Повелитель огня

Глава 3

Удар был настолько сильным, что стена содрогнулась. Мне показалось, она вообще сейчас развалится вместе с башней, на которой мы стояли. Но нет, стена выдержала, а вот ворота разлетелись на мелкие кусочки. И это хорошо. Будь они непробиваемыми, чудовище вынесло бы их вместе с частью стены. О том, что гигантского ящера что-то могло остановить, даже и мысли не возникало.

Сам он тем временем, оказавшись внутри крепостных стен, принялся носиться как угорелый. Похоже, сильный удар его дезориентировал, и огромный зверь метался из стороны в сторону, сметая и разрушая всё на своём пути. А может, так было задумано.

Дикая сила, совершенно необузданная, которую, казалось, вообще никак невозможно остановить. Но наши воины всё равно пытались. При этом было понятно, что любое холодное оружие или стрелы тут бесполезны. Лучники и арбалетчики всё равно обильно накрывали ящера стрелами и болтами, но скорее от безысходности, чем с расчётом его убить.

Намного больше шансов было у тех парней, что забрасывали монстра какими-то штуками, очень похожими на нечто среднее между гранатами и коктейлем Молотова. Тёмные, по всей видимости, металлические шары размером с большой апельсин взрывались с громким хлопком, либо ударившись о ящера, либо на подлёте к нему. И из этого «апельсина» вылетала горящая сетка. Другого слова тут было не подобрать — именно сетка. Она накрывала часть тела зверя и горела. Таким же ровным магическим пламенем, как светильники и очаг. Ну и за пределы краёв этой сетки пламя, разумеется, не выходило.

Это было первое увиденное мной использование огня в бою. Буквально за пару минут почти весь ящер покрылся огнём, но, похоже, это его вообще не волновало. Он продолжал носиться по нашей территории и крушить всё подряд. Попадавшие под его лапы, уже не вставали. Да и под удар хвоста тоже. Глядя на этих несчастных, я лишний раз подумал, как же я удачно переселился — в тело княжича, а не в одного из этих парней внизу.

Ещё защитники города стреляли в ящера из приспособлений, похожих на старинные ружья или пищали. Только стреляли странно — бесшумно. А вот на подлёте к зверю, пуля или что там они выпускали, взрывалась. Но и от этого толку было не больше, чем от стрел. Зверь казался непобедимым.

Он носился за крепостной стеной минут пять, и за это время успел разрушить вообще всё, что находилось в близости от ворот. А потом монстр вдруг остановился. Встал как вкопанный. Постоял так секунд десять и как ни в чём не бывало развернулся да, не спеша, направился к выходу. Как мавр, сделавший своё дело, нисколько не обращая внимания на то, что он горит. Выглядело это крайне эффектно и довольно страшно. И не менее страшно было смотреть на территорию, по которой носился ящер — там было разрушено вообще всё, словно мощную бомбу взорвали.

Как только зверь вышел в оставшийся от разрушенных ворот проём, он побежал в сторону вражеского войска — какой-то невероятно лёгкой для такой туши рысью. А защитники города тут же принялись устанавливать баррикады на месте выбитых ворот.

Когда зверь почти скрылся из виду, отец сказал:

— Плохо дело.

А до этого все молчали. Ни у кого просто не было слов, чтобы выразить свои эмоции. Да и теперь особо нечего было говорить. Князь коротко и ёмко обрисовал ситуацию. И дело даже было не в том, что мы лишились ворот — само по себе такое оружие, как гигантский ящер, давало врагу огромное преимущество. Я, конечно, надеялся, что против него есть какие-то магические приёмы, но слова отца эти надежды почти разрушили.

— Мне кажется, не настолько всё плохо, — всё же рискнул вставить свои дежурные пять копеек дядя. — Камнерог убежал.

— Он не убежал, — возразил отец. — Его увели. И в любой момент могут вернуть. И, возможно, не одного.

— Не думаю, что у них есть другие, господин, — произнёс воевода. — Но нам и одного достаточно. Ты же видел, ни га́рки, ни гро́мницы его не берут. Он зачарован от огня. А ничем другим такого быстро не взять — у него шкура как железо. Мы, конечно, в любом случае смогли бы с ним справиться, но не быстро. Ну а если бы ещё златичи начали штурм в это время, то совсем бы тяжело было.

— Поэтому его и увели, — сказал тысяцкий. — Задача камнерога — пробивать стены и сметать первую линию обороны. Сейчас его приведут в порядок, и он вернётся. Чтобы снова быть использованным по мере необходимости.

— Нужно подготовиться к его встрече, — заявил дядя. — Придумать что-то.

— Тут мало что придумаешь, — вздохнув, произнёс воевода. — Против камнерога и подобных им тварей хорошо работают га́рки. Дикий зверь сразу же пугается и убегает. Но этот обучен, зачарован от огня и находится под влиянием зверослова. Тут вообще непонятно, что делать.

— Но что-то же делать надо.

— Принять предложение Станимира! — жёстко вступила в разговор мать. — Вот что надо делать!

— Радмила, мы не можем сдаваться! — возмутился дядя.

— А Мстислав не говорил о сдаче. Он предлагал перемирие, — парировала княгиня.

— Это одно и то же!

— Нет, Видогост, это не одно и то же, — возразил отец. — Но в любом случае перемирие означает отказ от Великого престола. А это неприемлемо.

— Откажись от него, Борислав! — сказала мать. — Зачем тебе этот престол?

— Женщина — плохой советчик в ратных делах, — продолжил накалять обстановку дядя. — Мы сможем отстоять Велиград, а потом, когда придут союзники, и Княжий Посад возьмём.

— Нет, брат, Княжий Посад мы взять не сможем, — возразил отец. — Тем более, если на стороне Станимира огневики.

— Да даже если бы и могли, — стояла на своём мать. — Зачем тебе этот престол, Борислав?

— Он его по праву! — не менее яростно упирался дядя.

— И что теперь? Погибнуть? Погубить наше княжество? Разрушить всё, что нам досталось от предков? Ради какого-то Великого престола?

— Не ради какого-то, Радмила! Великий престол принадлежит Бориславу по праву! Мы должны его забрать. Это дело чести! Ради Великого престола и ради чести мы ведём эту войну!

— Ради Светозара мы её ведём! Это он втянул нас в неё! Ему война нужна больше, чем нам. Ему и тебе, Видогост!

— Радмила, ты позволяешь себе слишком много! — возмутился дядя.

— Я позволяю себе говорить правду! — жёстко ответила ему мать. — И я не могу понять, почему ты так упорно настаиваешь на продолжении войны.

— Хватит! — громко произнёс отец. — Не хватало ещё, чтобы мой брат с моей женой поругались, когда враг у ворот.

— Если бы у ворот, — язвительно произнесла княгиня, явно намекая на то, что ворот уже не осталось.

— Хватит! — рявкнул отец, да так душевно, по-княжески, что все наконец-то замолчали и, как мне показалось, даже дышать теперь старались тихо.

Возникшую тишину разбавляли лишь доносившиеся от проёма звуки спешной стройки. Наши воины соорудили уже довольно большую преграду. До массивных ворот ей, конечно, было далеко, но препятствием на пути врага она уже могла стать. На пути врага-человека, но не камнерога.

Впрочем, враг хоть и подошёл к стене ещё ближе, но пока не нападал. Явно чего-то ждали.

— Прости, брат, я погорячился, — сказал дядя, выдержав долгую паузу. — Ты князь, только тебе решать, как нам следует поступить.

— Решать мне, — согласился отец. — Но я хочу выслушать каждого, потому что нам всем погибать, если я решу идти до конца. Поэтому все должны высказаться. Что ты думаешь, Владимир?

Этот вопрос застал меня врасплох. Когда князь говорил про всех, я даже и не подумал, что у пережившего неудачное отравление и получившего амнезию княжича тоже спросят мнение. Но с другой стороны, почему бы и нет? Я был наследником. Почему бы и не узнать моё мнение?

Надо было что-то отвечать. Но вот что? Погибать за непонятно какой престол совершенно не хотелось, пусть даже и с честью. Поэтому стоило попытаться как-то спасти ситуацию. Тем более что княгиня была права — принять мир не выглядело чем-то унизительным. А если не примем, нам конец. Это понимали здесь все, и я в том числе. Никакая поддержка к нам не придёт. Даже если она и есть где-то там, то от этого не легче.

Я сильно сомневался, что мы отстоим город. Скорее, я был уверен, что нам его не удержать. Ворот, по сути, нет, и та баррикада, что теперь стоит на их месте, больше для самоуспокоения наших воинов. Ящер её даже не заметит, а его явно вернут.

Пока я размышлял о перспективах, все смотрели на меня и ждали ответа. Надо было что-то говорить и желательно при этом не ляпнуть какую-нибудь глупость. Если бы я хоть примерно знал, что это за престол такой и почему отец на него претендует, было бы однозначно легче.

— Так что скажешь, сын? — снова обратился ко мне князь. — Стоит Великий престол того, чтобы за него погибнуть?

— Не знаю, отец. Но мне не по душе то, что у тебя нет шансов этот престол захватить. Если бы были варианты: или престол, или гибель, то другое дело. Тогда можно драться. Но вариантов нет — мы все понимаем, что нас ждёт. Поэтому я соглашусь с матушкой, я за перемирие.

— Боишься погибнуть? — с ехидцей спросил дядя.

— Я ничего не боюсь, — ответил я. — Но считаю, что не стоит ради Великого престола идти на верную гибель, пусть даже она и будет славной. Я считаю, что стоит жать. Ради нашего княжества, ради его процветания. В этом не меньше чести.

— Умная мысль, — сказал князь. — Это всё?

— Нет, отец. Ещё я хочу спросить, если позволишь. Скажи, что ты потеряешь, если мы прямо сейчас не согласимся на перемирие и в итоге не удержим город?

— Если не удержим Велиград, то всё, — ответил князь.

— А если согласимся? Что, кроме Великого престола?

Отец призадумался. Он нахмурился, какое-то время молчал, а затем сказал:

— Кроме престола, ничего.

— Выходит, у нас на одной чаше весов всё, а на другой ничего. Мне кажется, это не такой уж сложный выбор, отец.

Князь взглянул на меня исподлобья и как-то по недоброму. Похоже, я перегнул палку. Дядя так вообще был готов испепелить меня взглядом. Но выручила мать.

— Владимир прав, — сказала она. — Ты ничего не теряешь, Борислав, приняв перемирие.

— Но не стоит забывать о чести! — заявил дядя с каким-то совсем уж неземным пафосом.

— А разве честь отца пострадает, если он всех нас спасёт? — спросил я. — Спасёт город, княжество. И разве враг относится к нему или к кому-то из нас неуважительно?

— Они разрушили ворота и в любой момент нападут на нас, — произнёс дядя, уйдя от прямого ответа на мой вопрос.

— Но они пока не нападают. Они не хотят нас убивать. Это же видно. Могут, но не хотят. Но если мы не примем перемирие, будут вынуждены. Но пока что они всего лишь показали свои возможности. И вы все сошлись на том, что им помогают огневики. А где гарантия, что при помощи этих огневиков враги не взорвут весь город?

— Это невозможно, — отрезал дядя.

— Нет ничего невозможного, если в деле магия! — я сказал это настолько пафосно, что даже дядю переплюнул.

Однако по удивлённым взглядам окружающих, я тут же понял, что слово магия в этом мире никому не знакомо. Вспомнил, как отец и дядя ранее называли местных магов, и быстро исправился:

— Нет ничего невозможного, если в деле чаровники!

Это было сильное заявление. Особенно на фоне того, что я даже малейшего понятия не имел, как в этом мире всё устроено в плане магии. Но сейчас надо было давить. Мне совершенно не хотелось погибать за какой-то там престол. И отцу не хотелось. Да никому, кроме дяди, не хотелось. И я был уверен, что этот жук тоже не хотел погибать, скорее всего, у него в планах было, чтобы погибли мы.

Дядя явно что-то мутил, но вот что — непонятно. В любом случае ничего хорошего от этого упыря, приказавшего убить слугу, я не ждал. Рассказать бы отцу про всё, но опасно. Не факт, что отец поверит, а дядя точно отомстит. А ещё стоило впредь хорошо следить за словами, хотя бы первое время, чтобы не получилось больше, как сейчас с магией.

Отец наблюдал за моей с дядей перепалкой с нескрываемым интересом. Похоже, раньше за Владимиром не наблюдали привычки спорить со старшими.

— Ты ничего не соображаешь после отравления! — заявил тем временем дядя. — Тебе нужно отдохнуть!

— Владимир прав! — вступилась за меня мать. — В том, чтобы жить ради Велиграда, не меньше чести, чем в том, чтобы погибнуть за Княжий Посад.

Неизвестно, сколько бы мы ещё препирались, но нас прервал тысяцкий. Лесьяр указал рукой куда-то за стену и обратился к отцу:

— Взгляни, господин!

Мы все сразу же посмотрели вниз и увидели группу из пяти человек, идущих к тому месту, где раньше были ворота. Один из них держал в руках белый флаг.

— Два часа прошло, — заметил воевода.

Переговоры прошли довольно быстро. Это не двадцать первый век, где стороны могут ходить вокруг да около, но так и не договориться даже за несколько раундов. Здесь народ проще: отец сказал, что отказывается от претензий на Великий престол, и пообещал не поддерживать других князей, если они вдруг решат этот самый престол захватить; Мстислав от имени своего старшего брата Станимира пообещал увести армию златичей и их союзников за пределы нашего княжества и гарантировал, на словах, конечно же, нам вечный мир и дружбу.

После чего переговорщик с отцом закрепили договорённость рукопожатием, и я выдохнул. Но как оказалось, обрадовался я зря. Уже после того, как хлопнули по рукам и отец поинтересовался, когда вражеская армия отступит от стен нашего города, Мстислав заявил:

— На следующий день после того, как Владимир отбудет аманатом в Крепинск.

И тут я понял, что всё не так уж и радужно, как мне казалось. Насколько я помнил, аманатами называли родственников влиятельных людей, как правило, детей. Их отправляли в станы союзников или завоевателей в качестве символов доверия или в рамках условий мира. С аманатами обращались как с уважаемыми людьми, они жили, как правило, при дворе, нередко вместе с детьми завоевателя, но это в любом случае были заложники. И прожить в таком статусе человек мог не один год.

И вот теперь подобная участь ожидала меня. А ведь только успел порадоваться, что всё так благополучно закончилось. Нет, если сравнивать поездку аманатом со славной гибелью у стен далёкого Княжьего Посада, то я лучше поеду в этот загадочный Крепинск. Но вот как-то нечестно в последний момент о таком сообщать.

И похоже, отец придерживался такого же мнения. Он нахмурился и произнёс:

— Владимир никуда не поедет!

— Но это стандартное условие! — отыграв на лице искреннее удивление по поводу нашего недовольства, заявил Мстислав.

— Мы его не обсуждали.

— Но это даже не обсуждается. Так всегда делают.

— Нет! Я не могу отправить сына. Перемирия не будет. Уходи, Мстислав!

Вот это поворот. Похоже, шансы на славную и достойную гибель за Великий престол опять велики. И вот честное слово, я бы лучше аманатом поехал. Не то чтобы я боюсь воевать, но когда шансов на победу никаких, это сильно деморализует. А ещё когда при этом понимаешь, что война идёт не за свободу и жизнь, а за какой-то там престол, который, как я понял, отцу не особо-то и нужен. И лишь дело чести заставляет его лезть в этот странный замес. Интересно, что за престол такой? Почему у отца на него права? Мы что какие-то очень крутые по меркам этого мира?

Пока я об этом думал, Мстислав поднялся из-за стола и произнёс:

— Зря, Борислав Владимирович, ты отказываешься. Ты же понимаешь, что по-другому нельзя.

— Мой сын никуда не поедет! — рявкнул князь и ударил кулаком по столу, да так, что тот аж слегка подпрыгнул, несмотря на свою массивность.

И в зале повисла настолько тягостная тишина, что мне аж неуютно стало. У одного лишь дяди морда от радости светилась, как начищенный медный самовар. И тогда я осторожно произнёс:

— Ну, если надо, то я могу поехать. Не проблема.

Ну а что я терял? Стоило попробовать. И едва я это сказал, все сразу же все уставились на меня.

— Они хотят отправить тебя в Крепинск, — сказал отец, и это прозвучало так, словно Крепинск был задницей этого мира.

И мой энтузиазм сразу же немного угас. А тут ещё и мать добавила.

— Почему в Крепинск? — спросила она. — Почему не в Златояр?

— Брат решил, что так будет лучше, — ответил Мстислав. — И Владимиру там будет безопаснее. Любомир примет его как своего сына. Вы можете не переживать за него.

— Отец, — я снова взял слово, пока князь находился в сомнениях и поезд ещё не ушёл. — Если я нужен тебе дома или у тебя на меня есть какие-то планы, о которых я не знаю, то я никуда не поеду и буду делать то, что ты велишь. Но если нужно поехать в Крепинск, чтобы подкрепить этим мирный договор, я готов. Я с радостью сделаю это, если это позволит нам избежать ненужной войны. И если это никак не оскорбит тебя и нашу семью.

— Крепинский князь примет тебя как сына, для него это будет большая честь, — тут же ответил мне Мстислав, хотя на самом деле эти слова предназначались отцу.

А тот тем временем тяжело вздохнул, покачал головой, выдержал долгую паузу и в итоге заявил:

— Хорошо, Владимир поедет аманатом. Но у меня есть одно условие: он поедет туда ненадолго.

А вот это мне прям совсем понравилось. Теперь главное, чтобы враги на это согласились.

— Через пять лет он должен будет вернуться! — закончил отец. — Думаю, этого времени хватит, чтобы Станимир убедился в моём дружелюбии.

Да уж, зря я успел опять обрадоваться. В этом мире свои понятия о «недолго». Но оно и логично, это не мой прошлый двадцать первый век, где все всегда спешат, время летит, а пять минут спокойствия заставляют тебя нервничать — кажется, будто что-то не так, и ты куда-то опаздываешь.

Дядя тоже расстроился, это было хорошо заметно по его лицу, вмиг снова ставшему кислым.

— Думаю, брата это устроит, — сказал Мстислав. — Но я всё равно должен у него уточнить. Сам я не имею полномочий давать согласие на такое условие.

— А что ты можешь? — спросил отец.

— Я могу заключить с тобой перемирие, Борислав Владимирович. На три дня. За это время я получу ответ от брата. Но Владимир может уже собираться в дорогу. Я уверен, Станимир даст добро.

Три дня пролетели быстро. Разумеется, наш главный враг дал добро на условие отца — видимо, ему тоже очень не хотелось продолжать боевые действия. Причём ответ мы получили уже на следующий день. Поэтому собирался я активно.

С тем, что надо уезжать, я смирился легко. По большому счёту ещё неизвестно, где для меня опаснее: в заложниках в далёком Крепинске или дома с таким дядей под боком. Ведь я так и не вспомнил, куда и зачем тот хотел меня увести. А вспомнить очень хотелось.

Так как отец не был уверен, что меня пытались отравить златичи — и правильно делал, что не верил — он приставил ко мне Влока в качестве телохранителя. И тот все три дня от меня почти не отходил. Также Влоку было велено сопровождать меня в дороге до самого Крепинска. Как я понял, он был кем-то вроде начальника службы безопасности князя и одним из самых верных дружинников. Ему отец доверял полностью.

Да и вообще Влок оказался хорошим мужиком. Искренне переживал, что у меня отшибло память, помогал мне «вспомнить» детали моей жизни и отвечал на любые вопросы. Это было очень удобно. Вообще, легенда с отравлением хорошо выручала — абсолютно все пытались мне помочь постановить память. В итоге что-то я сам смог сам извлечь из доставшейся мне памяти, что-то мне рассказали, и к отъезду из отчего дома я уже хоть как-то мог ориентироваться в этом мире.

С собой в дорогу мне собрали два огромных сундука различных вещей, в основном одежду и доспехи. Ещё мне следовало взять меч и нож, потому как без этого здесь никак. И денег дали. Судя по всему, очень много.

В местной валюте я пока разобрался плохо. «Вспомнил», что здесь деньги называют печатями. И этих печатей разного достоинства мне выдали целый мешок. Точнее, мешочек, но всё равно было много. Человеку, отвыкшему от кэша, было очень непривычно: мало того, что наличные, так ещё и монеты. Они были сделаны из непонятного сплава, похожего на бронзу, и на каждой стояла печать. Видимо, магическая, потому как она едва заметно светилась, если монету взять в руки. Похоже, эти печати и дали название денежным знакам.

Монеты и печати на них были разные; они явно, различались по достоинству, но времени разбираться с ними не было. Главное — мне их дали, а там уж выясню, какие ценнее. А ещё мне вручили мешочек каких-то странных шариков, похожих на горошины или скорее жемчужины. Идеально круглые, все одинакового размера. И все молочного цвета.

Назвали это запасами, но для чего они нужны, не объяснили, так как я должен был знать. И судя по тому, что мне их дали целый мешок, это было что-то очень важное — такое, о чём было бы трудно забыть, поэтому я не стал никого расспрашивать про эти странные шарики.

Помимо белых, дали ещё шарики такого же размера, но золотисто-жёлтого и красного цвета. Этих совсем мало — небольшой мешочек. Видимо, они ценились дороже, чем белые. Стоило как можно быстрее выяснить, что же это такое, и не потерять их, разумеется.

В день отъезда меня подняли на рассвете. Я быстро собрался, перекусил, взял оружие и вышел во внутренний двор замка. Мать и сестра уже были там. Влок тоже. Мы немного поговорили, я как правильный сын выслушал наставления матери, а там и отец подошёл. Он тоже сказал мне несколько полагающихся в таких случаях фраз, поблагодарил за то, что мне не безразлична судьба родного княжества, и закончил обещанием вызволить меня как можно быстрее. В конце он крепко пожал мне руку, обнял и сказал:

— Доброго тебе пути, сын!

После него то же самое сделали и мать с сестрой, но они ещё и поцеловали меня на прощание. Вышло так душевно, что я аж растрогался, хоть это и были для меня совершенно чужие люди.

Затем мы с Влоком сели в повозку. Возничий стегнул коней, прикрикнул на них, и мы тронулись в путь.

К моей радости, повозка не соответствовала своему названию в моём мире. Здешней больше подошло бы — дилижанс. Очень удобная, большая, совершенно несоответствующая своему времени, словно из девятнадцатого века моего мира. Впрочем, что я знал об этом времени? Я уже не раз отмечал здесь диссонанс во многих вещах. Вроде всё на уровне восьмого-десятого веков нашего мира, а потом раз — и что-то сильно выбивается из общей массы.

В общем, повозка порадовала. А вот что меня насторожило, так это то, что мы выехали в этот загадочный Крепинск втроём, без какой-либо охраны. При всём уважении к Влоку это очень напрягало. И я просто не мог не поделиться своими опасениями с моим телохранителем.

— А дорога до Крепинска настолько безопасна, что мы вот так втроём туда едем? — спросил я.

— Втроём мы едем до рыночной площади Велиграда, — ответил дружинник. — Там нас уже ждут проводники и попутчики.

Вроде бы успокоил, но не особо. Нет, отец, конечно, Влоку доверяет, но…

И тут я вспомнил о своей уникальной ментальной способности. Если она не исчезла за эти дни, то вполне можно было проверить Влока. Я крепко взял его за руку и спросил:

— Скажи, чего мне стоит опасаться в пути?

— В пути с тобой буду я, значит — ничего.

Сказал, как отрезал. И не соврал. Похоже, ему можно доверять. Хорошая опция мне досталась. Может, и ещё что-то есть, да я пока не знаю об этом.

Но дружинник один, а ехать далеко. Попутчики и проводники — это, конечно, хорошо, но хотелось чего-то более серьёзного.

— А охрана нам не положена? — поинтересовался я.

— Так, проводники же, — удивился Влок, и я понял, что, скорее всего, проводниками здесь называют не тех, кто просто показывает дорогу, имело смысл доехать до площади и там уже смотреть.

Доехали быстро. И нас действительно уже ждали. На площади стояли две повозки — попроще, чем у нас, но тоже неплохие. В них, видимо, располагались наши попутчики. Судя по всему, кому-то тоже надо было в Крепинск, а вместе ехать безопаснее. Сидевших в тех повозках, было не видно.

А вот ожидающих нас снаружи четверых проводников я рассмотрел хорошо. Двое были совсем молодыми, а двое — постарше, на вид лет под сорок каждому. Все четверо были одеты в одинаковую форму: чёрные штаны и бордовые кафтаны. Только у тех, что постарше, были ещё ярко-алые плащи.

Один из тех, что был в плаще, подошёл ко мне, поднял свою правую ладонь, сжатую в кулак, на уровень подбородка и резко разжал. На его направленной вверх ладони тут же появилось пламя. Небольшое, но очень яркое. Похоже, я впервые увидел в этом мире настоящего мага.

— Тепло и свет тебе, княжич! — тем временем произнёс тот и резко дунул на огонь в своей руке.

Пламя вспыхнуло ещё ярче и, сорвавшись с ладони, полетело в мою сторону. Это было неожиданно, я еле сдержался, чтобы инстинктивно не увернуться. Впрочем, уворачиваться было не отчего. Пламя почти сразу же развеялось, и до меня долетел лишь приятный, тёплый ветерок.

Оставалось надеяться, что этот мужик меня не заколдовал. Но Влок вообще никак на это не отреагировал, значит, ритуал вполне себе стандартный.

— Меня зовут брат Долгой, — произнёс маг. — И я буду сопровождать вас до Крепинска. Брат Любор и два послушника будут мне помогать.

После этих слов Любор и послушники, недостойные того, чтобы мне сообщить их имена, одновременно сделали один и тот же жест: прижали правую растопыренную пятерню к верхней части живота — в район солнечного сплетения. После чего Любор слегка преклонил голову, а послушники чуть ли не в пояс мне поклонились. Похоже, это было какое-то специальное приветствие, и, возможно, на него надо было как-то ответить. Но вот только я не знал как.

Выручил Влок — он тоже прижал пятерню к животу, едва заметно кивнул и произнёс:

— Тепло и свет вам, братья Истинного огня! Княжич плохо себя чувствует после отравления, но он очень рад вас видеть.

В подтверждение словам дружинника я тоже растопырил пальцы и прижал пятерню к животу — лишним не будет. Но ни преклонять голову, ни кивать не стал — всё же я княжич, вдруг мне не положено так себя вести. И говорить тоже на всякий случай ничего не стал.

— Может, будем уже отправляться? — предложил Долгой. — Все готовы, мы ждали только вас.

— Мы не против, — ответил Влок.

— Тогда занимайте свои места в повозке, — сказал маг. — Да осветит наш путь Истинный огонь!

После этих слов послушники сорвались с места, и не успел я сесть в повозку, как они вернулись. Один из них вёл под уздцы двух лошадей, а второй — каких-то диковинных созданий. Это были ящеры — прямоходящие, ростом за счёт длинной шеи примерно под два с половиной метра.

Почти всё тело у этих зверюг было покрыто гладкой кожей песочного цвета, и лишь шея — пухом. Сверху по голове и по верхней части шеи шла полоска довольно длинных перьев. Ещё перья были на коротких передних конечностях, что делало последние слегка похожими на крылья. А задние были здоровенными, мускулистыми, идеально приспособленными для бега.

Хвост длинный и гибкий, плавно утончающийся к концу, явно выполнял на бегу функции противовеса. Голова небольшая, вытянутая, с длинным беззубым клювом, крупные глаза жёлто-янтарного цвета и очень длинная шея. Я «вспомнил», что местные жители называют этих ящеров гусаками. Не гусями, а именно гусаками. И прозвали их так явно из-за длинной и гибкой шеи.

Но вообще они были похожи на галлимимов. Очень похожи. Скорее всего, они ими и были. Или очень близкими их родственниками. И совершенно дико на этих удивительных существах смотрелись упряжь и сёдла, но они на них были. Видимо, в этом мире ящеров использовали вовсю. И в том числе в качестве ездовых животных.

Проводники быстро взобрались в сёдла лошадей, послушники — на гусаков, и мы тронулись в путь, вытянувшись небольшим караваном. Первым ехал один послушник, вторым — Долгой, затем наша повозка, а за нами все остальные. В далёкий и загадочный Крепинск.

Гусак выглядит примерно так: