Эзархад был наслышан о непоколебимости, ярости и суровой решительности Каменных Стражей Аларита и ничему не удивлялся. В течение первого часа осады вооруженные молотами воины небольшого, но сплоченного отряда Каменных Стражей при помощи магии горы удерживали все пути к главным воротам монастыря так, словно действительно были сделаны из камня. Волны атакующих демониц, стаи извергов и тучи Адских Наездников с мечами и пиками — все разбивалось о Каменных Стражей подобно тому, как разбиваются океанские волны о неприступные прибрежные скалы.
При этом альвы умели не только искусно отражать атаки неприятеля. Эзархад испытал неописуемое потрясение, когда защитники вдруг нарушили строй и буквально смели первые ряды нападавших алмазными чеканами и двуручными каменными молотами. Получилась настоящая мясорубка! Молотилки альвов сразу же истребили почти тысячу самых разнообразных воинов в авангарде. Когда же на помощь подоспел резерв, свирепые Каменные Стражи опять выстроились в непреодолимую стену, и вся эта пантомима началась сначала.
«Подумаешь! — мысленно успокаивал себя Эзархад. — Я это предвидел. Таков был план. Повосторгайся ими, дорогой мой, но помни, что последнее слово всегда за тобой».
Понеся ощутимые потери, Уничтожитель Судеб приказал наступать второй волне, в которой было собрано все, что заслуживало в его арсенале названия «артиллерии»: плюющиеся скорпионы, огневые катапульты, боевые маги, способные испускать громовые волны и вызывать смертоносные искажающие бури.
Алариты, как того можно было ожидать, не растерялись и тут же применили собственную мощную магию. В воздухе засвистели острые обломки скал, вырванные прямо из земли. На склонах прорезались глубокие прожорливые трещины, куда валились Гедонисты, занимавшие позиции на высотах. Под ногами у кишевших повсюду слаанешитов внезапно разверзались ямы, словно живые ненасытные пасти. Вокруг оборонительных стен и внутренних сооружений храма стали вырастать блестящие энергетические купола, непроницаемые для метательных снарядов и магических штормов.
А Каменные Стражи по-прежнему удерживали узкие подходы к главным воротам и отбивали своими молотами одну за другой волны нападавших. В какой-то момент у Эзархада вспыхнула надежда: защищавшие храм алариты вновь рассеялись и сами пошли в атаку, но даже на таком расстоянии он уловил в действиях врага первые признаки усталости. Впервые с начала осады альвы стали гибнуть от ударов когтей и клинков воинов Эзархада. Оказалось, что Каменные Стражи все-таки смертны.
Однако огонь надежды быстро угас. Из потайной дверцы возле главных ворот вышел еще один отряд Каменных Стражей: они, по своему обыкновению, перегородили дорогу и позволили раненым уйти за внешнюю стену храма и захватить с собой тела убитых товарищей.
«Нельзя давать им покоя!» — мысленно напомнил себе Эзархад. Ему очень хотелось прямо сейчас захлопнуть расставленную ловушку, но он понимал, что эффект от нее усилится, если выждать как можно дольше.
Все повторялось сначала: воины Эзархада не могли сломить сопротивление Каменных Стражей, которые без устали месили нападающих каменными молотами в кровавую кашу.
Маги принесли в жертву превеликое число демониц и призвали могущественных демонов, которые набросились на стены храма и оттянули на себя колдовскую мощь аларитов. Эзархаду пришлось смилостивиться и уступить просьбам своего главного мага применить против альвов кровавую мясорубку — заклинание, порождающее вихрь из множества острых, как бритва, лезвий. Когда на защитников напустили этот смертоносный кромсающий вихрь, их строй распался, и под стенами храма в море крови осталось лежать немало изрезанных на куски мертвецов.
И все-таки противник не сдал позиций. Каменные Стражи мужественно оборонялись. Стену было не пробить и через нее было не перелезть.
Силы аларитов казались неиссякаемыми.
Однако Эзархад был отнюдь не глуп. Он внимательно слушал все, что ему рассказывали об аларитах, и размышлял о том, как можно обратить железную волю врагов против них же самих. Его план учитывал и то, что они активно использовали собственную магию, чтобы защититься от атак с воздуха и наносить ответные удары на расстоянии. Так алариты расходовали свои невосполнимые ресурсы на защиту храма от зажигательных и магических метательных снарядов, пока их отважные Каменные Стражи не позволяли воинам Эзархада взять стены. Тем временем Эзархад намеревался нанести им удар из-под земли!
Еще до рассвета по его приказу дуардины подкопались под южную и восточную стены храма и подготовили все для страшного удара, который должен был кардинально изменить ход битвы и открыть Эзархаду дорогу в храм и его реликварий.
После многих часов осады, когда сражение бушевало особенно яростно, Эзархад дал сигнал, саперы подожгли пороховые шнуры, и внезапно весь каменный уступ, на котором стоял храм, содрогнулся. В воздух взметнулся вихрь каменных обломков, земли и гранитной крошки. Сначала взрыв прогремел под южной стеной, прямо рядом с главными воротами, а потом — под оборонительной башней в юго-восточном углу. Огромные облака пыли и дыма высоко взмыли в небо над рухнувшими стенами и показались Эзархаду необычайно красивыми. При звуке взрывов и при виде дымовых клубов воины Эзархада тоже обрадовались, закричали и завопили, хотя многих из них зацепило взрывной волной и разорвало на куски.
Когда обломки осыпались с неба на землю, а дым и пыль улеглись, стало понятно, что теперь воины Эзархада могут пройти внутрь через два огромных пролома в толстой наружной стене. Каждый из этих проломов был так широк, что в него могли войти бок о бок десять извергов. Эзархаду показалось, что за зияющими дырами в стене сквозь вьющиеся клубы дыма мелькали стройные бледные силуэты защитников храма, которые уцелели при взрыве. Алариты сновали туда-сюда, оценивали нанесенные повреждения, помогали раненым товарищам и отходили за внутренние стены монастыря — там стоял главный храм и двойные святилища для молитв и ежедневных медитаций.
«Самая простая химия, а какой шикарный результат! — подумал довольный Эзархад. — Гордого и сильного противника, который тратит магию на всякую ерунду, лучше всего застать врасплох неожиданным и точным ударом под дых!»
— Призови Адских Наездников! — приказал Эзархад Крейгорну, глядя, как его воины расправлялись с последними уцелевшими защитниками. Путь был открыт. — Я отправляюсь за своим трофеем, пусть сопровождают меня!
Его военачальник Крейгорн закивал в ответ и, щелкнув над рогатой головой огромным бичом, повелел Адским Наездникам немедленно явиться.
Когда Эзархад прошел мимо груды трупов своих воинов на вершину холма, где и стоял монастырь, сопротивление было в основном уже подавлено. Он бесстрашно поднялся по огромной куче толченого камня и опаленной земли к пролому в стене, на некоторое время задержался во внешнем дворе и осмотрел прелестную картину разрушений, учиненных его слугами.
Десятки мертвых люминетов были расчленены: из отрубленных рук и ног выложили странные узоры. Пока еще целые трупы застыли в страшных и неестественных позах. Приятно было смотреть на дела рук воинов Слаанеша, но все равно они купили победу явно дорогой ценой. Вокруг каждого убитого люминета валялось по десять-пятнадцать тел воинов Эзархада. Одолеть Каменных Стражей сегодня оказалось непросто. Куда бы ни посмотрел Эзархад, во дворе, на бастионах, в пустых дверных проемах, под полуразрушенными арками и возле все еще полыхающих и грозящих вот-вот рухнуть строений — везде были разбросаны страшно изуродованные и выпотрошенные трупы.
Впрочем, какая разница?! Немного жертв — небольшая цена за исполнение его желаний! Открывавшиеся взору Эзархада картины зверств были так милы и трогательны, что он чуть не прослезился…
Крейгорн и несколько Адских Наездников крутились рядом с повелителем — не слишком докучали ему своим присутствием, но бдительно охраняли. Поблизости все еще могли шнырять люминеты — таиться где-нибудь за стенами уцелевших дормиториев или складов и ждать случая внезапно напасть на Эзархада! Этим они, конечно, не спасли бы свой монастырь, храм и бесценные реликвии, но хоть как-то отвели бы душу и испустили бы дух с сознанием того, что победивший их великий и славный военачальник тоже убит!
Эзархад усмехнулся. Пусть только попробуют! Хитроумный подкоп со взрывом и штурм храма — только верхушка его победоносного плана!
Неотразимый и величественный Эзархад прошествовал дальше. Крейгорн и Адские Наездники бросились за ним, прикрывая от возможных угроз.
Внутренний двор тоже был захвачен. У одной из маленьких дверей в стене стояла группа тяжеловооруженных воинов Эзархада. Они издевались над какой-то плененной люминеткой: несмотря на страшную боль от клешней и шипов мучителей, она терпела и умирала молча. Эзархад одобрительно кивнул ей и проследовал мимо. Чтобы войти в дверь, он согнулся в три погибели, ибо был необычайно высок.
Через дверь Эзархад попал во внутренний двор, где находились реликварии с величайшими святынями аларитов и их основной храм. Воины-победители уже выкапывали из-под развалов трупы своих заклятых врагов, люминетов, прибивали их к храмовым дверям или привязывали терновой лозой к колоннам в галереях святилищ. Эзархад заметил кое-где отдельные очаги сопротивления: алариты еще сражались, несмотря на подавляющее численное превосходство противника. Впрочем, Эзархад не стал терять время и смотреть, чем окончатся их тщетные усилия. Все они и так уже были мертвы, только пока не знали об этом.
Впереди возвышался огромный храм. Здесь эти глупцы поклонялись своей горе и надеялись познать ее величайшие откровения. Здесь они распевали свои гимны о духах алементири, у которых черпали силу и искали заступничества, здесь в одиночку или группами предавались медитации, пытаясь познать волю горы и всего царства Хиш… Здесь хранилось то, что вскоре станет важнейшим трофеем Эзархада! На другой стороне двора, окруженного крытой колоннадой и внешними святилищами, во внутреннем реликварии покоятся величайшие святыни остроухих камнепоклонников. Содержимое сокровищницы — страшная тайна! К нему не прикасались, им не пользовались. Реликварий охраняли высшие чины аларитской иерархии — кроме них, никто больше не знал, что именно там лежало. Они надеялись, что если похоронить в темном и уединенном месте самую сокровенную тайну, то о ней все позабудут и Владениям Смертных со всеми их обитателями больше не будет угрожать опасность!..
План был неплох… но провалился, ибо Эзархад Уничтожитель Судеб только и делал, что охотился за тайным знанием. Судьба и местонахождение великого Слаанеша до сих пор были неизвестны, верно? Однако если участь бога окутана страшной тайной, то лишь поиск затерянных знаний и древних секретов мог в конечном итоге возвести такого амбициозного претендента и узурпатора, как Эзархад, на пустующий Низменный Трон! Так Уничтожитель Судеб действовал уже много веков: если существовало где-то тайное знание, способное помочь ему добиться цели и возвыситься над всем миром, то Эзархад любой ценой заполучал его, и горе тем, кто осмеливался встать у него на пути!
Так он обнаружил Эйдолит.
Эзархад поднялся по широким ступеням к широкому темному входу в храм — оттуда уже валил дым. Внутри свет исходил только от нескольких догорающих костров из трупов, хоругвей и сорванных занавесей. Уничтожитель Судеб подумал, что надо бы не забыть отдать приказ спалить храм подчистую, после того как он оттуда вынесет то, что хотел… Когда Эйдолит окажется у него в руках, все остальное должно быть уничтожено!
С этими мыслями Эзархад перешагнул через порог и увидел, что в вестибюле храма валяются трупы и пожилых Каменных Стражей, и молодых послушников. Убитых слаанешитов и здесь было больше, чем мертвых защитников храма. Ну и что?! В начале дня у него было почти пять тысяч воинов, а в конце дня оставалось почти три тысячи — тоже немало. Когда Эзархад заполучит Эйдолит и пронесет его через горы, туда, где камню предстояло выполнить свое предназначение, численность войска безмерно возрастет. Обладатель Эйдолита подчинит себе мощнейшую силу, и тогда слуги и армии соперников без колебаний перейдут на его сторону.
Значит, можно пожертвовать любым числом воинов, лишь бы завладеть Эйдолитом, перейти горы и пробудить Кетраксис!..
В проходе из главного святилища в тайный реликварий прямо перед Эзархадом вдруг выросла одинокая фигура. Некоторое время сквозь дымный полумрак почти ничего было не разглядеть. Тогда справа от повелителя один из Адских Наездников Крейгорна пришпорил двуногого скакуна, рванулся вперед и перевернул копьем чадящую металлическую жаровню. Угли высыпались на каменный пол и вспыхнули желто-красным светом, озарив незнакомца.
Это был храмовый Каменный Страж. По лицу и морщинистым рукам было видно, что он уже стар, но все еще обладает сильным, жилистым телом и крепкими вздувшимися мышцами. С ног до головы он был измазан сажей, перепачкан в черной запекшейся крови демониц и извергов, облеплен клочьями плоти слаанешитов. Кроме того, кое-где виднелась его собственная, алая кровь — похоже, старик был весь изранен, хотя и не смертельно. Его красновато-карие, как гранат, глаза страшно сверкали, а в руках красовался изящный алмазный чекан на длинной рукояти. Эзархад сразу же восхитился искусством изготовивших его мастеров и лоскутами кровавой кожи, облепившими заостренный клюв.
Каменный Страж широко расставил ноги, замахнулся алмазным чеканом и проговорил:
— Поворачивай назад. Уходи отсюда.
Негромкий и мягкий голос плохо сочетался с горящими ярко-красными глазами и решительной позой.
Эзархад улыбнулся, испытав нечто вроде восхищения этим старым глупым альвом. «Какой молодец! — подумал он. — Храбрый остроухий старикан-фанатик! Я отдаю тебе должное, но твой конец неизбежен».
— Крейгорн! — приказал он. — Расчисти мне дорогу!
— Будет сделано, мой повелитель! — ответил огромный Крейгорн.
Альв крепче сжал алмазный чекан морщинистыми ладонями.
Эзархад терпеливо скрестил руки на груди. В его распоряжении имелись изверги, Адские Наездники, демоницы и смертные воины без счету. Разумеется, особенно большого войска и не требовалось, чтобы убрать с дороги одного-единственного Каменного Стража!..
Ферендир, Дезриэль и Сераф возвращались так быстро, что преодолели расстояние до храма вдвое быстрее, чем утром, когда отправились оттуда к месту последнего испытания на горе. Однако то, что они обнаружили дома, превзошло самые худшие ожидания Ферендира.
Нападавшие только начали организованно покидать разрушенные укрепления монастыря аларитов.
Если вид девяти Гедонистов Слаанеша произвел на Ферендира в горах неизгладимое впечатление, то зрелище дымящихся и полыхающих развалин его дома, откуда выходила целая орда таких же мерзких уродов, буквально ошеломило его. Ему очень хотелось выскочить из укрытия и наброситься на колонну страшилищ, марширующую прочь из их лощины по извилистой лесной дороге. Однако Дезриэль и Сераф велели ему спрятаться и сидеть тихо. Их осталось всего трое, а врагов — превеликое множество. С таким количеством воинов Слаанеша сейчас было не совладать.
Некоторое время альвы просидели в кустах, а затем спрятались в маленькой неглубокой пещерке на холме, куда доносились звуки с дороги. Они затаились под каменной плитой и кучей полусгнивших старых древесных стволов и слушали, как враги маршировали прочь, гремели оружием и доспехами да горланили дикие песни. Дорога была узкой, Гедонистов было много, и понадобился почти целый день, чтобы они убрались из долины. Много раз Ферендир порывался выяснить — шепотом, конечно, — чего ждали наставники и почему еще не пошли на развалины родного храма? Однако стоило ему открыть рот, Сераф бросал на него молчаливый взгляд, в котором бушевали опасные молнии. И каждый раз Ферендир прикусывал язык и решал держать свои вопросы при себе.
Наконец на исходе дня, когда тени удлинились, а свет покраснел и стал медленно превращаться в тусклые вечерние сумерки царства Хиш, Сераф рискнул выглянуть из пещерки и проверить дорогу. Вскоре он возвратился, объявил, что все враги, судя по всему, ушли, а затем развернулся и зашагал прочь, даже не позвав за собой остальных.
В полумраке пещеры Дезриэль повернулся к Ферендиру и сказал:
— То, что мы увидим, расстроит тебя, а может, даже и напугает…
— Я готов ко всему, наставник, — кивнул Ферендир, — и не дам волю своему страху.
Дезриэль придвинулся и с серьезным, в высшей степени сочувственным видом проговорил:
— К этому нельзя быть готовым. Ни я, ни Сераф, несмотря на внешнее спокойствие, которое он тебе демонстрирует, — никто не готов узреть свой мир разрушенным чьей-то злой волей. Однако именно это нам и предстоит. Внутренне приготовься к тому, что тебе будет очень больно.
Дезриэль направился к выходу. Ферендир молча и покорно поплелся за ним, с ужасом думая о предстоящем зрелище.
То, что они обнаружили в конце лесной дороги, на уступе с видом на каскад водопадов, укрытых под сенью высоких скал и горных хребтов, было воистину ужасным.
Ферендир не понимал, что хуже — видеть наяву, что его единственный дом уничтожен и превращен в груду камней, в еще дымящиеся бесформенные кучи земли и горы изуродованных трупов, или осознавать, что все эти разрушения учинены так быстро. Каких-то двенадцать-четырнадцать часов потребовались, чтобы сходить в ущелье и вернуться! За это короткое время все, что Ферендир любил, все, что ему было дорого в жизни, оказалось полностью уничтоженным.
Разумеется, Каменные Стражи храма и ревностные послушники дорого продали свои жизни. Узкую дорогу возле храма и землю вокруг стен вздыбило и разворотило мощью геомантических чар. Обширные участки каменистого горного склона, наоборот, растеклись и застыли озером вулканического стекла под воздействием другого, не менее разрушительного колдовства. Целые области выгорели и рассыпались в прах, крупные валуны превратились в дымящийся щебень. Искореженную землю усеивали, словно опавшая листва, трупы тысяч уродливых страшилищ, Гедонистов Слаанеша. Повсюду валялись богомерзкие тела и морды — стертые в порошок, изрубленные в клочья, обугленные, раздавленные, превращенные в отвратительное кровавое месиво… Ферендир пробирался по крутой неровной тропе среди убитых страшилищ и пытался представить, каково было защитникам храма. Сначала они сдерживали нападавших самым простым и безотказным оружием и элементарной геомантией. Однако постепенно они поняли, что пора пускать в ход оружие посильнее и прибегнуть к самым мощным магическим средствам, которые имелись в их распоряжении. Видимо, поток страшилищ неиссякаемыми волнами обрушивался на мощные стены храма. Если мудрые и терпеливые Каменные Стражи дошли до применения самой опасной и страшной магии всего через несколько часов осады, значит, нападение действительно было массированным и безжалостным.
«Их тут сотни! Нет, тысячи! — думал Ферендир, разглядывая трупы. — И при этом мы видели, как другие тысячи уцелевших покидают долину. Много погибло, но выжило еще больше! Сколько же их на самом деле? И как можно было выстоять против такой лавины?»
Один из обугленных трупов поблизости захрипел и задергался — судя по всему, он был не настолько мертв, как вначале показалось. Дезриэль метнулся к нему и, даже не поморщившись, наколол его голову на клюв алмазного чекана. Затем он извлек оружие из черепа теперь уже окончательно мертвого врага и зашагал дальше, петляя по взрытому полю боя.
Ферендир заставил себя поднять глаза на храмовый комплекс. Когда сегодня рано утром они в сумерках покидали храм, тот стоял в окружении высоких и толстых стен — они казались мощными и непоколебимыми, как сама гора. Теперь от них мало что осталось. Внешнюю стену спереди вообще сровняло с землей какой-то неизвестной разрушительной силой: как будто кошмарный гороподобный великан сначала разрубил кладку пополам, а потом начал отрывать колоссальные каменные блоки и разбрасывать их вокруг. В клубах пыли и дыма Ферендир с трудом различил очертания дормиториев, малых храмов и библиотек, которые еще вчера составляли для него весь мир. Молодой альв рассчитывал прожить всю свою долгую жизнь в этом месте, служить горе, впитывать ее мудрость, никогда не покидать этих надежных стен, эту родную горную долину — разве что ненадолго и по особой надобности, скажем ради паломничества в другие храмы, где можно было почерпнуть новые полезные знания на благо ордена.
Теперь этого больше нет. Все уничтожено.
Внезапно Дезриэль снова взмахнул и ударил алмазным чеканом. Что-то мягкое и склизкое брызнуло из груды покойников.
Ферендир мысленно содрогнулся. Трудно было смотреть на руины. Вздыбленная и изрытая земля вокруг выглядела противоестественно, а обугленные трупы страшно воняли. Таких ужасов Ферендир еще нигде не видел — а теперь обнаружил прямо у себя дома!
Опередивший всех Сераф проник в большой пролом во внешней стене. Через несколько шагов силуэт наставника поглотили клубы дыма, все еще вырывавшиеся из зданий.
— Сераф! — крикнул Дезриэль. — Не торопись! Нельзя терять друг друга из вида!
Потом он обернулся и обнаружил Ферендира всего в нескольких шагах позади. Ученик плелся за ним машинально — от страшных картин вокруг желание попасть в какое-либо конкретное место у него испарилось. Ферендир больше не знал, куда и зачем они в тот момент шли, — просто следовал за наставником, стараясь не наступить сапогом на очередного покойника… Что им теперь оставалось? Какой смысл что-то делать, если все, чему они служили, было так жестоко уничтожено?
— Как ты себя чувствуешь? — будничным голосом спросил Дезриэль, впрочем, по его глазам читалось, что он переживал за юношу и понимал, как тому было тяжело.
— Я… — начал было Ферендир, но ответ все не приходил. Ферендир просто хотел сказать наставнику, что в любом случае его не подведет, только почему-то не мог подобрать слова. — Я в растерянности, — договорил он наконец. Эта фраза в какой-то мере описывала воцарившийся в его душе хаос.
Дезриэль кивнул и молча пошел дальше. Красноречивым отсутствием слов он как будто поддержал ученика.
Больше всего Ферендир хотел быть сейчас сильным, и не только ради себя самого, но и ради наставников. Каким бы глубоким и мучительным ни казалось собственное горе, Серафу и Дезриэлю наверняка приходилось гораздо тяжелее. Конечно, они умели скрывать чувства, как и подобает Каменным Стражам, занимавшим достаточно высокое положение на Теклисовой Лестнице. Они легко могли скрыть от Ферендира даже свою нынешнюю глубочайшую психологическую травму. Собственно, так и должны были поступать мудрые и сильные Каменные Стражи — подавлять чувства и желания, способные повлиять на ясность ума и рассудительность. При этом нельзя было назвать это бесчувственностью — а просто осознанием того, куда могут завести разнузданные эмоции. Каменные Стражи ведали горе, страх, любовь, ненависть и жалость, но слишком хорошо разбирались в том, как эмоции могут тысячами способов влиять на выполнение задачи конкретного момента и бесконечно усложнить даже самую простую ситуацию — стоило только дать волю этим эмоциям.
Ферендир был уверен, что у его наставников разрывалось сердце: оба испытывали отчаяние и потрясение, оба были возмущены, как взрытые и перевернутые вокруг них земля и камни. Да только они никогда не показали бы ему своего горя. Вместо этого Каменные Стражи, скорее всего, сосредоточились на мыслях о том, какие задачи возникли в сложившемся положении, что еще можно было спасти, чем помочь и как применить свои навыки и умения.
Да только был ли смысл что-либо предпринимать? Вот что в ту минуту интересовало Ферендира. Без сомнения, наставники, несмотря на собственную боль, действовали уверенно и явно видели смысл в том, чтобы идти сейчас вперед и словно выполнять некий заранее выработанный план. Ферендиру они до сих пор ничего не объяснили. Вот и сейчас Дезриэль задал ему незамысловатый вопрос о самочувствии и ждал на него ответа, но молодой альв хорошо понимал, что на такой же вопрос сам наставник не ответил бы.
«Подожду, — подумал Ферендир. — Когда придет время, они сами все расскажут, а до тех пор надо молча выполнять свой долг. Я должен слушать, учиться и служить!..»
В дыму на каменной осыпи разрушенной внешней стены появилась фигура. Это был Сераф.
— Ну как там дела, брат? — спросил Дезриэль и быстрее зашагал к Серафу. — Кто-нибудь уцелел?!
Ферендир тоже заспешил. Не хотелось оставаться одному среди груды покойников.
Сераф ничего не ответил. Его маленькая бледная фигурка замерла неподвижно на фоне столбов черного дыма, который все еще поднимался из-за развалин внешней стены и уносился по воле ветра с горных перевалов. Ферендир по мере приближения вглядывался в лицо Серафа.
Можно было ожидать, что наставник, который всегда мастерски скрывал свои чувства, желания и волнения, и в тот миг останется непроницаемым. Однако тем сильнее было потрясение Ферендира, когда он увидел на лице Серафа выражение невыразимого горя и глубокого отчаяния. На памяти послушника лишь трижды этот вечно невозмутимый альв выказал признаки гнева, четыре или пять раз он, кажется, был доволен и, наверное, всего один-единственный раз светился радостью и гордостью.
Нынешнее же скорбное выражение на лице у Серафа показалось Ферендиру небывалым. Сераф выглядел совершенно опустошенным и ничего не понимающим.
Когда Дезриэль и Ферендир подошли к большой груде обломков, на которой стоял Сераф, он произнес:
— Нет. Никто не уцелел.
Дезриэль решительно и быстро полез на камни, не обращая внимания, куда ставит ноги, хотя мог запросто поскользнуться и упасть.
— Никто, говоришь? — переспросил он Серафа. — Совсем никто?
— Да. Совсем никто… — негромко ответил Сераф. — Все разрушено. Все погибли.
Услышав это, Ферендир на полпути замер на месте и поднял на Серафа глаза. Тот смотрел мимо них, куда-то за горизонт, словно стараясь найти там ориентиры, которые наполнят его чрезвычайно длинную альвийскую жизнь хоть каким-то смыслом.
Дезриэль поднялся на вершину груды обломков, встал напротив Серафа и попробовал найти для него какое-нибудь деликатное молчаливое утешение, да только тщетно. В конце концов Сераф опустил глаза и стал сосредоточенно рассматривать каменные обломки у себя под ногами, а потом тихо прошептал Дезриэлю:
— Иди, и сам все увидишь…
Дезриэль отправился вниз, за разбитую стену. Он уже спустился с кучи обломков, когда Ферендир только поднялся на нее. Некоторое время послушник постоял рядом с Серафом, глядя то на него, то на развалины укреплений, то в сторону храма и жилых помещений, где столько лет текла его жизнь.
После долгого и тягостного молчания Сераф поднял глаза на Ферендира. Теперь в Каменном Страже полыхало глубокое невыразимое отчаяние и страстное желание, способное словно испепелить Ферендира на месте. Чего именно желал Сераф, было не понять, но в его взгляде читались ярость, гнев и горечь потери в сочетании с невозможностью разумно осмыслить увиденное…
Это была маленькая искра, из которой рождался неистовый лесной пожар.
— Послушник, судя по всему, это и есть твое последнее испытание, — промолвил наконец Сераф.
Это были важные слова. Ферендир покорно повернулся и стал спускаться с кучи обломков. Оказавшись на внутренней территории, он поднял глаза и заставил себя смотреть.
Трупы снаружи стали омерзительным зрелищем, но то были вражеские трупы. Здесь же валялись еще сотни тел, и большинство из них уже не принадлежало незнакомцам или каким-то страшилищам. Ферендир узнавал друзей, учителей и таких же послушников, как он сам. Кроме них, другой семьи у него не было.
Каменная Стражница Валакра неподвижно лежала поверх двух убитых слаанешитов, ее мертвые руки все еще сжимали копье.
По правую руку от Ферендира Каменная Стражница Мианвела закрывала собой двоих еще совсем маленьких послушников, видимо, пытаясь защитить их от неминуемой опасности. Судя по всему, враги полили несчастных какой-то страшной зажигательной смесью: трупы совсем обуглились, покрылись черной коркой и навсегда застыли в позе ужаса, страдания и боли.
На другой стороне двора в куче наваленных вражеских тел лежал изрубленный труп Каменного Мага Айдолины. Судя по количеству ран, убивали ее целой толпой. Она погибла с паломническим посохом в руке, а вокруг валялись свидетельства ее смертоносной магической мощи. В конце концов враги задавили ее числом, но многих из них Айдолина забрала с собой в могилу.
Дезриэль неторопливо и почти непринужденно переходил от трупа к трупу. Ферендиру показалось, что он мысленно ведет некий счет найденным жертвам, чтобы потом подвести итог и понять, какую цену пришлось заплатить за это жестокое нападение. Дезриэль, как и Ферендир, умел и любил создавать списки и держать их в голове. Вот и теперь, исследуя место кровавой бойни, Дезриэль мысленно составлял длинный и страшный список альвов, которых в один прекрасный день жестоко и коварно умертвили силы зла.
Ферендир поискал глазами храм. Величественный собор над кромкой внутренней стены всегда хорошо просматривался из любой точки храмового комплекса. Идеально обтесанные камни кладки были пригнаны так искусно, что между ними не прошел бы даже лист тончайшего пергамента. Заостренный конус купола возвышался над остальными строениями, как миниатюрная горная вершина — образ алементорной силы, которую изучали и которой служили и молились алариты. Несколько мгновений Ферендир не мог найти храм, и это простое обстоятельство — явное отсутствие того, что должно было бы устоять даже посреди творящегося безумия, — нагоняло панику.
Потом Ферендир понял, что смотрел прямо на храм. Ворота внутренней стены были сорваны с петель и упали — видимо, их задело ударной волной, сокрушившей внешнюю стену. Сам храм словно взорвался изнутри. Остроконечный купол исчез. Стены частично обрушились, над обломками все еще клубился черный дым. В закатных лучах руины напоминали гниющие останки огромного убитого ящера, которые на всякий случай подожгли, чтобы уж наверняка ничего не сохранилось.
У Ферендира вырвалось:
— О нет!
Потом он машинально пошел вперед. Ноги несли его все ближе и ближе к развалинам. Ферендиру было страшно разглядывать их вблизи, но он просто не мог оторваться.
«Глупец! — зашипел внутренний голос. — Так люминеты себя не ведут! Это все твои неуправляемые эмоции! Ты потакаешь мелким звериным порывам, пусть даже от страха и отчаянья! Возьми себя в руки, послушник! Ведь ты даже пока не аларит! Ты еще не прошел последнее испытание!»
Однако не его ли родной дом лежит в руинах?! Разве эти мертвецы не были его друзьями?! Может, он и младше Дезриэля и Серафа, но от этого страдает не меньше!
А ведь Дезриэль и Сераф не впали в отчаяние! Не рыдают и не рвут на себе волосы!
«Ну и ладно! — подумал Ферендир, устав бороться с подступившими слезами. — Пусть наставники сохраняют хладнокровие, пусть сами борются с эмоциями и тренируют самоконтроль. Пусть делают вид, что в них нет страха и ярости… Я же буду горевать, бояться и злиться за всех троих. И за всех тех, кого больше нет… Я еще не прошел последнее испытание, не обрел смысла в жизни! Мне нечего предложить, кроме глубокого горя — так вот оно, берите даром!»
Ферендир вгляделся в зияющий проем обвалившегося входа, не упустив из виду ни клубы дыма, ни все еще мерцавший в глубине развалин огонь, ни десятки изрубленных, обугленных и изуродованных трупов друзей и учителей на земле и на заваленных обломками ступенях.
И тогда полились слезы.
Он не старался их сдержать, но заставил себя медленно подняться по усыпанным мусором ступеням, чтобы оценить ущерб, нанесенный крытому двору и святилищам.
Сераф и Дезриэль без колебаний вошли друг за другом в задымленный храмовый придел и уже через минуту почти скрылись из виду. Их смутно различимые силуэты медленно блуждали в застилающем глаза черном мареве. Кое-где в глубине храма до сих пор полыхал огонь, изрыгая клубы дыма и отбрасывая на внутренние стены причудливые тени.
Ферендир хотел присоединиться к Серафу и Дезриэлю и помучить себя зрелищем оскверненных святынь и растерзанных трупов близких, вонью пожарища и аккомпанементом всепоглощающей мертвой тишины. Раз уж он выпустил на волю свой страх, страдание и отвращение, то теперь можно было спастись лишь через полное погружение. Смотреть, запоминать, выжечь в сердце навечно эту картину. Больше невозможно было оставаться робким, смиренным или сдержанным. Ему требовалось засвидетельствовать весь ужас происходящего.
Однако Ферендир стоял на пороге и чувствовал, что не в силах ступить внутрь, словно сама гора приковала его к месту. Он не знал, сможет ли в конце концов развернуться и уйти, или же скорее окаменеет и превратится в неподвижную статую. Он понимал лишь то, что в этот миг никакая сила — ни физическая, ни моральная — не заставила бы его сдвинуться с места.
Глаза щипало от дыма. Слезы горя, которые он тщетно пытался сдержать раньше, катились теперь свободнее из-за смрадного воздуха. Гарь и копоть проникали в легкие, обжигали и иссушали их — органы животворящего дыхания сейчас напоминали заскорузлые кузнечные меха, в которых многие годы скапливалась сажа и пыль.
Ферендир уже совсем было собрался пойти другим путем, покинуть это место и вернуться во внутренний двор, как вдруг один из лежавших на каменном полу трупов протянул руку и коснулся его.
Молодой альв в ужасе отпрыгнул назад — и тут же устыдился своего животного инстинкта. Он оступился и упал — спиной ударился о кусок полуразрушенной стены. Дальше отступать было некуда. Задыхаясь в дыму и содрогаясь всем телом, Ферендир уставился на мертвеца, который только что потрогал его рукой.
Оказалось, что это был Меринот — самый старый Каменный Страж святилища. Мудрее и важнее в иерархии Теклисовой Лестницы на службе у духа горы не было никого. Меринот лежал на полу разрушенного храма, свернувшись калачом, и все еще сжимал копье с наколотым на него Гедонистом Слаанеша. Одна половина жилистого, мускулистого тела Меринота была опалена огнем, другая — безжалостно истерзана вражескими когтями и изрублена клинками. С ног до головы старика окрасило во все оттенки от угольно-черного до кроваво-красного. Целым остался только один гранатово-карий глаз — он никак не вязался с жуткой картиной несовместимых с жизнью повреждений.
Однако старик был все еще жив. Ферендир понял это по настойчивому и умоляющему взгляду единственного уцелевшего глаза. К тому же рука, которую не приварило к телу огнем, отчаянно тянулась к послушнику.
— Ферендир! — прохрипел старый альв.
— Наставники! — заорал Ферендир и кинулся к старому Мериноту. — Сюда! Тут есть живой!
Ферендир схватил Меринота за протянутую руку — на ней два пальца было отрублено, хотя срезы к тому времени уже затянулись коркой. Молодой альв сжал эту руку так крепко, словно тем самым надеялся удержать старого Хранителя знаний в мире живых. Почему Меринот до сих пор дышал, несмотря на ужасные раны? Как только он терпел эту боль, эту агонию?
Под сапогами захрустел мусор, из тьмы и дыма с разных сторон почти одновременно появились двое — Дезриэль и Сераф поспешили на отчаянный призыв ученика. Хотя их лица по-прежнему выражали только мрачную решимость, быстрота, с которой они откликнулись на зов, говорила о том, как несказанно они рады найти кого-то живого среди горы трупов.
Меринот содрогался в конвульсиях и превозмогал приливы жутчайшей боли. Ферендир еще крепче сжал ему руку и стал мысленно умолять гору, чтобы старый Каменный Страж выжил — или хотя бы успел рассказать о том, что тут произошло.
«Нет, — внезапно осенило Ферендира, — молись не о здравии! Взгляни только, в каком он состоянии! Искромсан, изуродован, терпит невообразимые муки. Молись, чтобы он быстрее почил. Молись о скором избавлении от страданий!»
Оба наставника встали на колени перед изуродованным и обуглившимся телом Каменного Стража. Сераф бережно обнял старого альва, чтобы тот не чувствовал себя одиноким и покинутым перед смертью на холодном и грязном каменном полу. Дезриэль осторожно погладил впалую костлявую щеку Меринота. Ферендир удивился тому, на какую нежность и внимательность, оказывается, способны эти два опытных и решительных воина при виде умиравшего старшего товарища.
— Не бойся, Меринот, — негромко проговорил Сераф. — Мы тебя не оставим.
— Учитель, — только и сказал Дезриэль.
Ферендиру показалось, что на глаза второму наставнику навернулась слеза. Значит, Дезриэль в свое время учился у Меринота! О Тирион и Теклис, что же тогда он переживал в эту минуту?..
— Времени… — голос старого альва прозвучал не громче шуршания тонкого пергамента на легком ветерке, — нет…
— Не волнуйся, — ответил Сераф. — Мы никуда отсюда не уйдем! Тебе осталось недолго.
— Я не об этом! — выдавил Меринот и попытался покачать головой. — Не о себе… Камень… потерян!..
Ферендир не понял, что пытался сказать умирающий. Наставники обменялись взволнованными вопросительными взглядами — похоже, тоже не вполне поняли.
— Что-что потеряно? — переспросил Сераф.
— Камень! — ответил Меринот. — Враг забрал камень!
Ферендир не имел ни малейшего представления, о чем твердил старый Меринот, но догадывался, что дело было чрезвычайной важности. Иначе почему Каменный Страж перед смертью решил обсудить какой-то камень? Как только наставники услышали его слова, то сокрушенно нахмурились и еще больше посерьезнели.
— Какой именно камень? — спросил Дезриэль.
— Эйдолит, — ответил Меринот, подавился, захрипел и захаркал так, что все его полусожженное тело затряслось.
Сераф стал укачивать его, как младенца, а Дезриэль повернул учителю голову набок, чтобы облегчить ему дыхание. Однако Ферендир заметил, что при этом оба наставника не сводили друг с друга глаз и молча обдумывали услышанное. Что бы ни представлял собой этот камень, Эйдолит, судя по всему, он имел огромную ценность.
Меринот перестал кашлять и задышал ровнее, хотя с большим трудом и совсем неглубоко. Тогда Дезриэль наклонился, заглянул в единственный уцелевший глаз Каменного Стража и спросил:
— Эйдолит из внутреннего святилища? Ты не ошибся?
— Он знал про Эйдолит… — прохрипел Меринот в ужасе от осознания этого факта. — Он знал, что это… и где искать… но как?..
Наставники Ферендира вновь встревоженно переглянулись, однако в следующий миг Меринота снова сотряс приступ кашля. Сераф попытался приподнять старика так, чтобы тому было легче дышать. Дезриэль же в этот момент установил зрительный контакт с учителем и помог ему сосредоточиться, восстановить дыхание и вернуть некоторый контроль над телом, хотя его, правда, уже покидала жизнь.
Старого альва было не спасти. Меринот то и дело заходился кашлем, сплевывал кровь и черную желчь, корчился от страшной боли, а Ферендиру казалось, что это будет продолжаться вечно. Он слушал хриплые вдохи и беззвучно молился: «Сжальтесь над ним! Сжальтесь! Пусть он умрет и больше не мучается!»
Меринот умирал дольше, чем все они хотели бы, а Ферендир боялся, что сам может не выдержать этого зрелища. Наконец старый Каменный Страж испустил дух, и его изуродованное тело обмякло на руках у его бывших учеников.
Трое альвов преклонили колени перед мертвым и долго так стояли, ничего не говоря и не двигаясь.
Ферендир все это время держал Меринота за искалеченную руку. Потом он осторожно уложил ее на грудь старому альву и отпустил. При этом его наставники, кажется, пробудились от молчаливых размышлений.
— Неужели это правда?! — проговорил Дезриэль.
— Наверняка правда! — ответил Сераф. — Меринот совершенно недвусмысленно выражался.
— То есть, если предводитель этой… орды знал об Эйдолите, знал о его предназначении…
— Значит, он не только кровожаден, но и достаточно умен, — безапелляционно заявил Сераф и поднялся на ноги. — Нельзя терять ни минуты! Надо забрать с собой все, что можно унести: доспехи для послушника, оружие, продовольствие, — и вперед! Такое полчище не может двигаться быстро. По крайней мере, быстрее нас.
Дезриэль встал и сказал:
— Ну хорошо. Идем!
Он повернулся к Ферендиру и добавил:
— Вокруг храма надо все обыскать. Покопайся в кладовых с едой и на складе оружия. Если найдешь что-нибудь нужное, что мы сможем унести, забирай!
— А что такое Эйдолит? — спросил Ферендир.
— Ты еще смеешь тратить бесценное время на пустые расспросы? — вскипел Сераф. — Тебе дали указание, послушник, и ты должен беспрекословно его выполнять, а не разглагольствовать!
— Сераф! — негромко сказал Дезриэль. — Он же только…
— Вот именно! — так резко Сераф никогда раньше не разговаривал с Дезриэлем. — Он только послушник! Неиспытанный, незрелый и явно не способный со всем этим совладать!
С этими словами Сераф выразительно развел руками, указывая на развернувшуюся перед ними картину побоища и разрушений.
— Дезриэль, перед нами нелегкий путь, и в конце ждет опасное дело. Нельзя, чтобы этот послушник задерживал нас и на каждом шагу ставил наши решения под сомнение!
— Я ничего не ставлю под сомнение! — воскликнул Ферендир, но тут же устыдился собственного всплеска, постарался успокоиться, глубоко вздохнул и договорил: — Я только хотел понять…
Сераф наклонился к Ферендиру и пригвоздил его к месту злым и недовольным взглядом.
— Ты ничего не должен понимать — только беспрекословно повиноваться! Ясно?
Он отвернулся и пошел назад в храм, где через несколько мгновений скрылся в клубах дыма.
Ферендир посмотрел на Дезриэля и не находил слов. Интересно, второй наставник был такого же мнения о нем? Он тоже считал его простым послушником, чем-то вроде вьючного животного? Случайной обузой, которую придется терпеть в пути и по возможности использовать ради своей загадочной цели? «Неиспытанным, незрелым и явно не способным со всем этим совладать»?
— Успокойся, — негромко сказал Дезриэль. — Ты получишь ответы на все вопросы, но Сераф прав: сейчас не время их задавать! Пока делай то, что я прошу. В дороге расскажу тебе, что нас ждет, — не раньше.
Ферендиру оставалось только повиноваться Дезриэлю. Он отправился на поиск кладовок с едой и оружейных складов, гадая, что ждет их впереди и кто их беспощадный враг…