Ползи! (СИ)

Глава 9. Жги, Дан!

Настало время следующего испытания. По правде сказать, я боялся (ну да-да, я тот еще трус порой), что меня заставят на этом дебильном посвящении делать что-то либо ужасное, либо постыдное. Хотя, если бы задания выходили за рамки того, что я готов физически и этически выдержать, то я бы, конечно, послал всех нафиг. Но пока все шло более менее приемлемо.

В нашем мире в архаичных племенах людей инициировали схожим образом. То в ледяную воду прыгай, то ледяными простынями оборачивайся и суши их теплом своего тела, то угли горящие глотай или пройдись по ним. Правда, я со всей наивностью своей души надеялся, что до углей у нас не дойдет — такой травмы мое горло плохо переживет, да и ступни жаль.

Все оказалось куда проще. Испытание было назначено на один из чудных прохладных вечеров. Один из мужиков разжег костер в центре деревни, меня пригласили сесть максимально близко к нему.

— Наши праотцы были уверены, что настоящий муж должен гореть внутренним огнем, — заговорил стоящий рядом Анвар. — Про магов и говорить нечего. Они могли есть горящие уголья…

Ну я же говорил!

— …ходить по ним босыми ногами. У нас есть легенда о великом воине, который после битвы с врагами настолько воспламенился душой, что его одеяния сгорели на его теле, и воину пришлось залезть в чан с холодной водой, чтобы остудить свой пыл. Вода вокруг него сильно нагрелась, забурлила, пришлось ее менять. И только тогда великий воин остудил пламя внутри себя.

Пока Анвар заливал мне в уши пафосную легенду, тот же деревенский мужик, что разжег костер, стал бросать в него горсть… это сушеный перец, что ли? Ой, ну все ясно с вами.

Уже через несколько мгновений у меня в глазах защипало, а в горле запершило. Не смертельно, конечно, но я вам скажу — ощущения не из приятных. Прямо вот совсем. Я усилием воли подавил желание потереть глаза. Анвар сказал, что настоящий мужчина терпит невзгоды без единого дрожания в мускулах. Не то чтобы дикарские представления о жизни общины стали для меня авторитетом, но прослыть в их глазах изнеженной принцессой мне бы не хотелось. Весь этот бред с испытанием — это, конечно, просто смешно, нелепо и верх мракобесия, но сила духа в глазах этих людей значила очень много — и в моих тоже. И мне было бы не в кайф дискредитировать себя перед теми, с кем я собирался прожить, возможно, оставшуюся жизнь.

— Выпей это. — Мне протянули чашу с подозрительно пахнущим отваром.

Я залпом осушил ее.

В первые несколько секунд — ничего. А потом как полыхнуло во рту.

— Что… вы… мне дали? — спросил я, с трудом дыша.

— Пламенную воду.

Ох, спасибо, это все прояснило!

Я не мог дышать. Я горел. Все мое горло и весь мой рот обратились в сплошной огонь. Это было невыносимо!

Я старался не задохнуться и одновременно не выказать перед всеми своих позорных мучений. Даже не знаю, что было ужаснее — огонь или невозможность нормально вдохнуть.

Наконец, через бесконечность мгновений пожар во рту стал утихать. Фуууф… отпускает, кажись.

Я, наверное, просидел около получаса со слезящимися глазами и очень неприятными ощущениями в горле, когда Анвар провозгласил конец испытания.

— А теперь тебе надобно отдать дань уважения земле, которая кормит нас, — сказал он.

Непонятно откуда возник Роб с деревянной посудиной в руках, внутри были какие-то измельченные растения.

— Вот так сразу? — удивился я.

— А чего тянуть? — отозвался Анвар. — Древние времена были куда суровее, и испытания тех времен — тоже. Нынешние испытания — просто невинные детские шалости в сравнении с тем, через что приходилось проходить нашим предкам. Ты должен втирать эти растения в кожу — и на лице, и на верхней части туловища.

Я снял рубаху. Спасибо хотя бы, что не приходится снова труселями своими перед всей деревней светить. Набрал пригоршню травок и стал старательно обтирать ими себя. В первую минуту ничего не происходило. А затем у меня началась натуральная чесотка. У меня зачесалось буквально все. Ну ладно, кроме нижней части туловища. Каждый сантиметр моего тела и лица, куда попала злосчастная трава, стал терзать нестерпимый зуд.

— В чем же смысл всех этих бессмысленных действий? — спросил я у Анвара. — Анвар, ты же умный человек, неужели не понимаешь, что глупо заниматься всем этим? Что это дает? Да я ведь даже не маг, чтобы ожидать пробуждения силы при всех этих действиях.

— Надо чтить и уважать традиции, передаваемые из поколения в поколение многими веками. В былые времена мужчин, отказывавшихся участвовать в обрядах посвящения, изгоняли из общины, презирали, клеймили позорным именем трусов. Сейчас все эти испытания превратились лишь в отголоски тех жестоких времен, но все же они не дают нам забыть, кто мы есть. Мы — потомки своих отцов до тех пор, пока знаем и помним свою историю.

Снова пафосная речь. М-да, не так-то легко избавиться от культурных пережитков. Ясно одно: если я откажусь участвовать в этой дичи, меня предадут остракизму.

Да когда же закончится эта проклятая чесотка?!!!

***

Осталось еще два испытания. И одно из них сегодня.

Сейчас почти полдень. Мы — я, Анвар, Роб и еще несколько мужиков — стоим у кромки леса.

— Почему мы здесь? — удивленно спросил я, наверное, в пятый раз.

Мне никак не хотели говорить, что меня ждет на грядущем испытании.

— Этот этап посвящения крайне опасен, Дан, — нахмурил Анвар лоб. — Тебе придется проявить недюжинную силу и отвагу.

— Да что делать-то надо?! — уже всерьез занервничал я.

— Сразиться с лесным зверем.

— Серьезно? С каким?

— Его зовут алоуш. Он силен и свиреп, как медведь, но не так быстр и проворен, как волк. Тебе придется станцевать с этим хищником пляску смерти — и одержать верх.

— Что еще за алоуш? — вскричал я в паническом нетерпении.

— Неужто не слыхал ни разу? — пришел черед старейшины удивляться. — Ну вы даете, горожане… Совсем жизнь и мир вокруг не знаете. Увидишь сам. Дан, сынок, — старик положил руку на мое плечо, — я всем сердцем за тебя. Выживи в этой схватке, одолей хищную тварь — ты человек, ты умнее ее.

— Вот уж спасибо, как-то не утешает меня это сейчас… Чем я биться-то буду?

— Вот этим. — Роб протянул мне копье — не длинное и не короткое, крепкое с виду, с деревянным древком и металлическим наконечником.

Я взял орудие в руку. Это что у меня, рука трясется уже, что ли? Вот позор — еще ведь даже в лес не ступили.

Мы (кроме старейшины) отправились в смертельный поход. Ага, для меня. Остальные мужики тоже были с копьями, но драться-то буду только я. А они просто станут свидетелями моего триумфа… или издыхания, и при последнем варианте будут тащить мой труп в общину, чтобы без почестей, с позором похоронить там, как изнеженную принцессу, которая не сумела всего-то лишь проткнуть брюхо какого-то там неведомого алоуша.

Мы шли не менее трех часов, а то и больше. Чем дальше продвигались вглубь леса — тем интенсивнее тряслись мои поджилки. Роб сказал, что зверье близ деревни не суется, потому надо вглубь идти как можно дальше.

И вот было выбрано место для остановки и грядущей… пляски смерти.

— Почему здесь? Откуда знаете, что этот ваш… алоуш именно тут появится?

— А мы сейчас позовем его. — Роб вытащил из заплечного мешка большую флягу. Открыл, зачем-то принюхался. — Давай-ка снимай рубаху, а то испачкается.

— Чем опять мазать собираетесь? — заспорил я тут же. — Мне прошлой чесотки хватило.

— Не боись, не будет никакой чесотки. Снимай давай одежу.

Я с тяжким вздохом повиновался. Роб стал поливать меня…

— Это что, кровь? — чуть ли не заорал я.

— Да не ори ты. Коровья она. Так надо.

— Зачем меня обливать коровьей кровью? — Ну спасибо, что не человеческая, но мерзость происходящего это не отменяет!

— Чтоб зверя, разумеется, приманить. Алоуш знаешь с каким чутьем острым? Мы точное расстояние не проверяли, знамо дело, но знающий люд говорит, что за несколько миль кровь чует эта тварюга.

Когда парень закончил делать из меня приманку, все мужики забрались на деревья (спасибо, чуваки, за моральную поддержку!), а я остался стоять весь в крови и ждать, когда же по мою душу явится голодный хищник.

Ждать пришлось в районе получаса по ощущениям. Я все тревожно озирался по сторонам, держа наготове копье, но вскоре рука устала, и я опустил орудие. Сердце клокотало в груди, словно силясь вырваться на волю и улепетнуть подальше от месилова, которое тут скоро начнется. Ох, что я несу? Кажется, рассудок уже мутным стал от панического страха, стиснувшего все мое существо.

Признаюсь честно, меня не покидала надежда, что страшный зверь попросту не явится на потенциальный ужин. Мало ли, вдруг он перекусил уже зверушками какими, зачем ему еще я? Но мои оправдания с треском разлетелись на тысячи осколков.

Я увидел алоуша, когда тот, создавая изрядный шум, выступил из-за деревьев в десятке метров от меня. У меня волосы встали дыбом везде, где они только растут, и ледяной пот заструился по спине от страха. Хищник был страшным: большой, как медведь, с густым черным мехом, с длинными когтями, со свирепой мордой. Такой не обитает в моей реальности. Даже не знаю, на кого он смахивает больше — туловищем немного на медведя, мордой на пантеру, пожалуй.

Я крепче сжал копье и поднял его. Тише, Дан, перестань трястись. Как бы страх не разорвал сердце раньше, чем это сделает зверь.

А он тем временем оглушительно зарычал и двинулся ко мне. Я попятился назад. Алоуш в несколько прыжков преодолел расстояние до моей трясущейся тушки, я сделал еще шаг назад, хищнику надоело, что жертва убегает, и он сделал очередной рывок в мою сторону. Я чудом увернулся. Зверь неуклюже развернулся в мою сторону. Когти царапнули воздух. Я отбежал еще дальше.

— Давай, Дан, сражайся, иначе провалишь испытание! — крикнули с дерева.

Алоуш заревел в первобытной ярости и взмахнул лапой: когти прошлись по моему плечу, ободрав одежду и кожу. Я не увидел кровь, так как и так был перемазан ею, но ощутил, как заструилось тепло по раненому месту. Ах ты, тварь, алоуш! Я сделал выпад вперед, держа копье острием, направленным в глаз зверя, но, само собой, не попал. Зато раззадорил и разозлил животное. Когти пролетели буквально в паре сантиметров от моего лица. Я отскочил, споткнулся, упал, зверь тут же набросился на мою тушку. Я перекатился влево, но алоуш успел царапнуть мое бедро. Ах ты ж, гаденыш такой, больно как! Ну нет, твоим ужином я становиться отказываюсь, тварь!

Я вскочил и шагнул к врагу. Копьем — в бок. Промазал. Еще одна попытка уколоть — опять мимо!

Взъярившийся еще больше алоуш махнул лапой, я не успел отскочить или увернуться и упал. Зверь тут же навис надо мной с диким рыком. Пасть его сомкнулась на моем раненом плече. Я заорал от боли и вонзил копье, которое сумел удержать в руке, куда-то в бок хищника. Ах, жесткая шкура под шерстью, чтоб ее! Но зато враг совсем рассвирепел от моей наглости. Оторвав пасть от меня с куском моей плоти, алоуш заревел во всю мощь.

Вот сейчас мне придет конец, успел я подумать до того, как пасть снова начала опускаться — на этот раз к моей шее.

Сейчас порвет! Сейчас подохну!

Мысли пронеслись в воспаленном от страха сознании буквально за мгновение.

Времени думать, пытаться не было. Только один шанс. Пляска смерти подходила к концу.

Вытащить копье у меня не хватило сил, так что я вытащил свой нож (вернее, нож Оскала) из кармана. Алоуш не успел вгрызться мне в шею, я подставил руку, закрывая глотку, и зубы хищника сомкнулись на моем предплечье.

— Аааааааа! — прокатилось вокруг.

Это был вопль самой жизни, которая не хотела поддаваться смерти.

Свободной рукой я вогнал клинок в глаз врага. Он с ревом страдания отпустил мою руку и неуклюже заметался по поляне, а я так же неуклюже поднялся.

— Дан! — крикнул один из мужиков с дерева, и через пару секунд к моим ногам упало копье.

С молчаливой благодарностью я подхватил его и, выждав момент, когда алоуш окажется рядом, вогнал орудие ему в голову. Хищник взревел еще сильнее, но, пошатнувшись, упал, однако перед тем успел полоснуть по моей груди своим смертельным оружием — когтями.

Я с благодарностью потерял сознание.

***

Я вынырнул из милосердного омута забвения и с трудом разлепил веки. По глазам резануло слепящим светом из окна. Я успел понять, что нахожусь в доме Анвара.

— Ты очнулся! — радостно воскликнула… Ли?

Я лишь промычал что-то невнятное в ответ. Язык не слушался и распух от жажды. Тело было куском боли. Голова стала весить целые тонны. Лучше бы я не просыпался.

— Дан, выпей. — Мою голову осторожно приподняли и губ коснулась прохлада воды.

Я заставил себя сделать пару глотков. Живительная влага. Уже гораздо лучше.

— Дан, милый, как ты? Впрочем, нет, не отвечай. Тебе пока тяжело, наверное, отдыхай, спи. Скоро ты поправишься. А я рядом, не волнуйся, — не переставая, защебетала девушка.

С чего бы мне волноваться? Вот с убийцей-зверем насмерть биться — это да, заставляет нервничать, а тут… Кстати, я, значит, вышел победителем из пляски смерти? Неожиданно. Но радоваться что-то у меня нет ни сил, ни желания.

С каждой секундой пребывания моего сознания в режиме онлайн мне становилось все более тяжко. Боль — она везде!

— Дан, а хочешь, я тебе почитаю? Впрочем, нет, не говори. Ох, какая же я болтунья. Это я просто очень рада, что ты пришел в себя. Мы так переживали…

Да заткните уже ее кто-нибудь! И выключите уже эту боль!

Когда муки мои достигли пика, я опять провалился в спасительную тьму забытья.

***

Я плохо помню себя. Плохо сознаю себя. Кажется, я пробуждался и заново проваливался в забытье еще несколько раз. Перед глазами были полоски света. В ушах гудело что-то неуловимое. Кожи касались чьи-то заботливые руки. Или нет? Может, мне все только сниться? А может, зверь (как же его звать-то? никак не вспомню, вот, пожалуйста, голова повреждена) отправил меня в мир иной — не туда, куда попаданцы… попадают, а туда, куда после смерти попадают? А что, если он навсегда оставил меня инвалидом? О, лучше смерть! Вдруг я проснусь и окажется, что я не могу ходить? Как же я тогда пойду искать сына Маха?

***

Я открыл глаза — их ослепило светом из окна. Зажмурил, подождал, открыл снова.

— Ты очнулся! — чуть ли не мне в ухо заорал Агнар.

— И на радостях ты решил оглушить меня? — спросил я, морщась, но радуясь тому, что вижу этого ставшего родным мальчугана.

— Ты как, Дан?

— Да жив вроде. Лучше ты скажи — насколько я плох?

— Рада сказала, что жить будешь. Она тебя все лечила и лечила, все мазала чем-то, в рот тебе что-то вливала, перебинтовывала пятьдесят раз. Так что не бойся — с такой заботой вскоре на ноги встанешь.

— Главное, остаться потом на них, — пошутил я, приподнимая голову и осматривая себя.

И вправду — перебинтован в области груди, предплечья и бедра. Спасибо доброй женщине.

— Как же они на это испытание отправляют пятнадцатилетних мальцов? Это же смерть верная!

— И мне придется через год, — уныло сказал Агнар.

— Ну уж нет! — отрезал я. — Не пущу!

— Но как же…

— Нет, я сказал! Я не позволю этим мракобесам угробить тебя.

— А кто такие мракобесы?

— Не важно. Ты не знаешь случаем, что за последнее испытание там готовится мне?

— Я слыхал, как Роб что-то говорил про заглатывание чудищем, и про хижину в лесу…

Я сделал глубокий вдох. Так, спокойно. Выдох — вот так вот.

— Сколько я пролежал так? — сменил я тему, решив раньше времени не ударяться в панику.

— Да уж четвертые сутки идут.

— И все это время был без сознания?

— Да. Ты бредил пару раз.

— А что… с, хммм… туалетом?

— Да, было дело, что ты… — мальчишка смутился.

— Я понял.

— Ли ухаживала за тобой и меняла твое белье.

— Что? — испуганно воскликнул я. — Ли меняла мое… белье? И выносила мои… Все, я хочу сдохнуть, верните меня к алоушу.

— Да ладно тебе, Дан. И вовсе Ли не такая неженка, как ты думаешь. Она очень ждала твоего пробуждения.

— Да иди ты, — махнул я рукой.

— Очень ждала, — повторил Агнар и заговорщицки подмигнул мне.

«Мне никогда не забыть этого позора», — подумал я сокрушенно.