Последняя из рода

Глава 4

Глава 4

Приходила в себя я медленно и как-то неуверенно. Перед глазами то и дело были вспышки, цветные мутные пятна и треск, словно пьяный киномеханик крутил ручку кинопроектора, отвлекаясь на посторонние дела и иногда прикладываясь к бутылочке за пазухой. Наконец, треск и шипение оформились в человеческую речь, скорее, недовольное бухтение, но голова и горло болели так сильно, что я смогла только поморщиться и отключиться вновь. Пожалуй, единственной моей оформленной мыслью было злорадное: «Ну, можете заранее привыкать к тюремной робе!». Просто так, за здорово живёшь, я спускать покушение на свою жизнь не собиралась! Мой драгоценный супруг со своей любовницей не просто слезами умоются на суде, о, нет! Они пожалеют не только о том, что протянули ко мне свои поганые грабли! Я поклялась себе, что они будут сожалеть даже о том, что родились на свет. Уж об этом я позабочусь! Собственно, на этой позитивной ноте я окончательно перестала бороться за то, чтобы оставаться на границе реальности, и решила потерять сознание. Но, даже будучи без чувств, я наверняка думала о том, что раздену этих подельников до нитки. Антонов из кожи вывернется, но найдёт все их нычки, заставит подписать генеральную доверенность на управление имуществом и прочее. Одним словом, я получу свою моральную компенсацию. Неофициальную, конечно. А вот отправиться на зону голубкам придётся. По предварительному сговору и группой лиц… тут даже и без моего вмешательства немало корячится! Но я, зная Антонова, не сомневаюсь в том, что моё дело попадёт к нужному следователю, верному прокурору и судье.

Ха… к сожалению, второе моё пробуждение было столь же отвратительным, что и первое: безумно болела голова, саднило горло и перед глазами было какое-то белое отвратительное марево. Моргнув пару раз, до меня дошло, что на моём лбу лежит какая-то холодная тряпка, издающая дикую мерзопакостную вонь! И тряпка эта под действием силы тяжести стала медленно сползать мне на глаза. Когда запах пришлёпнутой на лицо тряпки стал совсем уж невероятным, я подняла руку и с тихим хеканьем сбросила её с себя. Фу, они её что, в отваре ромашки вымачивали, что ли?

Зрение вернулось ко мне окончательно, но увиденное не порадовало меня: было полное ощущение, что я нахожусь в комнатке чистенькой старушки. Только телевизора с объёмным кинескопом, укрытого кружевной салфеткой, не хватало для полноты картины. Мозг отказывался работать и просился вновь впасть в забытьё. Туда, где было всё просто замечательно. Туда, где мой бывший (теперь уже) супруг и его любовница стоят передо мной на коленях, роняя крупные слёзы с морщинистых щёк, и сообщают о том, что свой срок, согласно приговору суда, они отмотали «от звонка до звонка», а теперь вот, мечтают о моём прощении… но я безжалостна и бесстрастна, как Ата, Тихи и Фемида, вместе взятые.

Я покряхтела ещё немного и повела мутным взглядом во все стороны. Словами не передать, как мне хотелось не верить, что меня засунули в эту дыру. И, самое главное, почему? Маленькая комнатка обладала аккуратно побеленным потолком, небольшим окном с частым переплётом. Тут же стояла пара сундуков, туалетный столик со стулом… ещё один стул находился неподалёку от моей кровати со стоящим на нём чуть мятым небольшим тазом, слегка напоминающим шляпу Дон Кихота Ламанчского в перевёрнутом виде. И именно из неё доносился незабываемый запах отвара ромашки. И, вот оно! На маленький кувшинчик с стакан рядом с ним я посмотрела более благосклонно, дотянулась и напилась тёплой противной воды.

После этого мои мысли стали шевелиться активнее, но всё равно сбивались в кучу, смешивались, сталкивались, как покупатели вина в коробках в «Красном и белом» за пять минут до закрытия, и не хотели выстраиваться в крепкую логическую цепочку. Тогда я предложила себе пойти от противного: эти гады пытались меня утопить, но, как видно, их противоправная и богомерзкая попытка не увенчалась успехом… меня спасли, вытащили из фонтана и определили… куда? Обстановка намекала мне, что я сейчас не в платном отделении столичной клиники.

Отчего-то возникло дикое предположение, что тот старик, что поджидал меня возле офиса… как там его… во! Дед Юрась! Он проследил за мной от офиса, пробрался на территорию дома, там увидел всё непотребство и забрал меня к себе! Недаром же что-то вещал о том, что места там сакральные, что мне бы подумать о себе надо, о благости своей! Он-то меня к себе и свёз, паскуда! Кое-какие нестыковки в моей теории в виде волочения дедуськой моего бездыханного тела я предпочла в этот момент не заметить. От возмущения я даже закашлялась. Надеюсь, старику хотя бы пришло в голову вызвать полицию…

Меж тем, прошло достаточно много времени, а желающих узнать, как я себя чувствую, пока не нашлось. Для того, чтобы как-то обозначить своё неудовольствие, я снова подтянула к себе графинчик, выпила остатки воды и швырнула его в дверь. Грохоту было не чрезмерно, но на сердце уже стало легче. Спустя какое-то время массивная дверь скрипнула и появилась старуха в белом чепце, длинном платье с завязками и белом же фартуке с двумя карманами поверх всего этого великолепия. Памятуя о том, в каком виде вчера предстал передо мной дед Юрась, во внешности его подружки я не усмотрела ничего странного.

- О! Чего это вы графинами разбрасываетесь, миледи? – равнодушно посмотрев на валяющиеся под ногами осколки, поинтересовалась бабка.

- Тебя не спросила, ведьма старая! – резко прохрипела я. – Дай мне телефон и помоги встать с этого убогого ложа.

- И куда это вы собрались? – чуть удивилась старуха и с обидой скривилась. – Чего это ругаться удумали? Всегда такая смирная была, а тут это… лежите уж, не то позову господина Алистера с сыном. Уж они-то покажут вам, как посудой швыряться!

- Ты мне что, угрожать смеешь, карга старая? – нехорошо сощурилась я и стала нашаривать возле себя кружку, оставшуюся целой. – Ах ты! Ну, чего вылупилась на меня, дура?! Или ты приказа моего не слыхала? Я хочу убраться из вашей убогой лачуги немедленно! И где мой муж?

- Ну, так особо-то, и не держит никто, - равнодушно пожала плечами старая карга и, поворачиваясь к двери, забормотала себе под нос: - Вот ведь, дал же Великий умишка: то ревёт в три ручья, мол, замуж не хочу, даже утопиться в фонтане решилась, то мужа себе требует… не иначе, совсем рехнулась…

Пошоркав своими чунями, бабка скрылась за дверью. Мои претензии не просто отвергли на корню, их даже не услышали. Мне было обидно это признавать, но местный контингент вёл себя так, словно я была пустым местом. Разве что старая ведьма чуток удивилась тому, что я вдруг захотела узнать, где мой дорогой супруг. Вроде как я раньше интереса к нему не проявляла. Чёрт знает, что! Я грязно выругалась, напрягая больное горло, и решила, что и он и впредь бы мне ни за чем не сдался, просто желание увидеть его за решёткой приняло поистине космические размеры.

С трудом подтянувшись на дрожащих руках, я приняла вертикальное положение, чуть переждала приступ слабости и головокружения. И, чем больше я думала обо всём, что со мной произошло, тем больше убеждалась в том, что попала. Пока сложно сказать, куда, но попала точно!

- Не узнаю тебя, Алинка! Ты же, вроде, никогда размазнёй не была! – злобно пробурчала я, откидывая одеяло для того, чтобы спустить ноги вниз.

«А в каком ухе у меня жужжит?», - неожиданно вспомнила я домомучительницу из мультика про Карлсона, который живёт на крыше. - «А вот и не угадал, у меня жужжит в обоих ухах! Ля-ля-ля, я сошла с ума, какая досада!». Между тем, сойти с ума было от чего: из-под жуткого длинного белого балахона, совсем как в фильме про сожжение Жака де Моле, выглядывали две тоненькие беленькие девчачьи ножки. Я пошевелила пальцами на ногах. Они послушно пошевелились. То есть, ноги мои. Ага, выходит, и руки мои… я перевела взгляд на то, на что должна была обратить внимание с самого начала: в тощее худое колкое одеяло вцепились две небольшие ладошки с маленькими коротко подстриженными миндалевидными ногтями без малейших признаков маникюра. Ну, и то жуткое одеяние оказалось ещё и с длинными рукавами, присборенными на запястьях верёвицей. Ага! Я задумчиво посмотрела на руки и мысленно дала приказ пошевелить ими. Тут же пальцы левой руки ловко сложились в маленький невзрачный кукиш. Ну, тоже недурно… попытка номер два дала мне более обидную, но ничего не проясняющую композицию из гордо отставленного среднего пальца. Хотя, если вдуматься, то именно она описывала ситуацию, в которую я попала, как нельзя лучше.

Тут я вспомнила, что у меня была определённая цель, потому встала на подгибающиеся ноги и по стеночке доползла до небольшого оконца. Ну, теперь всё окончательно встало на свои места: я ещё не отошла от наркоза! Я слышала, что от него бывают такие вот красочные глюки. Как только приду в себя, прикажу уволить весь персонал вплоть до последней поломойки. Это ж надо, как меня покорёжило-то!

А, между тем, была почва для подобных мыслей – окно располагалось явно на втором этаже старого дома, о том говорили потемневшие от времени и непогоды серые камни и вьющийся плющ. Внизу находился хозяйственный двор с низкими широкими постройками без окон, часть из которых совершенно точно пустовала, радуя взгляд кое-где провалившейся крышей. Мальчишка с надвинутой по самые брови шляпе сидел на деревянном чурбачке и предавался напряжённому ничегонеделанию, мимо прошла девушка в такой же длинной юбке, что и уже знакомая мне старая ведьма.

Стараясь не принимать близко к сердцу увиденное, я доползла обратно, тяжело дыша, и плюхнулась на свою кровать. Хотелось пить, но, как назло, в моём каземате ничего, кроме ромашечного отвара, не было. Я устала откинулась на подушки и закрыла глаза, будучи всё в том же расслабленном состоянии. Старым диафильмом проплыли образы: вот я играю со своей матерью в саду… вот она меня учит грамоте… то есть, не меня, конечно, а её – Алинару! Но я полностью убеждена, что она – это я. И нет, я точно знала, что я – это Алина Викторовна Зарайская, просто каким-то чудом я ощущала отголоски умирающих воспоминаний девушки, которую звали Алинара дю Савьер, последняя из рода дю Савьер! Это она боялась приезда своего жениха, да так, что решила утопиться в фонтане. Однако, напрасно она это! Решила она, а отдуваться теперь мне. Мне вдруг с печалью подумалось, что никакой наркоз не способен создать такую реальность…