Последствия старых ошибок. Том 2

История тридцать вторая. Немного больно, но…

Тэрра, Алдиваар — родовое поместье эрцогов Дома Нарьяграат

Привязанный к столу раб не кричал, ему не дали такой возможности.

Ядовитое масло красавки с шипением капало на раскалённый металл. Душистые испарения забивали запах горелого человеческого мяса, но волна чужой боли била в солнечное сплетение и обжигала мозг.

В помещении, где Агескел любил пытать и допрашивать, было благостно и уютно: каменные полы с подогревом, со вкусом подобранные картины (из тех, на которых цветные пятна будоражат эмоции), хорошее освещение, удобная, коллекционная мебель.

Не для всех, конечно, удобная. Вряд ли рабу нравилось лежать в нелепой и вынужденной позе, которая уже сама по себе причиняла страдание.

Однако пленник, привязанный так, чтобы видеть муки раба, выглядел равнодушным и безучастным.

Даже тренированные чувства Агескела не сумели уловить в нём страха. Куда уж томографу? Тупая машина…

Запах горелого мяса стал слишком навязчивым. Энсель заёрзал в кресле и покосился на брата. Агескел успокаивающе кивнул:

— Скоро всё поймём, Кико.

Наедине братья называли друг друга по второму имени. Вторым именем Агескела было Сейво, а сиятельного брата он ласково называл Кико.

Понятно, что эрцог Нарья нервничал. Поймать шпиона в самом сердце родового гнезда. Шпиона наглого и не скрывавшегося совершенно.

Его нашли во внутренних покоях Кико. Пришелец листал его личные записи!

Агескел небрежным жестом велел убрать истерзанного раба и уставился рыбьими глазами на пленника.

Выглядел тот как мужчина средних лет, был светловолос, небрит. Но что-то подсказывало аке (двоюродному брату), что даже с внешностью здесь всё не так просто. Стоило сощурить глаза, как она становилась мутной, как река по весне, начинала меняться и течь.

Эрцог не мешал брату. Лишь наблюдал за ним, более опытным в допросах и пытках. Вот губы его пришли в движение, но звуков не последовало.

Двое прислужников смотрели на эрцога пристально, ловя малейшие изменения в его лице. На их обнажённых телах змеились причудливые, симметричные узоры-шрамы: Агескел любил на досуге вырезать по задыхающемуся от боли живому, соревнуясь с самим собой в изысканности рисунка.

— Собаки, — неожиданно проронил пленник, очнувшись от своих туманных раздумий и подняв глаза на прислужников.

В голосе было сочувствие. До этого он совсем ничего не говорил, а серые глаза смотрели и не видели.

— Собаки, — повторил он.

Прислужники вскочили, но Энсель отмахнулся от них.

— Кто ты, раб? — спросил он, презрительно выпятив губы.

Может, шпион только что отошёл от самогипноза, или находился под действием специальных составов, потому не ощущал ничего и не говорил?

— Это ты — раб, — улыбнулся пленник.

Энсель нахмурился. Агескел возвёл очи горе и изобразил пальцами, что полагается приготовить для дальнейшего допроса.

Руки и лицо пленника уже носили следы пыток, но за суетой вокруг собственной персоны он наблюдал равнодушно.

— Зря вы это затеяли, — произнёс пленник, расправляя плечи, и пластиковые оковы жалобно заскрипели. — Каждому человеку даётся время на оправдание и раскаяние. Но я не вижу одного и причин для другого.

Агескел фыркнул:

— Похоже, он нас хочет запугать, Кико? Бог а ми будешь грозить? — ехидно вопросил аке, и глаза его заблестели в предвкушении человеческих мук.

Но тут какая-то ниточка в мироздании тренькнула и оборвалась, а взгляд пленника снова стал мутным. Словно кто-то заглянул в комнату его сознания, постоял на пороге и вышел.

Агескел разочарованно хмыкнул, развёл руками. Мол, теперь и пытать бесполезно, пробовали уже.

Дверь засветилась.

Аке прислушался. Не уловив ничего опасного, кивнул.

Электромагнитный контур двери погас, и двое рабов волоком втащили человека в чёрном.

— Ещё один! — прошипел эрцог, и прислужники отскочили к двери, уронив бесчувственное тело.

Агескел встал, мелкими шажками подошёл к распростёртому на каменном полу человеку, склонил на бок голову, прислушиваясь.

— Ну-у… — протянул он, анализируя ощущения. — Этот шпион будет попроще. Я полагаю — эйнит или боргелианин. А ты что скажешь, драгоценный брат?

Эрцог рыкнул на слуг:

— Вон! Все!

Бегство прислужников было скорым.

Агескел хмыкнул и пожевал губами:

— Предлагаешь мне позабавиться самому?

— Два! Два шпиона за один день, Сейво! Им что тут, мёдом намазано? Где твои ловушки и сенсоры! Где охранники?

— Ежели желаешь — уже висят, — развёл аке тонкими худыми руками.

— Знать! Я желаю знать! Кто эта мразь?

— Это? — Акескел легонько пнул лежащего. — Один из секты недовольных нами. Ручки-ножки будем укорачивать? Или всё-таки сначала допросим? Тебе важно, какую именно мать почитает это человекообразное?

— Мать, — хмыкнул эрцог. — Да, я хотел бы видеть его мать! Привязанной к пыточному столу!

Он поднялся из термокресла и подошел, прихрамывая, к мужчине, распростёртому на каменных плитах.

— Кто ты? Отвечай мне! Или ты будешь подыхать так медленно, что все здешние крысы изойдут слюной! — прошипел он.

Агескел изловчился и пинком перевернул лежащего.

— Э, похоже, его башкой приложили, — хихикнул аке. — Но изо рта — течёт, да и биение я слышу. Оклемается.

— Тем хуже для него! Жалкий червяк!

— Ну, не такой уж и жалкий, — усмехнулся Агескел. — Забрался-то он прилично. Поймали уже на выходе из лабиринта. — Аке провёл ладонью по интерактивной столешнице, вызывая прямо над столом голосхему подземных переходов. — Посмотри, какую интересную систему наблюдения он придумал. С помощью слизняков. Любопытно…

— Твоё унылое любопытство будет мне дорого стоить!

— Так давай прекратим канитель? Достанем оба мозга и поместим в психовизор. Я предлагал это сразу, но ты же сам хотел пыток. Я всё устроил, как следует. Однако первое тело нам досталось накаченное, Беспамятные знают, чем. Сознание в нём едва брезжило. А вот наш новый гость оклемается, если с ним повозиться.

Энсель поморщился и неловко захромал по подвалу, разминая больную ногу. Её выращивали заново уже три раза, но, похоже, дефект крылся в голове эрцога, а туда медики не допускались.

— Всё плохо, Сейво, всё! Неудачливые шпионы, неудачное наложение пластов. Как ты мог так ошибиться?

— Кто ж виноват, что восемнадцатый по счёту ублюдок Локьё унаследовал наконец его кровь? Мы не приняли в расчёт полукровку, вот и получили откат. Неожиданный, но поправимый. Я ищу ублюдка все эти дни. Отец заявил, что он издох, но меня не обманешь. Нужный спектр вполне различим в линиях Граны, значит, ублюдок скрывается там. Правда, один из шпионов доложил, что его видели и на Тайэ, что странно само по себе, но не невозможно. Хоть мне и не нравится такое раздвоение…

— И что? — развернулся всем телом Энсель. — Что ты можешь, если оба района закрыты для кораблей Содружества? Да и с психическими проекциями на Гране не очень-то поиграешь, а на Тайэ ты не пробьёшься вовсе!

— Ну, во-первых, я могу выманить оттуда ублюдка. У меня есть сведения, что он давно и безнадежно влюблён в некую Хелеку Эславе, да-да, внучку той самой Хелеки.

— Любовь? Что может значить любовь для взрослого мужчины?

— Нужно изучать низших, Кико. И знать их так, как я. Да, у ублюдка в жилах кровь Локьё, но наполовину-то он такой же, как все двуногие. Зачешется в причинном месте — прибежит, как бесхвостый ташип.

— С Граны или с Тайэ?

— А какая нам разница? Шпион у меня есть только на Тайэ, но на Грану я могу отправить посланца снов. Такой молодой умелец должен доверять снам. Если срастётся, нам не придётся тревожить прах Кэрэка Эславе и его дочери и портить связи с его семьёй. Или… — он неприятно улыбнулся, — придётся, когда мы захотим поговорить по душам с ублюдком.

— Вот именно, — недовольно поморщился эрцог, и глаза его заледенели. — Когда мы ЗАХОТИМ поговорить. А пока будет достаточно вызова отца. Он не посмеет не откликнуться, если его призовёт эрцог дома Сиби. Воспользуйся голокодом Локьё, — он вернулся в кресло, задрал больную ногу на плавающую рядом скамеечку.

Раздражение повисло вокруг эрцога Нарья темной пеленой.

Агескел не посмел спорить, хоть и не был согласен с такой топорной простотой плана. Он выжидал.

Энсель уставал быстро. Это Агескел мог полдня носиться по подвалам, словно одуревшая крыса, а потом, вдохновлённый мучениями жертв и пролитой кровью, до ночи заниматься делами государственными.

Разум аке поражал цепкостью, хотя перспективное видение иногда его подводило.

При всей своей садистской распущенности, он не обладал по-настоящему демонической хваткой тех, для кого душа — всего лишь досадное недоразумение в куче кричащего человеческого мяса.

Потому брата аке побаивался. Особенно его усталой «маски», даже тень которой обращала сущее в падаль и грязь.

Многие, очень многие полагали, что первую скрипку в доме Нарья играл сводный брат, а не сам эрцог. За мелким болотом заросшего рва они не видели стен крепости.

Агескел же видел. Он замер, выжидая, чтобы не перечить брату сразу, но и не промедлить лишнего, чутко угадывая, как ворочается в естестве Кико приподнявший голову мрак.

— Но если Энрек действительно унаследовал кровь Локьё, он может почувствовать чужую волю даже за голообразом… — осторожно предположил он.

— Ну, так придумай что-нибудь, чтобы он НЕ почувствовал! — нахмурился Энсель, не желая менять свой план. — Не ошибись в этот раз. И свяжись с Локьё. Я хочу видеть, наконец, голову лендслера. Набальзамированную и просушенную! И никаких отговорок больше не приму. Настрогал ледяной урод ублюдков, так пусть отвечает за них! Много что-то развелось «наследников крови». И в доме Паска тоже подрастает щенок!

— Последыш Рика Эйбола? Как его там… Эберхарт? — ухмыльнулся Агескел, пряча за усмешкой дрожь. — Так малышу Эби едва ли сравнялось восемнадцать. Нескоро нас позовут на его совершеннолетие. Или ты хочешь, чтобы НЕ позвали?

— Мальчишка глуп и наивен. Он будет плясать под ту музыку, которую закажу я. А вот Энрек Лоо, к сожалению, если и будет плясать теперь, то только в клетке, подвешенной над огнём.

— Он не проявил дара в раннем возрасте, — пожал плечами Агескел. — Не проявил его и после введения в дом Сиби. И вдруг… Никто не брал ублюдка в расчет. Я помню его. Он был на акреадиях и на введении регента в дом Паска. Здесь, в Алдивааре. Я наблюдал за ним. И у меня есть все необходимые мнемо и голограммы для работы с его телом и подсознанием. Лучше поздно внушить ублюдку, кто его хозяева, чем никогда.

— Если он так же упрям, как и Локьё — убей его!

— Зачем? — удивился аке. — Энрек не защищён статусом. Парень — военный преступник. Ему вряд ли позволительно выбирать и крутить носом. А не захочет выбирать — убрать мы его всегда успеем.

— Хорошо, — кивнул Энсель. — Убеди его. А после всё же убей. А что молодой «наследник» дома Паска?

— Агжелин Энек? — аке заулыбался. Даже слово «убей» вызывало в его крови очень приятную гормональную бурю. — Вот этот, насколько я осведомлён, и упрям, и туп. Неужели ты планируешь оставить его главой дома?

— А нам нужен СИЛЬНЫЙ дом Аметиста? Нет, Сейво, цирк в этом доме меня вполне устраивает. Метис-регент и пацан-недоумок… И восемь вдовствующих баб старого Эрзо. Это даже забавно. Дом Паска их усилиями на ближайшие 20 лет выведен из игры. Пока не подрастёт Эберхарт. Которому ты должен стать отцом родным, Сейво. Да и Энрека, если не сразу на кол, то хорошо бы сначала настроить против отца, — эрцог дома Нарья хихикнул, но лицо оставалось сосредоточенным и злым. — Что там на шахтах?

— Шахтёры уверены, что грузовой транспорт блокируют корабли Империи.

— Ну, хоть здесь всё, как надо. А на кредитном рынке?

— Алайская компания перекупила урановые рудники на Портогале.

— Ассоциация торговцев куда смотрела? — эрцог неуклюже завозился, поднимаясь. — Придётся вводить ограничения закупок и торговые санкции…

Он потёр лоб, и маска снова превратилась в лицо — эрцог дома Нарьяграат излучал уже умеренное недовольство.

Агескел с облегчением хлопнул по столешнице, призывая слуг.

— Приведите в порядок обоих идиотов, — распорядился он. — Я займусь ими, когда мне позволит время. Возможно, они умрут завтра вечером. Сегодняшний вечер у меня занят.

Грана, правобережье Тарге

Две недели истекли, и наш карантин на Гране заканчивался. Мы отдохнули достаточно, чтобы начать устраивать друг другу подначки: почти каждый вечер то один, то другой боец становился жертвой дружеских розыгрышей.

Ещё — купались в ледяной воде Тарге, баловались маятниками…

Хоть Дарайе это и не нравилось, но маятники выходили у нас лучше всего. Видимо потому, что пилоты вообще хорошо чувствуют движение и скорость.

Я было начал готовить ребят к возвращению на корабль, когда на исходе ночи меня разбудил Колин.

Лет шесть назад, чтобы поднять меня, тем более в самый сладкий предрассветный час, требовалось трясти и орать в ухо. Теперь я проснулся за пару секунд до еле слышного писка сигнала общей связи.

Прислушался, не понимая, что разбудило. Ничего не уловил в зыбкой утренней тишине. Успел подумать: «Неужели керпи опять подрылись под сигнализацию?»

Собаки в палатке не оказалось, некому было лаять, когда хулиганят эти пронырливые плотоядные свинки…

И тут замигал сигнал на браслете, и запищало, не громче, чем пищит насекомое.

Я потянулся, переключая режим…

Колин. Сигнал синий — «выделенка».

Улыбнулся и сел на низенькой походной кровати. Развернул изображение над браслетом.

Тревоги в лице друга я не заметил, а может, был слишком спокойным и непробиваемым сам.

— Доброй ночи.

— Доброй? — удивился Колин.

— Ну, так не кусается же, — пошутил я и прислушался. Сигнализация почти не срабатывала на лёгконогих керпи — вякнет чуть-чуть — а свинки уже вот они.

— Что там?

— Падальщики одолевают. Много вкусного мы закапываем по их поросячьему мнению. Придётся камней навалить сверху, а то разведут после нашего отъезда антисанитарию.

— Не будет отъезда.

— Опочки, — растерялся я. — А отчего вдруг?

— Просто сиди на Гране.

— Это приказ? — переспросил я.

— Приказ. Но по общему ведомству он не пойдёт.

— То есть мы, якобы, будем на «Вороне», то есть на «Персефоне», а на самом деле?..

— Точно, — кивнул Колин, не желая ничего пояснять.

— Хочешь посмотреть на реакцию министерства на эту историю?

— В том числе. Не забудь, что ты в очередной раз официально погиб. И у нас на данный момент есть нигде не учтённый корабль.

— Думаешь, пригодится?

— Всяко бывает. Отдохните ещё пару недель. Если понадобишься — вызову. Кстати, может случиться и так, что зря мы вывели из игры «Ворон».

— В смысле? — удивился я. До этого момента я считал, что неплохо понимаю Колина, и вдруг — провис.

— Перестраховались, — сказал он задумчиво. — Не долетела до Империи правительственная комиссия. Транспорт достался Бризо. Я отпустил его после суда над фон Айвином. Как в огонь смотрел.

Колин лукавил. Он отпустил алайца, руководствуясь собственными моральными принципами, а не расчетом.

Но в данном случае — совпало. Бризо грезил отомстить фон Айвину, полагая, что именно генерис и подставил его. И решил, что корабль с имперскими чиновниками утолит его чувства.

Смешная логика у алайцев. Бризо никто за уши не тянул и не выкручивал рук, чтобы он взял у фон Айвина заказ и деньги, а виноват оказался Душка. Бризо, однако, пылал живо и праведно.

Отомстить фон Айвину он не мог, бывшего генериса приговорили к тридцати годам заключения с отбытием непосредственно на Аннхелле. Интересно, скольких он взял в отместку? И что теперь будет?

Учитывая, какую угрозу военному министерству и лично министру несло возвращение комиссии, никто и предположить не мог ответного хода властей.

Империя должна будет расследовать то, что меньше всего желает… И? Что же она предпримет? Пошлёт «карательную» миссию на Э-лай?

Дьюп рассказывал, а его чёрные глаза смеялись.

Мы не были в выигрыше. Но более двусмысленной ситуации, чем сложилась, нельзя было даже вообразить. Кануло в вечность сразу и моё воскрешение, и документальное подтверждение участия министерства в скандале с фон Айвином.

Из явных плюсов было то, что в свете случившегося, факт моей смерти потерял всякую ценность. Живых свидетелей раздвоения «капитана Пайела» вне Южного сектора больше не существовало.

Даже если кого-то из членов комиссии сумеют выкупить с Э-Лая, показаниям такого человека — грош цена. Ещё не было случаев полной психической реабилитации после алайских «каникул».

Один Душка так и остался сидеть в каземате. Сам по себе он был нам не нужен, может, продать Бризо?

Дьюп улыбался. Я ещё ни разу не видел его таким весёлым.

Всё повисло на нитях судьбы: и министерские козни, и наша игра. И это забавляло его.

— Так что — посиди пока, — резюмировал лендслер. — Пусть твоя карта полежит в отбое. Биографию тебе после придумаем. Неизвестно как придётся играть дальше.

— Кстати о биографии, — решился я. — Ты про Дерена в курсе?

— Ак ренья? — спросил Дьюп.

«Чего?»

Ну, когда я научусь его понимать⁈

Командующий понял вопрос, но молча улыбался моему искреннему недоумению.

Пришлось спросить вслух:

— А что это значит?

— Девиз союза Борге. Дословно: «Сохраняющий сердце». Хороший девиз.

— Значит, ты в курсе?

— Дайего говорил мне, что его крестник выпросился к тебе. Я не стал возражать.

«А мне сказать?»

— Дереном я, вообще-то, доволен. Но неожиданно было.

— Учись распознавать не только шпионов.

Я опустил голову. Все подлавливают, кто на чём может. Дьюпу — 160 лет, но, когда мне будет 160, не останусь ли я перед ним таким же щенком?

— Смотри, чтобы бойцы у тебя не заигрались, — подвёл итоги нашей беседы командующий. — Поставь им задачу на местности. Агескел так ничего и не предпринял, и это настораживает. Жди подвоха. Отбой связи.

Ну вот, дослужился. Дьюп уже опекает меня…

Взглянул на браслет — без четверти семь. Ложиться спать не имело смысла, и я вышел из палатки.