Глава 10 Поцелуй

Ночь. Ночь кругом. Изрой её, взволнуй!

Тюрьма!.. Всё он, ваш первый поцелуй,

Адам и Ева, дал нам жизнь и горечь.

Злой это был и хищный поцелуй.


Омар Хайям.


Фатих:


Дева больше не дрожит, она только крепче сжимает руку повелителя, и закрывает глаза, зажмуривается изо всех сил, кусает губы, отчего они становятся красными и припухшими.

И повелитель вдруг понимает, вдруг чувствует ее, как самого себя, это наваждение длится краткий миг, но все мысли девушки словно становятся его собственными. Не отпуская ее руки, он слегка склоняется к маленькому ушку, скрытому светлыми прядями:

— Ты боишься?

— Нет, — слишком поспешно.

— И чего же ты боишься?

Девушка распахивает свои невозможные глаза, несколько секунд сердито смотрит на властителя, потом опускает голову и фыркает, совсем как любимая гончая царя. И повелитель запускает пальцы в длинные шелковистые волосы, гладит, словно хочет успокоить испуганное животное, а чужеземка смеется и поднимает сверкающие глаза:

— Я не знаю. Я сама не могу себя понять…

Правитель Хизра внезапно осознает, что покорен, уже навсегда, а чем именно, и для чего его сердце сдалось в плен этой деве — одним богам ведомо. И знает лишь только, что все сокровища, какими владеет, бросит к этим ногам, и так больно от этого знания, что в груди всё сжимается, словно чужеземка уже вытащила и забрала себе трепещущее сердце. Повелитель хмурится и клянется себе скрыть в тайне ото всех власть, которую нежданно получила над ним эта пленница. А та смотрит растерянно и не может понять, чем вызвала недовольство, и ее брови тоже хмурятся, невольно повторяя выражение лица властителя.

И царь вдруг постигает, чего боялась дева и почему смеялась, и самому ему хочется улыбаться, кусая губы, но годы правления помогают сохранить выдержку и не показать все чувства, в миг овладевшие им. Он позволяет только малой толике своего нового звания вырваться наружу и видит, как вновь расцветает на юном лице робкая улыбка. И вспоминаются повелителю все сказания и все песни о любви, когда с первого взгляда понимали возлюбленные, что на всю жизнь покорены, и что не будет им больше покоя вдали от избранника сердца своего. Никогда не верил властитель в эти сказки, а тут вдруг понял — все правда — до последнего слова, до буквы последней.

И не в силах сдерживаться больше, повелитель наклоняется, глядя прямо в эти невозможные очи, а девушка, все поняв, обвивает руками шею, прижимается к губам, замирает не дыша. И властитель сцеловывает с ее нежного рта улыбку, и сладкие уста, дрогнув, приоткрываются, пропуская завоевателя, и он чувствует на языке тихий изумленный стон. Прижимает крепче, и поцелуй из робкого становится жадным, собственническим. Царь почти задыхается, чего с ним не бывало никогда, от одного единственного прикосновения губ разгорается огонь в его теле.

А пленница уже пытается развязать пояс на его одеянии, и внезапная мысль предательской болью обжигает сознание — а так ли невинна невольница, как сказал купец, но пояс не поддается, и на лице девушки появляется обиженное выражение, словно ей дали сласть, которую никак не развернуть; повелитель смеется от облегчения, а дева дуется еще больше и сердито дергает за шелковые кисти. Властитель уже и не помнит, когда последний раз раздевался сам, но сейчас он почти с яростью срывает пояс и отбрасывает его на пол. С остальной одеждой справиться уже легче, и чужеземка стягивает ее, неумело, путаясь в завязках, а нежный румянец все сильнее и сильнее покрывает ее щеки — еще одно чудо, никогда не виданное повелителем — кожа становится розовой, словно ее тронули последние лучи заходящего солнца, и походит на нагретый за день мрамор.

Одежды пленницы можно снять одним движением, и они с тихим шорохом ложатся на пол, а девушку словно вдруг покидает вся ее храбрость, и она стоит неподвижно, закрыв глаза.


Загрузка...