Полянский. Детектив-медиум. Новое дело

Каменные ветви. Часть 3

7.

София, одетая в серые топ и пижамные штаны, сидела на полу на кухне. На столе ноутбук, распечатки и большой бокал с «пивным напитком», безалкогольной шипучкой с малиной и лаймом. Пьянеть нельзя, а прихлёбывать на ходу что-то вкусное очень хотелось.

Вчера вечером выбралась в фитнес-клуб, долго плавала в бассейне. Изнуряя себя, намотала пять километров на дорожке. Потом прогрелась и расслабилась в сауне. Мышцы гудели, зато в голове посветлело. Хотелось, чтоб поскорее вытопилось из организма то волшебное снадобье, о котором говорил Полянский. До сих пор не могла понять, верит ли ему до конца, или нет. Но всё, что пережила той ночью в постели Габриэля, настолько не поддавалось никакому осмыслению, не укладывалось в восприятие мира! Нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью: «ты надышалась пыльцы лесной феи, и несколько часов занималась безумным сексом с иллюзией!». Нужно переключиться!

На работе череда клиентов. Так приятно, если задуматься, иметь дело с обычными людьми, с простыми человеческими проблемами. Семейная пара с многолетними невысказанными претензиями. Почти год ходят уже. Постепенно они начали, наконец, общаться между собой, а не передавать через психолога сообщения друг к другу. Девушка, продирающаяся через токсичные отношения с матерью, сняла себе квартиру, но переехать не решается. Перевозит вещи по чуть, думает, что так предстоящий скандал будет меньше. София выслушивала, просила подробнее расписать, визуализировать жизнь вне материнских душащих объятий. Девушке жутко не хватает воздуха, мечтает о своей отдельной реальности, но пока не знает, как с ней обращаться.

Полянский позвонил и весьма озадачил новой информацией. Да, пожалуй, без общения с детективом-медиумом жить было бы проще и спокойнее. Но всё же чертовски здорово получать адреналин и такие необыкновенные впечатления, и новые ощущения! И София была рада добавить к будням ярких красок.

Дело уже к ночи. Она немного отодвинула стол, и два часа назад разложила на тёмном ламинате листки бумаги, к некоторым приклеивала разноцветные яркие стикеры с заметками. Ей ещё со школы так было легче разбираться с информацией – таблицы, схемы, диаграммы.

Пятьдесят человек. Работают вместе, но в разных отделах. Есть пять вялотекущих служебных романов. Есть два развода, причём люди остались сослуживцами, перестав быть супругами.

«Очень такое себе на любителя – каждый день видеть бывшего мужа на работе!» – хмыкнула она про себя.

София на неделе связалась с сотрудницами агентства, ставшими жертвами немыслимого преступления. Пятеро сидели дома на транквилизаторах. Она просмотрела списки получаемых курсами анксиолитиков. Переживая страшное горе, женщины только с помощью препаратов могли преодолеть тревогу, успокоиться и расслабиться, справиться с нарушениями сна. Ещё три уволились и переехали из Москвы.

Одно самоубийство. Женщина должна была получать помощь в стационаре, а родные предпочли «оставить в покое». Но она не справилась со своей болью, считала себя виноватой в смерти первенца, именно эти бесконечные внутренние монологи измучили и толкнули её с балкона.

Бросила взгляд на документы, полученные от Крыловой. Медицинские справки и выписки. Несколько чёрно-белых расплывчатых снимков ультразвуковых исследований. Их София задвинула вниз под бумаги, постаравшись, чтоб меньше попадались на глаза. От рассматривания младенцев, которые превратились в окаменевшие скелеты ещё до своего рождения, руки и ноги покрывались гусиной кожей.

Среди клиентов, получавших консультацию в центре при клинике Шубина, были женщины с депрессиями после потери ребёнка. У одной десятилетний сын умер в больнице. Вторая похоронила дочь, подростка, шагнувшую с крыши. Проработки младенческих смертей в практике Софии не было. В подобном случае суть терапии для родителей — разрешить себе прогоревать трагическое событие, чтобы жить дальше. София знала, что гибель ребёнка необходимо и возможно пережить, переболеть и перестрадать, чтобы, в итоге, принять, точно так же, как и любую утрату, другую боль.

Но доводилось сталкиваться с пренебрежительным отношением в компании знакомых: «Своих-то нет, откуда тебе знать, каково это, когда дети?!..». И вот теперь ей в лицо словно кричали письменные заключения коллег: «ты не можешь понять, тебе нечего сказать им, ты же не мать сама!».

«Разве наличие матки непременно обязывает ею пользоваться? Неужели я – недоженщина только потому, что не собираюсь иметь детей? Вот сейчас всё брошу, и такая, волосы назад, в женскую консультацию!», – София грустно размышляла о репродуктивном насилии.

У неё нет сестёр и братьев, даже двоюродных. И родители совсем недавно, но всё же начали намекать на замужество, мол, внуков бы успеть застать перед смертью.

Очень долго их слова «Я люблю только твоего отца!» и «Твоя мама — самая лучшая женщина!» София считала гарантом, основой их крепкой семьи. Но их брак давно перестал быть идеальным в её глазах.

Более или менее повзрослев, она в замешательстве наблюдала, как сохраняя близкие, нежные отношения, родители добирали эмоции на стороне, не особо скрывая адюльтеры от законной половины. И теперь была уверена, что именно взаимные измены, подпитывающие впечатлениями, делали общение родителей гармоничным и ровным. Женаты они больше тридцати лет, и до сих пор не имеют никаких претензий друг к другу.

Но неужели же полноценные партнёрские отношения с супругом невозможны вне формата «коллективного мужчины»? И как мама без оглядки на свою бурную молодость может призывать её к браку, и порицать непостоянное сожительство? София раздражалась, злилась. Рожать не от кого, ни одного из своих мужчин она не видела отцом своих детей. У кого из классиков там была невеста, которая собирала идеального жениха, как пазл: нос одного, характер от другого, и т.д.? Вот она чувствовала себя так же. Один — умный, другой хорош в постели, третий — состоятельный, с четвёртым весело. А так, чтоб всё в одном — разве так бывает?

Довелось ей четырежды побывать на чужих свадьбах в качестве гостьи и подружки. И с каждым разом София всё больше удивлялась: чаще всего молодожёнам желали терпения! Причём именно в контексте «теперь ты жена, так что сцепи зубы, завали, и терпи!». Ну, уж нет! Ей семья видится совсем в другом свете!

Уже много лет она рассчитывает только на себя. Родители в другой стране, возможно, навсегда. Значит, в браке и материнстве всё ляжет исключительно на её плечи. И как-то нерациональный и ни разу не радостный получается обмен: отдай свою жизнь, а тебе за это… Что? Почётная табличка на шею «яжмать!»?

Эгоизм? А хоть бы и так! Она же не в рабстве, чтоб за неё решали, как и с кем жить, кроме неё никто не имеет права распоряжаться её телом. Перевернуть жизнь, отказаться от привычек, комфорта, удовольствий? Зачем, ради чего? Только «чтоб не хуже, чем у людей»? Да идите вы на ***! София уверена, что множество «счастливых матерей» мечтали бы оказаться на её месте. Чтоб можно было спать вдоволь, отдыхать, как и когда захочется, чтобы твоё время и все ресурсы принадлежали только тебе! Работать, развиваться, заниматься чем-то интересным и приятным, а не откачивать сопли и мыть попы!

София брезгливо поморщилась. И вот это ещё обыденное «ну, понятно, семьи-то у тебя нет, поэтому можешь себе позволить!». Когда в молчаливый героический подвиг возводилось тоскливое терпение и служение (тьфу, какое мерзкое слово!) семье, отказ от своих интересов, собственной личности. Вот хоть через одну ставь им памятники чугунные за то, что они «о себе-то не думают, детей бы поднять!».

Мама укоряла: «Ты недостаточно ответственная! Ты должна быть серьёзнее!». София изумлялась в ответ: «Я весьма ответственно отношусь к своему здоровью, чекаю статус матки регулярно. Работаю, содержу себя и квартиру. И никому ничего не должна! И уж поверь, нагляделась я на это семейное счастье! Половина моих клиентов – люди, которые не должны были быть родителями, но стали ими, угробив себе здоровье и психику. А вторая половина клиентов – те самые дети, которые были не нужны своим родителям, которых не хотели!».

Раз как-то они с Катериной и Лидой приготовили подобие ликёра из водки, сливок, кофе и сгущённого молока. Набрались этого домашнего «бейлиса» вприкуску с пломбиром, и стали обсуждать тренд «Не родила – не женщина. Не заманалась – не мать!». Лида вздыхала, мол, какое может быть счастье в жизни для себя. Катя убеждала, что семья и дом – предназначение настоящей женщины, жаль только, что настоящего мужчину днём с огнём не найти! А так-то она готова впрягаться хоть сейчас, но с огромным списком условий… А София просила подругу: «Если я начну пускать слюни, типа, «пора деточку» или «рожу для себя», ты, Кать сразу удави ремешком от своего брендового ридикюля! Потому что это будет значить, что кукуха у меня отъехала совершенно!».

Она устало потёрла лицо руками, пытаясь собраться. Перемещала стикеры и перекладывала нарезанные листки с именами и должностями, пасьянс не сходился никак. Так, эта и эта встречаются с одним и тем же мужиком из отдела планирования. Три девушки, менеджеры по работе с клиентами, каждая по отдельности уверена, что другая подружка замутила с молодым человеком из производственников, а он на самом деле ни сном, ни духом, и вообще женщинами не интересуется. Эти вместе обедают, эти скинулись и отметили в отделе сразу три дня рождения в один вечер. Юрист развёлся и подкатывает к девушке из креативного. Заместитель коммерческого директора в прошлом году женился на своей секретарше, поселил в доме за городом, и оказывает внимание новой помощнице. Офис-менеджер помогает коллегам на больничном. Водитель гендира первым сообщил о самоубийстве Шаповаловой….

Не сходится. Полянский ошибается. Нет среди них того, кто был за городом на тимбилдинге, но не присутствовал на встрече в офисе. Не то, не так. Вот водители, к примеру, их трое в штате, и они контактируют со всем коллективом. Или вот бэк-офис, секретари и бухгалтерия, они постоянно общаются со всеми. А вдруг дело не в сотрудниках, а хозяине агентства? Ведь собственник ездил в пансионат, а в офисе они с ним не общались. Солидный мужчина имел три интрижки с дамами из офиса за последние пять лет. Кстати, одна из девушек предположительно была беременна именно от него. После похорон ребёнка она не дождалась от него поддержки, уволилась и переехала из Москвы к матери в Уфу.

В глазах уже рябило. Надо встряхнуться и отвлечься. София решила сделать кофе, налила воду в кофемашину, которой редко пользовалась. И полезла за коробкой с капсулами на кухонный шкаф под потолок. Со стула неловко поднялась на рабочий стол, потянулась за упаковкой. Но в этот момент нога в носке чуть не соскользнула с гладкой столешницы из искусственного камня. София в испуге взмахнула руками, уронила коробку, чудом устояла и не грохнулась со стола.

«***!».

Выдохнула, успокоившись. Капсулы разлетелись разноцветными бомбочками по всей кухне. София расстроенно оглядывала беспорядок. А потом уставилась на свой незаконченный пасьянс из сотрудников рекламного агентства. Сверху она увидела эти записи с неожиданной точки, немного под углом, и замерла. Стоп! Глаза зацепились за фотографию, и забегали по растрёпанному пазлу.… Кто это?

Она осторожно спустилась на пол, уселась и стала с помощь телефона искать совпадения по фото. Мороз по коже! Стала торопливо перекладывать свои записки, выстраивая схему, боясь растерять мысли. Если вот так посмотреть, тогда сойдётся. И ежедневные встречи, и якобы крепкая дружба со всеми жертвами, затем помощь в организации похорон, все закупки. Для звонка поздновато. Отправила сообщение Полянскому:

«Я знаю, кто связан со всеми этими женщинами!».

Включила кофемашину. Ещё не собрала кофейные капсулы обратно в коробку, когда смартфон тихонько звякнул о новом сообщении.

«Кто он?».

София довольно улыбнулась, почувствовав себя доктором Ватсоном, который вместо Шерлока Холмса распутал сложное дело. Сфотографировала свои записи, которые объединила стикерами, дочертила стрелки.

«Не он. Она!».

8.

В респектабельное кафе-пиццерию в Камергерском переулке Тимофей заезжал редко, ведь почти не бывал в центре города. Но с удовольствием поджидал теперь Софию, после полудня она свободна, согласилась встретиться.

Уютно устроился за круглым столиком у окна. Суп с лапшой и перепелиным яйцом он уже прикончил. После принесли куриную грудку на гриле с соус-кремом из шпината и шарик картофельного пюре. Смаковал потихоньку, чтобы второпях не переесть, не заказать ещё одного блюда.

Тёплый солнечный день располагал к неспешному созерцанию. Над Тверской улицей чуть синеет дымка смога. В городе стало намного больше машин и света. Вечером тут включат очень красивые гирлянды, и к театральному подъезду потянется публика.

В Московском Художественном театре он бывал раза три, ещё в студенческие годы, тщетно пытаясь произвести впечатление на девушек. Свидания продолжения не получили. Он не любил многолюдных сборищ. А когда после того несчастного случая к живым в толпе добавились ещё и мёртвые, бывать в культурных местах стало и вовсе невыносимо. Теперь Полянский уже намного спокойнее рассматривал прогуливающихся туристов и стремительных столичных жителей.

Он заметил, как София прошла мимо кафе, задумавшись, погрузившись в свои мысли. Прямая, летящая, волосы рассыпались по плечам, сегодня на ней льняной брючный костюм и белый топ. Уже хотел ей позвонить, но увидел, как она возвращается. Зашла внутрь, уселась напротив него, бросив сумочку к окну.

– Добрый день! Пообедаете? – вежливо улыбнулся.

– Здравствуйте, Полянский. Не знаю. Сколько у нас времени?

– Супчика куриного принесите девушке, пожалуйста, – кивнул он подошедшему официанту. – А на что у нас может не хватить времени?

– Ну как же? Нужно предупредить Крылову. Не знаю, как-то арестовать, задержать её помощницу… Вот! — она мотнула головой, отбрасывая тёмные волосы за спину, нашла в телефоне и показала ему снимок. — Это Елена Усольцева, офис-менеджер. Это фото сделано на том тимбилдинге, секретарши в обнимку с художником-декоратором, ровно перед мастер-классом. И если верить вашим данным и соцсетям, Милена Рахимова после этого фото прожила меньше часа.

– Нам нечего предъявить, – Тимофей аккуратно отрезал ещё кусочек мяса.

– Почему? Не понимаю! Ведь всё сходится по вашей же версии! – нетерпеливо вздохнула София. – Ладно, пойду, руки помою.

Тимофей проводил её взглядом. Потом увидел уведомление и сообщения на смартфоне. Снова подозвал официанта.

– Будьте добры, ещё один прибор. И карпаччо из говядины с рукколой и пармезаном.

Дождались заказа. Тарелки, глухо звякнув, заняли место на столе. Глубокая пиала с золотистым бульоном, идеальными половинками варёного яйца, миниатюрными звёздочками из моркови и тонкой лапшой, так и норовившей сбежать из ложки. Закуску тоже принесли. На блюде разложены полупрозрачные ломтики мяса, украшены тончайшими стружками воскового пармезана и зелёными листиками салата.

– Честно говоря, я, скорее, был склонен подозревать господина Акимова.

– Но я высчитала, что к четырём инцидентам из девяти он не может иметь отношения. В этот период его вообще в стране не было. Поэтому предпочла уцепиться за офис-менеджера, которая была связана со всеми пострадавшими. Кстати, сейчас именно Лена Усольцева подменяет личного помощника Крыловой.

София сидела спиной к двери и, увлекшись обедом, не увидела Габриэля, пока тот не опустился за их стол, со скрипом придвинув стул. Полянский наблюдал, как она перестала жевать, это называют «кусок поперёк горла встал». Да, может быть и стоило предупредить заранее, но она должна сама своими силами справиться со своими желаниями, иллюзиями и страхами.

– Мадемуазель, – улыбнулся монстр одними глазами.

Он вилкой осторожно сгрёб к краю сыр и зелень. С аппетитом подцепил просвечивающий кусочек сырого мяса. Медиум хорошо изучил его вкусы. София ошеломлённо разглядывала чудовище. Да, при солнечном свете Габи не менее эффектен, даже эпатажен. Вон, и официантки вытаращились на экстравагантного посетителя, хотя какой только публики тут не повидали, наверняка. На нём светло-серый лёгкий костюм. Сорочка без галстука тёмно-синего оттенка. Из нагрудного кармана виден уголок сине-бирюзового платка в цвет необычной радужки. Хищный маникюр унизанных драгоценными кольцами пальцев так же не мог не привлекать внимания.

– А он что тут делает?! – напряжённо застыла София с ложкой в руках.

– Нам не обойтись человеческими средствами, – спокойно пожал плечами Тимофей, и отдал пустую тарелку официанту, который не сводил глаз с колоритного фрика. – Нужно иное оружие.

– В смысле? – уточнила она.

– Не уверен, что в этот раз речь идёт именно об оружии, – Габриэль достал из кармана кубик плотного красного картона, коробку, в каких продают ювелирные изделия, подвинул к Полянскому.

Он поднял крышку и увидел в мягкой подложке из бархатистой ткани стеклянный шар с тонкими стенками. Диаметром сантиметров пять, свёрнут из двух половинок. По плавающему внутри пузырьку воздуха понятно, что шар наполнен чем-то совершенно прозрачным. Тимофей молча повернул к Софии коробку, чтобы продемонстрировать содержимое, затем обратился к Габи:

– Как это должно сработать? Убьёт нечисть?

– Нет. Только выявит иное существо. Оно слишком глубоко спрятано, прекрасно скрыто. Даже от твоих глаз, – покачал тот платиновыми прядями и ухватил ещё говядины, но не донёс вилку до рта, осторожно остановил руку Данкевич, которая хотела достать стеклянную сферу и рассмотреть. – Не трогайте, мадемуазель, это довольно хрупкая вещица!

– Как тогда этим артефактом воспользоваться? – нахмурилась она, и, Тимофей видел, смутилась от прикосновения белых когтистых пальцев.

– Разбить в помещении, где будет находиться ваша подозреваемая. Зелье должно просто оказаться в воздухе, этого достаточно, – он пожал плечами и доел угощение.

– Как тогда с Радиным? – вспомнила она, содрогнувшись.

– Да, примерно. «Аромат – брат дыхания!». Есть хорошая книга об этом волшебстве, читали? Пока ты жив, ты не можешь не дышать, – улыбка спряталась в уголках губ.

– Людям это не повредит? – Полянский разгладил усы и бороду, протирая салфеткой. – Важно предусмотреть возможные риски.

– Нет. Не должно, – небрежно ответил Габриэль, мясо на блюде закончилось, а руккола его не особенно интересовала.

– Так «нет» или «не должно»? Мне нужны гарантии, лесная фея! Твоя ботаника опасна, – сердито воскликнул Тимофей.

– Кто оказался поблизости, отключатся на час-полтора. Что разнесётся вентиляцией, доставит головную боль. Приступы дурноты, максимум. Остальное – дело техники.

Он пристально рассматривал Данкевич, и у неё зарозовели щёки. Полянский убрал коробку в карман.

– Ладно. Спасибо, Габи. Я напишу тебе насчёт дальнейших действий. Будем на связи, – кивнул Тимофей, но собеседник не двинулся с места, и он повторил с нажимом. – До связи, Габи!

Взгляд ярких синих глаз обратился к нему, метнулся к Софии, и обратно. Губы монстра чуть растянула улыбка, не открывшая зубов.

– О! Понимаю! Третий лишний, – вскинул он густые брови. Встал с места и одёрнул, расправил на себе костюм. Легко коснулся на прощание её руки. – Мадемуазель!

Тимофей видел, как она вздрогнула, как ей хотелось оглянуться. «Держись, девочка!» – вздохнул он.

– Чаю? Кофе? – нейтрально вежливо обратился к Софии, потянулся за карточкой красочного меню.

– Обойдёмся без десерта! – прошипела она. – Вы мне нарочно психические атаки устраиваете? Провоцируете меня! На что? Чего вы ждали, специально сговорились?

– Не волнуйтесь, для Габи появление на публике не меньшее испытание. А вы должны справиться со своими чувствами к нему. Отделить испытанное удовольствие от личности самого монстра.

– Да что ж за гадство-то! Намного сложнее справляться с чувствами к вам, Полянский! И отделять от вашей интеллигентной личности то недоумение, в которое вы меня приводите своими выходками! – тихо и жёстко сказала она, встала с места, отобрала у него меню и, фыркнула. – Сладкое вам нельзя!

Тимофей задумчиво нежно смотрел ей вслед. «Чудесная женщина! Никогда не будет кроткой и покорной, и это восхитительно! Может быть, на самом деле, именно это тебе и нужно?». С сожалением, но отложил перечень десертов, попросил принести счёт.

Скрестив руки на груди, она дожидалась его на улице, раздражённо прохаживаясь у гранитного постамента памятника Чехову.

– Так. Объясните, что следует предпринять по этому делу? – подняла к нему лицо, ветер приводил в беспорядок тёмные волосы с жёлто-золотыми кончиками, и Полянский с трудом сдержался, чтобы не протянуть руку, не заправить взлетающие пряди за маленькое ухо.

– Мы должны собрать подозреваемых. Думаю, хватит секретариата и офис-менеджера. Это удобнее сделать в офисе агентства. Так же, как тогда во время собеседования. Нужно ограничить пространство, чтобы убийца не сбежала. Посмотрим, как сработает зелье Габриэля. Тогда сможем ликвидировать преступника.

– То есть… Вы не представляете, с чем мы столкнёмся, и что там произойдёт? Я правильно поняла?

– Да, – вздохнул он.

– Охренеть! – она всплеснула руками и качнулась на каблуках.

– Вам не обязательно присутствовать при этом, и…

– Вы опять за своё? Как в прошлый раз, заварили кашу, а потом сливаться?! Я слишком много сделала, чтобы сейчас всё бросить! – она сердилась, стояла, уперев руки в бока.

Глаза цвета графита метали молнии, и Тимофей, усмехнувшись, только приподнял руки, капитулируя. Провожал взглядом, пока не свернула из переулка на Тверскую.

«Надо собрать всё необходимое для завтрашнего мероприятия!», – размышлял он, по пути набирая сообщение для Крыловой.

Вечером следующего дня Тимофей оглядывался на жёлто-оранжевые блики закатного солнце в стеклянных фасадах зданий. Инга сидела за столом в высоком кресле, сосредоточенно стуча по экрану смартфона. София – в кресле напротив Крыловой.

– Так. Этаж пустой. Я сделала всё, как вы сказали. Задержала только девушек-помощниц. Тортики и пиццу привезут в течение часа. Я должна пригласить сюда секретарей? И всё?

– И офис-менеджера, вашего ассистента. Усольцева нам нужнее остальных.

– Лена? – подняла брови Инга. – Вы считаете, что Лена…

– Сегодня всё разрешится. Потерпите, – весомо проговорил Полянский.

– Да я просто уволю её в один день, и всё!

– Во-первых, вина офис-менеджера не доказана. Во-вторых, вы готовы отпустить убийцу, чтобы она продолжила своё страшное дело в другом коллективе? – тихо спросила София.

– Вы хотите сказать, что я сейчас должна… – возмущённо начала говорить Инга.

– Сейчас вы должны только одно: уберечь своего ребёнка! – сурово перебил Тимофей.

– Откуда вы узнали? – осела она в кресле.

– На прошлой неделе у вас было обследование, первый скрининг. Всё в порядке. Пока. Если хотите, чтобы ему ничего не повредило, послушайтесь, пожалуйста.

Скоро в кабинет Крыловой курьер занёс несколько коробок. Инга расставила на столе бутылку шампанского и две винных, вышла, чтобы пригласить сотрудниц к импровизированному застолью. Полянский шагнул к Софии и чуть наклонился, она в кроссовках сегодня, а не на каблуках, поэтому ниже привычного роста.

– Когда девушки соберутся и начнут закусывать, я спущусь в паркинг и возьму кое-какие вещи из машины. Хёндай оставлю открытым. После моего ухода прикиньте минут пять, и уведите отсюда Ингу. Я боюсь, она может серьёзно пострадать. Останьтесь с ней внизу, переждите в машине на парковке, пока я не позвоню.

– Поняла, – кивнула она.

На ней джинсы, серая майка и чёрная короткая куртка из денима. Больше напоминает сейчас подростка. Такая обманчиво хрупкая и уязвимая.

В кабинет с шумным говором и хихиканьем вошли пять секретарш и офис-менеджер, радостным гулом встретили стол, заставленный вкусностями. Лена Усольцева, яркая блондинка с прямым каре в этот раз в чёрном жакете и короткой юбке, открывающей стройные ноги. Стрельнула глазами и уверенно улыбнулась Тимофею. Девушки захлопали в ладоши, стали распаковывать тортики. Семёнова всё в том же сиреневом платье приветливо кивнула ему. В ответ раскланялся и вышел из комнаты.

«А если я не прав, если София ошиблась. Ведь ни малейшей приметы! Усольцева так спокойна. Ладно. Выдохни! Они просто на время потеряют сознание!».

Полянский прошёл к автомобилю, аккуратно пристроил внутри на вешалку пиджак. Развязал галстук, положил в бардачок. Закатал рукава рубашки для удобства. Двери машины оставил не запертыми. Глянул на часы. Время заката, пора. В стороне просигналило авто. Отправился на поиски. Слышал позади, что пришёл лифт, женские голоса, они должны успеть спрятаться. Тимофей не сразу нашёл нужный ряд на парковке.

Габриэль стянул длинные волосы в гладкий хвост на затылке. Чёрный костюм с серой сорочкой, отливающей металликом. Он деловито выгружал из машины две большие сумки, звякнувшие железом о бетонный пол. Собран и хладнокровен, никакого кошачьего кокетства. В своём мире он успел повоевать перед смертью. С огнестрельным оружием впервые столкнулся уже по эту сторону. Тимофей чудом не убил его, только ранил. Чудовище тогда впервые заговорило с ним. Первым человеческим языком, который освоил монстр, был итальянский. Они не сразу пришли к соглашению. Габи был полезен, Полянский сохранил ему жизнь и помог устроиться, справедливо рассчитывая на сотрудничество и лояльность.

Молча подал Тимофею сумку, тот заглянул, обнаружил новёхонький универсальный топор и двухстороннее мачете с петелькой шнурка на рукоятке. Баллон газа для зажигалок. Бутыль жидкости для розжига. Из второй Габи достал и передал ему один из двух противогазов. Удобное панорамное стекло обеспечивает хороший обзор, фильтрующее устройство крепится непосредственно к шлему-маске, без гофрированного шланга. Каждый знает, что ему делать. Полянский поднимется на этаж, чтобы раскрыть убийцу. Габриэль в это время займётся электричеством и отключением пожарной сигнализации, после подстрахует медиума. Владеть холодным оружием и ходить он учился одновременно.

Они почти дошли до выхода на лестницы, когда услышали быстрые шаги и требовательный окрик:

– Полянский, стойте!

София догнала их. Остановилась, переводя взгляд с одного на другого.

– Куда это вы без меня!

– Где Инга? – нахмурился Тимофей.

– Сидит в машине, немного нервничает.

– Вы должны быть с ней. Это и есть ваша помощь.

– Нет! Я пойду с вами!

– София, оно опасно. Особенно для женщин! – медиум начинал терять терпение.

– Но я-то не беременна! – воскликнула она.

– Уверены? – подал голос Габриэль, едва глянув на неё.

Тимофей увидел, как выцвел румянец на щеках молодой женщины. У Софии отвисла челюсть, а глаза стали круглыми и огромными.

– Вернитесь в машину, пожалуйста, – настойчиво попросил Полянский.

Он смотрел, как она скрывается нетвёрдой походкой между припаркованными автомобилями. Потом протянул руку Габриэлю, тот молча пожал.

– Молодец! – негромко похвалил медиум, придерживая створки дверей, когда они стали подниматься наверх. – Теперь она больше ни о чём не сможет думать ближайшие пару часов.

– К гадалке не ходи, – довольно ухмыльнулся монстр, и прошёл на этаж, где располагались технические службы.

Закат догорел, зыбкая городская ночь плескалась на улицах. Прекрасный вид с двенадцатого этажа. Полянский прошёл через опустевший офис к кабинету Крыловой, где был слышен женский смех и громкий разговор. Секретарши веселились.

Немного размялся, повёл плечами. Проверил зажигалку. Сжав за спиной за шлем противогаз, вошёл в комнату. Он опустил сумку на пол так, чтоб можно было легко подхватить её при необходимости. Девушки смеялись и болтали. Две сидели на столе, Лена с удовольствием заняла кресло директора, красиво закинув ногу на ногу, ещё две у окна чокались шампанским, Динара стояла, опираясь на тумбу. Увидев его, девицы расхохотались.

– И мужчина на десерт!

– Такой стриптизёр троих стоит!

– Идите к нам закусить, молодой человек! — махнула Усольцева.

Свет моргнул и отключился. Девушки стали ахать и озираться, спрашивая друг друга, что могло случиться. Замигал тусклый сигнал дежурной лампы системы эвакуации. Тимофей надел противогаз, быстро защёлкнув застёжку на затылке. Потом достал из кармана коробку, выхватил стеклянный шар, совершенно невесомый и ледяной на ощупь, и с силой бросил его об пол в центре кабинета. Раздался тихий хлопок, следом за ним со звонким дребезгом по комнате разлетелись осколки.

9.

В переменчивом освещении пульсирующих ламп зрелище получилось ещё более зловещим. Четыре девушки как подкошенные рухнули в глубоком обмороке. Елена осталась в кресле, чуть сползла под стол.

«Не Усольцева! Семёнова!» – ошарашенно соображал медиум.

Динара покачнулась и неловко шагнула к Полянскому, вскинув худые руки к горлу.

– Что это? – захрипела она, широко распахнув глаза в ужасе.

Пошатываясь, медленно двигалась к нему. А тонкий сиреневый трикотаж дорогого платья с сухим треском расползался под напором тела. Бледная кожа девушки таяла на глазах, из-под неё проступала бугристая серая кора в сучках и трещинах. Стройная женщина исчезала, превращаясь в подобие человеческой фигуры, грубо срубленной из кривого бревна. Руки и ноги сбиты, сделаны из корявых поленьев, из которых с шорохом прорастали, переплетаясь, серые пыльные ветви с узкими листьями.

– Будь ты проклят, колдун!...

Женский голос перешёл в скрип, какой обычно издают старые деревья на ветру.

«Больше она не сможет говорить!» – понял Тимофей.

Неповоротливая суковатая колода, покрытая изорванной сиреневой тканью, тяжело двигалась на едва гнущихся ногах. Колючие ветви рук и пальцев тянулись в его сторону. Полянский, увернувшись от змеящихся стеблей, размахнулся и рубанул топором...

...Яркая вспышка света, кругом нет стен и панорамных окон. Залитый солнцем зелёный луг, спускающийся к реке. Рядом раскидистая ива, под ней брошен велосипед. Тимофей стоит по колено в густой траве. Навстречу идёт молодая черноволосая женщина. На ней длинное платье из льна с широк ими рукавами и отделанное пёстрой тесьмой, похожее было у его мамы в начале семидесятых. Косы красавицы растрёпаны, в волосах травинки, щёки раскраснелись, пухлые сочные губы бесстыдно улыбаются. Она зовёт, что-то нежно говорит и тянется обнять его...

Сбитый с ног страшным ударом, Полянский влетел спиной в угловой шкаф, посыпались стёкла. В голове звенело, перед глазами всё поплыло. Топор не выронил, крепко удержал.

«Какой-то из славянских языков, сербский, болгарский? Это же её прошлое! Нет, только не сейчас! Чёрт!».

Дар подвёл его, каждое прикосновение будет отбрасывать в память чудовищного существа, и он не сможет толком ни атаковать, ни защищаться! Пытаясь уйти от нового удара, он нырнул в сторону двери, нужно выбраться из кабинета в зал, увести уродину от людей, чтобы она не навредила девушкам.

Обожгло болью. Резко дёрнуло за левую руку. Выше локтя уже оплели тонкие стебли с каменной трескающейся корой, удерживали, рвали рубашку, разрезали кожу словно колючая проволока...

...она жила одна на краю хутора у самого леса. В прошлом году наконец-то схоронила высохшую от старости и жутко сварливую прабабку. Только собачились с ней. Никого родни больше не осталось. Старуху односельчане поба ивались, считали ведьмой, при ней и не ходил никто в ограду-то.

Зато теперь можно было гулять с ухажёрами ночь напролёт. Настало свободное вольготное житьё! Динара любила вино и мужчин. И местные, и городские заглядывали, не оставляли вниманием яркую бабёнку. Для чего портить такую развесёлую жизнь материнством? Дважды она скрывала беременность, утягиваясь хло п ковым полотнищем до последнего момента. Скидывала недоношенными, закапывала у леса за сараем. А вот с третьим прихватило на рынке среди дня, соседи проводили к фельдшеру, из пункта на скорой увезли в райцентр. Чудом выходилась. Врачи сказали, детей больше не будет. Она и не горевала, да молва по хутору пошла. Мало, ч то безмужняя носила, так ещё и мёртвого родила. Стали односельчане сторониться. В сельпо косятся, разве что в спину не плюют. Вчерашним хахалям жёны укорот дали, и носа не кажут. Стала Динара бледнеть, да худеть, увядать, молодость не вечна. Кому нужна? Ни денег, ни веселья. И во сне прабабка приходила, всё грозила сморщенным потемневшим кулаком, головой качала.

Раз как-то в выходной день на базаре поругалась с брюхатой соседкой. И та попала в больницу, еле откачали, ребёнок будто в цементе застыл, сказывали. Во сне тогда Динаре прабабка явилась в рубахе изгвазданной кровью. Старуха, безумно хихикая, протягивала ей скрюченного младенца, присыпанного пылью или пеплом. Проснулась Динара с криком. По утру подошла к зеркалу и ахнула: кожа светится, волосы блестят и вьются, ни одного седого не видать, губы вишнёвые, и гладкое тело всё налилось! Не нарадоваться! Теперь-то она знала, что нужно делать...

Изрезанная рука горела, ткань быстро промокла от крови. Тяжёлая корявая колода держала крепко, подтягивала к себе. Тимофей отбивался, отсекал серые стебли, рассыпающиеся в пыль. Прорвался к двери, не вылетел, но вывалился в коридор, отползая подальше. Ногой зацепился за ручку сумки, что принёс с собой. Уродливая фигура медленно двигалась следом, пошатываясь, каждое дёрганое движение сопровождалось скрипом перекосившейся калитки и шорохом ползущих по полу ветвей. У Динары не осталось лица, в трещинах корявой коры, в чёрных провалах, выеденных червями, едва читались черты чего-то живого...

Нужен огонь! Полянский подтянул к себе сумку, выхватил газовый баллон, но открыть и поджечь не успел. Змеясь по полу, стебли с колючими листьями достали его, обмотали правую щиколотку и неумолимо потащили к ходячей коряге...

Свет памяти вспыхнул и растаял, вокруг Тимофея снова темно. Звучные дерев енские сумерки, стрекочут сверчки, слышен далёкий лай собак на хуторе. Проступил, проявился свет нескольких ручных фонарей. Ещё два случая внезапной смерти новорожденных в селе, и люди, устав бояться, пришли гневной толпой. Динару побили камнями, хотели пр огнать, но она проговорилась о двух детях, загубленных и похороненных за сараем. Пять человек отвели её в лес. Собирались повесить как ведьму и детоубийцу в прежние времена. Но, сговорившись, привязали к дереву и бросили умирать. Она ещё долго выкрикивала хриплые проклятия, пока не скончалась.

Очнувшись, Динара не чувствовала тела, сквозь неё росли ветви с листьями. А потом она последний раз увидела прабабку. Старуха вышла из леса, редкие седые патлы шевелил ветер. В заскорузлых босых ногах со вздувшимися венами путалась изорванная рубаха, в которой схоронили. «Дерево к небу за жизнью и красотой растёт, а камень к земле тянет , где дети твои лежат!» – прошипела она, протягивая к правнучке костлявые пальцы...

Саднило глубоко расцарапанную ногу, но хватка спутанных стеблей резко ослабла. Полянский вынырнул из чужих воспоминаний, в руке он всё ещё сжимал газовый баллон.

Перед ним замерла и чуть покачивалась женщина-дерево. Корявый пень головы расколот, трещина разорвала неживое лицо. Габриэль за её спиной замахнулся ещё раз и рубанул колуном, разбивая уродливую колоду. Со скрипом Динара тяжело обернулась, отбросив его ударом к стене. В этот момент Тимофей успел достать из кармана зажигалку. Звякнула металлическая крышка, и в чудовищную фигуру с гулом ударил огонь.

Сквозь свист и треск горящих ветвей раздался протяжный женский вопль. Объятая пламенем, она неловко поворачивалась, коротко взмахнув руками. В стороны летел пепел, листья быстро скручивались и рассыпались в серую пыль. Вскочив на ноги и проверив застёжку респиратора, Габи толкнул по полу к медиуму колун, а сам подхватил из сумки второй топор и стал врубаться в обугленную уродину, пытаясь попасть по сучковатым конечностям. Полянский ударил её по плечу, разлом со скрипом пробежал по диагонали, с колоды посыпалась трухой серая грубая кора...

...Колдовство спрятало детоубийцу внутри худенькой блёклой девушки, которая не привлекала внимания. Закованная в камень, Динара утратила свою красоту, но зато теперь не вызывала ни подозрения, ни чьей-то ревности. Её жалели, покровительствовали. Часто переезжала, получала новые документы. Она легко втиралась в доверие, сводила дружбу с женщинами. Продлевала свой век, похищая жизни их детей, питаясь нерождёнными...

Тимофея крепко тряхнули за плечо. Он мотнул головой, приходя в себя, перед глазами плыли круги. Хотел стянуть маску противогаза, но Габриэль удержал его руку и отрицательно покачал головой, а потом кивнул в сторону расколотого и обгоревшего чудовища.

– Смотри, – его голос приглушён маской.

В хлопьях сажи и пепле едва шевелились покорёженные ветви, трещины и сколы медленно заполнялись серой каменной пылью, заменяющей кровь, стягивались новыми стеблями, на которых разворачивались свежие листья.

– Она же сейчас поднимется! – догадался медиум и потянулся за топором. – Нельзя оставлять куски поблизости друг от друга.

Вдвоём они постепенно разрубили трухлявую колоду, отпиливая и отсекая по рыхлым суставам руки и ноги в колючих сучках. Пригодилась зазубренная сторона мачете. Затем поделили примерно пополам эти расчленённые дрова, сложили в две сумки. Взмокший Тимофей тщательно подбирал щепки, когда Габи осторожно приподнял респиратор, принюхался и чихнул.

– Можешь дышать, тут безопасно, – бросил он медиуму, осматривая холл и мебель, испачканную в золе.

– Ты предвидел это? – Полянский с облегчением снял противогаз, отёр пот и немного разгладил пальцами бороду и усы.

– Да.

– И что это было, по-твоему? Есть версии?

– Не уверен, но... Я читал, подобной нечистью становятся женщины-самоубийцы.

– Нет, убили её односельчане. А сама троих детей схоронила ещё до рождения.

Фрик брезгливо поморщился. Потом прошёл мимо шарящего по полу медиума в кабинет Крыловой. Полянский знал, он уделит внимание девушкам, лежащим там без чувств. Необходимо удостовериться, что с ними всё в порядке. В ожидании напарника Тимофей замотал левую руку, стянул глубокие порезы пластырем прям поверх рубашки. На время это остановит кровь, да и немного замаскирует. Кажется, дома оставался биоклей, если у него не закончился срок годности, может быть удастся обойтись без швов, не хочется тратить время на поездку в травмпункт.

Спускались они пешком по лестнице. Техники снова включили электричество в корпусе, запустили работу датчиков дыма на этажах. Почти сразу зазвенела сигнализация. Лифты заблокированы. С других этажей выходили редкие сотрудники, задержавшиеся в офисе.

На ходу позвонил Софии, попросил проводить Ингу до машины. Он наберёт Крыловой попозже, объяснит, что ей больше ничего не угрожает. Что секретарши в порядке, они скоро очнутся с головной болью и провалами в памяти, посчитают, что перебрали нечаянно. Потом вежливо извинится за разгром в офисе. Ещё попросит заказать химчистку и клининг на выходные, чтобы к рабочему дню в кабинетах и коридоре не осталось следов борьбы. Самое важное: Инге предстоит уничтожить все документы фальшивой Семёновой, подтасовать данные для кадровиков. Мол, да, был человек, уволился скоропостижно. Куда уехала – не знаю, не видела и вообще понятия не имею...

На лестнице разминулись ещё с двумя клерками. Тимофей догадывался, что сейчас выглядит, как член бойцовского клуба. Очень надеялся, что его никто не запомнит.... Оставалось ещё одно дело. Он остановился на ступеньках, окликнул монстра.

– Габи!

– Ммм? – тот спокойно оглянулся на медиума.

– Насчёт Софии...

– Да?

— Ты же поговоришь с ней?

— Конечно. Она зайка.

Полянский с враждебной подозрительностью приготовился к спору. Но Габи бесстрастно смотрел сквозь него. Ни капли чувств, никаких эмоций в лице.

— Будь осторожен. У неё разгон от милой зайки до кита-убийцы за доли секунды! — немного успокоившись, предупредил Тимофей.

— Могу себе представить, — сдержанная усмешка.

Полянский помолчал, собираясь с мыслями, потом сказал:

— У меня есть одно условие...

10.

Лампы мигали, или показалось? София рассеянно оглянулась. Заработали сигналы противопожарной безопасности. На выезде автоматически поднялись шлагбаумы. Пять человек спустились в паркинг по лестнице и выехали на улицу.

Они с Крыловой сидели рядом на заднем сиденье в машине детектива. Инга расслабилась, и говорила, говорила, не глядя на Софию. О двух бесплодных браках. Долгие годы она ссорилась с родителями, проходила бесчисленные обследования. О молодом любовнике, бестолковом, но таком горячем парнишке, которым она увлечена. О своей первой беременности, наступившей внезапно. А ведь уже и не надеялась...

– Знаете, мне не хватило храбрости обратиться за усыновлением. Отговариваюсь, что не замужем. А больше всего боюсь, что полжизни буду растить ребёнка, и в какой-то ужасный момент на пороге возникнет его биологическая мать и предъявит права на него, или станет шантажировать…

София кивала, но почти не слушала. После короткого замечания Габи у неё дрожали руки, а мысли в голове носились бешеной каруселью.

«Нет! Нет! Только не это! Нет! Не может быть!» – она дважды выронила смартфон, скачивала и открывала одно за другим приложения для контроля цикла, учёта триместров и прочие. Как узнать наверняка, как удостовериться в правоте или ошибке?

«Нет! Мать, а вдруг ты реально залетела от монстра-оборотня! Да ещё и под наркотой! Он же воспользовался беспомощным состоянием женщины! Да ладно, не сильно ты и сопротивлялась-то! Неужели я пропустила таблетку тогда?».

Она полным ходом накручивала себя, стягивая, сжимая нервы в тяжёлую звенящую пружину. Ведь медиум сказал, что Габи не касался её, но она же не маленькая, и понимает, что для оплодотворения не обязательно непременно предаваться неистовой страсти. Но потом ведь, когда купалась дома, не нашла никаких следов. Тогда как это вообще возможно?

«Ты же за себя не отвечала! И ни фига не соображала несколько часов! Тебя за это время можно было с кем угодно случить, ты б и не заметила! Так. Завтра же сдать кровь в той платной клинике у метро. А вдруг ещё рано, и анализы ничего не покажут? Дожидаться задержки? Да я с ума сойду за это время! Нет, не хочу! Нельзя! Я не хочу гробить свою жизнь!»

Внутренности будто застыли в заледеневшую глыбу, едва ворочаясь под кожей. Казалось, что воздух не доходит до лёгких, а сердце лениво трепыхается, пропуская удары.

Почувствовала, как замёрзли дрожащие пальцы, закуталась в куртку, завернувшись. Она устало откинулась на спинку сиденья, замерла, совершенно измученная переживаниями. И неожиданно поймала себя на странно спокойной мысли: «А вдруг у малыша будут такие же обалденные глаза?».

В колышущемся желе мозгов медленно потекли необычные размышления: «Он ведь королевской крови, красив и богат, совсем как принц из сказки, нужен ли ему наследник? А как может выглядеть такой полукровка? Антропоморфный сфинкс! Почему бы и нет! Чудовище без красавицы? Вот и получается, что волшебный мутант — лучший вариант! Интересно, а кого покажет УЗИ – ребёнка или котёнка?».

– … я вижу эту комнату, какую отделку надо сделать, мебель купить! Такую классную детскую закажу, чтоб как в сказке… – Инга продолжала говорить.

София нервно хихикнула. «Как в сказке! Это мягко говоря!». Воображение молниеносно разгулялось, видимо, в качестве защитной реакции на стресс, и стремительно понесло её куда-то по рельсам фантазий.

«Надо будет купить дом, чтоб недалеко от цивилизации, но в тихом месте. Для детей нужно больше пространства. И с работой, и с бизнесом реально управляться удалённо. Мы не будем мешать другу друг. Постепенно сблизимся. Неужели Габриэль опасен? Нет, со мной он будет другим! Я должна всё узнать о том, как он жил до того, как попал к людям. Он ведь так одинок... Интересно, а эти котята рождаются по одному?… Господи, что я несу?.. Ничего не соображаю, но мне так хорошо! Потому что я… Я люблю его? Нет, ты же была под кайфом, ты ничего не знаешь о человеке! Да он и не человек вовсе! Наплевать! И я хочу быть с ним!».

Неизвестно, куда бы её завело воображаемое исполнение необычных желаний, но в этот момент зазвонил телефон, вызов от Полянского.

— София?

— Да! — хрипло откликнулась она.

— У вас там свет есть?

— Да, всё в порядке.

— Проводите, пожалуйста, Ингу до её машины, скажите, чтоб спокойно ехала домой. Я ей позвоню попозже.

— Поняла. Сейчас. Как у вас там?

— Без потерь. Скоро спустимся.

Дошла с Крыловой до её Тойоты. Помахала вслед, подумав: «Может быть, тоже на права сдать? До родов успею по-любому. Всё-таки с детьми часто может машина понадобиться, выгоднее быть мобильной мамой!».

София вернулась к лифтам и лестницам, подождала там совсем недолго. Вышедшие мужчины выглядели так, будто только что покинули побоище. Одежда то ли в пыли, то ли в пепле. Левый рукав Полянского располосован от плеча до локтя, рубашка в крови. Лицо расцарапано и в копоти. Габи растрёпан, его одежда целее, но тоже испачкана в золе.

— Усольцева мертва?

— Нет. Лена — человек. Разбираться пришлось с Динарой.

— Эта бледная моль! Она была убийцей? — София почувствовала, как брови ползут на лоб, неужели она так промахнулась. – Но ведь сама навела вас на комплекс отдыха, рассказала про тот праздник?!

– Хотела запутать. Была уверена, что никто не раскроет морока, что маскировал её! Но призрак Рахимовой, пусть и невольно, но помог нам. Динара почти пятьдесят лет пряталась среди людей.

— И где она теперь?

— Которая её часть? — ухмыльнулся Габриэль, качнув сумкой.

— Господи!.. — скривилась она, отшатнувшись. — Вы что, пополам её распилили?!

— Да, останки должны быть захоронены отдельно. Похоже, что иначе они просто срастутся обратно. Как дерево с треснувшей веткой, — пояснил медиум.

Едва кивнув друг другу, они разошлись, каждый двинулся к своему автомобилю. София растерялась, но после секундного колебания бросилась догонять Габи. Длинные ноги широко шагали, ей пришлось почти бежать следом. Схватила за рукав, пытаясь остановить.

– Габриэль, я.… Вы.… Расскажите, как мне теперь себя вести. Я должна понять, мне нужно знать, как поступить, что делать…

– Что? – непонимающе вскинулись густые брови.

– Вы сказали… я думала… – ей не хватало воздуха.

Небрежно уронил на бетонный пол увесистую сумку. Там тяжело звякнуло железо.

– Ах, мадемуазель, – с умилением вздохнув, он чуть склонился к ней.

В волшебных глазах столько нежности, он погладил её по щеке, и дыхание сбилось от прикосновения горячей ладони. Накатила жуткая слабость. Она потянулась к нему в ожидании поцелуя, закрыла глаза, видя перед собой только эти вертикальные чёрные зрачки в сине-лазурных радужках, переливающихся золотыми искрами.

– Мой принц… – медленно прошептала она, прижимаясь к сильному телу, чувствуя горячую кожу под тканью, вдыхая тонкий запах амбры и мускуса.

– София, – окликнул, отстраняясь.

Она почувствовала, как он приподнял её голову, подбородок сжали пальцы с крепкими ногтями. Открыла глаза и увидела очень близко его свежее овальное лицо, на лоб выбилась платиновая прядь, слева на скуле пятно сажи.

– Даже вздумай я смертельно рискнуть своей шкурой и нарушить ваше целомудрие, мадемуазель, вы бы не смогли понести. Наши виды не совместимы, – он отрицательно покачал головой.

София осталась стоять, но чувствовала себя сбитой с ног самосвалом, не меньше. Внутри будто бы что-то разорвалось, разлетелось в клочья и почернело, обуглившись.

— Как? — едва выдавилось из горла.

— На генетическом уровне.

– Это что, была шутка? – задохнулась она.

Ровные резцы и заострённые клыки закусили губу, сдерживая улыбку. У неё в голове зашумело. София задрожала от негодования, руки затряслись от адреналина.

— Вы!.. Как вы?.. Ты… Ненавижу тебя! — она бросилась на него с кулаками.

Габриэль ловко перехватил её, аккуратно сжав запястья, чтоб не повредить, но и не дать дотянуться. Некоторое время она барахталась, стараясь достать его. Затем он завернул обе руки ей за спину, удерживая в одной ладони, а второй привлёк к себе, крепко обняв за плечи, утихомиривая.

— Шшш!.. — он наклонился к её уху и негромко проговорил. — Я благодарен вам за симпатию. Мне бы хотелось ответить на ваши чувства, мадемуазель, но жизнь мне дороже.

— Пусти меня, тварь! — София неуклюже пыталась вырваться.

Слов не хватало, чтобы выразить, какой неимоверной дурой она себя чувствовала! Но виноват всё равно он! Мерзкое животное!

«Дура! Беспросветная дура! Сказки захотелось, о принце размечталась? Да! Полянский прав: отвратительный характер! Дура! Зачем он позволил мне столько вообразить на пустом месте!? Он хотел посмеяться, или… Надо было просто отвлечь меня? Так! Стоп! Что он сейчас сказал…?».

— В смысле «жизнь дороже»? Что значит «смертельно рискнуть шкурой»? — София замерла, тяжело дыша, тряхнула головой, чтобы убрать волосы с лица.

— Ваша неприкосновенность — цена моей безопасности. Наш друг немногословен, но никогда не нарушает своих обещаний!

— Пусти меня, — жёстко сказала она.

Габи медленно разжал объятия. София развернулась и встала перед ним, уперев руки в бока, перевела дыхание.

— О чём ты?

— Он убьёт меня, если я причиню вам вред. И я не намерен испытывать его терпение. Второй раз он уже не промахнётся, поверьте. Я не бессмертен, мадемуазель, — склонил голову чуть набок.

— Но я…

— Шшш, — голос нежный и вкрадчивый. — Всегда можете на меня рассчитывать, мадемуазель. А сейчас вернитесь к нему в машину, пожалуйста.

У Софии защипало глаза. «Ещё не хватало разреветься, как школьнице, отвергнутой на дискотеке!». Собравшись, сжавшись, она прошла между редкими автомобилями на парковке.

Со стороны пассажира дверь в хёндае открыта. Полянский ждал её, молча барабаня по рулю. София уселась, немного выдохнула.

– Подайте, пожалуйста, галстук из бардачка? – негромко попросил он.

С щелчком открыла ящик, в ладонь мягко скользнула шёлковая змея тёмно-синего цвета. Наблюдала, как чуть повернув к себе зеркало, медиум поднял воротник рубашки и стал аккуратно стягивать галстук в треугольный узел. София вздохнула, столько всего навалилось...

— Так себя жалко! Если бы вы знали, Полянский, какой дурой я сейчас себя чувствую! Прошлый раз так была готова бегать за мужиком лет десять назад! Думала, что поумнела! Оказывается — ни фига подобного! — она хлюпнула носом.

— В общем и целом, могу себе представить. Моя подруга за долгие годы нашего знакомства так и не согласилась перевести отношения хоть в какую-то плоскость. Чем дольше жду, тем большим идиотом себя чувствую. Неопределённость, с одной стороны, не даёт скучать, а с другой — ужасно нервирует.

— Но с ним я впервые… — она сжала губы, не хватало ещё больше разоткровенничаться, незачем рассказывать о своих внезапных грёзах и желании стать матерью для монстра.

— Габриэль — слишком необычен для нашего мира. Яркий фрик. Поэтому вы так увлеклись. Я не могу допустить, чтобы вы пострадали, незавершённость, в вашем случае, наиболее благоприятный выход, — вздохнул он, протянул ей бутылку минеральной воды.

— А вы не до фига ли на себя берёте? — София глотнула воды и закашлялась.

— «Я смею всё, что можно человеку. Кто может больше, тот не человек!».

— Вот он как раз не человек! И я хочу его!

— Поверьте моему опыту…

— Он дал мне больше, чем все предыдущие вместе взятые!

— Это колдовство. Он опасен. Я говорил вам.

София откинулась на спинку сиденья и зажмурилась, силы просто закончились, слишком много впечатлений и переживаний для одного вечера. Накатило какое-то отупляющее равнодушие. «Психика защищается!». Она глубоко вздохнула.

— Вообразите, Полянский, у нас в багажнике расчленённое чудовище, а мы спорим о том, кому с кем!.. Нет, ну вдумайтесь! Это лютый треш!.. — София почувствовала, как губы растягивает улыбка. — Знаете, а так, со стороны, даже логично в чём-то. Я не могу связать свою жизнь с Габриэлем, а с вами не останется ваша очаровательная русалка. Предлагаю основать клуб неприкаянных любовников, иногда собираться и заунывно тосковать хором!

Чувствуя себя совершенно опустошённой, слабо усмехнулась и, не глядя, протянула медиуму руку. Но после короткого пожатия, он не выпустил её пальцы, а удержал в своей мягкой ладони. И когда София с вопросом открыв глаза, повернулась к нему, то не смогла произнести ни звука. Полянский смотрел долго, молча, странно... «Так, тихо, милый, только не смей мне сейчас…!» — успела подумать она, как он лишь чуть подался в её сторону. София отдёрнула руку, подскочив на месте.

— Не, не, не! Нет! — распахнула дверь и выпрыгнула из машины. — Нет!

Сделала два шага назад, когда он встал, и, опираясь на открытую дверцу автомобиля, хотел что-то сказать. Вскинула ладони с растопыренными пальцами в останавливающем жесте, и громко повторила:

— Нет!

Не оборачиваясь, быстро зашагала к выходу, поднялась по лестнице на первый этаж и прошла через гулкий холл. Трескучие звуки раций, охранники переговаривались, выясняя, где есть свет, и было ли задымление на этажах.

11.

«Ну вот! Ты снова облажался. Нельзя было молчать! Сам виноват. Теперь бог знает, чего она у себя в голове вообразит, что нагородит? Да уже нагородила. Ты должен был остановить её! Всё могло сложиться. Чёрт! «Клуб неприкаянных любовников»! Надо же, какая фантазия у девушки. Только это больше напоминает свинг-вечеринку в шатре цирка уродцев!».

Тимофей злился на себя всю дорогу. Повезло почти без пробок проехать за город. Понадобилось только тщательно умыться. Пиджак скрыл разорванный рукав, так что за рулём смотрелся прилично, не вызывал подозрения у постов.

По шоссе Энтузиастов ехал в сторону Балашихи, свернул к Леоновскому кладбищу. Небольшой московский некрополь не раз выручал медиума. Множество захоронений заброшены, участки перекопаны и разорены. Полянский иногда привозил сюда останки, которые было необходимо скрыть.

«Позвоню отцу Николаю, закажу молебен за упокой души Динары Семёновой. Отмучилась ведьма, или что оно вообще такое было. Мелочь, но пусть лучше будет, пожалуй. И Шипов только поддержит в этом».

Глядя в огонь, где с шипением догорали расколотые обрубки, размышлял, что предпринять дальше. Стратегически было бы верно некоторое время не звонить и не писать ей, пусть успокоится немного. Но вот перетерпеть самому и остаться в стороне...

«Сама наберёт тебе? Как же! Раскатал! И не надейся! Нужна пауза... Как бы провести время? Надо позвонить Николь. Если она сможет уделить тебе хотя бы неделю, снова поверишь, будто можешь жить как все. Бесценная иллюзия ординарности — вот, что она тебе дарит!».

Оплата по договору с Крыловой поступит на счёт в течение недели.