Глава 13

Глава тринадцатая.

По сути своей, человек — это всего лишь случайный набор живых клеток, состоящих, в свою очередь, из неживых химических элементов. Но рулит всем этим какая-то непонятная субстанция под названием — душа.


Наши души закованы в лёд. А на сердце скопились печали.

Нам казалось, что шли мы вперёд. Оказалось — мы просто петляли.

Мы теряем надёжных друзей, и оставшись одни на планете,

В лабиринтах кипящих страстей мы блуждаем в потёмках, как дети.


Можно спорить о тайнах души, не найдя никакого ответа.

Мы завесу открыть не спешим. Видно нам и не надо всё это.

И теряя по жизни друзей, оставаясь одни на планете,

Мы бредём в лабиринте страстей, как пропавшие без вести дети.


Мы так и не узнаем, где мы были и когда.

Но пока ещё мы всё на том же грёбанном райском острове…


Голос Маши стал тихим и немного заинтригованным.

— Максим! — протянула она. — А что значит — зелёный?

— Понятия не имею. У меня была информация только про красный, жёлтый и голубой с синим.

— А землёный — это синий плюс жёлтый.

— Девочка моя! Это тебе не акварельные краски. Тут совсем другая палитра.

— Ты в этом уверен?

— Нет…

— Тогда почему ты говоришь, что тут этот принцип не работает? Я где-то читала, что существует всего три основных цвета, которые невозможно получить, смешивая другие цвета между собой. И это именно — красный, жёлтый и синий. Если их смешивать, получатся дополнительные цвета. Фиолетовый, красный и зелёный. Ну а там, если менять пропорции, то получаются ещё более дополнительные цвета.

— А как же белый и чёрный? — попытался я прервать её заумную лекцию по смешиванию красок.

— Чёрный и белый — это монохромные цвета. Их невозможно получить путём смешивания. А ещё бывают холодные и тёплые цвета…

— Машенька! А ты знаешь, что есть такая болезнь… Называется коптокмия.

— А это ты к чему сказал?

— Так вот, люди больные этой коптокмией, желая казаться умнее, чем они есть на самом деле, к месту и не к месту вставляют в свою речь заумные и малопонятные термины. Вот сейчас, когда ты рассказывала мне, как смешивать краски, наговорила кучу заумных терминов…

Кажется, на меня сейчас серьёзно обиделись. Маша не просто надулась, как она обычно это делала, она стояла напротив меня сверкая глазами, уперев руки в боки. А учитывая, что я сидел на полу, прислонившись спиной к кровати, а она стояла, то смотрела она на меня сверху вниз.

— Ты — дурак! А я — не дура! Я учила всё это, когда ходила в кружок изобразительного искусства. И все эти термины мне так же понятны, как и остальные нормальные слова. Так что ты просто дурак, что не слушаешь меня. Вот…

После этого она скрестила руки на груди и отвернулась от меня. А я не придумал ничего более умного в этот момент, как хлопнуть её ладошкой по заднице, так ненавязчиво оказавшейся передо мной.

— А-ай! — взвизгнула Машка, отпрыгивая от меня подальше. — Ты чего?

— Ничего… — с улыбкой ответил я. — Просто так удачно под руку подвернулась твоя попка.

— Да я тебя! — девочка сжала кулачки и бросилась на меня.

Быстро справившись с ней, я скрутил её руки у неё за спиной, и чмокнув её в конопатый носик, сказал:

— Я люблю тебя, моя Кнопка! Давай никогда не ссориться. Спорить мы всё равно никогда не прекратим. Но пусть эти наши споры будут конструктивными.

— Ты сам больной! Тоже всё время умничаешь! Значит и у тебя, эта, как её…

— Коптокмия. — подсказал я.

— Да. — фыркнула она. — Отпусти меня!

— Не-а…

— Отпусти!

— Проси прощенья!

— За что-о? — возмутилась Маша. — Я же ничего плохого не делала…

— Ты напала с кулаками на меня.

— Потому что ты — дурак!

— Ну во-от. — протянул я. — а ещё и обзываешься.

— Не буду я извиняться. Не буду… Отпусти!

— Ладно. Тогда и я не буду…

— Чего не будешь?

— Ничего не буду. Вот сяду. И буду сидеть, сидеть, сидеть… А потом лягу. И буду лежать, лежать, лежать…

— А я?

— А тебе я сейчас открою выход. И ты сможешь идти, идти, идти…

— Нет. Ты точно дурак. Никуда я от тебя не уйду. Что я, дура что ли?

— Тогда проси прощенья!

— А ты меня сперва отпусти!

— Пожалуйста…

Я отпустил руки, мысленно готовясь к тому, что она снова нападёт на меня со своими маленькими кулачками. Но она спокойно взяла моё лицо своими ладошками, а потом поцеловала в губы.

— Я люблю тебя, максим! И хочешь ты того или нет, но я никогда от тебя не уйду.

Я обнял её и прижал к груди.

— Я тоже тебя люблю. Мне просто больше некого любить в этой жизни. Ты единственная во всех мирах.

— Ага… А если бы у тебя была кто-то ещё, то я бы была не единственная? — попыталась она вырваться из моих рук.

— Дурочка. Мы с тобой два сапога пара…

— Разного размера и оба на левую ногу…

— Ничего-то ты не понимаешь…

Начал было я, но она меня прервала.

— Смотри! Он уже не зелёный… Он — красный!

* * *

Я смотрел на перстень и не мог поверить. В планах у меня, конечно же, было найти портал, чтобы слинять на фиг с этого острова. И я очень хотел, научиться сам творить порталы. А ещё выбирать место и время куда я попаду, пройдя через подвал. Но вот так вот, ниоткуда. Как там говорил Виктор Черномырдин? Никогда не было и вдруг опять… Ведь несколько секунд назад не было этого ярко-красного свечения. Перстенёк, правда, подмаргивал то синеньким, то красненьким, а потом и вовсе светился зелёным. Но сейчас, это яркое красное свечение камня даёт понять лишь о том, что сейчас вот прямо здесь в любую секунду может сработать портал.

Куда?

Да хрен его знает куда…

Но надо ли нам снова нырять в эту неизвестность?

* * *

— Маша! У нас тут есть какие-нибудь нужные вещи?

— Не знаю… — она обвела взглядом каменную комнату. — Вот кровать, покрывало, котёл с водой, кружка…

Я молча сгрёб всё, убрав в хранилище. В комнатушке сразу стало пусто.

— Держи меня крепко за руку!

Маша не стала этого делать. Она просто бросилась ко мне и обняла меня, прижавшись ко мне крепко-крепко…

Секунда… Другая…

Перстень светился, но ничего не происходило.

Я уж было подумал, что это какой-то глюк или сбой системы.

Но, нет…

Внезапно комната озарилась ярким алым светом, а у нас под ногами возник, переливаясь всеми оттенками красного, магический круг.

Почему я его определил, как магический? А я видел нечто подобное в каком-то японском мультике. По краям круга медленно вращались какие-то светящиеся руны.

Больше ничего заметить я не успел, так как пол под ногами куда-то исчез, и мы с Машкой в обнимку полетели вниз…


Всё ещё хрен знает где и хрен знает когда.

Но уже не так тепло…


Красная вспышка яркого света. Такого яркого, что пришлось даже зажмуриться.

Наш полёт после того, как под ногами исчез пол, длился недолго. Почти сразу вы плюхнулись во что-то мягкое. Но я при этом получил такой удар в челюсть, что почти потерял сознание. Рот наполнился солёной кровью… Не нокаут, конечно, но на нокдаун вполне потянет. Осталось только досчитать до десяти и сказать «аут».

Но хрен вам всем. Я потряс головой и открыл глаза.

Кругом всё было белым бело… Я лежал, провалившись глубоко в сугроб. На моей груди лежала Маша, которую я продолжал прижимать к себе. Это именно она, при падении, так врезала мне головой в челюсть, что я прикусил язык и чуть было не потерял сознание.

От снега, который был буквально везде, исходила приятная прохлада… Но это было лишь первоначальное ощущение. Почти сразу я понял, что так долго продолжаться не будет. Это как из бани, разгорячённым и распаренным, нырнуть в сугроб и обтереться снегом… Но попробуй поброди по тем же сугробам босый и с голым жопом… Надолго тебя не хватит.

На мне были кеды и вполне лёгкая летняя одежда. А на Машке так и вовсе платьице и босоножки.

— Мафка! Ты как сепья сювствуесь?

— Голова болит… Я обо что-то ударилась…

— Это ты меня в селюсть бафкой удавила. Я аф яфык прикуфил…

— Ты так смешно разговариваешь. Я ничего не поняла.

— Слесь с меня!

— Ой! Тут снег! — восхищённый голос Машки почти сразу же стал озабоченным. — Ой! Тут холодно….

— Слесай с меня!

Я попытался направить импульс на излечение прикушенного языка. Даже не излечение, а просто восстановление, по принципу, чтоб стало, как было… Кровь во рту осталась, но язык быстро пришёл в норму. Я сплюнул кровь на снег.

— Слезай с меня! Надо по-быстрому разобраться, где мы, пока совсем не замёрзли.

— Угу. — она заворочалась, пытаясь сползти с меня. — Максим! Дай мне что-нибудь тёплое из одежды.

— Вряд ли у нас есть что-нибудь соответствующее местным морозам. Валенок и заячьих тулупчиков точно нет.

Но спасаться от холода нужно было срочно. Мороз — дело такое. Холодно, холодно, холодно… А потом, бац, и всё… Замёрз насмерть.

Оглядевшись, я понял, что мы упали сверху на небольшую полянку… Снега тут было по пояс. А чуть в сторону глянешь, там, под деревьями, снега было в разы меньше… Вот именно там я и решил обустроить нам хотя бы временное, но укрытие.

Достав из хранилища кровать, сделанную ещё на острове, я усадил на неё Машку, укутанную сразу в несколько разных штор и покрывал, а сам занялся постройкой жилья.

Расчистив приличный кусок земли от снега, я стал копать землянку. Работать пришлось быстро. Поэтому, несмотря на холод, я даже немного согрелся. Сделав достаточно глубокое углубление в земле, я тут же переместил туда кровать, водрузив сверху Машу, закутанную в кучу разных тканей. Она напоминала большой кочан капусты. И лишь только торчащий кончик носа в конопушках, напоминал о спрятанной внутри маленькой девочке.

Ну, а я тем временем стал таскать, «нарезанные» на нужный размер, сосновые брёвна. Очищал от коры и укладывал плотно друг к другу, мастеря потолок. Помнится, в песне слышал такие слова: «Землянка наша в три наката…» Но в три наката я делать не стал. Хватило и двух. Сверху присыпал землёй и утрамбовал. После навалил снега, так что со стороны стало совсем незаметно. Выход из землянки был под лапами большой раскидистой ели. Вряд ли его кто найдёт, если не будет знать, где и что искать.

Землянку я делал в несколько комнат. А учитывая, что печки-буржуйки у меня под рукой не было, я решил в отсеке возле входа, сделать очаг из подручных материалов. Камни и глина… Всё пошло в ход. Жаль, что не из чего было сделать трубу. Пришлось оставить отверстие в потолке, чтобы было куда уходить дыму. Удачно получилось, что весь дым идёт вверх, а исчезая пройдя сквозь большие еловые лапы. Так что до неба доходит только отголосок того дыма, что был у земли. Хорошо ещё, что воду зимой искать не надо. Растопил снег, и вот тебе вода.

Сделал себе зарубку на будущее: «Иметь в запасе набор для выживания в любых условиях». Спальные мешки и походная печь у меня будут в том наборе обязательно. Ну а пока, как в песне: «Я его слепила из того, что было…»

Оказалось, что я впопыхах прихватил с острова, сотворённый мною мангал из тамошних каменных плит. Вот и пригодился для того, чтобы топка была огнеупорной. Осталось только разжечь огонь и протопить землянку.

Ну а ещё… Я потратил слишком много сил. Снова на меня напал зверский голод. Так что неплохо бы раздобыть какой-нибудь еды.

Но всё же, первым делом я растопил свою самодельную печь. Запас дров у меня оставался. Так что через несколько минут в печурке уже весело запылал огонёк. Облизывая совсем не местные дрова, принесённые мною с какого-то очень далёкого южного острова.

Сидя у открытого огня, я убедился, что дым не заползает в жилое помещение, а тепло постепенно распространяется по землянке. Значит, что пора позаботиться и о хлебе насущном. А ещё лучше о мясе. Так как вряд ли тут в лесу я смогу найти хлеб. Ну а мясо, наверняка, где-то бегает поблизости… Я даже уже слышал звуки, издаваемые этим мясом.

* * *

Про мясо, известного нам всем с детства «санитара леса», всякое говорят. Кто-то считает, что есть его нельзя, а кто-то говорит, что мясо волка и вовсе категорически есть нельзя.

Но я слышал и другое. В принципе, мясо волка относится к условно-съедобному. Так что, прежде чем употреблять волка в пищу, его мясо должно пройти определённую термообработку. Во избежание, так сказать, ненужных последствий. Волк же не только хищник, но и падальщик. А это не может не сказаться на его мясе. Так что варить это мясцо надо не меньше двух часов.

А со слов одного охотника. Я однажды узнал, что поедание мяса волка — это вообще, особый ритуал. Охотник, впервые убивший волка, просто обязан приготовить его и съесть. И кое-кто даже считает его деликатесом. Ну а если кому-то чудится запах псины, то расскажите это корейцам.

* * *

Всё это я вспомнил, послав свою бестелесную сущность на разведку. Машка задремала, пригревшись. А я подкинув ещё дровишек в печку, устроился поудобнее, и отправился на разведку.

Заодно посмотрел со стороны на маскировку нашего нового жилища. Вроде нормально. Ещё один снегопад, и вообще не будет видно никаких следов вокруг.

Поднявшись повыше, я хотел осмотреться и хоть как-то сориентироваться на местности. Но сколько бы я не вглядывался, кругом был лес, лес и только лес…

Ладно. Об этом я подумаю после… А сейчас у меня более приземлённые желания. Жрать хочется. Наверное, там в землянке, возле печки сидит сейчас моё тело, у которого урчит в животе от голода.

Я спустился пониже и сразу стало чуть темнее. Над кронами деревьев ещё день в самом разгаре. Ну, если точнее, вторая половина дня, скорее всего. А вот под деревьями уже сумрачно. Тёмные тени от мощных стволов и хвойных лап. Тут если заинька беленький сядет под кустиком на белом снегу, хрен его заметишь. Да и всякую другую живность что-то не видать. А ведь я своими ушами слышал, как выли «санитары леса». А если волки выли, то они могли какого парнокопытного загонять, или того же зайку пугать…

Эх. Ну. Почему я раньше не продумал такую тему, как сканер… Надо было продумать всё заранее, потренироваться. Интересно, а как должен работать магический сканер? Как перстень, камень которого может обнаружить где-то следы магии или наличие золота и бриллиантов? Я глянул на свой перстень, который снова светился.

* * *

Жёлтое свечение — это значит клад. Потому что тут в лесу, кроме клада не может быть ничего такого ценного, что бы вызвало такое свечение камня. Хотя… Хрен его знает, где мы сейчас с Машкой находимся… Может мы где-нибудь в Сибири или в Забайкалье. Как там в песне? «По диким степям Забайкалья, где золото моют в горах…» Нет. Забайкалье не подходит. Ни диких степей, ни гор, в которых моют золото, что-тоне видать. Но и в Сибири тоже есть золотые рудники… Может и тут такое? Я примерно сориентировался откуда исходит сигнал и спланировал туда.

Сигнал исходил от большой раскидистой ёлки. Причём росла она немного на боку. Похоже, что выросла настолько большой, что корни перестали её держать. Ветер подул… Наверное, это был сильный ветер. Так что ёлочка решила завалиться на бок. Но соседние деревья поддержали свою старую подругу, и не дали ей совсем упасть… Но завалившись почти наполовину, ёлочка не потеряла связи с корнями, и продолжила расти. А так как деревья растут, в основном, вверх, то и она снова начала тянуть свои лапы к небу. Всё-таки природа — это страшная сила, и неудержимая тяга к жизни…

Ну, так вот… К чему это я? А к тому, что сигнал исходил как раз из-под корней этой ели. Причём там, под этими корнями как раз кого-то ели. Похоже, что именно вой этих «санитаров» я и слышал.

Волки. Штук шесть… Крупными я их не назвал бы… Больше напоминали поджарых дворняг со впалыми животами. Но один из них выделялся на общем фоне. Здоровенный самец, крепкий и красивый, как на картинке.

А жрали они что-то очень замороженное и не очень свежее. Потому что, это был труп человека, как я разглядел отсюда. И труп был в военной форме.

Я в те времена не жил. Но столько фильмов на эту тему было снято, что трудно было не понять примерное время и эпоху, в которую эту форму носили. Тёмно-синие брюки-галифе, сапоги, гимнастёрка с малиновыми петлицами… Очень похоже на красного командира времён начала Великой Отечественной войны. Причём, почему-то на память приходит именно НКВД. Хотя я тут не специалист…

И сейчас замороженный труп этого, перетянутого портупеей командира драли волки. А форма-то на нём летняя, а не зимняя. Значит лежит он тут давно. Странно, что его раньше не съели. Да и сейчас, судя по разворошённому и разбросанному мощными лапами снегу и комьям земли, его эти волки только-только откопали.

И сигнал на драгоценности исходил именно отсюда…

Загрузка...