Когда особо нечем себя занять, каждый день тянется мучительно долго, но при этом совершенно не замечаешь, как пролетают целые недели. Со дня моего приезда в Крепинск пролетели уже три. И если в первую я мог хотя бы поболтать с Влоком, то после его выздоровления и отъезда был предоставлен в основном сам себе: гулял, тренировался по мере возможностей, да проводил время в княжеской библиотеке — благо она была большой.
Правда, пришлось учиться читать, но с этим я справился довольно быстро. Вот писать без ошибок — тут предстояло ещё заниматься и заниматься, а понимать написанное без проблем я смог уже на второй день. Разве что некоторые незнакомые слова ставили в тупик, но в большинстве случаев я по контексту догадывался, что они значили. Но правописание однозначно со временем надо было осваивать — пригодится. Настоящий Владимир явно умел писать, и мою безграмотность было бы трудно объяснить амнезией.
Ещё я часто прогуливался, в основном по вечерам — днём было жарко. То ли лето в этом году выдалось такое, то ли сам по себе климат в Крепинске напоминал субтропический. Судя по окружающей меня флоре — второе. Помимо привычных мне берёз и дубов, в княжестве произрастало много другой растительности, и некоторые деревья казались мне не листопадными, а вечнозелёными. Да и обилие ящеров намекало на то, что климат здесь мягкий.
Так это или нет, мне предстояло узнать зимой, а пока же на дворе стоял червень — по-нашему июнь, если я правильно всё посчитал. Вообще, с названиями месяцев получилось интересно. Мой разум уже полностью перестроился, и я вовсю использовал память настоящего Владимира, и при общении с окружающими у меня была стойкая уверенность, будто они говорят на русском языке образца двадцать первого века. Мозг чётко всё «переводил». Но при этом были вещи, на которые так называемая автозамена не распространялась. И в том числе — исконные русские названия месяцев и дней недели.
Не было в этом мире февралей и августов, как и сред и суббот. Вместо них были лю́тень и се́рпень да трете́йник и шести́ца. Саму неделю местные называли седми́цей, а неделей — воскресенье. Хорошо хоть понедельник, вторник, четверг, пятница, месяц, год, час и день — привычными для меня терминами. Либо мне так казалось — тут уже было не понять. Но так или иначе, некоторые слова нужно было просто запомнить, как неправильные глаголы при изучении иностранного языка.
И конечно же, отдельная песня была со всевозможными мерами. Вот здесь надо было не просто выучить названия, а ещё и запомнить, как это соотносится с привычной мне метрической системой. Вообще, местные единицы измерения стали для меня неприятным сюрпризом, я бы даже сказал, проблемой. Про себя я продолжал всё измерять в метрах и килограммах, а мне давали информацию в аршинах и гривнах.
Мозг автоматом ничего не переводил, что вполне логично, а самому быстро пересчитывать было сложно. Но надо было как-то разбираться, коль мне предстояло теперь жить в этом мире. В конце концов, в моём прежнем люди как-то привыкали к милям и фунтам после переезда в Америку, значит, это не такая уж и сложная задача. Главное — изначально правильно всё пересчитать и сделать себе шпаргалочку, в которой всё расписать.
Только вот как пересчитать? Я помнил лишь, что пуд — это почти ровно шестнадцать килограмм, а верста — чуть больше километра. Остальные старинные меры оставались для меня загадкой.
Правда, у меня всегда хорошо получалось на глаз определять мелкие размеры. Сантиметр я мог отмерить без проблем. Конечно, плюс-минус миллиметр, но это не страшно. Поэтому я несколько раз отмерил по сантиметру, потом выбрал из них среднее значение и отмерил таких сто штук. В итоге получил метр. Ну не совсем, конечно — скорее, условный метр, но это уже не критично.
Этим метром я измерил местные меры длины. Как оказалось, в отличие от древней Руси, где в каждой деревне были свой аршин, своя сажень и свой вершок, в этом мире с мерами уже порядок навели. И всё унифицировали.
По моим подсчётам в местной сажени было чуть более двух метров, в аршине — семьдесят сантиметров, в пяди — восемнадцать, в вершке — примерно четыре с половиной.
А вот с верстой не сходилось. Она здесь была равна семистам местным саженям, то есть, примерно полутора километрам. Ну и ладно, главное — это всё запомнить.
Вес навскидку определить было сложнее, но здесь сильно помог пуд. Может, он здесь был и не шестнадцать килограмм, но я исходил из этого. По крайней мере, довольно близко к тому. Благодаря пуду я смог высчитать, что вес местной гривны составлял примерно четыреста грамм, гривенки — двести, а золотника — пять. С мерами объёма я ещё не разобрался, но уже понял, что проблем это тоже не составит.
А вот с календарём и временем проблем не было. Кроме названий месяцев и трёх дней недели, всё было, как я привык. Разве что секунд здесь ещё не знали.
Но в целом с часами местные шагнули далеко вперёд по сравнению с условным средневековьем. Если мне не изменяла моя собственная память, то первые часы в их привычном понимании в моём мире появились на Руси примерно во времена Ивана Грозного, плюс-минус. Здесь же в княжеском замке в каждом большом зале стояли напольные часы. Даже в моих покоях имелись небольшие настольные. Ручными бы ещё обзавестись, вообще бы отлично было.
Ещё за прошедшие три недели я два раза выезжал с Любомиром Чеславовичем и Лютогостом на охоту. Не сказать, что мне это сильно понравилось, но всяко развлечение.
А вот сегодня меня позвали на ярмарку, развёрнутую за городом в честь какого-то местного праздника. Это уже было интересно, такие вещи для меня пока ещё были в диковинку, и я с радостью согласился составить компанию княжеским детям, которые собрались эту ярмарку посетить.
Выехали сразу же после завтрака вместе с Лютогостом, Ясной и Званой в одной повозке. Добирались от княжеского замка до ярмарки минут двадцать — её развернули чуть ли не сразу за главными городскими воротами. С размахом развернули: ряды с разными товарами и вкусностями простирались, насколько хватало глаз. А от различных развлечений, предлагаемых гостям, шум стоял такой, что на расстоянии двух метров собеседника было уже плохо слышно. Похоже, на эту ярмарку прибыл народ со всех уголков княжества. Тем интереснее будет по ней походить.
Жаль только, ходить нужно было вместе с княжескими детьми, а это создавало определённые неудобства: народ, завидев нас, принимался кланяться в пояс, бросая все свои дела, поэтому атмосферу ярмарки — весёлую, бесшабашную, по сути, ощутить не получалось. При виде нас народ заметно напрягался. И немудрено — Лютогост разрядился так, будто он не княжич, а император Вселенной.
Он ещё и кучу охраны с собой взял непонятно зачем. Вряд ли на ярмарке настолько опасно, скорее, решил повыпендриваться. Вот только перед кем? Перед горожанами или приехавшими крестьянами? Или передо мной? Глупо и в том и в другом случае. Впрочем, никто и не говорил, что он особо умный парень.
После того как даже маги-фокусники прервали своё шоу и принялись отвешивать нам поклоны, я окончательно понял, что нормально посмотреть на ярмарку не получится. Я подумал, что имеет смысл на следующий день переодеться в простую одежду и самому прийти сюда. Просто побродить и поглазеть. Вряд ли меня запомнили настолько, чтобы узнать.
А пока мы просто ходили и собирали поклоны. Иногда останавливались, чтобы Лютогост мог рассмотреть что-то из товаров или попробовать какое-то угощение. В эти моменты многие торговцы бросались к нам и пытались что-то подарить. Особенно яростно «атаковали» Звану. Охрана, конечно же, пресекала все попытки, и лишь когда младшенькая сама что-то просила, её брат давал знак, разрешающий сделать подношение княжне.
Иногда Лютогост сам изъявлял желание что-то взять и молча указывал на интересующую его вещь. Ему тут же преподносили это в дар. В общем, тоска была та ещё, а не визит на ярмарку. И если Зване в силу возраста в любом случае было интересно, а Лютогост наслаждался, поглаживая своё чувство собственного величия, то Ясна, как и я, тоже заметно скучала.
Примерно через час ходьбы по ярмарке, я уже думал лишь о том, как бы скорее вернуться в замок. И дело, судя по всему, к тому и шло, но вдруг, проходя мимо одного из прилавков, Лютогост резко остановился и заорал:
— Почему своему господину не кланяешься!
Сначала я даже не понял, к кому он обращается — все вокруг стояли, согнувшись в поясном поклоне. И лишь взглянув совсем вниз, я увидел виновника. Точнее, виновницу. Это была маленькая девчушка, на вид лет четырёх. Кудрявая, светловолосая, чем-то похожая на мою Катюшку. Она испуганно смотрела на княжича своими большими голубыми глазами и не могла понять, почему этот расфуфыренный большой дядька на неё орёт. Зато её мать тут же бросилась на колени перед Лютогостом и заголосила:
— Прости, господин! Она ещё маленькая, засмотрелась на пряник! Прости её!
— Ты знаешь, что бывает с теми, кто не кланяется своему господину? — орал вмиг слетевший с катушек княжич на мать девочки.
— Прости нас, господин, — со слезами отвечала та, стоя на коленях и дёргая за руку дочь, чтобы девочка тоже пала ниц. — Она просто засмотрелась на свой пряник.
А девчушка от этого концерта просто растерялась и молча лупала своими глазищами на Лютогоста, крепко сжимая двумя руками злосчастный пряник — большой, красивый, печатный, покрытый сахарной глазировкой. От этого княжич заводился ещё сильнее и грозился чуть ли не плетей всыпать малышке.
Вообще удивительно, как у такого хорошего человека, как Любомир Чеславович, мог вырасти такой упырь сын. А в том, что князь был хорошим человеком, я не сомневался. Ни в замке, ни на охоте, я ни разу не видел, чтобы он повысил на кого-то голос. Или обидел кого. И при этом он не выглядел мягким, было видно, что князь — человек суровый и, скорее всего, жёсткий, но страха перед ним я ни у кого не заметил. А вот уважение — да. Значит, был справедливым правителем, и понапрасну никого не обижал.
А вот о сыне Любомира Чеславовича такого, к сожалению, было не сказать. Лютогост оказался избалованной истеричкой, он орал на несчастную женщину так, будто её маленькая дочь совершила что-то ужасное.
Все посетители ярмарки, что были рядом с нами, разбежались. Даже охрана немного отошла — видимо, чтобы под горячую руку не попасть. Ясна стояла, потупив взор — было видно, что ей стыдно за поведение княжича. А я еле сдерживался, чтобы не вмазать этому орущему расфуфыренному психопату в челюсть.
В конце концов княжна не выдержала и сказала брату:
— Лютогост, эта женщина всё поняла, она раскаялась и принесла тебе извинения, давай пойдём дальше.
— Мы пойдём дальше тогда, когда я решу, что можно идти! — довольно грубо ответил княжич сестре, после чего обратился к девочке: — Дай мне пряник!
Разумеется, девчушка ничего ему не отдала, а лишь продолжала удивлённо хлопать глазами.
— Отдай мне пряник, я сказал! — завопил отморозок так, будто от этого пряника зависела вся его жизнь.
После этого вопля несчастная женщина вырвала пряник из рук дочери и протянула его Лютогосту. Тот схватил пряник и сразу швырнул его на землю — под ноги девочке. У малышки тут же стали наворачиваться слёзы на глаза. А я прям ощутил, как у меня сжимаются кулаки и желание вмазать упырю по зубам выходит на уровень, где контролировать его уже почти невозможно.
Однако, бросив пряник на землю, Лютогост слегка успокоился. Он перестал орать и уже относительно спокойно заявил стоящей перед ним на коленях женщине:
— Сегодня вам повезло, я прощу тебя и твою глупую дочь, но научи её, что господину нужно кланяться! Иначе в следующий раз её будут учить плетьми! И тебя тоже!
— Да, господин, — пролепетала испуганная женщина. — Благодарю, господин!
И вроде бы эпизод подошёл к концу, отморозок собрался разворачиваться и уходить, я таки смог сдержаться и не врезать ему между глаз, но девчушка внезапно возьми, да и попытайся поднять пряник. Она присела на корточки, чтобы взять его, но Лютогост опередил — он наступил на пряник и сапогом вдавил его в пыльную землю.
Девочка, от досады и обиды сжав правую ладошку в кулачок, ударил им по сапогу княжича, тут же вскочила и, бросив на Лютогоста ненавидящий взгляд, принялась реветь во весь голос. А психопат, возмущённый реакций ребёнка, аж побагровел от злости и заорал так, будто ему камнерог на ногу наступил:
— Ты подняла руку на своего господина!
Огласив ярмарку этим диким воплем, упырь замахнулся, чтобы ударить девчушку. Не успел — я перехватил его руку, чем привёл в замешательство всех и в первую очередь охрану, которая не знала, как ей поступить: броситься на меня или всё же немного подождать в надежде, что мы с княжичем сами разберёмся.
— Угомонись, — негромко сказал я распоясавшемуся самодуру в самое ухо, не отпуская при этом его руки. — Или я расскажу твоему отцу обо всём, что ты здесь устроил. А я могу.
Княжич тут же побледнел. Похоже, я оказался прав, предположив, что Любомир Чеславович такое поведение наследника не одобрит.
— Она ударила своего господина! — заявил Лютогост, совладав с эмоциями. — Она должна быть наказана!
— Ногу не сломала, случайно? — с нескрываемой издёвкой спросил я. — Этой девочке года четыре максимум. Какой нормальный господин станет связываться с ребёнком? Ты позоришь своего отца.
Ответить на это княжичу было нечего, он выдернул руку, бросил гневный взгляд сначала на девочку, затем на меня и прошипел:
— Ты пожалеешь об этом.
После этих слов он быстро ушёл. Охрана поспешила за ним, а Ясна и Звана остались.
— Благодарю тебя, господин! — произнесла мать девочки, поднимаясь с колен. — У тебя доброе сердце. Загоска, благодари господина!
Последняя фраза была обращена уже к девочке, а та, похоже, совсем уже растерявшаяся от происходящего, просто стояла и хлопала глазами. Я улыбнулся, сунул руку в карман, достал оттуда три печати, протянул их женщине и сказал:
— Возьми, купи дочке новый пряник!
— Здесь слишком много, господин! — ответила та.
— Ещё чего-нибудь купи.
Я вложил деньги в руки опешившей женщине, не удержался от того, чтобы не потрепать девочку по кудряшкам, и обратился к Ясне и Зване:
— Пойдёмте, догоним вашего брата, пока он у какого-нибудь ребёнка леденец не отобрал.
Ясна не выдержала и хихикнула, правда, тут же смутилась и приняла крайне серьёзный вид, схватила младшую за руку и потащила её вслед Лютогосту. Я направился за ними.
Нагнали мы княжича быстро. После инцидента ему расхотелось гулять по ярмарке, он для виду немного прошёлся по рядам и заявил, что мы уезжаем домой. К большой радости моей и Ясны и к расстройству Званы. Младшенькой очень хотелось ещё походить по ярмарке, но главным в нашей компании был княжич, а у него выход в свет не задался, поэтому без вариантов всем пришлось ехать домой.
Возвращались в замок так же, как ехали на ярмарку — в одной повозке. Всю дорогу Лютогост сверлил меня ненавидящим взглядом, но ни слова не произнёс.
Вообще, я с первых дней обратил внимание, что княжич меня недолюбливает. Виду он особо не подавал, но я заметил. Похоже, ревновал отца ко мне. Но оно и логично — неприятно, когда приезжает не пойми кто, и твой отец говорит, что этот чужак будет ему теперь как сын. Пусть и из вежливости говорит, но всё равно неприятно. Поэтому я частенько ловил на себе недовольные взгляды Лютогоста, ну а теперь, он мог себе позволить их не скрывать.
Правда, за ужином княжича как подменили — он вёл себя так, будто на ярмарке ничего не случилось. Исключительно лицемерным типом оказался. И неплохим актёром. Мне даже показалось, что Лютогост в этот вечер даже больше обычного пытался показать отцу, как он хорошо ко мне относится. Даже спросил, понравилась ли мне оленина с клюквой.
Понятно, что это всё была игра на публику, а именно на князя. Теперь мне стоило быть очень осторожным. Не то чтобы Лютогост представлял для меня угрозу — его отец, как я понял, головой отвечал перед Станимиром за меня, но вот по мелочи княжич пакостить вполне мог.
Но с другой стороны, а какие у меня были варианты? Я не мог на ярмарке поступить по-другому. Ещё бы при мне всякие моральные уроды детей били. Если бы этот ущербный не был сыном князя, я бы ему вообще за один тот замах руку сломал. Так что Лютогост ещё легко отделался.
После ужина я отправился в библиотеку, решил немного почитать перед сном. К книгам здесь относились с особым уважением, и выносить их было не принято. Поэтому приходилось читать в библиотеке. Впрочем, проблем это не доставляло, разве что не было возможности, как в своё время в моём мире читать в кровати, пока сон не подступит, а потом захлопнуть книгу и сладко уснуть. Но хоть было что читать — уже хорошо.
Я взял томик «Истории Девяти княжеств: от великого перехода до наших дней», поудобнее устроился в жёстком деревянном кресле и только начал чтение, как открылась дверь, и в библиотеку вошла Ясна.
— Разрешишь войти? — спросила она.
— Вообще-то, я нахожусь в твоей библиотеке, если уж на то пошло, — ответил я. — Так что могла бы и не спрашивать. Входи.
Девушка быстро вошла, прикрыла за собой дверь, подошла ко мне, уселась в стоявшее напротив кресло и сказала:
— Я пришла поблагодарить тебя за то, что ты осадил Лютогоста на ярмарке. Он просто невыносим.
— Да, я заметил это.
— Раньше он таким не был, но как не стало мамы, брата будто подменили. Он стал раздражительным, злым. И постоянно пытается свою злость на ком-нибудь сорвать. Мне порой просто жаль его дворовых, часто он неоправданно жесток с ними.
— А как князь на это смотрит? — поинтересовался я.
— Отец за такое может и наказать, но он многого не знает, ему никто ничего не говорит, все боятся Лютогоста. Ты первый, кто не испугался. Благодарю тебя!
— Да не за что, — отмахнулся я. — Невелик подвиг — ребёнка защитить.
— Есть за что! — возразила Ясна. — Я боялась, что брат ударит девочку или велит её выпороть. А она такая маленькая. Ты очень добрый, Владимир, как хорошо, что ты с нами поехал и спас малышку. Это стоит благодарности, ещё как стоит! И подвиг не девочку защитить, а против Лютогоста пойти.
— Нет, не подвиг. Я могу себе это позволить, я тоже княжич. Но давай оставим эту тему. Всё хорошо закончилось и ладно.
— А камнерога убить — подвиг? — спросила Ясна и улыбнулась. — Дружинники говорят, ты пришиб его одним ударом.
— Да тоже не шибко подвиг, — ответил я, улыбнувшись. — Там просто всё удачно сложилось.
— Расскажи мне об этом, Владимир! Это, наверное, очень интересная история! Я хочу её знать!
Ясна смотрела на меня с таким восхищением, будто я камнерога голыми руками придушил. Мне аж неудобно стало.
— Может, в другой раз? — попытался я уклониться от рассказа, понимая, что шансов на это не так уж и много.
— Расскажи сейчас, Владимир! — девушка состроила такое выражение лица, будто не было для неё ничего на этом свете важнее, чем узнать, как я пришиб камнерога. — Прошу тебя!
Я понял, что сопротивляться бесполезно, и сказал:
— Ладно, устраивайся поудобнее и слушай. Давным-давно в далёкой-далёкой галактике жил камнерог…
— Где он жил? — переспросила Ясна, на полном серьёзе восприняв мои слова.
— В лесу, недалеко от Крепинска, — ответил я, устыдившись тому, что начал нести доверчивой девушке откровенную чушь. — И вышел на дорогу. А там мы ехали.
Дорогие читатели!
Если книга вам нравится, то не поленитесь, пожалуйста, нажмите на заветное сердечко на странице произведения. Это сильно помогает автору в рейтинге и книге в виджете.
Ну и было бы здорово получить от вас обратную связь: как идёт, что нравится, что не нравится. Автору интересно, автор любопытный. )
Заранее спасибо!