Полянский. Детектив-медиум. Новое дело

Ба. Часть 2

3.

– А то, знаешь, Петюня, ещё ерша делали. Это когда края карт надрезали и натирали воском, чтоб потом было легко нащупать...

Реплику Марьяны Григорьевны прервал новый приступ лающего грудного кашля. Рак, обглодавший её изнутри при жизни, больше не был страшен. И теперь она, откашлявшись, с удовольствием доставала из кармана платья спички и курево. Встряхивала спичечный коробок, прикуривала и смолила папиросы одну за другой из бесконечной пачки.

Родилась она в тысяча девятьсот двадцать первом году в Москве в Малом Козихинском переулке. Свою мать, создание хворое и тщедушное, она совсем не помнила.

А вот отца боготворила. Григорий Кузьмич Онищев – черноусый и кареглазый статный красавец был талантливым игроком. Карточная колода стала для маленькой Марьяши одной из первых игрушек. Сколько раз она, перебирая картонки пухлыми пальчиками, разыгрывала романтические истории запутанных романов между дамами в собольих душегрейках и уборах с каменьями, усатыми солидными королями и лихими валетами.

В юности Онищев состоял под надзором, чуть не угодил под суд. Но смена власти внесла свои коррективы. При новом порядке после гражданской войны быстро освоился, получил место в одной из многочисленных контор. Игру он не бросил, но не зарывался, осторожничал, с нужными людьми делился, поэтому прожил долго, и проиграл немного.

Дочь была его единственной слабостью. Григорий Кузьмич не желал ей будущего каталы-каторжанки, поэтому не сразу и со скрипом уступил просьбе посвятить в карточную науку. Красавицей Марьяна не была, но хорошенькой считала себя справедливо. Фигурка складная, пушистая коса, чёрная как смоль, руки в браслетах маленькие и проворные. От отца унаследовала обаяние и ловкость.

Одно время они даже промышляли, «паслись» вдвоём. Садились в разные вагоны на поезд до Твери, Ярославля, или Рязани . Марьяна выбирала место, обращая на себя внимание пассажиров-мужчин, расположившихся поблизости. Сидит барышня в шляпке, в ботиках на трёх пуговках, по платью – из порядочных, у ног – саквояж. И то ли пасьянс начинает раскладывать, то на любовный интерес гадает. Уронит карту, стрельнёт карими глазами из под шляпки, и соседу – улыбка смущённая, но с чертовщинкой какой-то в ямочках. И знакомились, заводили разговоры, разумеется. Марьяна выводила беседу на тему карт, её начинали учить, свысока растолковывая правила.

Потом подсаживался Григорий Кузьмич в роли богатого «сазана». Сначала шла «игра на заманку», чтобы жертва выиграла и втянулась. Марьяна разжигала азарт, артистично комментируя, да ахая. И пассажиры не сразу, но проигрывали всю наличность, порой ставили часы и драгоценности. Онищевы не наглели, не беспредельничали на чужой территории. «Слам», доля добычи отстёгивалась милиционерам регулярно.

Жилось тихо, сытно, серо и ровно. Иных страстей, кроме игры, у Марьяны и не было. Замуж пошла с трезвым расчётом в девятнадцать лет за начальника отца. Держали открытый дом, принимали гостей. О детях и не задумывались.

В сорок первом покатились несчастья: сначала Григорий Кузьмич скоропостижно скончался от сердечного приступа, а ведь крепкого здоровья был мужчина, не старый. По отцу убивалась долго, роднее него никого не было. Потом муж Марьяны на фронт ушёл, да и сгинул без вести. Сама в эвакуации честно трудилась в одной из швейных мастерских, организованных отделом рабочего снабжения от их предприятия. Чёрную косу свою отрезала навсегда, как пришлось вшей выводить. Тяжёлые были годы. Благо, была она неприхотлива и суха в желаниях. На фоне неустроенного быта и голодных пайков Марьяну больше расстраивало, что пальцы грубеют, теряют чувствительность и гибкость. Чтоб руки вовсе не задеревенели, играла иногда с соседками по бараку, да развлекала гаданиями.

После Победы вернулась в Москву. В служебную квартиру мужа ей прописаться уже не дали. Перебралась в область. Устроилась на машиностроительный завод в Мытищах. Там и работала на шлифовке деталей. Общежитие. Замужество, вышла за токаря. Родила дочь в сорок девятом. Жизнь Марьяны Григорьевны складывалась ровно и безрадостно.

Но раз как-то поехала с маленьким внуком погулять в Москве. Оглядывалась, не узнавая улиц, задумчиво курила. Показала, где раньше с отцом жили. Витя не поверил рассказам Ба. Неужели так бывает, чтоб человеку принадлежал целый дом, а не угол в скворечнике? А потом прошли на бульвар. И пока Витя за голубями у пруда гонялся, успела его бабуля обыграть трёх праздношатающихся гостей столицы. Подняла сумму в четыре её пенсии, и ожила. Помнят руки-то, помнят!

И пока ноги носили, ездила она каждые выходные в Москву. Интеллигентная пожилая дама с брошью на блузке с оборкой внушала уважение и не вызывала подозрений. Быстро обзавелась необходимыми знакомствами. Молодые да борзые дорогу перебегали, но открыто не хамили, и за столом не мухлевали. По завету отца играла тихо, особо не передёргивала.

Денег не копила. Жизнь научила «сегодня есть, завтра нет». Выигрыши тратила на одежду, украшения, посещала рестораны и театры, стремясь хоть за свои деньги получить кусочек красивого и сытного прошлого.

А крест этот, что нашёл Петя, заговорила молодая цыганка в середине девяностых. Выручила её Марьяна Григорьевна случайно, в благородном порыве помогла откупиться от ментов на вокзале. Та догнала потом на перроне, ухватила за шаль грязными пальцами: «Душа у тебя хорошая, береги её. Вот! Схорони! Заговорённый! Вечно жить будешь!». Сунула, да и побежала дальше со своим шумным чумазым выводком. Марьяна Григорьевна дома крест на шнурке рассмотрела. Шулеры за суевериями следят и приметам доверяют, иначе нельзя – удачу спугнёшь. Было ей не по себе от этого подарка. Заклеила в конверт, да в тяжёлом трюмо спрятала. Хоть отец и учил не делать тайников в том, что можно из дома вынести.

Хворала уже сильно, но курева не бросала. С дочерью ругались. Та из квартиры склад-чулан сделала: «Вот, мама, пусть у тебя полежит, вдруг пригодится, у нас хранить негде». Она и бороться устала. Внук женился на такой же свиномордой, как сам. Захаживали с Татьяной, вроде как проведать Ба, а сами с рулеткой лазают, спорят, сколько обоев надо, да пройдёт ли новый шкаф. Марьяна Григорьевна давно байками кормила, мол, «останутся вам после меня сберкнижки, тогда и заживёте!».

В тот день только светать начало. Проснулась она от странного чувства: не больно! Удивилась, сходила на кухню покурить, поглядела в хмурый утренний двор. А как вернулась в комнату Марьяна Григорьевна, так и схватилась за сердце: увидела на тахте себя, побелевшую и остывшую. Остановились и запали глаза, рот приоткрыт, рука свесилась. Беззвучно голосила в ужасе, билась в стены, которые не могла покинуть. В бессильном горьком гневе наблюдала, как внуки готовили к похоронам, обобрав с любимой Ба золотые кольца и серьги. Зато после от души повеселилась, глядя на глупые морды, раздосадованные тем, что наследства не нашлось и в помине! Так вам и надо, свиноты! Ящичек с драгоценностями она спрятала, когда ещё в силах была.

Продать квартиру Виктор с Татьяной не решались, не из уважения или планов на будущее, а из жадности, всё боялись продешевить. Вкладываться в ремонт – жаба давила. Золото продали, да прожрали, бестолочи. Вот и зарастали метры хламом. Оставалось Марьяне Григорьевне медленно шататься из угла в угол своей тюрьмы. Разве что курить теперь было легко и безболезненно.

Внуки пытались содрать три шкуры с любого. Но подходящих арендаторов не находилось. Сдавать решили непременно по договору, напуганные жуткими байками о налоговых инспекторах и неподъёмных штрафах. И появился этот щуплый паренёк, тощий и вихрастый. С одной сумкой убогого барахлишка. Видимо, жизнь совсем прижала, раз он согласился платить за это жильё. Грязищу целый день ворочал, бедолага, умаялся, но красоту навёл.

В тот момент, когда он надел заговорённый крест, она снова почувствовала вкус табака. Это было волшебно! А ещё оказалось, что он её видит и слышит. Орал пацан долго. Брыкался цыплячьими ножками, махал руками в попытках прогнать её. Чуть в панике не сломился в ночь с мокрой после душа головой.

Потом начал слушать, стал отвечать. Было немного непривычно, но приятно снова с кем-то разговаривать. Ещё через день Марьяна Григорьевна поняла, что может удерживать карты. И, наконец-то, смогла покинуть квартиру и перемещаться, но, к сожалению, не свободно, а только сопровождая юного Петю Ефимова. Разобралась, что привязана к заговорённому кресту навсегда.

Парнишка долго шарахался, потом всё-таки привык не таращиться на неё постоянно, и не отвечать каждый раз вслух, привлекая внимание прохожих или попутчиков.

Так радовалась общению и движению. Была счастлива снова прикасаться к колоде, тасовать, играть. Было восхитительно не чувствовать боли, раскладывать пасьянс, курить бесконечные папиросы и болтать обо всём. Из благодарности поделилась, рассказала о своём кладе. Пожалела этого ягнёнка-цыплёнка, такой он умильный одуванчик. Предложила на эти деньги переехать и устроиться на новом месте. Многое можно переменить в жизни, если располагаешь средствами.

Они даже съездили в парк, где в памятном сквере Марьяна Григорьевна закопала свои украшения в ящичке. Глядя на разноцветные башни микрорайона, который возвели на месте парка, она философски вздохнула и закурила. А вот Петя расстроился и почти хныкал. Успел уже размечтаться, вообразил себе, на что потратит вырытое сокровище. Вот тогда она предложила ему подучиться и заработать в игре на деньги.

О картах он почти ничего не знал, в школьном летнем лагере когда-то в «дурака» играл, и всё. У современных людей иные развлечения, ничего не поделать.

По её указанию Ефимов достал колоду из ящика стола. Если бы кто-то заглянул в это время в комнату, уронил бы челюсть: парнишка играл в карты, разговаривая с пустотой, а перед ним в воздухе подлетали и переворачивались потрёпанные картонки.

Сначала играл на работе, но не ставил ни копейки, трусил долго. Она рекомендовала учиться и практиковаться с ежедневными попутчиками в электричках. Петя мямлил, тушевался, боялся разговаривать с незнакомыми людьми. Ведь одно дело – лить в уши неопытной девочке, и совсем другое – расположить к себе здоровенного мужика, целясь выставить его на деньги. Но постепенно втянулся. Марьяна Григорьевна легко кружила вокруг игроков, дымила папиросами и передавала карты его противников, подсказывая ходы и давая советы.

В выходной между сменами в магазине велела днём высыпаться и плотно есть дома, чтобы не тратить потом «рабочее время». Вечером выезжали из Москвы с Казанского до Пушкино или до Сергиева Посада. На деньги игра запрещена, но это же надо, чтоб дело дошло до протокола с показаниями пострадавших. А выигрывать по-крупному Марьяна Григорьевна ему не позволяла, хоть и видела, горячится «барашка», жадничает.

Нельзя забываться! Ох, как он чуть не обделался, когда полицейские в поезде подошли! Она хохотала, пока кашель не скрутил. Согласился сойти на ближайшей станции, отдал весь выигрыш, да и остался ночью на пустом перроне. Повезло, на последней электричке смог до дома доехать, чуть не околел от холода.

Но кто почувствовал вкус игры, раз втянулся, того уже не отпустит. Ей были неинтересны ставки на копейки. Деньги не интересовали, зачем они трупу. А вот сама игра подпитывала! Азарт, живые человеческие эмоции и шорох перетасовываемых картонок, мягкое шмяканье карт по столу – без этого она тосковала. Марьяна Григорьевна соскучилась по большому столу.

4.

Уж о чём Петя точно не мечтал, так это о привидении, которое будет кашлять сутками и комментировать его жизнь. Повезло ещё, что дыма от бесконечных папирос не ощущалось. Равно как и жуткого запаха стариковского тела и сгнившего рта. Не сразу понял, что видит и слышит её только он, чуть кукухой не уехал. Марьяна Григорьевна велела называть её Ба, мол привыкла за последние лет двадцать пять. Чтобы и с уважением, и вроде бы как к близкому человеку. Ведь общие дела предполагают определённое доверие.

Ефимов до сих пор не мог смотреть на старуху без содрогания: трупные пятна, серая морщинистая сухая кожа, запавшие глаза. Ба постоянно курила, кашляла и болтала. Время от времени поправляла, вставляла на место зубы, клацая дешёвым протезом. Отвратительное зрелище!

С удовольствием шлёпала картами о стол, вспоминала молодость, мало обращая на него внимания. А раз вечером он пожаловался вслух на проблемы с деньгами. И рассказала Ба о драгоценностях, которые спрятала от внуков. Это же настоящий клад, как в кино! Ох, и раскатал же он тогда губу! Петя успел узнать цены на ювелирные украшения в интернете, скупках на станции и в городе. Даже присмотрел себе новую квартиру, куда собрался переехать.

Дождались оттепели и отправились добывать сокровища. Ба рассказала, что раньше не могла покидать дом и рада снова передвигаться с ним за компанию. С железным совком для мусора и маленькой тяпкой в рюкзаке Петя чувствовал себя идиотом. Но приехал по адресу, который она указала.

Стоял в центре полукруга из красивых чистеньких новостроек. Ба долго смотрела на уцелевшие от парка деревья. Потом со вздохом опустилась на сырую скамью. Привычно сжала в синеватых тонких губах картонный мундштук, тряхнула коробком спичек, и снова вдохнула дым. Петя растерянно оглянулся на неё. Хорошо, что поблизости никого нет: разговаривающий с пустотой молодой человек привлёк бы внимание.

– И где копать, Ба?

– Вон там, под третьим подъездом, – невозмутимо махнуло папиросой привидение.

– Ты прикалываешься?

– Нет, – пожала она плечами. – Кто ж знал, что тут город построят. Десять лет назад скверик был.

– Что же теперь делать?

– Играй или прозябай, Петюня, – предложила Ба, подмигнув.

Он раздражённо швырнул на лавку рюкзак. Плюхнулся рядом. Прикосновение к призраку похоже на объятия с туманом. Петя уже привык не пугаться этого. Неудача с кладом его расстроила, но он был готов слушаться Ба.

Она проходила сквозь стены и предметы. Но её худые пальцы с пожелтевшими от табака ногтями чудесным образом удерживали и ловко тасовали карты, это была настоящая магия. Перед его глазами картонки взлетали, перемешивались, из колоды легко извлекались нужные.

Петя был далёк от азартных игр и шулеров видел только в фильмах. Она научила перетасовывать колоду, «перекидывать» и «переворачивать вольт» так, чтобы карты оставались в первоначальном положении.

Начал с сослуживцев, безо всяких ставок играл в обеденный перерыв с грузчиками в «дурака» или «буру». По настоянию Ба теперь везде таскал карты с собой. «Наколотая» иголкой, меченая колода служила отлично. С подсказками и помощью Ба, которая подглядывала за соперниками, всё ладилось.

Потом начал работать в поезде. Внимательно прочитал об уголовной ответственности за игру. Если нет доказанных денежных ставок, то никакого наказания не следует. Поэтому начинал с попутчиками играть «на интерес». Надо было спросить что-то нейтральное, мол, останавливается ли электричка на такой-то станции. И после, если пассажир шёл на контакт, предложить скоротать время в дороге за игрой. Чаще всего игроки сами потом предлагали поставить «по маленькой».

После первого же столкновения со служителями закона научился держать «слам» отдельно от основного выигрыша. Лёгкие деньги кружили голову. Но Ба мешала увлекаться.

Привёз как-то к себе домой девицу, на работе познакомились. Купили вина и закусок. Размечтался, как душевно проведёт два выходных дня. Но как тут с девушкой заниматься, когда рядом на стуле сидит мёртвая старуха с папиросой, кашляет и отпускает едкие замечания по поводу и без. Ефимов опозорился, девица обозвала психом, взяла денег на такси и уехала ночью домой.

– Оставь меня в покое, Ба! – возмущённо восклицал он, шагая по комнате.

– Не пузырись, Петюня! – прищурилась она, чиркнула спичкой из бездонного коробка и прикурила. – Рано празднуешь, баклан. Потом гусарить будешь.

– Дай мне хоть иногда отдыхать по-человечески! Или я выброшу его на хрен в реку! – пригрозил он в бешенстве, дёрнув петлю шнура с крестом на шее.

– Только попробуй, шестёрка! – грозно прошипела Ба, зло прищурясь и приподнимаясь над ним в воздухе. – Решил на дармовика долю получать?! Без меня ты ни черта не сможешь! Давай, бросай! Возвращайся на свою нищую ставку, лошара!

Петя почувствовал, как решимость оставила его. Сгорбившись, он уселся на новом фиолетовом диване, что купил в прошлом месяце. Привидение выдохнуло несуществующий дым и с хмурым удовлетворением кивнуло.

– Надо копить на крупную игру, Петюня. И для блезиру костюм прикупить, а то никакого вида не имеешь.

Весной впервые выбрался в город, вышел в люди. Три месяца на взнос откладывал, чтобы пробиться в покерный клуб. За такой стол с улицы не попасть. Ба долго водила его вокруг да около. Исключительно чудом, по рекомендации одного игрока уселся за стол с большими любителями. Владелец квартиры не должен получать прибыли, организуя такую игру, в этом случае уголовного преследования не будет. Поэтому из взносов игроков организовали призовой фонд. А на столе фигурировали только спички. Не подкопаешься!

Новичка быстро раскусили, видя как он волнуется. Эмоции Ефимов даже не пытался скрывать. Трусил Петя отчаянно, чуть ли руки не тряслись. Но это, скорее, пошло на пользу. Его не воспринимали всерьёз. Ба плавно перемещалась вокруг стола, передавая ему информацию:

– Этот собрал не те карты на которые рассчитывал. У лысого две пары – восьмёрки и валеты. Этот сидит пустой, но блефует, морда кирпичом. Усатый тоже зря понадеялся на второй раздаче собрать. Дави их, Петюня! Заходи с рейза, поднимай ставку! Давай агрессию! – подбадривала она.

Он внимательно прислушивался, делал всё, как велела. Ба хлопала в ладоши от восторга, кружа над игроками. Заходилась от кашля, ликуя при выигрыше, посмеивалась, приказывая проиграть или спасовать. Когда особенно удачные ходы Ефимова повергали в шок игроков, разводили на эмоции, она веселилась, хохотала, аж протез вылетал.

Петя уже многих узнавал в лицо, с ним стали здороваться за руку. Не передать, как ему льстило внимание и почтение. За полгода о нём заговорили, как о человеке с дьявольским везением, видящим карты насквозь. Даже несколько раз проиграв, Ефимов оставался в плюсе.

Квартиру он не поменял, обновил обстановку немного, но не переезжал. Купил недорогой костюм, чтоб производить впечатление. По видео в интернете научился завязывать единственный галстук. Ба дрессировала, постоянно указывая, как двигаться, как вести себя за столом.

Она настаивала, что нужно покупать красивую одежду и тратиться на заведения. Но Петя расходов боялся, сказывалось нищее детство. Деньги складывал в пакет в ящике для белья под диваном, копил на призрачное будущее. Всё ему казалось, что мало, что нужно больше выиграть и отложить. Старуха кляла его за бессмысленное скопидомство, а он ругался с ней, грозя утопить заговорённый артефакт в деревенском нужнике. Мирились потом, играли, в шутку пытаясь обдурить друг друга.

На него стали обращать внимания девушки в барах. Страстных романов Ба не разрешала заводить, «чтоб мозги не мутнели». Довольствовался короткими кроличьими свиданиями. Петя уволился из магазина, решив, что новое прибыльное дело обеспечит его полностью.

Потекла совсем другая жизнь.

Тихий летний вечер, прекрасный ужин в ресторанчике на Пятницкой. За одним столиком с Ефимовым звенел вилкой и ножом обаятельный кудрявый толстяк Женя Цыбров, большой любитель закусить на чужой счёт. Месяц назад они познакомились в общей компании. Сам он почти не играл по причине трусости и отсутствия собственных денег, но называл себя опытным теоретиком. На стуле по соседству устроилась Ба. В очередной раз смяла картонный мундштук, пожелтевшими пальцами. Из пожухлого рта в сетке морщин пускала колечки дыма к потолку.

– Так вот, Пётр, таки-рассказал я про вас в одном обществе, – между масленых губ Цыброва плясал листик салата.

– В каком же? – Петя изящно промокнул губы и отложил салфетку, Ба довольно кивнула, похвалив манеру.

– О! Весьма уважаемые люди. Хозяин заведения крайне заинтересовался вашим талантом, и мы можем попробовать заявиться туда прямо сегодня! – подмигнул Цыбров. – Но учтите, входят в эту игру с сотни тысяч! Вы можете позволить себе такую ставку?

– Не считайте моих денег, уважаемый! – обронил Ефимов, заинтригованный предложением.

Ему нравилось с шиком платить, хоть и жадничал оставлять большие чаевые. И чертовски приятно было пресмыкательство Цыброва и других таких же прихлебателей, за кого он изредка платил. Поддерживаемый и поучаемый Ба, Петя не заискивал чьей-то дружбы за свои деньги. Но не забывал, что сам недавно считал копейки и был рад перекусить на дармовщину.

Привидение плыло рядом, хмыкая, потирая руки и успев по пути выкурить две папиросы из своей бесконечной пачки. Чуть петляя по старым переулкам, подошли к парадному входу небольшого кафе. На улице выставлены три столика со стульями под тёмно-красными тентами. Неброская реклама обещала национальную кухню и вечер с музыкой.

Внутри царил полумрак, уютно переливались огоньками искусственные свечи на стенах. Посетителей не было, но у стены тщательно сервировали стол, видимо, заказанный для дружеского ужина или ещё какого торжества. Ба с любопытством оглядывалась. А Петя с Цыбровым присели за ближайший столик. К ним подошёл официант и протянул папки в красных бархатистых обложках.

– Добрый вечер! Меню, пожалуйста.

– Здравствуйте. Нет, спасибо. Нас приглашал господин Абгарян. Сообщите Овику Вартановичу, пожалуйста, пришли Цыбров и Ефимов, – напустил на себя важный вид Женя.

Официант исчез. А через несколько минут их позвали пройти. Два рослых охранника в чёрных одинаковых костюмах провожали по изнанке заведения. Через стёкла в дверях коридора была видна кухня: столы и оборудование, поблёскивающее нержавеющей сталью, пар и огонь, повара в форменной одежде. Пересекли офис, заставленный стеллажами с документами. У неприметной двери их деликатно обыскали.

– Раз шмонают, значит, люди серьёзные собрались, – удовлетворённо заметила Ба, чиркая новой спичкой.

Петя старался держаться уверенно и спокойно. Цыбров заметно нервничал, замер на стуле у стены. За столом собрались пять человек. Во главе стола – представительный бородач с княжеской горделивой осанкой, в солидном сером костюме, с золотой печаткой и дорогими часами. Хозяин поднялся им навстречу. Женя представил приятеля, и Ефимову крепко пожали руку.

– Наслышан о вашей невероятной удаче, Пётр. Знаете, сколько надо поставить на входе? Вы же не планируете выиграть у меня сегодня мой ресторан? – самодовольно ухмыльнулся Овик Вартанович.

Ба изучала помещение без окон. Легко двигалась между игроками, разглядывала ряд бутылок на полках у компактной стойки бара, касалась нераспечатанных карточных колод на подносе с краю маленького столика.

– Петюня, а давай-ка, по маленькой сегодня и по домам? – с сомнением прищурилась она, привычным жестом сминая картонный мундштук папиросы. – Левая игра будет, договорная. Катранщик-хозяин, мужик опытный.

Не сводя с неё глаз, Ефимов только поднял руку к груди и неприметным жестом сжал под рубашкой гладкий крест на толстом шнурке. Он редко прибегал к угрозе расправы, доверял её опыту, понимал, что один не справится. Но как же иногда выводила из себя необходимость слушаться истлевшую старуху! Тут же реальные деньги, наконец-то, намечается большая игра, сколько можно трястись овцой! Ба недовольно поджала губы, но не рискнула спорить в этот раз.

Сначала сели по классике, в покер по пять карт. Ба, чуть приподнимаясь над столом, исправно подсказывала Пете ходы, комментируя комбинации на руках у противников, советуя, когда и что заменить, следует ли отвечать на ставку оппонента. Жёстко велела не пить алкоголь, а ограничиться чашкой кофе.

Ставки росли. Цыбров начал труситься, испарился, когда перешли на техасский холдем. Ефимов, в итоге, остался один на один с хозяином заведения. Овик Вартанович давно перестал посмеиваться и шутить с остальными игроками. Лицо его сосредоточено и напряжено, брови сурово сведены, глаза налились кровью.

– Петюня, у тебя сильная рука, но пора сдаться, лучше сейчас валить! – убеждала Ба.

– Я знаю, что у вас сет, Овик Вартанович. Тройка дам. И я знаю, что банк мой и в этот раз! – упивался победой Ефимов, выкладывая на стол свою комбинацию с пятью общими картами на столе.

Поражённый Абгарян не верил ни глазам, ни ушам. Он в замешательстве оттянул галстук, не хватало воздуха. А Петя расплылся в торжествующей улыбке.

– Хорош бивни сушить! Потом посмеёшься, когда домой живой доедешь! – каркнула Ба.

Её прокуренный хриплый голос вернул на землю. Петя растерянно замер. В это время хозяин заведения поднялся со стула, тяжело оперся о стол, и сдерживаясь, обратился к одному из подручных.

– Ждите, пока Сурен приедет. С этого глаз не спускать!

Потом он повернулся к Ефимову и ткнул в его сторону пальцем..

– Слушай меня, шулер. Я не знаю, как ты это делаешь. Но ты оскорбляешь меня, обманывая под моей крышей. Начальник охраны и его помощники разберутся с тобой, и научат уважать старших. О выигрыше и думать забудь!

Петя смог только сдавленно пискнуть вслед выходящему из кабинета Абгаряну. Участники игры так же покинули зал. В дверях замерли те же два охранника в чёрных костюмах.

– Доигрался, придурок? А ведь я говорила тебе, по маленькой и домой! Жадность фраера сгубила! – всплеснула руками Ба и зло отшвырнула окурок.

Она растворилась, пройдя сквозь стену. И у Ефимова задрожали коленки. Он уселся на стул, чтоб не упасть! «Что же теперь делать?!».

Но тут привидение наполовину вынырнуло из картины, украшавшей соседнюю стену.

– Эй! Петюня! Где нужник, окно на щеколде под потолком есть! Ты дрищ, пролезешь, если с бачка подтянешься! Попросись в сортир! Поглядим, фартанёт, или нет! Я их отвлеку немного, – Ба чавкнула зубным протезом и снова исчезла.