Последняя роза Дивеллона

Глава Двадцать вторая. Искушение и любопытство

Седьмой хвост Теволлены! Жизнь Килиана Борха, всегда прямая и понятная, вдруг дала трещину. Бей врага, когда есть опасность или приказ, лечи раны и набирайся сил, когда есть на то время и возможность. Женщины в его в жизни также имели место, но занимали строго отведенную им часть Борховой души, не мешая и не застилая глаза ненужными всплесками эмоций.

По этой причине он тайно лелеял в душе чувство превосходства над своим коронованным другом, который не мог обходиться без женского присутствия. Айна – самое долгое увлечение Айволина, когда-то вызывала у Борха приступы неприязни, едва не вогнавшие безвозвратно клин между друзьями. Его раздражала навязчивость Айны, ее жадность и попытка завладеть Дегорианом полностью и подчинить себе без остатка. Видимо, это же сгубило их чувства. Вольнолюбивый Айв устал от неуемной любовницы, устал, но из чувства привязанности и благодарности за несколько лет, что они были вместе, не прогонял и относился бережно и слишком мягко. Но то Айволин, он всегда был с женщинами чрезмерно мягок. Это было его уязвимым местом.

Но что стало с ним, с Борхом? Когда это началось? Килиан потер лоб, пытаясь ослабить внезапно навалившуюся головную боль, и вынул из-за пазухи письмо.

Некоторое время он смотрел на него, борясь с искушением открыть и прочесть.

Все началось с золотой вуали. Тонкая, как паутина, она на удивление хорошо скрывала ту, что была под ней. Наверное, в самой ткани пряталась какая-то ведовская магия, и именно поэтому, когда она упала к ногам девушки, в ушах послышался шум, а глаза за одно мгновение вдруг ослепли и вновь прозрели? И с того момента стали видеть мир совсем по-иному.

Хрупкая фигурка, белое личико сердечком, голубые глаза, казавшиеся темно-фиолетовыми из-за игры света и тени в освещенном канделябрами тронном зале Великого дома Дивеллона, и тяжелый узел волос невиданного доселе Борхом цвета, рассыпавшийся по плечам и спине.

Он видел в своей жизни женщин гораздо более пленительных: с манящими прелестями, полускрытыми тонкой одеждой, с зовущими блестящими взглядами и полными губами, разжигающими мужские желания. Он проводил с ними ночи, с одними задерживался дольше, с иными – меньше, но всегда легко уходил.

Но проклятая ведовская магия сломала всю его жизнь. Старухе не было нужды царапать его заколкой, к тому моменту его мир и без того, каким-то чудесным образом стал крутиться вокруг одной этой фигурки, укрытой облаком золотой фаты со странным и непривычным тиульбскому уху именем.

Иммериль.

Борх, поддавшись искушению, аккуратно вскрыл конверт и развернул листок бумаги.

В первой части Иммериль заверяла отца, что у нее все хорошо, и она чувствует себя в Излауморе в полной безопасности. Килиан поднял одну бровь и хмыкнул. Во второй просила прислать новых снадобий. И зачем-то спрашивала про орнаменты на одежде святых предков.

Ворон совсем недавно в красках описывал ему, как помогал молодой жене Айволина варить ведовское зелье. Значит, не удалось. Неприятно было думать, что она надеялась во что бы то ни стало вытащить Айва из лап смерти.

Борх закрыл глаза. Даже если незамедлительно отправить письмо, когда в Излаумор прибудут склянки? Разве это спасет короля? Вряд ли. Нужно было вновь запечатать письмо и выполнить просьбу молодой королевы, но Борх отчего-то скомкал бумагу и бросил в трескучий огонь камина, который жадно проглотил послание.

Иногда почтовые птицы не находят адресата, сбиваются с пути или попадают в когти воронов.

Этот жест вынудил признаться самому себе, наконец, что проклятое ведовское колдовство довело его до края. Он стал желать смерти своему другу и королю. Его опутали, околдовали, и теперь душу рвут на части жуткие мысли, от которых его должна поразить молния у камня предков, не меньше.

В дверь настойчиво постучали и раздраженный Борх велел входить.

– Разве тебе неизвестно, что женщины не посещают мужские покои без сопровождения? Тем более поздним вечером? – удивленно спросил он вошедшую.

– Это тиульбские обычаи, Килиан. Демарфы свободно посещают кого захотят и когда им вздумается, – Деценна прошагала по комнате и остановилась прямо перед ним, гораздо ближе, чем могла себе позволить приличная женщина.

– Ты гостишь в твердыне Тиульбы, – проворчал Борх. – Могла бы хоть на каплю чтить наши обычаи…

– Тссс…

Деценна прервала его на полуслове и одним быстрым движением руки сняла верхнюю часть туники, без капли стыда продемонстрировав обнаженную грудь перед остолбеневшим Борхом.

– Я выбрала тебя своим мужем, – произнесла она, развязывая пояс и высвобождаясь от остатков одежды.

Борх не стал отводить глаз, тем более, что крепкое и сильное женское тело было без сомнения привлекательным.

– Я единственная дочь Цхатаса, других наследников у него уже не будет, – продолжила Деценна спокойно, словно они беседовали за ужином в обеденной. – Я не скована предрассудками или требованиями к династическому браку. И я вольна делать свой выбор.

– Но я тебя не выбирал, – заметил Борх.

– Твоя плоть говорит об обратном, – Деценна остановила взгляд на штанах Борха и потянулась к его ремню.

Борх остановил ее, схватив за запястье, но воительница увернулась и расхохоталась, снова повторяя выпад.

– Чего добиваешься? – рассвирепел он, заводя ей руку за спину, и понимая, что уже оказался втянут в эту безумную игру.

– А то ты не понимаешь? – сверкнула глазами женщина и выгнулась по-кошачьи. – Присвой меня себе! И получишь многое.

Озверевший Борх схватил ее за шею и грубо бросил на стол, прижимая и с силой удерживая. Звякнула железная пряжка, ударившаяся о каменный пол.

Улыбка торжества появилась на лице Деценны, добившейся своего, и тут же исчезла, уступая место выражению гнева и разочарования. Прямо перед ее глазами, среди беспорядка письменного стола, лежала высохшая, почти потерявшая свой изначальный насыщенный фиолетовый цвет, роза, бережно сохраняемая ее владельцем. Теперь она выпала из хранивших ее бумаг и издевательски глядела на Деценну. Казалось, что она видит в этом цветке соперницу, которая смотрит на нее с превосходством.

***

Вот уж хвосты Теволлены! Я смотрела на неказистую и криволапую фигурку, слабо нацарапанную мелом в изголовье собственной кровати.

Когда я только попала в Излаумор, меня весьма занимал вопрос о том, что за страшное божество такое, Теволлена, которым здесь ругается каждый. Я воображала себе что-то вроде тиульбской богини войны или раздора, кровожадной, принимающей в жертву детей или что-то подобное. Но к большой моей забаве тиульбы представляли Теволлену как существо, похожее на маленькую собачку с острой мордочкой и семью хвостами. Ее изображения часто встречались на каменных стенах Излаумора, нарисованные угольком или мелом. И если бы не пакостный характер этой выдуманной зверушки, я бы даже посчитала ее милой.

И вот, кто-то умудрился нарисовать в королевской опочивальне на деревянном изголовье это. Кто-то из охраны заходил? Или ученики лекаря? На самого старого зануду я не стала думать.

– Это что еще за дела? – пробормотала я, разглядывая рисунок.

– Нравится? – вдруг подал голос Айволин. – Было скучно лежать здесь одному.

Я от неожиданности присела на краешек кровати и уставилась на мужа, который говорил со мной, с трудом разлепляя губы, и не открывая глаз.

Я сообразила смочить полотенце в воде и увлажнить ему лицо. Он тяжело вздохнул и произнес.

– Иммериль, нам нужны дети.

Он бредит, однако! Какие дети! В его-то состоянии?

– Боюсь, для этого придется подождать, когда ты немного окрепнешь, – погладила я супруга по голове.

– Мне необходим… наследник. Я видел смерть слишком близко. А еще… слышал тебя. Откуда ты все знаешь?

– Не понимаю, о чем ты, – сделала я удивленное лицо. – Наверное, тебе приснилось что-то?

– Это опять ваше колдовство? – спрашивал Айв. – Смерть! Ты разговаривала с ней?

Я отвела глаза, оставляя вопрос без ответа и шумно и очень старательно отжала полотенце, чтобы смочить ему губы снова. Я позволила себе тогда слишком вольно себя вести с Бледной Госпожей. Он уже перешел черту и я забрала то, что она посчитала своим по праву. Узнай отец, что я натворила, пришел бы в гнев и ужас.

– Тебе нельзя так много говорить, – успокаивающе произнесла я. – Я могу тебя развлечь. Почитать книгу про лошадей или рассказать о чем-то…

– Не нужно книгу, – приподнял ладонь Айволин. – Лучше про Долину.

Об этом меня не нужно было просить. Я так соскучилась по родным местам, что только и мечтала о том, чтобы рассказать кому-то как можно больше об этом прекрасном месте. Айволин старался быть внимательным слушателем, но слабость его была еще была велика, и скоро он глубоко задремал. Дело шло на лад. И если бы мое письмо достигло Дивеллона скорее, то пара восстанавливающих микстур, подняла бы его на ноги за самое короткое время. А пока я аккуратно выскребала остатки целебной ведовской мази из баночки и накладывала со словами мольбы о помощи святым предкам под те снадобья, что наносил мастер Зорох.

Так прошел и следующий день, на приемы пищи я выходила к Борху и другим, а остальное время проводила с Айволином, который все больше и больше мог позволить себе говорить, почти свободно жестикулировал руками и немного мог шевелить стопами.

Вечером за ужином я обнаружила под своей тарелкой записку, в которой незнакомым почерком значилось: “Приходи в полночь в малый зал, если хочешь узнать тайну аторхов. Одна”.

Конечно, не нужно было быть особенно умной, чтобы понять: подобные записки ведут прямиком в ловушку. И пусть Тара и ее подельник убиты, кто знает, сколько недоброжелателей еще находится в стенах Твердыни? Но и не воспользоваться столь заманчивым предложением не представлялось мне возможным.

И я решила вооружиться кинжальчиком и, с соблюдением всех мер предосторожности, аккуратно заглянуть в малый зал в назначенное время. А чтобы таинственный отправитель записки не застал меня врасплох, прийти туда заранее.

Убедившись, что Айволин благополучно спит, я за два шааза до полуночи вышла из наших покоев и, то и дело нащупывая в кармане кинжальчик, отправилась туда, где стояла клетка с чернозубыми тварями.

Стражники лишь удивленно поглазели мне вслед, но останавливать не стали. Однако ручаюсь, тут же донесут Борху, что мне не сидится в спальне.

В малом зале тревожились аторхи, это было слышно по шипению, рычанию и стукам. Я надеялась, что, учуяв меня, они снова притихнут, как в тот раз, до того как они начали стучать головами о прутья, но чудища еще больше забеспокоились и стали кричать, мне на мгновение даже показалось, что я слышу в их выкриках нечто предостерегающее.

Этот шум так меня напугал, что я уже было передумала шагать в дверь и в замешательстве замерла, обдумывая, как быть.

Аторхи кричали, как обезумевшие и стучали по клетке, в этом диком шуме утонул мой возглас, когда меня, нелепо размахивающую своим оружием в темноте, втащили внутрь малого зала, в котором царила кромешная темнота. Лязгнул замок. Кто-то втолкнул меня внутрь клетки. Следом металлическая дверь захлопнулась.