Последствия старых ошибок. Том 2

История двадцать седьмая. Полный неадекват (окончание)

— Я перебил тебя, — кивнул Дьюпу Локьё. — Ты не сказал главного. Откуда, по твоему мнению, свалился на нас этот хаго? Я понял, что мутацией данный феномен быть не может, но тогда — что он?

Дьюп покачал головой.

— Цепочка мутаций показывает, что его предки прожили здесь не одно поколение. Раз генетический департамент не заинтересовался родителями Анджея, значит, признаки отца и матери сошлись в нём случайно. Я, конечно, могу смоделировать ещё кое-что, но боюсь вступить на зыбкую почву догадок. Может… ты мне поможешь, Адам?

— Я? — удивился инспектор Джастин. Но прозвучало это неискренне.

— Ты не бойся. Анджей же сказал, что он «слово дал», улыбнулся Дьюп. — Мы тоже вполне можем дать тебе какое-нибудь «слово», если присутствующие не против?

— Слово в плане чего? — удивился Локьё. Потом внимательно оглядел каюту, задержал взгляд на цветущей физиономии генерала Мериса.

Тот развёл руками. Шпионов на «Вороне» я действительно не держал. Боюсь, появись тут такой, оступился бы и упал в реактор. Ребята у меня в команде простые, могли и в известность меня не поставить.

— Как ты сказал, Колин? — Локьё потёр лоб. — 32-я хромосома идёт в материнской версии? Это что? Значит, этот щенок — прямой потомок землян? Но откуда быть контактам с землянами, если… — Локьё вдруг уставился на инспектора Джастина. — А ведь меня пару раз посещала эта мысль, Адам. Ну, где в Империи могли выучить такого, как ты? Многие поколения Домов Содружества развивали и усовершенствовали искусство владения психической силой, но здесь, на древних землях, а не в Империи.

Локьё говорил «здесь» таким тоном, словно имперцы в Ледяном Поясе и чихать не имели права. Но никого это не задело, и я тоже выбросил его фразу из головы.

Инспектор Джастин молчал. Дьюп был «закрыт», но спокоен. Мерис ухмылялся. Энрек сидел, прикрыв глаза и, может, вообще дремал.

Я растерянно переводил взгляд с одного лица на другое.

Локьё что?.. Сказал сейчас, будто инспектор Джастин — земной шпион?..

— А парень-то, часом, не твой, нет? — поинтересовался Локьё.

Инспектор отрицательно покачал головой.

— Жа-алко, — протянул Локьё. — Вот был бы предмет для шантажа… А чей?

— Я не могу, — выдавил сквозь сжатые зубы инспектор.

— Слово дал? — развеселился эрцог.

Мерис фыркнул и затряс головой, давясь смехом.

Инспектор Джастин молчал.

Локьё промокнул уголок глаза уголком платка.

— Хоть пожалел бы, что ли? — посетовал он. — Мне же нельзя столько смеяться после операции. Мне тряска категорически противопоказана.

— Могу предложить такой вариант, — Дьюп поставил бокал. — В плане общего сбережения нервов. Я буду предполагать, а ты, Адам, соглашаться или не соглашаться со мной. Это ты можешь?

Инспектор Джастин с сомнением покачал головой, потом посмотрел на спокойное лицо Дьюпа, на улыбающегося Локьё… и кивнул.

Лендслер погасил голограмму с моей генетической картой и начал.

— Я работал какое-то время в архивах на своей родной планете, на Тайэ, — он налил себе воды.

Дьюп, сколько я его помнил, всегда пил воду с гораздо большим удовольствием, чем спиртные напитки.

— Там сохранился архив? — удивился эрцог.

— Дневники первых колонистов, переписные листы… Плюс моя врожденная способность получать через чужой текст определённую невербальную информацию. Обычно я хорошо понимаю, что чувствовал человек, когда писал или фиксировал на видео. Отец, отметив в детстве эту особенность, лет с пяти отдал меня в обучение к мастеру Зверя. В семнадцать мне это, однако, наскучило, и я сбежал на Диомед. Позже, уже в военной академии, я обратился к имперским архивам второй волны колонизации. Тогда у меня впервые появились сомнения в достоверности современного понимания истории. Истории того, как и почему мы оказались в космосе. Дело в том, что в письмах первоколонистов из архивов Тайэ не было даже упоминаний о конфликте с метрополией.

Я тихонько достал упаковку йилана и занялся заваркой, предчувствуя долгий разговор. Мне было хреново, усталость накатывала волнами, но задремать я себе позволить не мог.

Дьюп говорил. Локьё загадочно улыбался и косился на инспектора Джастина. Только Мерис был беспечен и весел.

Для особиста любая интрига — прежде всего, задача, а не эпизод чьей-то жизни. А её раскрытие — спектакль. В переживаниях по поводу и без Мерис ещё ни разу не был замечен.

— Имперские архивные записи подтвердили мои сомнения, — продолжал лендслер. — В письмах колонистов второй волны тоже не было ничего о проблемах якобы умиравшей Земли. Люди радовались, делились надеждами на будущее, писали о скорых визитах домой… Связь с Землёй оборвалась неожиданно, словно бы внезапно закрыли невидимую дверь между старым и новым миром. И катастрофа старого мира никак не аукнулась в новом. Земля была просто потеряна. Долгое время её пытались найти, проблемы казались авторам писем временными, техническими, но…

Вода закипела, и Колин снова прервал рассказ. Я виновато зашуршал, пересыпая йилан в заварочный чайник.

— Пока всё всех устраивает? — спросил он.

Инспектор Джастин сдержанно кивнул. Локьё — пожал плечами. Для аристократов принципиальное значение имела только история Домов Камня. Письма каких-то безродных колонистов?..

— Я предположил, что катастрофа, будь таковая в действительности, оставила бы хоть какой-то след в архивах. — Колин вызвал над столом веер голографических копий архивных документов. Я знал, что он и читать может вот с такой же скоростью. Веером, многие тексты сразу. Но сам не рискнул даже сфокусироваться на этом калейдоскопе.

— И не ищи. Его нет, — перебил Локьё.

— Но никому это не кажется странным, — усмехнулся Дьюп. — А ведь даже наши, имперские, умопомрачительные генетические запреты пришли на эти земли вместе с колонистами второй волны, а не как эхо некой более поздней катастрофы в метрополии. Значит, связь прервалась по иным причинам. Нас почему-то больше не захотели видеть на родной планете. Что же мы натворили?

Дьюп помедлил. Я оглянулся на иннеркрайта. Он был бледен до зелени. Наверное, ему было плохо.

— А ещё меня всегда удивляла разница между двумя волнами колонизации. Особенно — достаточно обширное генетическое разнообразие экзотианцев и удивительная имперская скудность на фенотипы. Среди планет Содружества есть, например, заселённые людьми с абсолютно чёрной кожей. Есть алайцы, явные потомки Землян, но отличные не только в плане агрессивных мутаций. Имперцы же — все на подбор, как шарики для игры в кех. Нас что, сортировали намеренно? А доконала меня генетика, когда я взялся за неё основательнее. Почему-то именно в пробах имперцев, озабоченных проблемами генетической чистоты, было больше всего «сбойных», изломанных мутациями генов.

Я разлил йилан и Колин сделал глоток.

— Это то, от чего я отталкивался, — пояснил он. — Далее буду уже предполагать.

Я тоже уткнулся в чашку. Мерис хмыкнул и долил себе коньяка. Предложил эрцогу, но тот мотнул головой.

— Итак, я предположил, что Земля и в самом деле погибала. Только катастрофа была скрытой от неопытных глаз, вероятнее всего — генетической. А вызвана она была, например, перенаселением. Что следует из перенаселения при экстенсивном пути развития цивилизации, вы знаете: масса искусственных пищевых добавок, нарушение экологических норм при производстве пластиков, хлорирование воды, использование при строительстве фенолов и прочие риски для генетического здоровья нации. Обратите внимание — перенаселение изучается на всех университетских курсах, хотя ни в Империи, ни в Содружестве мы не сталкивались с ним НИКОГДА. Но мы прекрасно знаем, какие генетические поломки вызывают у sapiens sapiens те или иные экологические катастрофы. И прежде всего — это сужение коридора толерантности. Люди становятся агрессивными. Но на какой современной статистике основаны выводы наших учёных?

Локьё, наконец, заинтересовался. Он наклонился вперёд.

— Ты хочешь сказать, что проблема агрессивности нашего вида связана именно с перенаселением на Земле? Что это теперь зашито у нас в генах?

— Да. Логично предположить, что проблему перенаселения мы привезли с Земли. Там она была закреплена определёнными «сбойными» генами. И мы бесимся теперь на открытой территории, как сумасшедшие лабораторные мыши.

Локьё покосился на инспектора Джастина. Тот отвёл глаза.

— Ну, ладно, — с неохотой согласился эрцог. — Допустим. И что дальше?

— Первая волна переселенцев с Земли, экзотианская, была просто волной переселенцев на фоне общей скученности в метрополии. Среди «первых» были и генетически больные, и более-менее здоровые. Совершенно здоровых на Земле уже, видимо, в то время почти не осталось. Экспансия в космос подтолкнула эволюцию человека, как вида. Но только эволюцию здоровых. Они стали меняться. Они пошли по пути усложнения психических реакций. А окружали их тупые, эмоционально неразвитые и генетически больные соплеменники. Думаю, их было больше.

Я отхлебнул йилана. Это куда он клонит? Типа среди первой волны переселенцев здоровые ещё были, а среди второй — уже нет? Получается, это не экзотианцы психи и мутанты, а мы? Ничего так себе, подарочек…

— Процесс психической эволюции человека не был распознан землянами сразу. Внешне такие «психи» не выделялись. А общая агрессия в популяции всё росла. Я предполагаю возникновение множественных военных конфликтов. Во времена первой волны колонизации на Земле было много изолированных территорий со своими границами, так называемых государств. И когда коса нашла на камень, противники начали сражаться так, как умели. Развитые и богатые государства использовали идеологическое, социальное, климатическое и психотропное оружие, их менее успешные конкуренты противопоставляли соседям неожиданно возросшую психическую мощь: сдвижки реальности, устранение политиков, путём затягивания их в кармический «мешок» и прочие ваши прелести, эрцог, ты знаешь их лучше меня. Необъявленная война, возможно, так и не перешла в открытую фазу. Если бы о ней знали многие, я нашёл бы это в письмах колонистов второй волны. Но я не нашёл.

Локьё покачал головой.

— Вы не трогаете эйнитов, — сказал он.

Дьюп кивнул:

— Мы научились не трогать эйнитов. Но на Земле их приняли бы за шарлатанов, заяви они о своих возможностях. Потому я предполагаю, что война велась скрытно. Пока пара-тройка неумелых сдвижек реальности не поставила под угрозу существование всей планеты. Это заставило сильных мира того осознать: неважно, в чьих руках оружие судного дня, если день этот не наступит вообще.

— А какое у них было оружие? — рискнул влезть я.

— Реакторы антиматерии не использовались на кораблях колонистов первой войны. Возможно ядерное или биологическое. Вряд ли дело дошло до него. Но оружие изменяющих реальность — ещё опасней.

— Они победили?

— Нет. Они вряд ли составляли некую единую группу. Скорее всего, это была война всех против всех. На время этой войны первоколонисты оказались предоставлены сами себе. Противостояние на Земле, если судить по архивам моей родной планеты, продолжалось около двухсот сорока лет.

— Колония на Тайэ на двадцатом году колонизации оказалась на грани вымирания, — подтвердил Локьё. — На Домусе ситуация была не лучше, а на Гране…

— На Гране, как я понимаю, тоже вспыхнуло противостояние между агрессивными мутантами и психически эволюционирующими людьми.

— Да уж, — поморщился эрцог. — Мы вымирали, а грантсы взялись делить власть, за что и поплатились.

Дьюп закрыл глаза, вспоминая:

— Прошло сто лет, и на Домусе выросли Великие Дома, а Мастера Зверя выкинули в освоенный космос тех, кто мог подчинять и вести за собой толпы.

— Чего ж ты не ведёшь? — усмехнулся Локьё.

— Разговор не обо мне, — повёл могучими плечами лендслер. — Вернёмся к итогу. За эти триста лет поселенцы первой волны нашли не просто способ выжить без метрополии. Были освоены несколько пригодных для заселения планет в Поясе Дождей. И вот тут на Земле тоже произошло нечто, а вторую волну переселенцев стали готовить к экспансии в космос. Волну из тех, кого собрались удалить с Земли. Побеждённых, проигравших в этой невидимой войне. Будущих имперцев. Возможно, это были те, чья психика оказалась неспособна к изменениям. Они не могли воздействовать на реальность. Это стало для них страшным сном. Чтобы они не вымерли от генетических поломок, им нужен был Генетический департамент.

Дьюп налил себе ещё чаю.

Мы молчали. Инспектор Джастин смотрел в никуда, но не возражал.

— Другое дело, что ледяной аристократии уже не нужна была никакая Земля, — продолжал лендслер. — Когда «имперская» волна широко пошла в космос, люди первой волны уже изменились достаточно. Они не приняли пришельцев, хотя какое-то время терпели их рядом. Боялись метрополии. Не знали, что имперцев вытеснили с Земли, как проигравших. И в какой-то момент дверца клетки захлопнулась за ними.

Инспектор Джастин тяжело вздохнул и тоже взял чашку с йиланом.

— А этот? — спросил Локьё, кивая на меня.

— У меня две версии, — задержался на мне глазами Дьюп. — Или его предки прибыли с Земли позднее, нарушив некий генетический карантин. А раз такое возможно — значит, земляне живут себе где-то рядом и время от времени появляются среди нас. Или — все наши генетики идиоты, и гены могут, спустя столетия, восстанавливать структуру. Айяна, если вам интересно, за вторую версию. Она предполагает, что Анджей является для нас неким маркером. Пробной попыткой системы вернуться к первоначальному состоянию. У неё есть информационная теория этого процесса. И она предположила, что мы и физиологически должны чувствовать генетическую чистоту мальчика. Испытывать к нему необъяснимую симпатию, например.

Локьё поморщился, посмотрел на меня с прищуром. Потом повернулся к Дьюпу.

— У меня было ощущение, что мне лет одиннадцать, я у дядьки в поместье и подобрал у дороги щенка. Грязного, с закисшими глазами, но такого уморительно тёплого. Шерсти у него на пузе не было, и сердечко колотилось прямо сквозь кожу. Если б я его не забрал, он бы издох. Но щенок казался породистым. Кузины так пищали, когда дворник его отмыл…

— Ты не поверишь, — откликнулся Дьюп. — Мы познакомились в увольнительной. Щенок был пьян, как свинья. Но эта свинья так трогательно пыталась войти мимо шлюза, что я дотащил её до каюты и запихал башкой в раковину. Там и выяснилось, что наркотика он выжрал столько, что до утра дожить не сумеет. А сдай его медикам — завтра же вылетит с корабля. Но шея — да. Была уморительно тёплая, и жилка пульсировала, как у живого.

— А за что его тогда так ненавидел фон Айвин? — удивился Мерис.

— Исключение только подтверждает правило. Фон Айвин ненавидел Анджея как раз за тот интерес, который щенок подсознательно у него вызывал.

Я отметил, что фонайвиновскую ненависть обозначили в прошедшем времени.

И вспомнил курсантов в академии. Не любовь, нет, её я не замечал, но дикую ненависть некоторых из них. Совершенно безумную.

Из-за этих кретинов мне пришлось тренироваться с десантом и брать личный курс физической подготовки. Иначе прибили бы ненароком.

— Это невозможно. Из ничего… — пробормотал инспектор Джастин.

— Ты против? — заинтересовался Локьё.

Инспектор мотнул головой.

— Колин просто в очередной раз стемнил, — усмехнулся эрцог. — Томаш Дайкост закончил не общефилосовский факультет, уважаемые. Он закончил — историко-философский. Старому лорду нужно было прижать седалище и скушать обиды вместе с перчатками. — Он задумчиво погладил бокал и раскрутил его на столе. — Человек с таким развитым мозгом способен просчитывать миллионы вариантов событий. Боюсь, Колин не сглупил, бросив карьеру и отправившись в армию. У него, похоже, не было выбора. Он, не владея искусством предвидения, сумел просчитать, что будет, если его судьба не ляжет таким вот извращённым образом. Чего ты боялся, Колин? Мы проиграли бы войну с хаттами?

— Нет. Но после победы силы Империи могли быть подорваны настолько, что война с Содружеством вспыхнула бы в течение года-двух.

— И? Чья бы взяла?

— Проиграли бы все. Разработки, использовавшиеся против хаттов, не стали бы консервировать. Ты знаешь. Мы воевали там вместе. Борусы — не самое страшное из разработанного против хаттов оружия.

— Исследования по «живому железу»?

— Гадрат.

— Но… — сказал Локьё и замолчал. — Бездна и все её обитатели! Так вот куда… Но об этом — потом. Давайте выложим наконец всё, что у нас есть, и что можно говорить детям. Ты готов, Адам? Мы должны с тобой расставить последние точки над «и». Колин просто слишком молод. Будь ему хотя бы лет 200 — он просчитал бы и остальное. Или ты будешь молчать?

Инспектор не ответил.

— Ну, хорошо, — согласился Локьё. — Тогда я. Ты не можешь этого знать, Колин. Тебя тогда ещё даже в проекте не было. И… если бы ты не предложил приют моему сыну в своей семье, не дожидаясь моей просьбы… Рико разыскивает Агескел. Он, находясь достаточно далеко, не смог понять, что один человек не в состоянии сдержать искривление реальности и стабилизировать наложившиеся пласты. В одиночку это может только такая свинья, как он. И даже не предполагает, почему он это может. Путь подобной практики для нормального человека не приемлем. Но я был здесь. И я знаю. Это они устроили вдвоём. Один — нарушил схему надвигающегося изменения, вон тот, молодой и глупый, — эрцог кивнул на сына. — А второй стабилизировал наш вариант реальности. Может, и бессознательно. Вся его щенячья суть — равновесие и стабильность. Живое биение на ещё голом пузе. Однако Агескел решил, что всё это — дело рук одного Рико. И разыскивает его теперь, как личного врага. Единственное место, где мальчик может отсидеться — Тайэ, земля достаточных знаний, но принадлежащая Империи. Я благодарен тебе, Колин, что ты всё понял и не заставил меня просить. И потому я скажу сейчас, кто охотится на вашего щенка. Это — служба вашего, имперского, генетического контроля. Он для них — как красная тряпка для ущемлённого самолюбия. Адам не даст мне соврать: то, что было на нашей с ним памяти, — это именно противостояние Земли и службы генетического контроля. Эта история и закрыла дверь между нашими мирами. Возможно, ты прав: имперцы были изгнаны, но не смирились. Генетический контроль объявил естественные психические изменения на Земле не эволюцией, а угрожающей Империи мутацией. Болезнью, если угодно. Это вымарали изо всех доступных вам документов. Но мой возраст ещё позволяет мне кое-что помнить. Ваш Агжей — рассадник заразы, разносчик «не тех» генов. Они обнаружили его. И сделают всё, чтобы его уничтожить. Если дела будут плохи, я помогу ему укрыться у нас. На Къясне или в любом другом мире. Биографию изменим, это не трудно. А теперь — пусть дети идут спать. Нам, оказывается, нужно обсудить кое-что ещё!

Локьё возвысил голос.

Я смотрел на Колина, пока он говорил.

Я очень хорошо знаю его лицо — смуглое, хорошо очерченное с широко расставленными глазами. Рот его был прям до равнодушия, взгляд холоден и спокоен, но я-то видел — он ЗНАЕТ. Знает и это.

Айяне-то, ведь, тоже, скорее всего, за двести…

Тряхнул головой — мысли досаждали, словно мухи. Оглянулся на Энрека — тот спал или прикидывался.

— Хоть один вопрос можно? — я не имел права спрашивать, сам я не рассказал ничего.

— Можно, — Колин глянул скептически.

Эрцог сощурился.

— Я опять что-то сделал не так? На Плайте? Скажите хоть, что?

— На мозоль Агескелу наступил, — осклабился Локьё. — Сильно. Мне рассказывали, у него случился сердечный приступ на фоне «отката». Зол мерзавец был так, что тебе этого даже и не понять по скудоумию. Доживёшь до сорока двух, может, я и возьму тебя в Дом… — он помедлил. — Или я не прав, Адам? У землян это происходит в каком-то ином возрасте?

Инспектор Джастин разжал губы:

— Возраст раскрытия индивидуален. Описаны случаи, когда оно наступало в двадцать четыре с половиной, но я только читал об этом. Обычно всё происходит после тридцати. Агжея нужно было придержать для его же блага. Но вышло так, что инициацию он прошёл в неоправданно раннем возрасте. Я не понимаю, зачем эйниты…

Колин перехватил его взгляд.

— Хорошо, — перебил сам себя Адам, — я понимаю.

Ещё бы… Даже я уже понял. Эйниты сразу поняли, кто за мной охотится. И дали мне шанс, иначе я был бы уже раз пять мёртв.

— Ой, как всё запущено у нас, — усмехнулся Локьё и повернулся к Колину. — Значит, про Гендепартамент ты знал?

Лендслер кивнул. А Мерис сделал эрцогу ручкой, подтверждая, что не такая тупая в империи разведка.

— Вы, оба, — сказал эрцог, кивая мне на Рико. — Марш спать. Тут и без вас сейчас будет тошно.

Я вздохнул, вопросов у меня меньше не стало, подхватил Энрека и вытащил его из кресла.

— Колин, с ЭМ134 связываться?

— Чем быстрее, тем лучше — ответил за лендслера эрцог. Он коснулся взглядом лица иннеркрайта, хлопающего спросонья глазами, и едва заметно улыбнулся ему.

Тот кивнул. Вот так они и попрощались.