровных хозяев.

— Если мы обнаружим, что кто-то серьезно болен, возможно, нам придется уйти. Бросить их.

Рут прижала подушечку большого пальца к выцарапанному на камне кресту. В душе заворочался липкий страх.

Несомненно, их поджидает и другая опасность. Безумие и бред могут оказаться более серьезной проблемой, чем болезни. На борту МКС Густаво упоминал о вспышках религиозной лихорадки в Мексике, Афганистане, Альпах и Микронезии. Святые и пророки повылазили после апокалипсиса, как грибы после дождя.

Рут никогда не отличалась особой религиозностью. Другие прибегали к цитатам из священных книг, якобы содержащим грандиозные прозрения, но, по мнению Рут, эти люди просто закрывали глаза на истинную сложность планеты Земля, не говоря уже о невероятно огромной вселенной. Их идеи вызывали у нее смех. Какой придурковатый Бог стал бы создавать миллиарды других галактик, если центром его внимания все равно оставалась Земля?

Верующие проявляли подлинно человеческую слабость. Люди были ленивы. И эгоцентричны. Рут понимала их желание построить вокруг себя маленький контролируемый мирок. Никому не нравилась неопределенность. Она испытывала границы человеческого разума и любознательности. В современных людях все еще жила первобытная обезьяна. У обезьян весьма ограниченный запас терпения, поэтому люди сопротивлялись изменениям. Они развили доктрины, доказывающие, что человек — это центр мироздания, и боролись за то, чтобы преподавать в школах креационизм вместо биологии и научных дисциплин. Чепуха. Дети высоких родителей, как правило, вырастали высокими, а низкорослых — низкими. Все отличались друг от друга. В этом было так легко убедиться — эволюция на примере одного поколения. В противном случае люди представляли бы собой точные копии своих предков. Думать, что живые существа неизменны, — значит тешить себя иллюзиями. Бактерии вырабатывали устойчивость к лекарствам. Можно было вывести узкоспециализированные породы собак, такие, как терьер ее отчима. Даже сами религии менялись со временем — некоторые становились более открытыми, а некоторые наоборот.

На все существуют верные ответы, можно найти их, если искать. Мир познаваем. Рут усвоила эту истину, но нести ее было тяжело. Как приятно было бы чувствовать, что ее ведет по жизни более сильная, божественная рука — но почему ее, а не тех людей, что нашли смерть на вершине этой горы? Потому, что они предались злу?

Рут снова стиснула камень, чувствуя, как в ней растет холодная и упрямая ярость. Она не остановится. Вот что значил для нее этот камень. Она не могла остановиться, пускай ее ноги были сбиты до крови, а в сломанной руке пульсировала боль.

— Эй! — крикнул Ньюкам.

Он стоял на гранитном склоне примерно в двадцати метрах ниже и размахивал руками.

Поначалу Рут показалось, что он предупреждает их. Что там, еще трупы? Затем она поняла, что сержант показывает на восток, — и быстро покосилась на камень в кулаке, обуреваемая сомнением и новой надеждой.

— Смотри! — она радостно дернула Кэма за рукав.

Далеко, на противоположном конце долины, с вершины другой горы поднималась струйка дыма, едва заметная в желтоватых сумерках.

Два дня ушло у них на спуск и подъем. Один раз они заметили на юге тяжелый транспортник С-130, за которым по воздуху тащились длинные кабели. Ньюкам сказал, что это антенны. Один раз наткнулись на очередное гнездовье змей.

Костры загорались на вершине каждый день, поздним утром и на закате. Там определенно кто-то жил, но кто? Стали бы солдаты так выдавать свою позицию?

Рут выдернула Кэма из глубокого сна. Он резко сел, щурясь на лунный свет и сжимая кулаки.

— Шшш, все в порядке, — шепнула она.

Белый лунный серп висел над долиной так низко, что здесь, на высоте две тысячи девятьсот метров, казалось — он застыл прямо напротив них. В его свете древесные стволы отбрасывали частокол теней, и эти тени, качаясь, поскрипывали. По верхушкам гулял прохладный ветерок. Лес был живым. Кузнечики пели, и пели, и пели луне.

«Ри-ри-ри-ри».

Этот бессмысленный шум поднимался вверх и уносился ветром, заполняя каждую лакуну в древесном скрипе.

— Все в порядке, — повторила Рут. — Ничего не случилось.

Кэм расслабился. Судя по шороху маски, он открыл рот, но вслух так ничего и не сказал. Только кивнул, и по губам Рут скользнула быстрая, отрешенная улыбка. Конечно, многое не в порядке. Весь этот чертов мир не в порядке. Может, Кэм собирался пошутить в том же ключе, но теперь между ними возникло новое напряжение.

— Прошу прощения, — продолжила Рут.

За что? Он стояла на коленях почти вплотную к нему, но смотрела в сторону, как будто пытаясь отвлечь его внимание от себя.

— Вообще-то, очередь Ньюкама сторожить, но я подумала… Я снова хотела поговорить. Без него.

— Да.

Она вызвалась посторожить первые шесть ночных часов, потому что завтра ей предстоял отдых — мужчины собирались подняться на гору без нее. Здесь она будет в безопасности. Беглецы знали, что кроме них ниже барьера никого нет, тогда как островок наверху мог таить сотни опасностей.

Рут просидела в темноте три часа, прежде чем разбудить Кэма, — три часа наедине с насекомыми и ветром. В ее душе смешались страх, одиночество, чувство потери. Она балансировала на невидимой границе между океаном смерти внизу и крошечными островками безопасности наверху. Островками, которые при ближайшем рассмотрении могли оказаться совсем не безопасными.

Она не знала, как попрощаться.

Рут была обязана Кэму жизнью. Она могла бы дать ему тот ответ, который юноше так хотелось услышать, даже если и не любила его по-настоящему. Эта мысль искушала ее. Каждый раз, когда Рут лезла в рюкзак за водой, едой или чистой лицевой маской, блестящая фиолетовая пачка презервативов бросалась в глаза. Ей нужны были тепло и утешение, и все же Кэм до сих пор пугал ее. Дело было не только в склонности к насилию, которую Рут в нем подметила, но и в его собственном отчаянном голоде. Она боялась сокращать дистанцию, не зная, как Кэм отреагирует, и поэтому просто тихо сидела рядом с ним в сумраке.

Существовала еще одна опасность, о которой Рут не говорила своим спутникам. Ей не хотелось торопить Кэма и Ньюкама. Ее научная команда не встраивала в вакцину гипобарического регулятора, так что частицы не должны были разрушиться, как молекулы техночумы. Тем не менее, вакцина еще кое в чем отличалась от чумы. Частицы-охотники способны были размножаться, только атакуя и раздирая на атомы единственную мишень — их противников. Каждая минута, которую беглецы проводили над барьером, увеличивала риск. Без вечной войны с наночумой концентрация молекул вакцины постоянно падала. Фактически, оставшись на этой высоте слишком долго, Рут, Кэм и Ньюкам рисковали застрять тут, как и все остальные. Они выделяли вакцину с потом, с выдыхаемым воздухом, теряли миллионы частиц каждый раз, когда справляли нужду.

После шестнадцати дней на дне невидимого моря их тела должны быть переполнены вакциной. Возможно, это объясняло головные боли Рут и дискомфорт в желудке. Конечно, постоянное напряжение и плохая пища влияли на самочувствие людей, но нельзя было исключить вероятность того, что вакцина тоже наносит вред организму: скапливается в сосудах, перекрывая их, разрушает капилляры, увеличивает риск инсульта и аритмии. Неизвестно. Такие тесты никогда не проводились.

Рут хотелось верить, что пройдут дни и даже недели, прежде чем иммунитет к чуме упадет до опасного уровня, но если им придется бежать… Если их поджидают солдаты… Они уже провели восемь часов на высоте больше трех тысяч метров, и Рут не могла гарантировать, что все пройдет гладко.

Мужчины нервничали не меньше нее. Ньюкам подготовил Рут на тот случай, если они с Кэмом не вернутся. Он перепаковал рюкзаки и собрал один специально так, чтобы Рут могла унести его одна. Там были еда и спальный мешок. Еще сержант показал ей, как пользоваться рацией, и заставлял раз за разом перезаряжать пистолет, целиться и давить на спуск, как будто она сумела бы выжить в перестрелке в одиночку.

Рут знала, что не может пойти с ними, и от этого собственные знания и опыт стали ей ненавистны — она словно была какой-то чертовой принцессой, запертой в башне и слишком драгоценной, чтобы выйти наружу. Стыд наконец-то вывел ее из холодного оцепенения.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже, — ответил Кэм.

Как всегда, он сумел ее удивить.

Рут покачала головой:

— Нет, почему, ты был…

— Может, мы должны были сделать так, как говорил Ньюкам, — перебил ее Кэм. — Он намного тренированней меня… Мне приходилось напрягать все силы, чтоб идти с ним наравне. Может, к этому времени ты бы уже усовершенствовала вакцину.

— Кэм, нет. Это же моя идея, помнишь? Это я настояла на том, чтобы прийти сюда.

«А завтра, после всего, что произошло, вы еще и подниметесь в горы вместо меня, — мысленно продолжила она. — И может, напоретесь прямо на дула автоматов или на смертельную болезнь. Предугадать невозможно».

Кэм, все еще кутаясь в одеяло, шевельнулся, словно сдерживая слова протеста.

«Я не смогла бы этого сделать без тебя», — подумала Рут.

Затем она притронулась кончиками пальцев к его локтю, стараясь, чтобы жест не превратился в нечто большее. Чтобы не сдвинуть с лица маску и не поцеловать Кэма в щеку, неважно, как сильно он заслуживал этот знак благодарности.

— Пожалуйста, будь осторожен, — сказала она.