Полное погружение 2.0 (СИ)

Глава 26 Танец мечей

Звуки яшмовой флейты я слышу.

Кто же это играет на ней?

Ночь. Беседка. Луна всё выше,

На душе всё грустней и грустней.

Что увидишь в призрачном свете!

Пробиваются еле лучи.

Как узнать, кто играет на флейте,

Как во мгле его различить?

Ночь глухая. Нигде ни звука.

Охватило меня тишиной.

С фонарём мы напротив друг друга —

Я и тень моя рядом со мной.

Догорает фитиль. Мгновенье —

И не будет больше огня.

Кто же вспомнит, когда и тени

Не останется от меня!

У Сян.

Фатих:

Повелитель проводит пальцами по ножнам, расшитым золотыми узорами, по рукоятям, украшенным драгоценными камнями. Эти клинки и сами по себе — настоящее сокровище, и стоят как десяток хорошо обученных рабов.

Царь подает знак, и слуга бережно заворачивает в ткань мечи вместе с перевязью, которая позволит носить их за спиной. Сверток уносят, чтобы отдать обитателю ночной половины — той, кто и думать не должна о подобных вещах.

Уже в который раз властитель с нетерпением ждет вечера, в предвкушении новой встречи с невольницей. И хотелось бы ему бросить все дела, и позвать свое сокровище немедленно, но царство… царство лишило его свободы в тот день, когда принял он знаки правителя.

Но все же вечер наступает, отяжелевший шар солнца касается горизонта, и на землю ложатся первые сумерки. Царь делает знак рукой, чтобы слуги привели девушку, но вместо этого раздается только тихая музыка, которая постепенно становится все громче и настойчивей. Незнакомая мелодия непривычна для слуха, слишком уж резок и изломан ее ритм, но все же есть в ней что-то завораживающее, подчиняющее. Полог, отделяющий покои властителя, отодвигается и пропускает стройную фигурку, закутанную в алый шелк. И только синие глаза, сильно подведенные черной краской, видны на лице, и по одному лишь выражению их повелитель понимает, что наложница улыбается, и невольно сам улыбается в ответ.

Девушка идет, словно плывет, так легки и плавны ее движения, что даже ни одна складка шелка не шелохнется. И мелодия следует за ней, подчиняется ритму ее невесомых шагов, и вдруг неожиданно меняется, будто бы все музыканты разом ударили по струнам и барабанам. Алое полотнище взметается в воздух, закрывая фигуру чужеземки, и точно множество серебряных молний пронзает ее. Невыносимо долгую и томительную секунду оно висит в воздухе и внезапно словно распадается на сотни розовых лепестков. Они кружатся, подчиняясь взмахам тонких рук, обвиваются вокруг гибкой фигуры, и только сейчас можно было рассмотреть, во что одета невольница. И от этого зрелища невольно перехватывает дыхание, а во рту становится сухо. Тело девушки изгибается, а движения рук, держащих мечи, настолько быстры, что кажется, будто они превратились в серебряные крылья.

Вначале повелитель лишь наслаждается невероятным танцем, течение которого едва уловимо глазом. Но постепенно он начинает узнавать все больше и больше знакомых движений — сам когда-то проходил обучение у хозяина мечей, и мог бы со временем стать учителем, если бы старшие братья не погибли во время кораблекрушения, когда путешествовали, чтобы набраться опыта.

И вдруг понимает царь — если это и есть танец, то танец смерти. Встреться хоть один человек на пути сверкающих клинков — и не выжить ему.

Повелитель встречается взглядом с глазами невольницы и едва удерживается от того, чтобы вздрогнуть, настолько они сейчас холодны, спокойны и равнодушны, непривычно светлые на фоне густой черной краски. Глаза демона, глаза убийцы. И странное чувство охватывает царя — будто бы стоит он на краю пропасти бездонной и смотрит вниз на бушующее море. И нет сил пошевелиться или отвести взгляд, нет сил даже вздохнуть глубоко или произнести хоть слово. Но танец по-прежнему прекрасен, а девушка, его исполняющая, еще прекраснее, только сейчас это красота молодого опасного хищника, как если бы властитель приказал выпустить из клетки пантеру и полюбовался бы на ее охоту.

Чужеземка приближается все ближе и ближе, ни на секунду не сбавляя темпа, не ломая резкого ритма, ее глаза по-прежнему горят ледяным пламенем, и повелитель ощущает страх, холодом пробегающий под кожей, и лишь плотнее сжимает губы, чуть сильнее прищуривает глаза, впервые ощущая себя в чьей-то полной власти, ведь сейчас он даже стражу позвать не в силах, даже пальцем шевельнуть не может. Но в тоже время сердце его словно бьется в такт музыки, сжимается от восторга и предвкушения чего-то неведомого. Все ближе и ближе подходит невольница, и все тяжелее дышит царь, словно воздуха больше не осталось в комнате.