Портальеро. Круг второй

Глава 26

Глава двадцать шестая.

Голливудская улыбка — это простой и надёжный способ показать всему миру кто здесь самый главный хищник.

Я улетаю всерьёз и надолго.

Я затеряюсь, как в стоге иголка.

И, там, где не был ещё никогда я,

В утреннем небе звездою растаю.

Я улетаю. Я падаю в небо…

Там, где никто, никогда ещё не был…

В мире, откуда никто не вернётся,

Может быть, новое что-то начнётся.

Вечер 20 августа. 1990 год.

СССР. Москва. НИИ им. Склифосовского.

Бродя бестелесной тенью по бесконечным коридорам большого больничного комплекса, я помаленьку изучал все входы и выходы. Узнал, как тут всё работает, а потом уже принял решение. Пора! Хватит. Отдохнул. Пора и честь знать.

Из вещей, приватизированных в комиссионном магазине, я всё-таки остановился на том костюме, что выбрал сам и оплатил его через кассу. Да… Поторопился я швыряться деньгами. Если бы заранее знал, что Дора сдаст нас, как стеклотару…

Наверное, я слишком часто веду себя, как порядочный человек. А времена-то нынче не слишком порядочные настали. Ну… То ли ещё будет. Я-то уж точно знаю об этом. Да ещё и с подробностями.

Но парадокс в том, что я по натуре — человек добрый. И продолжаю неосознанно верить, что люди ко мне будут так же добры, как и я к ним. Но… Да. Главная проблема умных интеллигентных людей в том, что они опрометчиво думают, что все остальные люди тоже думают… А это не всегда так.

Убрав наручники в своё магическое хранилище, я тут же достал их обратно. Проверил. Всё нормально. Работают.

Переоделся в костюм. Обулся. Ну, вот. Как мало нужно человеку для счастья. Оделся — и снова почувствовал себя человеком.

Подошёл к дверям. Прислушался. Обычная больничная тишина. А потом…

А потом я понял, что имея магические возможности, веду себя, как неопытный взломщик. Зачем мне прислушиваться, если я могу сразу выглянуть и посмотреть.

Сев обратно на кровать, я привалился спиной к стене, да и покинул своё тело, полетев на разведку.

Коридор был тих и пуст. Свет был не таким ярким, как это было днём. Похоже, что часть потолочных ламп на ночь выключают. Экономия, мать её… Но мне же лучше.

Сержант, делая вид, что охраняет двери моей палаты, дремал. Убивать этого мента мне совсем не хотелось. Ничего плохого он мне не сделал. А то, что он выполнял приказание своего начальства, так у него служба такая. С начальством я могу и попозже разобраться.

Так-с… И что мне с ним делать? В честном поединке я такого могу и не победить. Значит, придётся играть не по правилам…

Я пролетел по длинному коридору туда-сюда, но никого посторонних не обнаружил. Ну и правильно. Это же не приёмный покой, где круглосуточно полно народу. А тем более здесь в Склифе. Скорая помощь ежедневно и еженощно подвозит ломанных и обожжённых, битых и резаных. Это Москва. Тут народу немерено. Ну а процент идиотов тут только выше, чем в других городах почему-то. А скоро девяностые начнутся. Союз развалится. Начнётся передел собственности. Тогда к резанным ещё прибавятся ещё и стрелянные со взорванными.

Ладно. Главное, что сейчас в коридоре пусто. Никто мне не помешает заняться делом.

Я просканировал сержант и поразился… У него даже оружия с собой не было. Что за фигня? Это что, подстава такая? Может, его тут специально выставили охранять меня и не дали с собой оружия, чтобы я попытался напасть на него? А меня, типа, на живца ловят? Или просто у них запрещено сидеть тут в больнице с оружием? Не понимаю…

Но отступать уже поздно. Я уже решил сегодня совершить побег, чтобы вытащить затем ещё и Машку из заточения.

Но если это засада, то я и сам не сбегу, и подругу не спасу…

А и ладно. Понадеюсь, как всегда, на авось. Авось всё и получится. Раньше-то получалось…

Прибрав дремлющего мента в магическое хранилище, я тут же вернулся в своё тело, и приготовился к следующему этапу. Первым делом я достал наручники и пистолет. Их у меня уже была целая коллекция. Но я решил воспользоваться старым проверенным наганом. Его я, помнится, затрофеил у полицая в лесах под Смоленском. Надёжная машинка. А главное его преимущество, что в случае стрельбы, все гильзы остаются в барабане. С перезарядкой, в случае чего, правда долго придётся повозиться. Но у меня на такой случай есть ещё и другие пистолеты.

Не затягивая время, я вернул сержанта из хранилища. Он ещё не посинел, но уже кашлял и хватался за горло от недостатка воздуха. Приставив ствол револьвера прямо промеж глаз бравому правоохранителю, я спокойным голосом спросил у него:

— Жить хочешь?

Видя замешательство и непонимание в глазах моего охранника, я продолжил:

— Я не хотел бы тебя убивать, но если ты дёрнешься, то поверь мне, рука не дрогнет. Так что, я опять задаю тебе просто, но очень важный вопрос: «Жить хочешь?» Ты кивни, если «Да». А говорить что-то и тем более кричать не надо. Я человек нервный, могу и стрельнуть случайно…

Сержант после секундной задержки, всё-таки кивнул головой.

— Ты будешь вести себя тихо?

Снова кивок в ответ.

— Тогда ложись на пол лицом вниз!

Он послушно выполнил мой приказ. Я не мешкая сковал ему наручниками руки за спиной, а ноги связал простынёй. Сильно не старался. Захочет, освободится. Но не от наручников. Хотя… Наверняка у него где-то в кармане есть и маленький ключик от этих стальных кандалов…

— Ключи от наручников у тебя есть?

— Да. — раздался хрипловатый голос от пола. — На связке с остальными ключами.

— Я заберу его. Не переживай! Тебя скоро освободят.

Отцепив маленький ключик от массивной связки, я вернул остальные ключи в карман милиционера. Сняв наволочку с подушки, я снова обратился к своему пленнику.

— Прости! Я сейчас запихну наволочку тебе вместо кляпа. Потерпи! Так надо. Возможно, у тебя будут неприятности по службе из-за моего побега, но зато останешься в мире живых.

Я тщательно запихал наволочку в рот пленнику.

— Постарайся не шуметь, хотя бы с полчаса. Тогда я смогу обойтись без стрельбы и уйти тихо. Кивни, если понял.

Он так усердно кивнул, что даже ударился об пол своим лбом.

— Эй! Полегче! А то скажут, что я с тобой жестоко обошёлся. И, кстати, я тебе во внутренний карман тут положу кое-что. Может хоть как-то это тебе компенсирует будущие проблемы с начальством.

В кармане милицейского кителя я оставил одну из золотых плюшек, размером с екатерининский пятак. Помнится я от скуки все ювелирные изделия, лишённые драгоценных камней, сминал, превращая вот в такие плюшки. Серьги, колечки и всякие кулоны. Если его обыщут и найдут это, то решат, что я его подкупил. А если не найдут, то он сможет потом продать это, даже по цене золотого лома, получив приличные деньги. Золото, оно и в Африке золото.

Оставив мента валяться на полу, я осторожно вышел из палаты. В коридоре по-прежнему было тихо. Похоже, что моя версия про засаду была безосновательна.

Безопасный маршрут, идя по которому у меня было меньше шансов встретить кого-нибудь, я уже давно изучил, летая тут в виде прозрачного привидения. Но на всякий случай у меня на плечи был накинут белый халат. Мало ли кто на ночь глядя ходит тут по этим коридорам. В палаты я не лезу, иду себе на выход, а значит, так и надо. Люди в такой большой больнице редко проявляют любопытство к мужчинам в костюме. Тем более, если он соблюдает правило «накинутого белого халата».

Оставив халат в приёмном покое, я вышел в прохладу вечернего города и вздохнул полной грудью. Вот он какой вкусный — воздух свободы…

Ночь с 20-го на 21-е августа. 1990 год.

СССР. Москва.

Выйдя в переулок, я двинулся в сторону проспекта Мира. Ближе мне было, конечно же, идти в сторону трёх вокзалов. Но я на всякий случай шёл в сторону противоположную той, что мне была нужна.

На улице было темно и свежо. Я искренне наслаждался вечерней прохладой. Идти было легко и приятно. Мне уже порядком надоело валяться в больничной палате с прикованной наручниками рукой к дужке кровати. Свобода опьяняла.

Идти пришлось не долго. Вот он — широкий проспект имени Мира. Непонятно только вот какого. В русском языке трудно понять, когда говорят слово «мир». Может имеют в виду весь шарик со всеми его морями, океанами, материками и людьми, населяющими Землю. Или это просто отсутствие войны. Вот у англов всё просто. Есть «world», а есть «peace». А по-русски и то, и другое будет просто «мир».

Первый же таксист согласился меня покатать по Москве за чирик в час. До кучи, я пообещал ему в придачу ещё и счётчик оплатить, если он не будет задавать мне лишних вопросов. Водила щёлкнул таксометром, и погасив зелёный огонёк, мы покатили вперёд. Дав червонец вперёд, чтобы таксист не подозревал меня в том, что я уйду не расплатившись, я назвал первый адрес. Специально выбрал совершенно нейтральное и совсем не нужное мне место. Мне надо было, чтобы таксист понял. Что если я куда-то ухожу, то обязательно вернусь, чтобы добавить ему ещё денег. А дела пассажира, если они даже и не слишком понятные, это таксиста не касается. Совсем уж криминалом я заниматься у него на глазах не собирался, а всё остальное… Счётчик тикает, клиент платит…

В одном из пустых дворов, где-то на Таганке, я вышел, и направился в давно известный мне подъезд. Подъезд был тихий и проходной. Я о нём узнал в своём прошлом будущем. Одного моего знакомого там кинули на бабки. Пока он ждал их у входа в подъезд, мошенники ушли через двор и скрылись, на поджидающей их машине. В более поздние времена такого почти не осталось. На подъездах появились металлические двери, а запасные выходы перекрыли. Да и почти во всех дворах появились шлагбаумы, чтобы абы кто не заезжал куда попало. Но сейчас времена были ещё не те, и как говорится: «Заходи кто хочет и делай что хочешь».

Ну а мне нужно было сейчас тихое место для того, чтобы приготовить одежду для Машки. Когда нас менты приняли, на ней был вполне себе модный по нынешним временам джинсовый костюм из варёнки. Но как она одета сейчас, я понятия не имею. Помнится, что в летний период в камерах довольно-таки жарковато. И те, кто там сидят, могут находиться, как бы так выразиться, совсем налегке. Не знаю, как в женских камерах, но у парней так и было. Так что если я застану её там в полном неглиже, то лучше будет сразу её переодеть. Ладно. Это уже детали. Отобрав набор одежды и обуви, я сложил всё в один пакет. Так будет удобнее, когда это всё нам будет нужно.

Таксист спокойно ждал меня на том же месте, не проявляя никакой нервозности. Ну ещё бы. Червонец я ему вперёд уже заплатил. А на счётчике даже и трёшника ещё не натикало.

Я решил, что подъезжать прямо к СИЗО не стоит. Тем более, что для моих манёвров это и не требовалось. Сперва хотел подъехать с набережной Яузы, да и постоять в большом доме, что как бы прикрывает тюремные постройки от глаз людских, но потом вспомнил, что там вроде бы давали квартиры сотрудникам. А лишние внимательные глаза мне не нужны. Так что, я остановился на более интересном варианте.

— Шеф! Давай на Электрозаводскую. А там я покажу.

Хорошо по Москве ночью кататься. Можно ехать и с ветерком. Камер на всех столбах ещё не скоро понавешают. А с редкими гаишниками пока ещё можно легко договориться за очень небольшие и смешные деньги. Но на всякий случай, я сказал таксисту, чтобы он особо не гнал.

Все попытки водителя поговорить со мной, я обломал. Не сболтнуть бы чего лишнего. Таксисты — народ внимательный. Отболтался тем, что очень устал, и большую часть пути делал вид, что дремал, следя за дорогой вполглаза. Зато я был не против, чтобы он включил музыку. Думал, что он врубит радио, но парень воткнул в магнитолу кассету, и зазвучали знакомые аккорды Виктора Цоя. Я был не против. Я сам любил песни группы «Кино». Не все, конечно, но многие. Слушая про группу крови и пачку сигарет, я чуть было не заснул на самом деле. Разбудил меня голос таксиста:

— А где на Электрозаводской?

Знать бы ещё где… Я объяснил, что был тут всего лишь пару раз, и дом моей девушки надо будет немного ещё и поискать. Таксист был не против.

Я нашёл более-менее уютный тихий дворик недалеко от Злектрозавода.

— Здесь подожди!

Отдал водителю ещё один червонец, я углубился во двор пятиэтажки. А таксисту пояснил, что здесь живёт знакомая девушка…

Была у меня мысль присесть на лавочку во дворе, а потом уже полететь в сторону сизо. Здесь напрямки и километра не будет. Этого расстояния мне вполне хватит.

Но двор не был таким уж спокойным. Окна в доме горели. Люди ходили… Вернувшись в машину, я решил. Что лучше будет действовать оттуда.

— Блин. Эти девчонки не могут собраться быстро. — пояснил я парню. — Сказала, что скоро придёт. А это «скоро» у них может быть и полчаса…

Водитель согласился со мной и попытался рассказать мне какую-то похожую историю из своей жизни. Но я прервал его разговорчивость, вручив ему ещё один червонец.

— Шеф! Я вздремну тут у тебя на заднем диванчике. Устал сегодня не по-детски. Музыку можешь не выключать. Она мне не помешает.

Устроившись поудобнее на заднем сиденье, я покинул своё тело и полетел в сторону Матросской Тишины.

Планировка мне была знакома. Бывал я и тут в своём прошлом будущем времени. Но я был на «Малом спецу», а мне сейчас нужны была «больничка». Примерно я представлял, где это находится, но только очень приблизительно. Поэтому мне пришлось полетать по коридорам, минуя всякие железные двери с решётками. Несмотря на позднюю ночь, тюрьма жила своей жизнью. Снаружи по стенам были протянуты всякие верёвки, которые двигаясь туда-сюда, доставляли из хаты в хату малявы и грузы. Но мне не было до этого никакого дела. У меня была только одна конкретная цель: «Найти Машу и забрать её отсюда».

Ночь 21 августа. 1990 год.

СССР. Москва. Матросская Тишина.

Больничный корпус. Камера № 4.

Интерлюдия.

Слова оперативника Ирина восприняла очень серьёзно. Сидеть ни за что много лет её совсем не хотелось. Она не понимала даже за что её вообще посадили. На неё напал с ножом пьяный мужчина. Она защищалась… Она даже отняла у него нож…

Да. Надо было не тыкать его этим ножом, а просто врезать ему посильнее, да и уйти куда подальше. Но в тот момент её взяла такая злость. Что она не могла уже остановиться. А менты на все её слова, только ухмылялись… Они мужики, и им, скорее всего, было больше жалко того парня, который пострадал из-за несговорчивости этой страшной дуры… В их глазах явственно читалось это. «Ну, дала бы ты ему. Тебе, что, жалко? От тебя же не убудет, дура!»

Это в камере ей уже объяснили девчонки. Дура и есть. Надо было свалить оттуда по-тихому и всех делов.

Сперва её приняли нормально. А что? Она девка крепкая, и сразу видно, что сильная. Мужика почти завалила. Против ножа с голыми руками вышла и не проиграла… Здесь таких уважают. Но потом…

А потом к ним в камеру посадили эту рыжую. Почему её сюда посадили, на больничку, а не отправили сразу в женское Сизо? А кто ж его знает. Может, из-за того, что она молчит всё время и ни с кем не разговаривает. Под дурочку косит, наверное… А может это была такая милицейская задумка.

Но в первый же день на эту мелкую наехала Клава. Клава была в авторитете. Матёрая уже уголовница. Кражи и грабежи. Не первая ходка. И чёрт дёрнул тогда Ирину вписаться за эту малявку. Видимо привитое с детства чувство справедливости и желание эту справедливость отстаивать. Сперва она просто сказала, чтобы здоровенная баба отстала от мелкой рыжей девчонки. А потом… А потом Клавку унесли без сознания с пробитой башкой. И больше после этого она в четвёртую камеру не вернулась. Зато Ирину вызвал к себе опер и стал требовать, чтобы она «разговорила» ту самую рыжую пигалицу. Все эти ментовские игры были противны Ире. Но и сидеть долго в тюрьме она тоже не имела никакого желания. Оперативник, или как тут его называли «кум», обещал ей, что и с сокамерницей дело уладит, и по её приговору поможет, чтобы она отделалась условным сроком. Почему-то Ирина не до конца ему верила. Хотя… Она ему совсем не верила. Потому что посте того, что с ней произошло, она вообще никому не верила.

Сперва её бросили родители, потом детдом, а потом… Потом её бросили все. На этом свете она одна. И никому она на этом свете не нужна. Так что, если на одну чашу весов положить её судьбу, а на другую — судьбу какой-то непонятной рыжей девчонки… Надо будет сделать выбор. И, кажется, этот выбор Ирина Сомова уже сделала.

Разговорить эту глупышку её легко удалось. Они сидели вдвоём на угловой шконке, занавешанной от посторонних глаз простынёй и вполголоса болтали. То, что Ирина услышала от этой рыжей Маши не укладывалось ни в какие рамки. Ира уже почти пришла к выводу, что девчонка просто сумасшедшая. Потому что поверить в то, что Маша ей рассказывала, было невозможно. Оказывается, Маша уже умирала, а потом со своим парнем- колдуном путешествовала по другим мирам, побывала на острове, где бегали голые черномазые дикари-людоеды. А ещё Маша рассказала о том, что они в зимнем лесу жили в землянке и питались мясом волков, которых убивал её любимый Максим. Про этого Максима маша вообще много чего такого наговорила. Он и волшебник, и такой красивый, и сильный, и вообще, самый-самый. А ещё Маша уверенна сказала, что Макс за ней придёт и заберёт её отсюда.

Глядя на эту наивную дурочку, Ирина её искренне жалела. И ей совсем не хотелось делать этой девочке что-то плохое. Но и самой сидеть в этих четырёх стенах не хотелось. Вот такая вот фигня получается…

Ночь 21 августа. 1990 год.

СССР. Москва. Матросская тишина.

Я всё-таки нашёл то, что искал, и даже проникнул внутрь камеры номер четыре больничного корпуса. Маша сидела вместе с какой-то девицей, укрывшись простынёй, свисающей с верхней шконки.

— Маша! Не показывай виду, что ты меня слышишь! — послал я ей мысленно.

— Максим!

— Тихо! Не проявляй никаких эмоций! Кто это рядом с тобой?

— Это Ира. Она за меня заступалась…

— Она уголовница?

— Нет. Её какой-то парень попытался изнасиловать, ножом ей угрожал. Она у него нож отобрала и его пырнула. А ещё она тут одну тётку чуть не убила из-за меня…

— Ладно. Тогда я не буду её убивать.

— Ты что… Не надо! Она хорошая…

— Маша! Я за тобой пришёл. А она — лишний свидетель.

— Давай заберём её с собой!

— На фига?

— Ей тут тоже плохо.

— Ну и куда я её дену потом? Она к себе домой придёт, а её там опять арестуют.

— Нет у неё никакого дома. И семьи нет. Она детдомовская.

— И что мы с ней будем делать?

— С собой возьмём.

— А она-то на это согласится? Ведь мы всю жизнь можем провести в бегах.

— Можно, я спрошу у неё?

— Можно. Только имей в виду? Если она мне будет мешать, то я её убью.

— Не надо. Мне её жалко…

— Тогда скажи ей, чтобы она вела себя тихо и во всём меня слушалась.

— Хорошо.

Интерлюдия.

Неожиданно Маша замолчала, и стала смотреть куда-то сквозь простыню… Ирина даже слегка испугалась. Кто его знает, что у психов на уме. А то, что её собеседница психически нездорова, она уже была уверена на все сто. Поэтому она не стала отрывать сокамерницу от разных мыслей и не мешала той сидеть молча. Наконец, маша снова вернулась в реальность, и посмотрела на Иру чистыми зелёными глазами, в которых светилась радость.

— Он пришёл за мной! — сообщила она Ирине.

— Кто?

— Максим! Он пришёл, чтобы забрать меня.

Ира выглянула из-за простыни. Но в камере всё было по-прежнему. Мирно спали сокамерницы. Ну или делали вид, что спали… Но никаких посторонних. А тем более мужчин в камере не наблюдалось.

— Ира! Ты хочешь уйти вместе со мной. Макс сказал, что если ты будешь его слушать, то он и тебя сможет отсюда забрать.

Ирина не знала, что ответить. Спорить с этой ненормальной бесполезно. Когда психи во что-то верят, переубеждать их себе дороже.

— А куда он тебя заберёт?

— Не «куда», а откуда'. Отсюда он нас заберёт

— А потом?

— Ну а потом он найдёт проход в какой-нибудь другой мир и мы уйдём туда.

«Ну, точно, психическая…» — решила Ирина. И чтобы не нервировать больную на всю голову рыжую девочку, ответила:

— Я согласна!

И в тот же миг исчезло всё. Исчезла простыня, закрывающая нижнюю шконку, исчезла сама шконка, и вся камера тоже исчезла. Только Маша осталась. Она сидела напротив и держала Ирину за руки. Длилось это недолго. Буквально через пару секунд лицо девушек уже обдувал приятные прохладный воздух летнего вечера. Они сидела прямо на земле в каком-то дворе. Машу уже копалась в каком-то пакете, доставая какие-то вещи. Откуда-то из воздуха вдруг стали прямо на землю падать коробки и пакеты.

— Примерь! Это для тебя Максим достал. Он твоего размера не знал заранее.

Маша уже почти была одета во всё новое и импортное. Ирина недолго копалась в вещах. Ей было всё равно во что одеваться. Она ещё не пришла в себя от такого резкого изменения в её жизни. То, что она считала бредом сумасшедшей девочки, внезапно оказывалось правдой.

«Неужели и всё остальное, что рассказывала Маша — тоже правда? И другие миры, и парень-волшебник…»

— А где он? — спросила она Машу.

— Кто? Макс? Сейчас подойдёт.

Откуда-то с улицы к ним приближался высокий худой парень. По щекам Ирины текли слёзы, и она ничего не могла с ними поделать.

«Но так же не бывает. Этого просто не может быть…»

— Привет! — сказал парень.

И обращаясь конкретно к Ирине, он спросил?

— Ты с нами?

— Я не знаю…

— Ира! Не отказывайся! — Маша взяла подругу за руку и посмотрела ей прямо в глаза. — Такой шанс бывает только раз в жизни. Пойдём с нами!

— Хорошо! — дрожащим голосом ответила Ира. — А куда идти?

Максим провёл рукой, и все вещи, которые не пригодились, вдруг исчезли.

— На улице нас ждёт такси. Сейчас отъедем отсюда подальше, а потом и решим, что и как.

Появлению не одной, а сразу двух девушек, таксист совсем не удивился. Машина плавно тронулась с места и через некоторое время уже ехала в сторону центра города.

Конец второй книги.

20.02.2025 г.