Последствия старых ошибок. Том 2

История двадцать шестая. Хаго

Линкор Империи «Каменный ворон»

Лендслер не облысел, он побрился.

Его пронзительные чёрные глаза захватили теперь принадлежавшую бороде территорию и намертво приковывали взгляд.

Иным борода добавляет властности и таинственности, здесь же она напротив маскировала страшную внутреннюю силу лендсгенерала Макловски.

Но хаго бросился к нему на шею — и лёд был сломан. Вместо чёрной ядовитой болотной жижи, в пролом хлынула живая, родниковая вода.

Энрихе оперся спиной о стену ангара «Каменного ворона» и закрыл глаза.

Ничего. Пока жив.

Он всё ещё не в родном, но в доме. Военный трибунал, Альдиваар и кровавые эрцоги — оставались далёким, хоть и неотвратимым сном о будущем. И нужно было как-то уйти из этой, чужой жизни, чтобы с головой окунуться в свою, какая бы она ни была.

Иннеркрайт оттолкнулся от стены, выпрямил спину и приготовился откланяться.

Последние три часа в шлюпке они уже просто спали, и это был самый приличный за последние сутки отдых.

Энрихе знал, что будет ещё «откат». Но в игру с паутиной он в этот раз не вмешивался больше необходимого, и резонно надеялся, что откат по нему не ударит.

Задача была выполнена: они не допустили дальнейшую мутацию борусов, сохранили планету — безжизненную, но здоровую и вполне пригодную для заселения в будущем.

Не лучшим образом все обернулось, но и не худшим. Остальное? А кому это важно?

Мир спасли? Так «спасателей» и рубят в первую голову. Зарубили бы и за меньшее.

Он приготовил пару вежливых фраз и ждал, пока лендслер обратит на него внимание. В том, что уговор не будет нарушен и имперцы его отпустят — Энрихе не сомневался.

Мгновения тянулись. Вот Колин разжал руки, скользнул взглядом по лицу Агжея, повернулся.

Иннеркрайт сделал шаг вперёд…

— Тебе нельзя обратно на «Леденящий», мальчик, — едва заметно покачал головой лендслер.

В его устах «мальчик» не прозвучало оскорблением. Генерал хорошо знал экзотианский протокол и употребил слово не в форме обращения, а в форме констатации статуса. Он давал понять Энрихе, что считает его в каком-то смысле членом своей семьи и ему не безразлично, что будет с ним дальше.

— Тебя требуют выдать не как заложника, — продолжал он. — Я ответил, что мы тебя ПОКА не нашли.

Лендслер говорил, как и положено в таких случаях, полунамёками и без лишних интонаций.

По его лицу человек несведущий вообще ничего не смог бы сейчас понять. Черты застыли, зрачки смещались настолько неуловимо, что требовался значительный опыт, чтобы прочитать что-то по их движению.

— Как чувствует себя эрцог дома Сиби? — куртуазно осведомился Энрихе.

— Твой отец в полном здравии, но ещё не принял командование. Он не возражает, если мы переправим тебя на Тайэ. Мне от тебя нужны биопробы. Делать придется дорого и красиво.

Хаго непонимающе уставился на лендслера, но иннеркрайт давно уже не был таким «мальчиком», как капитан «Каменного ворона».

Лендсгенерал имел в виду, что возвращать на «Леденящий» планируют контейнер с рубленой человечиной. А чтобы обмануть генетиков, у Энрихе возьмут пробы крови и тканей и вырастят немного биомассы.

Дорогой, но верный способ. Отец не против… Его тоже ждут обвинения в «сыновних подвигах».

Слава Беспамятным — Энрихе не родной, а признанный сын. Как признали, так и отыграют обратно.

Вот будет рад Пфайфер… Если, конечно, поймёт, что именно произошло.

Эх, сколько крови они попортили ему вместе с регентом, прошучивая тугодуму-барону его окаменевшее эго… Они с Бгоро Тауэнгибером вполне симпатизировали тогда друг другу…

Энрихе понимал, что регент поступил правильно, инициируя запрос к Совету домов. Ему нужно было отвести удар от дома Аметиста. Он не Локьё и не обладает таким весом в Совете, чтобы просто вычеркнуть из своей биографии неудавшееся знакомство.

Агжей, наверное, обиделся бы, обойдись с ним так его близкие и знакомые. А иннеркрайт даже не удивился.

Отец… Сердце Энрихе сжалось: отец отправлял его в укрытие, а весь огонь принимал на себя. Ведь именно он вызвал сына, он передал командование дураку-регенту…

Иннеркрайт коротко кивнул и развернулся, чтобы собрать немногочисленные вещи и закончить дела со «своими» алайцами.

Однако уйти так, как положено по протоколу, не получилось. Агжей догнал его и некуртуазно загородил дорогу. Да ещё и в плечо вцепился.

Энрихе с ним силой мериться не собирался, хотя мальчишеское желание возникло. Остановился.

Да, помериться силой с капитаном было бы забавно: физически он явно сильнее, а психически не умеет почти ничего, хотя тяжёл очень… Страшно тяжёл.

Уровняла бы его неумелость их шансы?

Жаль, что вышло так, что проверить это не удастся, скорее всего, никогда. Сейчас лишних сил нет. И вряд ли они ещё встретятся.

Иннеркрайт только хотел открыть рот…

Но капитан на него и не смотрел. Он смотрел на лендслера.

— Колин, так нельзя! Ему надо дать хотя бы отлежаться дня два! На Тайэ я был, там совсем не курорт! Может, вообще…

Энрихе усмехнулся: ну и буря эмоций по пустякам.

— Только на Грану или на Тайэ, — перебил капитана лендслер. Брови его сдвинулись, хоть голоса он и не повысил. — В любом другом месте его найдут через неделю. — Макловски чуть заметно покачал головой, не желая обсуждать то, что, по его мнению, обсуждению не подлежало, но продолжил. — Его обвинили в том, Анджей, что в сумме натворили вы оба. И искать будут соответственно. Я не уверен, согласится ли его принять на Гране Великий мастер. На переговоры времени нет. А на Тайэ у меня родня.

Ответ был резким, но хаго не обиделся. И плеча Энрихе не выпустил.

— Может, пусть слетает к своим? Попрощаться?

— Чем быстрее Энрека не будет в секторе, тем будет лучше и его «своим». Иннеркрайта, Анджей, будут искать не совсем привычными тебе способами. Я бы оставил его при себе, но риск слишком велик. А мастера зверей способны дать ту защиту, которая ему нужна.

Капитан снизошёл, наконец, до работы мозгами.

— Колин, мы кого-то ждём?

— Правительственную комиссию.

— Но ведь?..

— В течение суток пройдёт откат. Часть теперешней изменённой реальности будет замещена наиболее весомыми кусками старой. Я думаю, комиссия всё-таки будет. И нам следует в темпе уничтожить генераторы, над которыми поработали наши неведомые… союзники, и отправить Содружеству посылку с «телом Энрека». Эрцог будет «безмерно огорчён потерей сына». После чего в секторе начнётся такой огненный ад, что никакая комиссия на Плайту высадиться не сможет в принципе. Мы позволим Локьё выдавить наши силы из приграничья. Это и будет минимальная плата за всю эту историю. Империя потеряет часть спорной территории, эрцог потеряет сына.

— Это не свинство называется с нашей стороны, нет?

Лендслер вздохнул. Ему не хотелось отвечать, но он ответил.

— Это называется грата. Подчинение материи свободной воле.

Иннеркрайт видел, что капитан ничего не понял. А вот командующий, оказывается, знает и о работе с паутиной. И вполне осознает, что именно произошло.

Энрихе очень внимательно читал его биографию — там не было ни слова про обучение в каком-либо из высших домов Содружества, значит, мастерáм Зверя доступно больше, чем предполагают. Забавно.

— Тогда я его хотя бы провожу, — сказал капитан и потащил Энрихе по коридору.

— Не надо меня провожать! — иннеркрайт повысил голос и высвободил руку, когда командующий уже не должен был их слышать. И добавил уже мягче. — Иди, лучше генераторами займись?

— Почему — не надо? — капитан был прямой и острый, как лазерный бур.

Энрихе остановился, заставил себя посмотреть хаго в глаза и сказать простое, то, что тот поймёт:

— Я хочу побыть один.

Капитан кивнул. Этого ему тоже хотелось.

— Но только попробуй смыться не попрощавшись! — предупредил он.

— Хорошо, — выдавил улыбку иннеркрайт.

Энрихе знал, что это будет трудно, но он попрощается с хаго. Попрощается после всего, что сейчас сделает. И, может быть, даже скажет ему, что именно сделал. Чтобы разочарование наступило сразу, а не позднее.

Чтобы он смог увидеть это разочарование. Увидеть, как умрёт так и не родившаяся дружба. Редкое впечатление…

Хаго — они такие. Они не прощают поступков, продиктованных законом неволи.

Хаго…

В далёких горах Истока, там, где вечный холод и никогда не приходит лето, так называют охотников на гакхи, свирепых хищников с ценной шкурой и двумя рядами острых зубов.

Только хаго может один на один со снегом годами обходить ловушки, смотреть в глаза белой бездне и смеяться чему-то, понятному только ему.

В мире людей хаго иногда беспомощны и задают смешные вопросы, но даже чёрная бездна боится охотников на гакхи. Ведь бездна наивных глаз — самая глубокая.

Энрихе свернул в сторону карцера, спросил у проходившего мимо дежурного про алайцев.

Тот вызвался проводить. Видимо, все необходимые распоряжения капитан Келли отдал, и дежурные были в курсе.

В карцер его пропустили без проволочек. Это был даже не карцер, а наскоро приспособленная под незваных гостей каюта.

Иннеркрайт вошёл в довольно просторное и хорошо обставленное помещение. Двое алайцев встали ему навстречу.

— Счастлив освободить вас обоих, — с улыбкой сообщил иннеркрайт.

Алайцы верят, что смерть — это и есть настоящая жизнь. Хорошая вера для тех, кто воюет. Война день за днём приближает таких «верующих» к мечте.

Энрихе очень устал, но только его воля могла «раскрыть» бойцов, дать силу словам, поглотить сознание.

Он положил алайцам руки на плечи и со словами: «Дети мои, вы — свободны» — вынул их жизни из паутины.

Всё.

Тридцать секунд и два бездыханных тела повалились на пластиковый пол.

Иннеркрайт покачнулся, тяжело дыша, опустился на чьё-то спальное место. На душе было омерзительно.

Паклай не раз и не два закрывал его на Плайте собственным телом, да и второй боец себя не жалел.

Он привык к их тонкогубым зеленоватым лицам, к резким всплескам эмоций, даже к странному, раздражающему запаху.

Их кровь смешалась тогда, во время сумасшедшего старта с Плайты, и значит, он только что убил почти кровных братьев. Заблудших, порочных, но важно ли это после пережитого вместе?

Он наклонился, закрыл Паклаю глаза, и вдруг понимание обожгло его словно огнём.

Он видел записи последних разговоров отца и капитана алайского «Когтя», Бризо.

Когда Бризо называл капитана «Ворона» живым, в его глазах он был нежитью. Мертвецом, который остался в мире живых. Высшей формой жизни с точки зрения извращённого менталитета «змеиного народа».

Энрихе потёр виски, выждал положенное время, убедился, что алайцы мертвы, вышел в коридор и, кивнув охраннику, отправился собирать вещи. На лице его не отражалось ничего, кроме усталости.

Когда-то домов камня было девять. Они символизировали девять энергий этого мира, девять его цветов.

Дома Аметиста и Сапфира, ныне процветающие.

Дома Оникса и Ильмариина, зелёного камня, добываемого на Итрее, планете четырёх солнц, ныне отодвинутые более сильными, но сохранившие чистоту крови Истока.

Дом Обсидиана, остатки которого смешались с живущими на Гране.

Дома Белого Нефрита и Блезиара, угасающие и разъедаемые внутренними противоречиями, склоками и генетическими болезнями.

Дом Нарьяграат — Темного королевского граната, эрцоги которого склонны считать себя единственными наследниками императорской крови.

Дом Кешлы — разбитого, проклятого камня. Мёртвый дом.

Энрихе сам не понимал, отчего всплыла в его памяти эта генеалогия, и почему генеалогическое древо заслонило вдруг лицо Агескела Эйвори, сродного брата эрцога дома Нарьяграат. Ублюдка, вечно кривящего губы и возникающего в родовом зале Алдиваара, как тень между вековых колонн из тэрранских склитов.

Тэрра была искусственной и искуснейше воссозданной копией некогда утерянной Земли. Геологи и инженеры скопировали её до мелочей по старинным картам.

На ней было пять континентов, названных в честь земных — Акрика, Америа, Эвроза, Азиа и Арктида.

Родовое поместье дома Нарьяграат было, как и на Земле, расположено на самом благоприятном по климату континенте — Арктиде. Вечнозеленые леса, шипение гейзеров, воздух, пьянящий и влажный.

И черные глаза Хелеки Эславэ… Здесь, на Тэрре, он впервые увидел её.

«Сердце опять проснулось, — поморщился Энрихе, растирая грудь. — Как некстати».

И тут же кто-то выразил желание войти: замигал сигнал над дверной мембраной.

Оказалось, медик. Помозолил глаза непривычной красной формой, помахал диагностическим приборчиком, построжился, но ушёл, когда Энрихе объяснил ему, что вынужден срочно лететь восвояси.

Хаго явился спустя пару минут после медика, едва разошлись.

Сейчас начнётся…

Энрихе не собирался объяснять своё поведение, но хоть что-то говорить всё же придётся? Или — промолчать?

Они встретились глазами. У капитана были зелёные с золотыми искрами глаза.

Энрихе показалось вдруг, что зелень в них та же, что и на лицах убитых алайцев. Труп. Ходячий мертвец. Потому его и убить не могут…

Кровавые эрцоги считают, что бессмертных нет. «Все смертны, и так будет со всеми» — написано в их родовом зале на Тэрре, в доме Нарьяграат, наследников утраченной императорской крови.

Только сейчас Энрихе вспомнил, ГДЕ он видел выгравированный на «Каменном вороне» девиз — «И так будет!» Это и был девиз дома Нарьяграат. В старой, позабытой уже огласовке.

Перед глазами иннеркрайта словно бы вспыхнула молния, он покачнулся…

— Вот псих, — сказал, подхватывая его, капитан. — Сразу надо было тебя изолировать. Мне ещё в коридоре твоя морда лица не понравилась.

Он замысловато выругался, переводя Энрихе в горизонтальное положение и нажимая подбородком на спецбраслет.

— Куда я попал? Навигаторская? Медиков в двадцать четвёртую. Бегом!

Из отчёта импл-капитана Пайела

— Нервное истощение, — констатировал медик. — Да и контакт с вирусом даром не прошёл. Если иммунитета изначально нет, то даже после вакцинации остаются кластеры вируса, встроенные в ДНК.

Вошёл Колин. Он был закрыт эмоционально настолько плотно, что я смотрел на него и не узнавал.

— Готовьте капсулу для транспортировки, — сказал он медику. И пояснил. — Я попросил, чтобы Энрека взяли на ЭМ134. Курс не совсем совпадает, придётся корректировать, но так ему будет легче перенести дорогу, чем на шлюпке.

Я покачал головой.

— Он даже отца не увидит. Он же всё-таки почти спаситель цивилизации, а мы его, как мешок с дерьмом…

— Зато отец увидит его. Иди, встречай. Эрцог прибыл без приглашения, чего я за ним раньше не замечал.

Я нахмурился. Сначала не понял, причём тут эрцог, но тут же пиликнул браслет: пришёл запрос на стыковку и отчёты дежурных.

Выходило, что мы сейчас принимаем в седьмой ангар капитанскую шлюпку с «Леденящего». А в шлюпке эрцог Локьё с неприлично малым числом сопровождающих.

— Он нам так доверяет, или дело настолько плохо? — спросил я.

— Думаю, плохо.

Колин был внешне спокоен, но меня это не обнадёживало. От него не дождёшься открытых реакций. Сказал плохо — значит, так и есть.

Я быстро пошёл по коридору по направлению к ангару. Если Локьё — условно «один», то есть без положенной ему по рангу свиты, то дежурного за ним не пошлёшь, это будет уже даже не хамство… А что, интересно?

Набрал на браслете Млича:

— Ивэн, ты шлюз гостям уже дал?

— А что, проблемы с «гостями»?

— Да нет, опаздываю. Они вышли уже?

— У входа в ангар твой эрцог торчит.

— Прямо один, что ли?

— Только что матом послал обратно в шлюпку охранников. Интересное выражение. Я записал.

Млич был в своём репертуаре.

— Абэ то да хэрбэ, — выругался и я.

— Давно по экзотиански ругаться начал? — усмехнулся навигатор.

— С Къясны.

— Я тебе видео перегрузил. Вон он, видишь?

На экранчике браслета длинная фигура эрцога согнулась возле огромного ящика, похожего на саркофаг.

А откуда у нас в ангаре такой подозрительный ящичек? Почему я не в курсе?

Чмокнул шлюз, раскрылась, как цветок, дверная мембрана, и первое, что я увидел — торчащую из не заваренного железного ящика-саркофага худую зелёную ногу со скрюченными пальцами.

Это и были, видимо, предполагаемые «останки Рико» вперемешку с алайскими.

— Нельзя их вместе, — задумчиво сказал Локьё, взирающий на ногу без видимой брезгливости. Он стоял, уставившись в саркофаг, роста ему на это хватало. Рядом с ним висел в воздухе багажный контейнер. — Не было здесь алайцев по официальным приказам. Скажи, чтобы готовили другую коробку, эта — не подойдёт.

— Сейчас распоряжусь, — я потянулся к браслету. — Ты совсем один?

— Последнюю родню разогнал. Официально — я убит горем и никого не принимаю. А вот неофициально у меня есть отдельный ангар для неформатных визитов и пара вопросов к вам, комбинаторам. К обоим! — эрцог нехорошо улыбнулся.

— Только ко мне. У твоего сына сильное нервное истощение и последствия контакта с борусами. Боюсь, он не в состоянии отвечать.

— Сын?

— А что, уже нет? — на этот раз я дерзил вполне осознанно.

Но эрцог только хмыкнул.

— А ты знаешь, «защитничек», — сказал он, разглядывая скрюченные зелёные пальцы на алайской ноге, — что обвинили в произошедшем одного Рико? Тебя — даже и не заметили. Именно он, по версии нашего военного совета, уничтожил заводы на Плайте… — эрцог отвёл взгляд от саркофага, уставился на меня и рыкнул. — Так что убери эту зелень! Только алайцев мне сейчас не хватает!

Он брезгливо отряхнул руки, словно касался изуродованных человеческих останков не только глазами.

— Марш в капитанскую! Или где вы там обычно… — он опять оборвал сам себя на полуслове и выругался.

Однако на убитого горем эрцог был совсем не похож. На озабоченного, скорее. Видимо, перебирал возможные варианты дальнейших действий.

Мы двинулись по коридору. Багаж эрцога тащился за ним следом.

— Инспектор Джастин — здесь? — буркнул Локьё.

Я растерялся. Потом вспомнил: Колин сказал, что правительственная комиссия всё-таки будет, а с нею, видимо, и инспектор.

— Ждём.

— Ну, вот и ладно. Сначала у меня будут вопросы к лендслеру, потом — к тебе. Эта дверь — капитанская?

Я кивнул.

— Иди пока, поработай. Я уже сообщил своим, что получил труп Рико и безутешен. Сейчас начнётся. Удар будет через сорок четыре минуты с направления восток-восток, надир: 17/8/0. Иди, не стой столбом!

Что значит «удар будет»?

Я доскакал до навигаторской, но осознать смысла сказанного не успел.

Эрцог слил мне, как экзоты будут выстраивать манёвр? Зачем? Чего он хочет? Или — не манёвр? Он ведь сказал — «удар»?

Навигатор зависал над картой. Его тоже что-то напрягало.

На пульте валялись пирамидки жевательной резинки, и он, кивая мне, сунул в рот ещё одну.

Ивэн Млич называл это — думать челюстями. Процесс жевания, вопреки общераспространённому мнению, помогал ему сосредоточиться.

— Млич, вест-вест-надир, что у нас там?

— Ничего.

— Вообще?

— Разведка полагает — брошенная противником ремонтная база.

— Ясно. Переполяризация, курс 17–34. И свяжи меня с комкрыла. Лично, по выделенке, через доступ лендслера.

Млич не удивился, он ко мне, к сумасброду, давно уже привык.

Генерал Дайего Абэлис был весел и даже расслаблен. Или он был из тех, кому чем хуже, тем лучше, или ещё не осознал глубины маячащей впереди бездны.

Комкрыла едва перевалило за сто — и в плане новых ощущений у него всё пока маячило впереди.

— Доброго времени суток, — поздоровался я сдержанно. Не смог враз сообразить, сколько же у нас по корабельному времени?

— Доброго? — удивился комкрыла, и, видя рядом со мной не Колина, а Млича, которого посчитал за мебель, продолжил панибратски: — А морда чего такая опухшая? Ну-ка, в плане артподготовки, отвечай не думая — у нас сейчас утро или вечер?

— Без разницы, — сказал я спокойно. — Потому что операцию экзотианцы начнут через сорок две с половиной минуты. Направление удара — вест-вест-надир. Вест17/8 — надир полный.

— Там у них нет кораблей, — сразу включился Дайего Абэлис.

— Значит, есть что-то ещё.

— Время удара точное?

— Не в курсе. Больше — ничего не знаю. Разведданые. Лично от эрцога Локьё. Он сейчас с Колином общается.

— По-онятно, — протянул он, и экран погас.