Последствия старых ошибок. Том 2

История сорок третья. Изнасилование как способ

Тэрра, Алдиваар — родовое поместье эрцогов Дома Нарьяграат

Агескел Сейво Эйвори, сводный брат Энселя Айиктана Эйвори, эрцога Дома Темного королевского граната, почти не спал последние трое суток. Бессонница измучила его.

Не помогли ни лекарства, ни проверенные приёмы психического контроля. От бессилия и невозможности справиться с болезнью он страдал больше, чем от самой болезни.

Врачи настойчиво рекомендовали аке (сводному брату) наладить режим дня: завтракать, обедать и ужинать по часам, ходить пешком, начать практиковать лёгкий физический труд на свежем воздухе.

Энсель рыдал от умиления, просматривая голозаписи врачебных консилиумов, а Агескел злился, беспомощно перебирая неудачи и обиды последних дней.

Неудач хватало. Даже те из ментальных практик, что давались раньше в одно касание, вызывали теперь пустоту в груди и пляску вестибулярного аппарата.

Он по-прежнему видел паутину. Видел динамический хаос её разноцветных нитей, колебания силовых узлов. И траектории судеб в поле этого странного аттрактора как и прежде затягивали его сознание в свои лабиринты.

Но стоило Агескелу «качнуть» хотя бы самую малую нить судьбы, как ментальное пространство выплёвывало его. Унизительно и резко, словно неуклюжего неофита. Бросало навзничь, издевательски запуская стены комнаты каруселью.

Раз за разом аке рвало, и тошнота запиралась только горечью во рту, когда последняя желчь оказывалась на шёлковых коврах.

Паутина больше не принимала в себя Агескела. Она словно бы разлюбила его, оправдывая женский род самого этого слова — паутина.

Аке искал причину, размышляя с ужасом, не заразился ли он какой-то особенной болезнью прогрессирующего бесчувствия от брата? Не является ли недуг наследственным, родовым? Ведь общие корни у братьев всё-таки были.

Он мог бы обратиться к генетикам, но как расписать свою слабость перед неподконтрольными тебе врачами? Поставить им задачу, а потом — удавить всех, кто сумеет доискаться причин? Уничтожить вместе с лаборантами и гнусными институтами?

Аке нервничал, а брат его перекупал осведомителей и наводнял обитаемое пространство шпионами, опасаясь мести Локьё.

Впереди был большой приём на Домусе. Энсель знал, что «синий эрцог» явится на него обязательно. Вряд ли он проглотил нападение на признанного сына.

Уже сам ход — объявить презренного полукровку, Энрека Лоо, наследником — был изощрённой местью всем старым Домам с их разветвлёнными родовыми связями.

И после неудавшегося устранения мальчишки эту плохую шутку оставалось только запить хорошим липовым вином из подвалов Джанги.

Локьё не уймётся, не в его это духе. А о том, чтобы выковырять эту лысую гусеницу из её родового дупла, рано даже мечтать. Хитёр. Он и Энрека вкинул, чтобы отвлечь от настоящего наследника. Понимает, что полукровку всё равно уберут, пусть только высунет свой длинный нос с Тайэ.

На четвертый день, когда к изнуряющей Агескела бессоннице добавились слабость и головная боль, Энсель тоже заволновался.

Он сам пригласил для консультации известных врачей, не обнаруживших, впрочем, ничего выдающегося или неясного.

Докторишки были строго допрошены, но не признались в глупости. Причинами болезни аке были названы и переутомление, и «синдром правителя», и ещё масса нервных недугов с красивыми длинными названиями и размытыми симптомами.

Но кровавый эрцог, не имея способностей ощущать паутину, по лицам читал превосходно и видел врунов насквозь. И он взбесился.

Энсель устроил умникам реальное светопредставление. Старший брат был почти лишён психической силы, но человек и без лишних премудростей может многое сотворить с другими, были бы деньги и власть.

Психотропные вещества легко распыляются в воздухе или наносятся на предметы, специальные приборы могут генерировать колебания, избирательно нарушающие самые разные функции мозга, а фразы и жесты, подчиняющие чужое «я», были проработаны ещё века и века назад.

Эрцог дома Нарья знал о психотропных веществах больше любого врача. И практика у него тоже была отменная.

Он мог ввести в транс даже самого подготовленного психофизиолога. Подчинить, раздавить, обезобразить.

Деятели науки всю ночь развлекали эрцога. Они скакали перед ним в непристойных позах, любили друг друга в извращенной форме и остались живы лишь потому, что он решил подарить им голозапись этого незабываемого визита.

Всласть поиздевавшись над врачами, Энсель ощутил небывалый душевный подъем. Вот тогда-то он и посоветовал брату выбросить из головы свои сверхъестественные страдания, вернуться к сексу и излишествам, а там организм сумеет взять своё.

Агескел подумал-подумал, и решил последовать доброму совету.

Секс всегда давал аке силы. Особенно хорош был секс с детьми и девственницами.

Ключом здесь была невинность, замком — резкое изменение ближнего будущего жертвы. А это было сродни изменениям паутины.

Имело смысл и принесение кровавой жертвы. В идеале — невинной.

Планирование грядущего всегда нуждается в кровавом толчке, но невинность имеет особенные смысл и цену.

Кровь не равна точно такой же крови. Важно не количество, а убеждения, возраст, невинность.

Энергия невинной крови привязана к текущему миру. Её сила пока ещё не растворена в сущем, чтобы породить новое. Бесхозная, бродит она, то поднимаясь над бытием, то опускаясь вниз и вызывая всплески насилия в физическом мире.

Подчинённая воле, сила невинной крови даёт возможность продавить далеко отстоящие по связям события. В ранних религиях этот феномен использовали достаточно широко: бросая девушек и младенцев в разбушевавшееся море, чтобы унять непогоду, или оставляя в лесу, чтобы вымолить урожай.

Девственность — невинность высшего рода. Суть девственной силы — в целости психоэнергетического кокона будущей матери, мощного природного щита, сохраняющего в женщине изначальную причинность связей, делающую любую девственницу ровней Матери Тёмной.

Ненадолго. Потому что женщины мало что ценят меньше, чем девственность.

Но чужая глупость — знающим не помеха. И сейчас Агескелу больше подошла бы именно девственница, чья сила полностью уходит в того, кто насилием разрушает целостность её первозданных связей.

Целостность кокона — гарант единства с Паутиной, мощью её и сутью. Потому девственного даже боялись в периоды дикости человеческого рода. Не каждый мужчина в темные века человечества считался способным «нейтрализовать», как это тогда называлось, девственницу.

Нейтрализовать, впрочем, несложно, сложнее научиться использовать её энергию в своих целях.

Эти мысли успокоили аке. Что-то в нём посчитало, будто, принеся невинную жертву, он сможет хотя бы уравновесить себя, успокоить. А может, повезёт и восстановить силы за счёт чужой целостности.

Девственниц в подвалах Алдиваара хватало. Он не уделял им внимания последние недели, а поступления по давно заведённой традиции продолжались каждый восьмой день, и значит — выбирать было из чего.

Вот если бы достать девственницу-эйнитку… Эйниты умеют выстраивать энергетику и у молоденьких женщин. У такой — не просто природный кокон — уникальный бастион на дорогах причинности.

Сила девственности при нужном воспитании может быть настолько велика и ценна для общины, что многие из адептов-женщин у эйнитов вступают в сексуальный контакт только тогда, когда вопрос целостности кокона для них уже полностью решён, и даже рождение ребёнка не может нарушить его.

Секс с адептками Тёмной Матери может стать смертельным для неподготовленного человека. Но если раздобыть совсем молоденькую…

Губы Агескела повлажнели, а кровь устремилась к гениталиям. Но тут же программа-секретарь напомнила ему о давно согласованном визите.

Живых секретарей аке не держал. Слишком многие родовитые семьи мечтали пристроить отпрысков в приёмные сильных мира сего, а Агескел был гневлив и несдержан.

Вот сейчас он бы просто удавил секретаря его же одеждой, а куда потом девать труп, у которого сотни любопытных родственничков?

В приёмной уже томился очередной зануда-учёный. Напыщенный, разодетый, причёсанный по последней джангарской моде.

Его камзол цвета лепестков розовой лилии на закате был из лучшего шёлка, а пуговицы сияли нешуточной цены агатами — полосатыми, броскими, оскорбляющими само понятие Домов камня с их чистотой оттенков.

Подлые научники не принимали покровительство ни одного из Домов. Они держались собственным кланом, различая роды своих низких занятий по излюбленным цветам плебейских многоцветных камней.

Агескел поморщился и вошёл, кивком приняв приветствие некого Дорелло Фьеороватти, мастера механики высшей ступени. Тьфу.

Аке напрочь забыл, что за дело было у глупого научника к эрцогу дома Нарья, пришлось заглядывать в витруальный блокнот.

Оказалось, научник просился с визитом к эрцогу, но аке по традиции не допускал до брата таких вот «слишком умных» гостей.

Люди глупы. И они тем глупее, чем лучше образованны.

Механические знания разума — тлен и разрушение для Вселенной, знания околопсихические — экзальтированность и самодовольство. Впрочем, эйниты, боргелиане и прочая шваль считают, что есть ещё некие духовные знания. Добавленные к этим двум, они якобы могут дать силу и путь. И лишь направление этому пути выбирает сам человек.

Любопытная ересь…

Агескел поморщился. Что-то подобное твердил ему ночью и Белый Гость. Мерзкая, разлагающая мысли змея.

Якобы человек и рождается, чтобы разделить относительно своей развитости добро и зло. Ведь человек был создан Вселенной как уникальный безмен, измеритель сути вещей, маркер белого и тёмного в ней.

Ересь, ибо нет такой веры в освоенной Галактике. И даже в самых старых религиозных книгах, вывезенных с Земли, — нет. А это — перворелигии. Их книга называлась библос, то есть просто книга.

Листал Аке и библос. Там говорилось, что перволюди ослушались бога добра и съели из рук бога зла некий плод, чтобы самим различать, что есть добро в этом мире. И были изгнаны из некого рая, где бог кормил и опекал дурней.

Людишки полезли не в своё дело. Вмешались в божественный промысел, за что и были наказаны. Не их дело решать, где добро, а где зло. Их дело служить этим вселенским силам. Чья победит, те и возрадуются.

Но радоваться службе богам люди не умеют. Со времён библоса они, как в шорах, мечутся между хорошим богом и богом плохим.

Это полезно. Религии с подобным разделением безопасны для правителей, ибо далеки от понятия о настоящем устройстве Вселенной, где правит только и исключительно Сила. А чья она…

Аке опять вспомнил Белого Гостя, и губы его против воли скривились.

Закон человека! Это ж надо было такое придумать!

Слабаки не могут жить без богов. Они не в состоянии нести на своих плечах ответственность за свои деяния. В их добре или зле виноваты боги, больше никто! И правитель может творить что угодно, ведь всегда есть кого обвинить в неудачах.

Религии во все века поддерживались правителями. Потому идеи Уходящих показались им ядом.

Это Рогад заявил тогда на демократичной Джанге, с трибуны на празднике Возрождения, что НЕТ никакого тёмного начала во Вселенной. Что ВСЁ — есть ослепительный свет, а гадость исключительно внутри каждого из людей. И поборов эту гадость, они будут свободны и счастливы. Поборов каждый в себе…

Просчитав кумулятивный эффект такого учения, психоаналитики ужаснулись. На Рогарда и его последователей началась нешуточная охота спецслужб, адептов основных церквей, сотрудников центров психического контроля (Рогард и их лишал работы, рассказывая о личном развитии внутреннего пространства).

Гонения становились нешуточными, и Уходящие сгинули, потому что бороться не посчитали нужным. Любая борьба порождала, по их мнению, агрессивные и бессмысленные энергии.

Впрочем, защищаться последователи Рогарда умели — среди них было достаточно учёных с мировыми именами, одаренных техников, психологов, генетиков. И в лапы спецслужб никто из основателей новой веры так и не попал.

Агескел полностью ушёл в свои мысли, а учёный ждал. Сначала терпеливо, потом покашливая слегка, потом — постукивая по дубовому паркету модной туфлей с позолоченной пряжкой.

Однако привлечь внимание достопочтенного брата Дорелло Фьеороватти не сумел.

Аке вынырнул из раздумий сам и воззрился на гостя, как на подёнку: что это, мол, за букашина тут летает? Я полагал, что за время моих размышлений она давно уже сдохла!

Учёный не смутился. Сильные мира сего славятся своими дурными манерами — так они скрывают забывчивость.

Брат эрцога дома Нарья явно запамятовал, что сам же и призвал Дорелло Фьеороватти, и сам определил ему задание.

— Глубокопочитаемый Брат, — Ученый шаркнул туфлей. — Я уполномочен советом техников представить вам план реконструкции защитного купола Алдиваара.

Аке нахмурился: а что не так с куполом? О собственном распоряжении он за хлопотами последних дней и в самом деле позабыл напрочь. И даже в блокнот занести забыл.

— Я не уполномачивал совет на такую глупость! — вызверился он на научника.

— Но вы дали распоряжение приступить к анализу защитных систем, который по традиции проводится раз в десятилетие, чтобы учесть все новые изыскания науки и внедрить их.

— А что, разве новые изыскания были? — ехидно спросил Агескел.

— Нет, но…

— Так чего ты тогда приперся?

Учёный откашлялся: от едкого неприятного взгляда брата эрцога у него запершило в горле.

— Осмелюсь напомнить глубокопочитаемому брату, что система защиты Алдиваара состоит из трёх куполов: магнитного, домагнитного и приливно-силового, самого древнего. Именно эта, третья купольная система, давно устарела. — Он развернул перед лицом аке голоизображение схемы всех трёх куполов. — Взгляните, вот здесь цифры его защитной способности. А вот здесь — историческая справка. Такого типа механизмы перестали использовать ещё во времена хаттской войны. Доказали свою бесполезность. Понимаете ли, эта простая механика…

— Она работает? — перебил Агескел.

— Разумеется, допотопные механизмы тщательно обслуживаются. Но дайте мне пояснить правильно. Комиссия давно пытается до вас донести особенность данного казуса. Дело в том что приливно-силовой купол — это третья, внутренняя, самая важная часть защиты. Но система его устарела. Это устройство не сможет защищать Алдиваар от налёта пиратов или орбитального удара. Светочастотные, а особенно новейшие полиспектральные лазеры пройдут его сквозь, даже не заметив. Он нас не спасёт. Он рассчитан на устаревшее оружие и слишком низкие скорости. Силовой купол способен удержать только стартующие с планеты, ещё не набравшие нужный темп шаттлы, запереть внутри тех, кто попытается бежать, покинуть поместье. Это бессмысленно. Если случится большая война…

— Это ты о чём? — аке нахмурился. Только они с братом знали, что третий купол был создан именно для того, чтобы запирать внутри разбегающихся из поместья крыс. Защиту вполне обеспечивали первые два.

Бывают дни, когда родственники особенно раздражают. И не нужно, чтобы они сумели стартовать с Тэрры безнаказанно. Для этого и построили третью линию «защиты» поместья. Не от атаки сверху, а от его же крыс.

— У тебя всё? — спросил аке нервничая.

Вот ведь ушлая зараза, этот научник. Почти докопался до изнанки, сунул свой напудренный нос куда не просили.

— Есть ещё одна проблема, — ученый, уловив недовольство брата эрцога, оглянулся на дверь, опасаясь стражи. Но продолжил: — Ручной часовой закрывающий механизм третьего купола. Он…

— Опять? — взревел Агескел. — Опять третьего?

— Он самый старый и ненадежный, — промямлил учёный и развёл наманикюренными руками. — Часовому механизму уже больше тысячи лет. Его чуть ли не с Земли привезли. Его невозможно подключить к интеллектуальной системе поместья. Это смешно — закрывающий механизм, который нужно включать вручную…

«Ну да, спуститься в подземелье и включить. И передавить всех родственничков. Что может быть лучше? — ухмыльнулся аке. — Никто не знает и не узнает, зачем нужна запирающая сила, кроме потомков тех, кто велел когда-то смонтировать её».

Агескел уставился на учёного, забавляясь его страхом, задержал взгляд на тонком морщинистом горле.

Сейчас удавить? Или пусть сначала шпионы за ним походят, узнают, один ли этот Фьеороватти такой умный?

— Оставь свои чертежи, я поизучаю их на досуге, — буркнул аке. — Часовой механизм исправно работает?

— Да, но…

— Ну, вот и убирайся.

Выпроводив научника, Агескел почувствовал прилив нервной, суетливой энергии и утком засновал по комнате.

«Кровь родственников — это ведь тоже вариант восстановления душевного равновесия, — думал он. — И пытки. Обязательно пытки. Да, тётушка Агатция? Я тебе устрою горящие кудельки волос на глупой куриной башке! Как это будет прекрасно! А рядом дядюшка Херций, созерцающий твои муки. Привязанный к креслу, с распорками в глазницах и зафиксированной тыквообразной лысой башкой!»

Агескел метался по комнате, вожделея мести. Грядущего официального Совета знати Домов камня он избежать не мог, а там всегда царило напыщенное ветхое ханжество, вызывавшее у него рвотные позывы уже вторую сотню лет.

Старые ханжи остепенились, конечно, когда им не по силам стало творить непотребства. Стали законопослушны.

А ведь тетушка прекрасно плясала когда-то в неглиже между бутылками с выпивкой. Как она научилась потом поджимать губы…

Впрочем, её ли это вина? Человек слаб. Ему так хочется немножечко власти, капельку чужой крови…

Чем его тётушка отличается от сотен других, родовитых-бездарных? Её призрачная власть — бумажки с гербами предков, деньги предков, авторитет предков. Сама она — не стоит ни эрго.

Это враньё, что сила обязательно должна передаваться по наследству. Эрцоги заводят сотни внебрачных детей, чтобы обновить кровь. Ищут и не находят.

Только Дом Аметиста уцепился за линию Рика Эйбола, но ни один генетик так точно и не сказал, что заставляет пробуждаться нужные гены. А потому — власть до сих пор лишь слова о власти. Враньё о некоем праве наследовать ложь да трупы.

И чем крепче твоя родовая власть, тем толще под нею подстилка из человечьих костей и мёртвых оболочек светлых идей. Так на чём будет стоять твой трон?

Мир устроен так, что лишь самые лживые и жестокие способны добиться власти. Душа ребёнка уязвима. Искалеченная в детстве или юности — она порождает цивилизацию жертв. Ей управляют силой и ложью.

Уходящие говорили о связи каждого с Изначальным. Но в чём она, эта связь, если мир — толпа трусов, по собственной воле бегущих на алтари для заклания?

Что они потеряли? Дух? Волю?

Они тянутся к другим искалеченным, намертво врастая в ячейки общественных структур. Они способны целыми днями выполнять бессмысленную работу ради своего места в человеческом муравейнике. Они мнят безопасным единственное место — свою личную клетку.

Освободи такое двуногое, и оно впадёт в ужас. Оно было отрезано от Вселенной, эту связь не сшить. Паутина пугает его до смерти.

И это хорошо. Любое государство устроено так, чтобы максимально успешно калечить своих будущих членов. Не покалеченному — государство без надобности.

Здоровый энергетически человек никогда не бывает одинок внутренне. Не стремится в чужие сети. Он гость самому себе и миру, сам себе муж и жена.

Такие разделяют с сородичами и партнерами только истинные совпадения, освобождая друг друга духовной связью.

И размножаются они чрезвычайно плохо, долго и тщательно, производя на свет таких же изначально цельных и самодостаточных.

Потому цивилизация жестко пресекает попытки настоящей духовной свободы, заманивая свободами телесными чернь, а эмоциональными — элиту. Ещё не пришло время повергнуть государства во прах.

Стоящим во главе известно: дверца клетки должна быть закрыта так, чтобы пленники даже не подозревали, что в клетке может существовать дверь.

Зато мышам даётся на выбор целых четыре угла. А так же самые разнообразные тренажеры и кормушки — для «самореализации», а по сути — для кормления налогами государственной машины.

Агескел любил следить за судьбами людей известных и популярных, которых государство, отработав, вышвыривало из системы, заставляя умирать в одиночестве, среди непривычных страхов. Любил он наблюдать и за малыми мира сего. Знал, что жертвы насилия идут иной раз в бордель вполне добровольно, стремясь наполнить опустевшее, но беря из себя всё больше.

Человек по определению глуп. А у глупого — грех не отнять самое дорогое. Целостное. Совершенное. Чему не знают цены.

Недаром соблазнять во все века было приятней монахов. Они носят в себе золото воздержания, редко осознавая его истинную цену.

Аке почувствовал, что мысли возвращают его к равновесию, и слабость в самом деле постепенно отступает.

Тогда, вызвав двух алайцев, он решил перейти к практике и отправился посмотреть девчонок и мальчишек из последней партии рабов.

Алайцы, зная вкусы работодателя, постоянно пополняли запас детей и девушек в подвалах Алдиваара. Среди миров Экзотики были и такие, где рабство существовало не только на бумаге в виде долговых обязательств.

Спускаясь в подвалы, аке заранее хмурил брови и стучал ножкой. Ему хотелось чего-то особенного. Тем более, что он был оскорблен не только Белым Гостем, но и рясоносцем из союза Борге. И жаждал теперь эйнитской или боргелианской девственности. И готов был хорошо заплатить.

Алайцы, услышав требования работодателя, призадумались. Связываться с эйнитами они почитали за телесный грех, а вот о боргелианах знали мало, слишком закрытой была секта, и предварительные обязательства взяли.

Глаза аке заблестели, губы выпятились в предвкушении. Он даже размечтался было о насилии над старым мерзавцем, который бежал из его подвалов.

В смотровой зал Агескел вошёл улыбаясь.

Экспонатов было дюжины две — разноцветие полуголых тел и волос, ауры в пятнах страха. Цельные ауры, ибо это являлось основой товарной цены. И показателем девственности. Кокон не заштопаешь.

Алайцы не посмели бы обмануть аке, они знали, что имеют дело с видящим. А он нервничал, опасался не увидеть того, что ему было доступно ранее. Но увидел.

И понял — страх и сомнения — вот что нарушило его уверенность в своих силах и сами силы! Страх.

Он рассуждал о нём так часто, но сам попал в эту клетку. Белый Гость всего лишь хитрый фокусник, напугавший его.

Он исцелится. Возьмет полдюжины тех, в ком свет наиболее ярок, и ему полегчает, наконец. Это лекарство всегда помогало, так стоило ли пенять на врачей?

Аке взял к себе в комнаты девчонку, следовало начать именно с девственной силы.

А хотелось мальчишку. В знак того, что оскорбление, нанесенное союзом Борге, смыто. Но алайцы пообещали, что будет и мальчишка. Из Сороднения. Этого стоило подождать.

Девчонка оказалась хороша. Гладкокожая, с опаловыми глазами. Очень широкими от ужаса. Она знала чего бояться — алайцы умели наказывать рабов, не портя товар.

Агескел велел приковать девушку к литому изголовью кровати, выпроводил слуг и развязал халат. Девушка беззвучно вскрикнула и вжалась в холодный металл изголовья.

Аке расправил плечи и потянулся затылком к воображаемому небу. Небо — терпеливый отец. Он любит всех своих непутёвых детей. Любит. Лю…

Агескел начал входить в транс, чтобы захват жизненной силы жертвы совпал с моментом физического удовлетворения. И вдруг в горле у него запершило.

Он закашлялся, шагнул к столику у изголовья кровати, чтобы взять бокал с водой, но колени ослабли и подломились.

Аке упал не на каменный пол, а на кровать, лицом в подушки. И не успел посмеяться над своей неловкостью, как ощутил под левой лопаткой раскалённый прут.

— Кто посмел⁈ — успел прошептать он, прежде чем багровая тьма выплеснулась из небытия и заполнила его лёгкие.

Девушка забилась в дальний угол огромной кровати и плакала, глядя как корчится в мягких подушках страшный уродливый человек.

Агескел пытался отдать голосовую команду и не мог. Он задыхался, не в силах поднять головы. Только голые волосатые ноги ещё немного подчинялись хозяину — дрожали и дёргались.

Аке подергался ещё пару минут и затих.

И тут же раздался тревожный зудящий звук, а по стенам побежали сияющие буквы.

Девушка закричала.