Повторение пройденного

Глава 3

— Прошу понять меня правильно, товарищи — я запамятовал ваши имена и должности. Будет лучше, если вы мне их напомните. А то напрягаю память, многое вспоминаю, но иные вещи как будто выбросили отсюда.

Григорий Иванович прикоснулся пальцем ко лбу, и успел заметить короткий перегляд — все посмотрели на врача, а тот чуть заметно кивнул, причем единственный, пожалуй, не удивился. Даже наоборот, словно обрадовался, видимо в точности им данного предварительного диагноза.

— Командир 310-й стрелковой дивизии полковник Замировский, — четко доложил вытянувшийся по всей форме командир с малиновыми петлицами, и после короткой паузы, еле заметный, словно думал, стоит ли ему называть свое имя-отчество, но все-таки решился. — Никифор Матвеевич.

— Какие задачи дивизии были указаны?

— Позавчера, третьего числа утром получил приказ от командующего 52-й армией генерала Клыкова выдвигать полки к Волховстрою, грузится в эшелоны для переброски по железной дороге до станции Назия. Час тому назад, — полковник машинально посмотрел на наручные часы, — вы, товарищ маршал Советского Союза, приказали ускорить разгрузку, отправить эшелоны обратно, и быть полностью готовыми к наступлению после завершения сосредоточения дивизии. На что отвели мне семьдесят два часа, трое суток, то есть к утру восьмого сентября, чтобы начать наступление на Мгу.

От слов полковника отлегло от сердца, словно камень с души свалился — как хорошо, что настоящий Кулик не стал сидеть сиднем в Волхове, а сразу поехал смотреть, как происходит выгрузка передовых частей его армии. Вот тут реципиент и поддался воздействию «пробоя» из будущего времени. На такую удачу он не рассчитывал, когда несколько дней, почти без сна и отдыха, сидел за компьютером. Случись «перенос» завтра, а на это все указывало, даже тот мизерный шанс был бы безвозвратно потерян, а сейчас за него нужно цепляться всеми возможными способами, хоть зубами, хоть когтями.

— Есть сутки, всего одни сутки, за это время успеть надо многое, — пробормотал Григорий Иванович. В отличие от всех собравшихся на этой станции, он отлично понимал, что сейчас происходит на фронте, просто зная всю картину свершившихся в той реальности событий. И теперь нужно действовать, причем очень быстро, не упуская ни одной минуты, что сейчас не на вес золота, намного больше — счет может пойти на многие сотни жизней русских людей, что доживут до конца войны, а не погибнут на полях сражений или не умрут мучительной голодной смертью.

— Карту, дайте карту! Нужна Мга с окрестностями!

Первым сорвался майор, так что мгновенно стало ясно, кто тут адъютант маршала Кулика, тут аксельбантов не нужно. Одно плохо, что вот его имени он вообще не знает, и «вспомнить» вряд ли удастся. Через несколько секунд майор уже достал сложенную карту и быстро расстелил ее на столе, вопросительно посмотрев на «патрона». Григорий Иванович прошелся голыми ступнями по грязным доскам, не обращая внимания и на то, что сам оставался в нательной рубахе. Склонился над обычной «двухверсткой», внимательно рассматривая знакомые ему значки — над «оперативкой» работали, но нанесенная обстановка была далекой от реальности.

— С формированием нашей армии запоздали как минимум на неделю, но то объяснимо — Генштаб не собирался бросать в бой «сырые», совершенно не «сколоченные» в должной мере дивизии. Но теперь делать нечего — мы в отчаянном положении. Смотрите — противник силами 12-й танковой и 20-й моторизованной дивизии 39-го армейского корпуса захватил Мгу — и занимает следующие позиции, готовясь к наступлению.

Карандаш задергался в руке, когда по памяти Григорий Иванович стал наносить обстановку на пятое сентября острозаточенным кончиком грифеля — недаром столько времени изучал как раз эти роковые дни для фронта, но и города с его тремя миллионами жителей дни. Все трое с «весомыми» званиями подошли вплотную, склонились над картой, где кончик карандаша стал оставлять значки, понятные любому военному.

— Попытка 1-й стрелковой дивизии НКВД выбить его со станции обречена на неудачу — силы неравные, завтра пограничников сомнут, и они в полном беспорядке начнут отступать. Введенная в бой наша горнострелковая бригада, понеся в августе значительные потери, представляет собой скорее хорошо потрепанный батальон. Новый командарм 48, генерал-лейтенант Антонюк, назначенный первого числа, потерял управление войсками, и шлет в штаб фронта только заверения, что все хорошо, и противника к Шлиссельбургу он не пропустит. Очки втирает даже Генштабу, и чересчур оптимистично видит будущее, вот только крепко ошибается. На самом деле до катастрофы остаются считанные дни, прах подери!

Нахлынула ярость, животная, не рассуждающая и ослепляющая, готовая смести любую преграду из спешно «возведенных» слов. Видимо, у настоящего Кулика, подмятого «матрицей», остались собственные эмоции, вот они и выплеснулись. С трудом обуздал гнев, чуть ли не захлестнувший мозг — аж зубами заскрипел. Стоявший рядом бригадный комиссар чуть ли не закаменел — он хоть и член Военного Совета армии, но одинокий ромбик в петлицах не идет ни в какое сравнение с маршальской звездой. Полковничьи «шпалы» вообще ничтожная величина, не так много в РККА маршалов, всего пятеро осталось, и один сейчас перед ними босыми пятками переступает.

— Его армия рассыпалась, и в ней от дивизий осталась одна лишь нумерация, а отнюдь не реальная сила. Ладно, разберемся на месте, когда в Шлиссельбург приедем — я покажу им кузькину мать, будут знать, как в своих рапортах лгать, пустыми заверения сыпать, сукины сыны!

Гнев снова прихлынул мутной волной, опять пришлось вести с ним мучительную борьбу. Именно вранье одного генерала обрекло Ленинград на блокаду — ведь знай ситуацию без «прикрас», в той реальности маршал Кулик мог заранее выдвинуть одну свою дивизию в «бутылочное горлышко» синявинского выступа, и лишь позже, через несколько дней осознал какую ошибку допустил, сказав о том Клименту Ефремовичу Ворошилову по прямому проводу. Ведь не зная сложившуюся на фронте ситуацию, развертывал свою 54-ю армию правильно, на солидном двадцатикилометровом удалении от неприятеля, стремясь избежать риска превентивного удара по еще толком не готовым к наступлению стрелковым дивизиям, не обстрелянным, «сырым», спешно выдвинутым на линию фронта.

Но это не может быть Кулику оправданием — время сам бездарно упустил, не стал рисковать малым, и в результате потеряно было многое…

Мга с районом — примерно двадцать на двадцать километров. Ошибка маршала Кулика дорого обошлась Ленинграду, и стране — исправить ее удалось только через пятьсот дней и ночей, когда в ходе операции «Искра» с трудом и огромными потерями удалось вернуть северную половину этого выступа, ведь на пути преградой стояли синявинские высоты…