Погоня за судьбой. Часть II

Глава IV. Новая жизнь

Когда Фёдор удалился спать, я устроилась на диване и в ожидании глубокой ночи уставилась в потолок. Время тащилось медленно, подволакивая стрелки часов, словно ноги измождённого доходяги, но я всё же дождалась момента, когда часовая стрелка перешагнула за два. Я тихо поднялась и оделась. Одной рукой орудовать было тяжело, но уже привычно, поэтому это не заняло слишком много времени. Аккуратно добравшись до входной двери, я задержала дыхание и медленно приоткрыла её, изо всех сил стараясь не издать ни звука. Бесшумно прокралась на улицу и подошла к машине. Дверь была не заперта, и я вскарабкалась на водительское сиденье.

Сорвав обшивку рулевой колонки, я пыталась нащупать провода зажигания. Ничего не получалось, было темно, мешало отсутствие второй руки, а едва ухваченные провода выскальзывали из пальцев. Мне нужно было уехать… Я должна ехать! Чёртовы провода! Я ведь даже толком не умею заводить машину без ключа, в этом деле настоящим специалистом был Марк! Ещё этот проклятый обрубок, этот вечный упрёк в моей несостоятельности… Чёртова неудачница…

Внезапно раздался стук. Снаружи, за боковым стеклом стоял Фёдор. Я прекратила бесплодные попытки завести машину и обречённо откинулась на сиденье, а Фёдор открыл дверь и с досадой в голосе произнёс:

— Зачем зажигание ломаешь? Ключ под козырьком…

— Мне нужно в Москву, — умоляюще произнесла я. — Я не могу больше тут оставаться.

— Э, нет, подруга, — возразил Фёдор. — Не так быстро. За тобой должок, и ты мне его выплатишь так или иначе.

— Что на этот раз? — устало вздохнула я. — Кого убить?

— Переночуем, а завтра займёмся делом. Нечего по темноте и холоду шарахаться, это до добра не доводит. Идём…

Он придержал дверь, пока я спускалась на снег, и мы вернулись в дом. Сгорая от стыда, я села в кресло, поджала под себя ноги, и просидела так до самого утра. Сна не было ни в одном глазу, но к рассвету я всё же задремала…

Меня разбудил возбуждённый детский галдёж прямо над ухом. Распахнув глаза, я увидела обступившую меня детвору, они разглядывали меня во все глазища.

— Смотри, как у робота!

— Ух ты, здорово!

— А можно потрогать?

— Я тоже себе такие хочу! У дяди Толи тоже рука железная, но она плохо работает и выглядит не так круто…

— Класс! А они не болят?

— А где вторая? Вы сражались и потеряли её на войне?!

Я смутилась, но сопротивляться не стала и вытянула руку, которую ребятня принялась ощупывать со всех сторон. В конце концов, у детей подобные впечатления бывают не каждый день. Вскоре в комнату вошёл отец семейства и сурово произнёс:

— Дети, а ну быстро по комнатам делать уборку! Скоро Рождество, и сегодня нужно привести дом в порядок. Мы с мамой свою часть сделали. — Он обвёл взглядом гостиную. — А теперь вы должны сделать свою. Вопросы есть? Вопросов нет… Шагом марш!

Детвора сбежала, а я проследовала в ванную и наконец решилась снять повязку с головы. Бинт виток за витком разматывался, открывая взору продолговатый розовый шрам вдоль правого виска. Регенераты делали своё дело — шрам, в котором виднелись ровные стежки уже растворившейся тонкой аминокислотной нити, почти затянулся, но мой собственный вид напугал меня и совершенно выбил из колеи. Я растерялась, инстинктивно захотелось спрятаться, я почувствовала себя раненым, уязвимым зверем. Кое-как умывшись, я вышла в столовую, где меня уже ждал Фёдор. При моём появлении он ухмыльнулся.

— Да ты не переживай, тебе бритой даже лучше… Наверное. Мне просто не с чем сравнить… И шапочку я тебе дам, ухи не замёрзнут. Но вот скажи, это ведь ты сама себе сделала, да? Застрелиться пыталась?

— Да, — ответила я, села за стол и отвела взгляд.

— Зря. — Фёдор поцокал языком. — Костлявая тебя сама найдёт рано или поздно. Так пусть приложит для этого усилия. Зачем облегчать ей задачу?

Такая неожиданно лаконичная и простая мысль вызвала у меня улыбку, но мне нечего было ответить. Он прав — нужно просто жить дальше, однако это не так просто. Наши пути разойдутся, этот разговор уйдёт в прошлое и забудется, и однажды я снова окажусь один на один с тяжёлыми и мрачными мыслями. Разбитое можно склеить, но трещины останутся навсегда…

— Так, а теперь вот что. Сейчас мы с тобой займёмся делами. Ты, вижу, оклемалась, поэтому самое время тебя подпрячь. Пошли. — Фёдор махнул рукой и вышел на улицу. Одевшись, я последовала за ним на крыльцо, возле которого стоял его скромный побитый временем внедорожник. Взгромоздившись на водительское сиденье, мужчина скомандовал: — Садись, поехали.

Я послушалась, и через пару минут мы уже катили по ухабистой колее в сторону леса. Меня так и подмывало спросить, куда мы едем, но мне, по большому счёту, было без разницы. Я, будучи в долгу, готова была выполнить все его пожелания. Разлапистые ели обступали машину в снежном хороводе, осыпая капот и крышу горстями снега, мотор урчал, словно сытый и довольный тигр, а я просто сидела и смотрела в окошко.

— Нам сегодня по плану нужно объехать четыре точки, — наконец нарушил молчание Фёдор.

— Что нас там ждёт? — равнодушно спросила я. — Будем выбивать деньги с должников?

— Ох и испорченный же ты ребёнок… — Фёдор приоткрыл окно и закурил. — Ты всё привыкла пушкой махать да морды бить, а реальная-то жизнь вокруг совсем из других вещей состоит. Вам, дамам и джентльменам удачи, с вашей профессиональной деформацией полезно хоть иногда настоящими делами заниматься…

Машина тем временем приближалась к аккуратной полянке, на которой стоял маленький деревянный сруб. С крыльца нам навстречу с улыбкой поднялся сухощавый старичок в тулупе и огромных валенках, в которых он буквально утопал и казался маленьким и тщедушным. Машина подкатила к крыльцу, и мой временный наниматель спрыгнул на снег. Старичок подошёл к Фёдору и заключил его в тёплые объятия.

— Что, Федя, сегодня твоя очередь, да? — прошамкал он, глядя снизу-вверх на казавшегося рядом с ним великаном Фёдора. Обратил ко мне доброе морщинистое лицо: — Помощницу с собой привёз, смотрю. Здравствуй, внучка, как тебя звать-то?

— Знакомься, дед Алексей, это Лиза, — с энтузиазмом ответил Фёдор. Затем повернулся ко мне и сказал: — Пойдём, не будем терять время.

Подняв створ багажника, он выудил оттуда наполненную продуктами коробку с импровизированной ручкой из изоленты и вручил её мне. Сам взял увесистый ящик с какими-то банками и кивком головы предложил следовать за ним. Затем перегрузил несколько ящиков уже без моей помощи — без второй руки от меня было пользы, как от козла молока, — и сдал меня старичку, который тут же увлёк меня за дом, к дровнице и попросил наколоть дров. По счастью, там стоял такой же механический дровокол, что и у Фёдора, и я вполне могла орудовать одной рукой, подсовывая поленья под лезвие и орудуя рычагом.

Переколов львиную долю имевшихся поленьев, я перевела дух, вернулась к машине и помогла Фёдору закатить в дом увесистый газовый баллон. Закончив на этом дела, мы отправились в дальнейший путь.

Лес остался позади, мы снова вышли в поле, и заехали ещё в несколько домов. В одном из них жил одинокий одноногий инвалид, прошедший через какую-то военную мясорубку — очередную из множества. В другом нас встретила пожилая пара — старенькая женщина бок о бок жила со своим парализованным мужем, помогая ему буквально во всём…

Наша машина постепенно легчала, кузов пустел, а я удивлялась тому, как много вокруг тихих и незаметных людей, которые нуждаются в обычной человеческой помощи. Они словно испарялись, таяли в потоке времени, забытые, рассыпанные по этим глухим окраинам. Сколько их таких, пропавших без вести?

— Фёдор, скажи, им некому помочь, кроме тебя?

— Ну как это некому? Конечно есть, кому, — ответил Фёдор, выпуская в окно клуб дыма. — Вот сегодня я, а после праздников Сёма поедет. Потом Колян. Нас тут по округе целая община, помогаем друг другу, поддерживаем, потому что не на кого нам больше надеяться, кроме самих себя.

— А дети? У них что, нет сыновей, дочерей?

— А, ты про детей… Нравы нынче такие, плотоядные, — вздохнул Фёдор. — Дети уходят из дома и не возвращаются, их другой образ жизни сызмальства затягивает — городская зыбучая трясина с её бешеным темпом, тусовками до рассвета, шумом и уличными огнями. А старики остаются в одиночестве, пока дети гоняются за химерами. Ну, а кое-кто в этой погоне спотыкается и больше уже встать не может…

Мы приближались к последней точке маршрута — аккуратному одноэтажному дому на углу довольно обширного участка, огороженного приземистым, но крепко сбитым забором. Рядом с домом возвышался амбар, ворота были распахнуты, а возле входной двери беспокойно метался сгорбленный женский силуэт.

Как только Фёдор остановил машину, старушка подбежала к нам и взволнованно затараторила:

— Фёдор Иваныч, я уж не знаю, что делать… Ветеринар приехать не может! Наших никого не дозвонишься, а у меня Зойка телиться собралась! Батюшки, ну как же я одна-то справлюсь? Ну идёмте, идёмте скорее!

Переглянувшись, мы с Фёдором выскочили наружу и последовали за женщиной, устремившейся к амбару. Оттуда, из едва освещённого нутра, раздавалось жалобное мычание. Створ со скрипом отворился, и мы увидели лежащую на боку крупную бурёнку с белыми пятнами на вспухшем животе, едва укрытую холщовой попоной.

— Вот те раз… А я никогда роды у коровы не принимал, — пробормотал Фёдор и почесал затылок. — Что делать-то будем? Лизавета, ты в этом что-нибудь смыслишь?

Я лихорадочно соображала, пытаясь вспомнить подробности трёхлетней давности, когда мне довелось присутствовать на отёле коровки дяди Алехандро. В тот раз родовспоможением занимались двое здоровенных мужиков, процесс шёл тяжело, и телёнка спасти не удалось — он умер сразу после родов.

Я несколько раз глубоко вдохнула, стараясь унять дрожь в теле, и сказала:

— Надо постелить соломы, и побольше. А сверху накрыть какой-нибудь мешковиной. Чистая есть? — Я повернулась в сторону старушки.

— Есть, найдём! — ответила она и скрылась за воротами.

— И раствор марганцовки несите! — крикнула я вдогонку.

Корова повернула голову, оглянувшись на живот, и замычала особенно жалобно, а Фёдор воскликнул:

— Это мы вовремя приехали, ничего не скажешь!

— Вовремя — не то слово. Вот и воды отходят, — заметила я. — Надеюсь, всё пойдёт как надо… Ладно, по ходу дела разберёмся.

Вскоре вернулась хозяйка, мы обработали корову марганцовкой и подготовили место для телёнка, и как раз ко времени — началась самая ответственная часть работы. Я тщательно замотала мягкой тканью острый обрубок мехапротеза, и мы с Фёдором принялись внимательно следить за бурёнкой, готовясь оказать необходимую помощь. Время, казалось застыло, минуты текли, отсчитывая мгновения мучительного появления новой жизни. В какой-то момент я почувствовала, что нужно вмешаться, и мы аккуратно помогли животному освободиться из тесной материнской утробы. Пупочный канатик был аккуратно перерезан и обработан йодом…

Сидя на подстилке, я держала на коленях голову новорождённого и вытирала его мордочку чистой тряпкой, очищая уши и рот от слизи. Животное пыхтело, стонало и елозило, близоруко вылупив на меня непонимающие чёрные глазёнки, и неожиданно меня просто прорвало, распёрло изнутри. Я заплакала и засмеялась одновременно, нахлынувшие эмоции лавиной сметали всё моё самообладание. Эта маленькая, новая жизнь у меня на руках означала невероятное — оказывается, кроме смерти есть ещё что-то! Оно появилось на свет и живёт, моргает, шевелится! Дышит, кряхтит и живёт несмотря ни на что!

— Лиз, ты чего? — беспокойно поинтересовался Фёдор. — Всё у тебя нормально?

— Всё отлично… Я в порядке, — пролепетала я, утираясь рукавом.

Снаружи послышался рёв двигателя, и через полминуты в амбар вбежал смуглый мужчина.

— А вот и наш ветврач пожаловал! — воскликнул Фёдор. — Азамат, где тебя носит? Мы за тебя всю работу уже сделали!

— Простите, задержали меня, никак не мог вырваться! Совсем задёргали! — сказал Азамат, приближаясь к нам. Сел на корточки рядом со мной и спросил: — Справляетесь, да? Ну, давайте я посмотрю, что тут у нас.

Шмыгнув носом, я сказала:

— Минут через двадцать помойте вымя мамке, а потом можно и телёнка покормить.

Аккуратно уложила голову детёныша на солому, натянула повыше покрывальце и поднялась. Выбравшись на улицу, на хрустящий снег, я прислонилась к стенке амбара и глубоко вдохнула. Уже совсем стемнело, ночные звёзды поблёскивали в ясном небе, оттеняясь желтоватым заревом далёкого города. Рядом появился Фёдор.

— Ты меня, конечно, удивила сегодня. Где так навострилась?

— Одно время работала в подсобном хозяйстве у хорошего человека. Один раз видела, как это делается… Сама от себя не ожидала… Спасибо вам, Фёдор. Кажется, я наконец увидела свет в конце туннеля.

— Это, пожалуй, тебе спасибо. — Щёлкнула зажигалка, запахло табаком. — Если б не ты, мне б тут только руками разводить оставалось.

Прикрыв глаза, я стояла и слушала, как за спиной, в тёплом амбаре шуршит материя, что-то бормочет пожилая хозяйка, как успокаивающе гудит голос ветеринара, как отрывисто мекает корова. В мире стало на одно живое существо больше, а смерть потерпела хоть и маленькое, но поражение.

— Я не знаю, куда ты держишь путь, — сказал Фёдор, — но не стану больше тебя удерживать. Поможешь мне ещё разок по мелочи — и свободна.

— Не всё так просто. Меня ищут.

— В таком случае, я знаю, к кому обратиться… Да ты не смотри на меня так, мы тут не щи лаптем хлебаем. Завтра решим твою проблему, станешь совсем другим человеком!

Куда-то ползла змея, тигр преследовал косулю, а большой бурый медведь лапой выхватывал рыбу из мелкой горной речки. Я будто целую вечность любовалась калейдоскопом красочных пейзажей и сцен из быта животных. Наконец, небольшой дисплей перед глазами, на котором последние полчаса крутились картинки из дикой природы, поднялся вверх вместе с куполом робопарикмахера, и раздался механический голос:

— Процесс завершён. Приятного дня!

Симпатичная черноволосая девушка в цветастом фартуке с необычным именем — Аврора, — прислонившись спиной к небольшому лабораторному шкафу с разнообразными химическими составами, оценивающе оглядела меня и с удовлетворением произнесла:

— Я знала, что градиент пойдёт вам к лицу! От корней к кончикам, от ночи к серебру. Рубец теперь совсем не видно, перфолаковое покрытие зафиксируется минут через пятнадцать, но сегодня лучше воздержитесь от ношения шапки. Что у нас дальше по плану? Изменение внешности?

— Да, — кивнула я. — Мне нужна пластика лица, чтобы не распознали камеры.

— Замрите на секунду, я сниму образ, — сказала девушка и нажала кнопку на пульте.

Сверчками прострекотали камеры, разбросанные по всему помещению, а по голоэкрану, стоявшему на столе, поползла полоса. Через секунду полоса растворилась, а с экрана на меня неподвижно воззрилась я сама — объёмная проекция головы. Девушка вытянула руку, пододвинула к себе небольшой круглый табурет на колёсиках и поманила меня поближе. Взяв миниатюрную компьютерную мышь, Аврора принялась перетаскивать ризки по ползункам в углу экрана. Моё лицо преобразовывалось — менялась ширина носа, скул, рисунок бровей, щёки то впадали, то возвращались на место. Жестом предложив мне попробовать, она сказала:

— Посмотрите, покрутите. Советую не слишком увлекаться — все эти манипуляции в конечном счёте сказываются на прочности костей, по крайней мере по-первости. Наименее критичное воздействие — в пределах вот этих отметок. — Она встала с табурета и скрылась в темноте соседней комнатки, голос её, слегка приглушённый, отражался эхом от узких стен: — Потом то, что у вас получится, загоним на обработку, имитатор сравнит результат с исходником и переложит разницу на когнитивные способности уличной системы распознавания. Развлекайтесь, в общем, а я пока подготовлю камеру…

Битые полчаса я просидела, выкручивая ползунки. Я вращала эту виртуальную голову, испытывая странное чувство — я будто стала собственным творцом. В моей власти было создать свою новую внешность, и я придирчиво, со всех сторон осматривала каждый миллиметр, каждый малейший изгиб. Крутила голову то так, то этак, разглядывая каждый волосок, каждую пору на коже. Двигала ползунок и снова крутила голову. Наконец, когда хозяйка мастерской визуализации уже сидела на диванчике и от скуки листала планшет, я сообщила:

— Готово.

— Давайте сравним, — воодушевилась девушка и поднялась с места.

Пара щелчков манипулятором — и на экране появились две головы. Девушка слева выглядела измождённой и уставшей, явно старше своих лет. Тогда как правое изображение смотрело вперёд с уверенностью и спокойствием. Каждая из черт лица по-отдельности изменилась совершенно неуловимо, но передо мной теперь были два совершенно разных человека.

— Отлично! — Аврора хлопнула себя по коленкам. — Процесс будет выглядеть так: вы ляжете в сомапластическую камеру под общий наркоз. Операция автоматическая, робот будет работать примерно сутки. Прежде чем мы начнём, вы должны пообещать мне — о том, что здесь происходит, не должен знать никто. Я изменение вашей внешности не регистрирую в Системе только потому, что меня об этом попросил Фёдор.

— Обещаю. Ваша неоценимая услуга останется в тайне, что бы ни случилось.

— В таком случае, раздевайтесь. И не забудьте сходить в уборную…

Подготовившись, я проследовала в смежное помещение. Словно пластиковый гроб, вдоль стены тянулась синяя капсула сомапластической камеры. Полукруглая крышка была поднята, под её дном ощетинились десятки сложенных суставчатых стальных пальцев на полозьях с разнообразными инструментами на кончиках. Иглы, шприцы, головки гибких зондов. Десятки датчиков, аккуратные пучки тянущихся проводов, какие-то трубки…

Это устройство чем-то напомнило шипастый саркофаг — «железную деву», пыточное орудие средневековья. Немного помедлив, я собралась с духом, аккуратно перешагнула бортик и приняла горизонтальное положение. Крышка с механическим гудением закрылась, и меня окутала тьма…

Прошло, казалось, несколько секунд, но организм не обманешь — желудок яростно зарычал в животе, требуя пищи, и почти сразу же крышка «гроба» медленно поднялась. На меня очень внимательно смотрела сквозь глазок цифрового монокля Аврора, держа в руках диагностический фонарик.

— Ну как вы тут, не соскучились? — спросила она и принялась разглядывать меня со всех сторон, поворачивая мою голову то в одну сторону, то в другую, аккуратно притрагиваясь то к щеке, то ко лбу.

— Не соскучилась, но изрядно проголодалась. И голова болит…

— Это же хорошо. Значит, вы живы и в здравии. Готова поспорить, у спящей красавицы из небезызвестной сказки голова не болела… Я вижу, всё прошло удачно. Одевайтесь и знакомьтесь с собой, зеркало там. Первое время будет непривычно.

Она деликатно вышла, а я оделась и подошла к зеркалу. На меня смотрела совершенно незнакомая девушка. Неужели это я? Проведя рукой по скулам, я ничего не почувствовала — кожа была гладкой, но онемевшей, чужой. Я пригляделась и увидела россыпь маленьких точек, словно дырочек. Симметричные, они образовывали словно бы пунктирные линии — по уголкам щёк, над бровями, под подбородком, у сводов нижней челюсти… Проколы от подкожных манипуляций, которые, если не вглядываться, походили на едва заметную, ненавязчивую боевую раскраску какого-нибудь первобытного племени.

Из соседнего помещения раздался голос:

— Следы затянутся через денёк-другой. Советую некоторое время отсидеться и не отсвечивать под камерами. Мало ли что…

— Да теперь меня не то, что камеры — даже родная мама не узнала бы, — пробормотала я.

Через несколько минут я аккуратно подвела глаза, вывела стрелки и нанесла на губы неброскую помаду. Шрам был скрыт под волной гладких блестящих волос до плеч. Покрасовавшись немного перед зеркалом, я осталась довольна своим отражением, которое наконец-то приобрело человеческий вид, и к которому я постепенно начала привыкать.

Я покинула частный салончик с флаконом рефракторного средства для кожи, выбралась на крыльцо и в очередной раз поблагодарила технический прогресс, который, как оказалось, пробрался в самые отдалённые уголки цивилизации. Тут же раздался автомобильный гудок — Фёдор уже ждал меня, сидя в заведённом джипе…

Пообедав бутербродами с яйцом прямо в машине, мы с Фёдором отправились по домам отшельников и провели в разъездах весь оставшийся день. Я немного жалела о том, что нужно продолжать путь. Хотелось осесть в этих славных местах, где технический прогресс не убил, не выхолостил ценность человеческой жизни и жизни вообще. Где можно было погреться у камина за непринуждённой беседой, а вечером выйти на крыльцо и вдохнуть свежий зимний ветер, несущийся сквозь поля в неведомые дали. Где меня ждали, и я была желанна — не потому, что хотели использовать в своих целях, а потому, что рассчитывали на мою помощь. Здесь было тихо, и эта первобытная тишина рождала спокойствие и ощущение единения со всей огромной Вселенной. Однако, для меня это был чужой мир — и Екатерина, жена Фёдора, каждым своим взглядом давала мне это понять…

Переночевав в гостиной в последний раз, наутро я собралась в путь. В ванной пластырем я прилепила к мембране нейра чип-кодировщик, который Фёдор вручил мне в качестве награды за труды. По заверениям мужчины, чип «глотал» все сканирующие сигналы и делал меня невидимой для любых беспроводных устройств.

Одежду — ботинки, футболку, свитер, тёплые камуфляжные штаны и куртку — Фёдор оставил мне, снарядив в дорогу рюкзак со съестными припасами.

Я спустилась с крыльца. Морозный воздух пощипывал кожу, было свежо. Отличный денёк, чтобы прогуляться…

— Эй, ты пешком что ли до Москвы пойдёшь?

Я обернулась. Фёдор, на ходу влезая в ватник, шёл за мной по снегу.

— Давай я тебя подброшу до Станции, оттуда будет легче продолжить путь.

— Я только за!

Машина плавно покачивалась на неровной дороге. Мимо, сливаясь с молочно-белым небом, проплывали монотонные снежные барханы, забрызганные чёрными кляксами облезлых деревьев и жухлых кустиков. Из динамиков под гитару завораживающе пел мощный хриплый голос:

От родных тополей

Нас суровые манят места,

Будто там веселей.

Неспроста, неспроста…

Как нас дома ни грей,

Не хватает всегда

Новых встреч нам и новых друзей;

Будто с нами беда, будто с ними — теплей.

Как бы ни было нам хорошо иногда,

Возвращаемся мы по домам

Где же наша звезда?

Может, здесь. Может, там…

Фёдор закурил, приоткрыл окно и поинтересовался:

— Так и будешь молчать? Рассказывай, не секретничай. Как ты докатилась до жизни такой?

— Мне теперь не отвертеться, да?

— А то! Ты мне теперь по гроб жизни обязана, так хотя бы расскажи о себе. — Фёдор искоса поглядывал на меня, крутя руль.

Уставившись на дорогу, я погрузилась в воспоминания. Очень странно — память подбрасывала события вразнобой — последняя неделя, круто изменившая мою жизнь, отпечаталась в голове яркой вспышкой, вплоть до мельчайших деталей. Но чем дальше — тем более туманными были воспоминания. Словно вырезанные канцелярским ножом, в памяти оставались лакуны. Я почти ничего не помнила о поездке на Каптейн в поисках виновников резни в интернате, зато отчётливо помнила лица Отто и доктора Хадсона. Пребывание на Пиросе в доме дяди Алехандро наполовину заволакивал туман, тогда как собаку по имени Джей, моего лучшего друга со времён Кенгено, я могла вспомнить в мельчайших деталях. Что ж, я имела в своём распоряжении не больше того, что предоставила мне память…

Я всё же решилась открыться этому человеку, и начала с того момента, когда нам поручили раздобыть диковинный артефакт — очередную причуду богатого владельца подпольной коллекции, решившего дополнить её необычной таинственной вещью, слухи о которой были чудовищно преувеличены. Или не преувеличены? Как знать… Самая ценная вещь в Секторе — так мне тогда сказали, и я восприняла это за чистую звонкую монету, согласившись по-быстрому заработать солидную сумму денег. «Сгонять до Музея и обратно», как выразился Марк…

Профессор, Врата, Институт и скорый поезд в заснеженных Алтайских горах, несущий меня к зияющему обрыву. Теперь я, потеряв всё, словно слепой котёнок, ползла на свет, имея единственный ориентир — имя московского профессора астрофизики. Как он связан с этой историей и чем он сможет мне помочь?

— Движение ползком — это тоже движение, — проговорил Фёдор. — Как сказал один мудрец, половина людей сдаются на пути к своей цели, потому что никто не сказал им: «Я в тебя верю, у тебя всё получится». Так вот — я в тебя верю, Лизавета.

Машина подскочила на очередном буераке, и из-за холма показалась Станция, торчащая на фоне раскинувшейся перед нами обширной, наполовину заставленной огромными тягачами стоянки для фур. Станция представляла собой монументальную башню грязновато-белого цвета, слоёным пирогом уходящую в высоту на добрые триста метров. Вся её верхушка была усеяна антеннами, техническими коробами и яркими сигнальными огнями, стены пестрили неоновой рекламой, а вокруг россыпью стеклобетона ютились здания поменьше, соединённые друг с другом крытыми стеклянными галереями.

Людям, которые выбирались из городов-крепостей по мере того, как после Большой Войны радиация сходила на нет, необходимо было восстанавливать транспортные связи, и такие транзитные комплексы положили основу послевоенным связующим новый мир артериям. Внутри опутанного подъездными дорогами и окружённого широкими складскими ангарами комплекса располагалась целая куча магазинов, паркинги, номера «на час», кинотеатры и игорные заведения, а в стороне разноцветными огнями переливалась огромная заправочная станция для автомобилей и глайдеров.

В этом месте бетонное шоссе пересекалось с воздушной трассой, и наземные легковые и грузовые машины, двигаясь по сложной и запутанной развязке, съезжали с шоссе, чтобы после короткого перерыва отправиться в путь, а аэромобили вплывали прямо внутрь комплекса через широкие проёмы в стенах, вылетали оттуда и с гулом уносились ввысь, вливаясь в нескончаемый поток гудящих, словно стая саранчи, глайдеров.

Перед самым выездом на шоссе, с которого впереди можно было уйти на развязку до Комплекса, нам пришлось остановиться — сверкая мигалками, путь нам перерезала полицейская машина. Сердце моё ушло в пятки, я сползла с сиденья на пол, стараясь укрыться за торпедой, спрятаться, исчезнуть, но некоторое время ничего не происходило — никто не собирался меня искать.

Через полминуты слева возникла приземистая многоколёсная каракатица — чёрный беспилотный грузовой тягач тащил за собой громоздкий полуприцеп, на котором вплотную друг к другу были уложены чёрные же трапециевидные модули с лаконичной эмблемой — перевёрнутой белой пирамидкой. Тягач ушёл вперёд, а следом за ним появился следующий. И ещё один, и ещё… Прямо над нами неторопливо просвистел такой же угольно-чёрный аэрофургон и пяток полицейских глайдеров сопровождения, а колонна всё не кончалась.

— Опять спецура свои секреты таскает, — проворчал Фёдор. — Туда-сюда, и обязательно с полным перекрытием движения. Нам ещё везёт — мы сейчас соскочим на съезд, а тем, кто дальше едет, так и тащиться, пока колонна не свернёт.

Синие мигалки били по глазам. Полицейскому в джипе сопровождения не было до меня никакого дела — он просто ждал, пока пройдёт колонна, чтобы затем перекрыть очередной участок на пути следования.

— А что везут? — с явным облегчением спросила я.

— Да кто его знает, что везут… Много болтают про эти колонны — то ли внутри инопланетяне, то ли человеческое мясо, а то и секретное оружие. Одно могу сказать — такая охрана неспроста. Видишь вон тот летающий фургончик? Вот там сидят операторы беспилотников. Если шибко интересно — можешь спросить у них, а мне без разницы. Пока это меня никак не касается…

Колонна тем временем миновала эстакаду, и сразу за парой замыкающих полицейских внедорожников потянулся плотный поток машин. Кое-как вклинившись в лавину автомобилей, через полкилометра мы соскочили на эстакаду и, словно на американских горках, прокатились по многоуровневым подъездным дорогам. С непривычки можно было запросто заблудиться среди этих разъездов и эстакад…

Подкатив машину под бок одного из зданий Комплекса, Фёдор повернулся ко мне и спросил:

— Тебе ещё что-нибудь нужно? Давай, денег в дорогу дам…

— Вы и так мне уже сильно помогли, — попыталась я возразить.

— Не упирайся, тебе они понадобятся. Путь неблизкий, задача стоит не из лёгких.

Он достал кошелёк, выгреб оттуда всю наличность и протянул мне. У меня навернулись слёзы на глазах, я взяла деньги и сунула их в карман, перегнулась через подлокотник и обняла Фёдора уцелевшей рукой.

— Ну-ну, хорош, — засмущался он. — Любой бы сделал то же самое на моём месте.

— Далеко не любой. Спасибо, Фёдор Иванович!

Я открыла дверь и вышла из машины. Сверху нависала громада здания, в воздухе стоял непрерывный гул и шум проезжавших и пролетавших машин. Звучали сигналы, многочисленные пешеходы с сумками и без сновали туда-сюда. Кто-то готовился встречать праздник, а для кого-то это был очередной рабочий день.

Я поправила рюкзак, одёрнула куртку и застегнула молнию, словно пряча под ней кого-то. Быть может, старую себя. Сделала глубокий вдох и шагнула вперёд, ко входу в комплекс, в гулкий поток людей. Встречай меня, дивный новый мир…