Последняя теорема

33 Личная боль в радующемся мире

Возможно, споры из-за нильской воды теперь вряд ли могли грозить миру, поскольку и Египет, и Кения были приняты в «Pax per fidem» почти единогласным решением. Еще до прибытия миротворцев из этой международной организации бригады кенийских гидрологов начали обосновываться в зданиях, где располагались службы управления Асуанской плотины, и обе страны открыли для международного контроля базы, где размещался их скромный арсенал ядерных ракет. Вскоре после этого прозрачность была достигнута и в области тяжелого машиностроения Кении и Египта.

Но они не были последними. Четыре африканские страны, расположенные южнее пустыни Сахара, ранее оспаривавшие право на пользование водами небольшого озера, увидели, что стало с одной из них, когда она применила силу против трех остальных. Когда это государство (получившее должное предупреждение, но оставившее его без внимания) вкусило действие «Бесшумного грома», остальные следом за ней поспешили вступить в «Pax per fidem».

А потом произошел грандиозный прорыв.

В Германии велись жаркие дебаты, и в конце концов там был проведен референдум. Национальная память о проигранных войнах сделала свое дело, и Германия также вошла в «Pax per fidem», открыла свои границы для наблюдателей из ООН, разоружила имевшиеся у нее символические войска и подписала проект всемирной конституции, составленный «Pax per fidem».

На планете Земля настало время всеобщего благоденствия.

Только два обстоятельства мешали семейству Субраманьян радоваться вместе со всеми. На самом деле в первом они были солидарны с остальными землянами. Всех тревожили маленькие рыбообразные объекты, то и дело появлявшиеся над крупными городами по ночам, над морскими судами днем и даже в космосе, — видимо, это были те самые «рыбки», которых заметил Роберт. Некоторые люди называли эти объекты бронзовыми бананами, другие — летающими субмаринами, а третьи и вовсе неприличными словами. Но никто не знал, что это на самом деле такое. Преданные своей идее уфологи заявляли: вот оно, окончательное и неопровержимое доказательство реальности летающих тарелок. Закоренелые скептики подозревали, что одно или несколько суверенных государств разрабатывают секретное оружие, не похожее на применявшееся ранее.

Но вот в чем все были согласны, так это в том, что ни один из этих объектов не причинил ни одному человеку какого-либо ощутимого вреда. Поэтому комики включили в свой репертуар шутки насчет рыбовидных пришельцев, а люди никогда не обладали способностью сильно бояться того, над чем можно смеяться.

Маленький Роберт начал ходить раньше большинства младенцев, но с тех пор, как они возвратились с Луны, родители стали замечать нечто странное. Вся семья очень любила время игр, то есть промежуток между купанием и сном. Майра ставила Роберта на пол, и он топал к старшей сестре, которая манила его к себе. И порой Роберт неожиданно падал на ковер, будто мешок с картошкой, и лежал пару мгновений, закрыв глаза и не шевелясь. Потом он открывал глаза, осторожно поднимался на ноги и, как обычно улыбаясь и что-то воркуя, продолжал идти к Наташе.

Это было ново… и это пугало.

Самого Роберта падения, похоже, нисколько не беспокоили. Он вроде бы даже не замечал, что происходит. Но через некоторое время это случалось вновь.

Только это и огорчало Майру и Ранджита. Во всем остальном они были идеально счастливы.

Не сказать, чтобы они слишком сильно тревожились, потому что, не считая этих странных эпизодов, Роберт был совершенно здоров. И все же они чувствовали себя виноватыми — особенно Ранджит, ведь именно он не усмотрел за Робертом и не увел его вовремя в укрытие на обратном пути с Луны, когда капсула приближалась к внешнему поясу Ван Аллена. Кто знает, может быть, на мальчика оказала пагубное воздействие радиация?

Майра ни на секунду не желала в это поверить, но замечала тревогу в глазах мужа. Они решили обратиться за помощью к врачам и побывали у многих, притом у самых лучших, специалистов. К кому бы они ни вели сына, слава Ранджита, как говорится, бежала впереди. Ни разу к ним навстречу не вышел врач моложе тридцати лет, только что закончивший медицинский институт и накачанный самыми свежими познаниями в своей науке. Все специалисты были докторами почтенными, чаще всего лет шестидесяти, считали огромной честью обследовать ребенка знаменитого доктора Субраманьяна, куда бы он ни обратился — в больницу, клинику, лабораторию. Характерно, что все специалисты сходились в своих заключениях.

Роберт почти во всем был здоровым ребенком. Во всем, кроме одного. В какой-то момент произошла какая-то поломка.

— Головной мозг — очень сложный орган, — говорили все врачи.

Говорили или подразумевали, поскольку некоторые пытались формулировать свои невеселые выводы более обтекаемо. Возможно, это какая-то неожиданная аллергия, родовая травма, невыявленная инфекция. Затем все высказывались практически одинаково. Не существует такого лекарства, такой хирургической операции, которые сделают Роберта «нормальным». Результаты всех обследований были идентичны: развитие сына Майры де Соуза и Ранджита Субраманьяна претерпело регресс. И теперь он несколько отстает в интеллектуальном отношении.

Субраманьяны обошли немало специалистов. Одним из них была педиатр-логопед. После встречи с ней в сердце Майры и Ранджита закрался страх.

— Роберт начал опускать согласные, — заметила врач. — Например, он говорит «'анна» и «'автрак» вместо «ванна» и «завтрак». — Вы не замечали, он говорит одинаково с вами и с детьми в игровой группе?

Майра и Ранджит кивнули.

— Я спрашиваю, потому что большинство детей в этом возрасте приспосабливают свою речь к тем, с кем общаются. С вами Роберт может сказать: «Дай мне это». А в разговоре с другим ребенком произнесет: «Ай ме это». Как насчет внятности речи? Видимо, вы понимаете, о чем он говорит? А его друзья, другие родственники?

— Не всегда, — признался Ранджит.

Майра поправила его:

— Чаще понимают все-таки. Но не всегда. Порой это и самого Роберта огорчает. Нет ли хоть какой-то вероятности, что он это перерастет?

— О да, конечно, — решительно кивнула логопед. — Альберт Эйнштейн в раннем детстве разговаривал еще хуже. И тем не менее требуется тщательное наблюдение.

Но когда Майра задала тот же самый вопрос другому врачу, ответ был таков:

— Надеяться можно всегда, доктор де Соуза.

А еще один специалист ответил еще более набожно:

— Бывают случаи, когда не приходится оспаривать волю Всевышнего.

Ни один из врачей не сказал: «Вот это и это вам следует делать, чтобы помочь Роберту поправиться».

Если что-то такое и существовало, медицина, похоже, о том не ведала. И весь «прогресс» в раскрытии загадки состояния Роберта был приобретен ценой ряда весьма неприятных эпизодов. К примеру, во время рентгеновского обследования голову мальчика пришлось пристегнуть ремнями к медицинской каталке. А для того чтобы обернуть голову липкой магнитной лентой, Роберта пришлось обрить наголо. Потом его опять пристегивали ремнями к носилкам, медленно въезжавшим внутрь компьютерного томографа… В итоге малыш Роберт Субраманьян, который прежде ничего и никого не боялся, стал заливаться слезами и поднимать крик, как только видел человека в белом.

Но все же кое-что полезное врачам сделать удалось. Они выписали лекарство, предупреждавшее падения. Эти эпизоды они называли «petit mal» — «малыми припадками» в отличие от «больших» эпилептических припадков, которыми Роберт не страдал. Он перестал падать. Но у врачей не было таблеток, которые могли бы сделать Роберта таким же умным, как его ровесники, товарищи по играм.

А потом настало утро, когда кто-то постучал в дверь. Ранджит, уже готовый ехать на велосипеде в университет, пошел открывать. На пороге стоял Гамини.

— Я бы позвонил и спросил, можно ли зайти, — заявил он в свое оправдание, — но побоялся услышать «нет».

Вместо ответа Ранджит крепко обнял старого друга.

— Какой же ты балбес, — сказал он. — Я-то думал, что все как раз наоборот. Считал, что ты все еще злишься на меня за отказ от твоего предложения.

Гамини невесело усмехнулся.

— Честно говоря, — проговорил он, — я не так уж уверен в том, что ты был стопроцентно не прав. Войти можно?

Мог бы и не спрашивать. Только он переступил порог, как его обняли Майра и Роберт. Малышу досталась большая часть внимания, поскольку Гамини его еще ни разу не видел, но через некоторое время Роберт отправился с кухаркой складывать картонные пазлы, а взрослые устроились на веранде.

— А Таши дома? — поинтересовался Гамини, глотнув чая.

— Ушла с друзьями на яхте, — ответил Ранджит. — Она много занимается парусным спортом. Говорит, что это хорошая практика перед соревнованиями, в которых она хочет принять участие. А тебя что привело в родные края?

Гамини чуть нахмурился.

— Вы знаете, что на Шри-Ланке стартует президентская избирательная кампания? Отец собирается выйти из совета «Pax per fidem» и приехать домой, чтобы участвовать в выборах. Он надеется, что если его изберут, он добьется вступления Шри-Ланки в «Pax per fidem».

Ранджит искренне обрадовался.

— Желаю ему успеха! Из него получится замечательный президент!

Он умолк, а Майра сказала то, чего он сказать не сумел:

— У тебя растерянный вид. Какие-то проблемы?

— Именно, — кивнул Гамини. — Проблема называется Куба.

Он мог бы и не продолжать, поскольку Майра и Ранджит следили за событиями в этой стране. На Кубе вот-вот пройдет референдум относительно присоединения к «Pax per fidem».

И скорее всего, ее примут. Куба избежала обычных бед, через которые прошли страны третьего мира. Конечно, Фидель Кастро наломал дров, но и хорошего сделал немало. Население Кубы было образованным, там хватало неплохо обученных врачей, медсестер и прочих работников здравоохранения, в частности квалифицированных опытных эпидемиологов. За последние полвека на острове не умер от голода ни один человек.

Но за Кастро числилась еще одна «заслуга». Он распалил у кубинцев партизанские страсти. Некоторые сыновья, внуки — и даже дочери! — тех кубинцев, которые сражались и умирали за мировую революцию в десятках разных стран, ничего не забыли. Еще оставались живы некоторые ветераны, и хотя многим из них было под восемьдесят, а то и больше, почти все они умели нажимать на спусковой крючок или устанавливать взрыватель на мине. Много ли их было? Конечно, слишком мало для того, чтобы основательно подпортить результаты всенародного референдума.

После подсчета голосов оказалось, что за новую Конституцию, разоружение и мир проголосовали больше восьмидесяти процентов кубинцев. Но при этом в двенадцать сотрудников «Pax per fidem» стреляли, и девять из них были ранены, а двое раненых потом скончались.

— Что тут скажешь… — вздохнул Ранджит. — Да, трагично, кто спорит, но какое отношение это имеет к Шри-Ланке?

— Это имеет отношение к Америке, — сказал Гамини. — А также к России и Китаю, потому что они ничегошеньки не делают. Штаты хотят отправить на Кубу шесть батальонов пехоты. Пехоты! Со скорострельным оружием и даже, наверное, с танками! А весь смысл «Pax per fidem» только в том, чтобы никогда не применять смертельного оружия!

Несколько секунд все молчали.

— Понимаю, — сказала Майра.

— Давай, Майра, — легонько пихнул ее Ранджит. — Не молчи. Имеешь полное право сказать: «А я вам что говорила?»